bannerbanner
Полное собрание сочинений. Том 4
Полное собрание сочинений. Том 4полная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
32 из 34

Начнём с низов. Разгул воровства такой, какой нам и не снился. Рабство. Убийство раба наказывалось чисто символически, жестокое же обращение с рабом, а равно и с наёмными рабочими (а ведь тоже люди) считалось нормой. Порка никого не удивляла и была в порядке вещей; на отца, который не бил сына, смотрели бы как на юродивого. Казнь пред всем честным народом, на главной площади, была едва ли не главным развлечением. И никому не становилось плохо, никто не закрывал глаза, а только радостно смотрели и одобрительно (а может негодующе, но какая здесь разница?) кричали. Детские игры, вроде бросания камнями и драка палками, как безобидная игра в войнушку. Драки с поножовщиной, убийствами. Выпили, подрались, убили, плюнули и снова пошли пить. И это было в порядке вещей, особенно в портовых городах. А войны? Стрелять из автомата и драться в толпе с мечами, пиками, дубинками – это две очень большие разницы. Выстрелить куда-то там может едва ли не каждый, а вот пойти в рукопашную, да со всем этим средневековым оружием, на это сегодня мало кто отважится. По крайней мере, история локальных войн XX века знает достаточно случаев, когда у враждующих сторон заканчивались боеприпасы, и они отступали. Заметьте, не шли в рукопашную, а отступали, ибо боялись, да и не каждый сможет убить вот так, всё видя. А тогда ничего, могли, в порядке вещей.

Или высшее общество. Честь – это, по большей части, бравада. На деле все замечательно друг друга подсиживали, без зазрения совести убивали (и частенько не самыми гуманными способами) врагов. И кто там кого уважал? Боялись только денег и власти, за спиной же сплошная ненависть, интриги, слухи.

И разве ж было не так? Не воровали, не казнили прилюдно (и всегда с аншлагом), не воевали так и проч.? Всё это было. Люди в то время были куда более жестокими по отношению друг к другу, нежели сейчас. Сегодня только последние отморозки могут убить и потом продолжить пьянствовать. Чтобы дети ради забавы кидались камнями? Да через минуту они разревутся от боли и от стыда. Или как бы вы повели себя, если бы увидели казнь? Да вас бы, такого жестокого и бессердечного, стошнило бы, и потом вы ещё месяц кошмары бы видели. А чтобы рабочих бить (даже если они ничего и не сделают; вроде гастарбайтеров), да где это видано? О каждом случае в газетах пишут. Или чтобы лупить своего ребенка… Какие жестокие методы воспитания!

В общем, мы стали куда мягче, терпимее и добрее друг к другу. Жестокости в нас несравненно меньше, чем в людях средневековья. Той же благотворительностью сейчас уже никого не удивишь, а в средние века? Если такое явление и было, то уж точно – это единичные случаи. Сейчас мы вовсе не такие бессердечные, как кажется многим. Мы слабые (развращённые цивилизацией), добрые и заботливые. На сегодняшний день отношения между людьми несравнимо лучше тогдашних.

Мне могут возразить, мол, посмотрите сколько убийств! Но в процентном соотношении со средневековьем, у нас убийствами можно вообще пренебречь. О каждом же случае в газетах пишут. Или возмущаются, что жестокие дети издевались над кошкой, такой случай! Да, случай из ряда вон, тогда же домашних животных и на улицу не выпускали, дабы их кто-нибудь не прибил и не замучил. Или самосуд, часто ли он у нас встречается? Сенсация, если вдруг! А если и случается, то потом вспоминается с содроганием. А тогда… Самосуд – нормальное явление, а казнь никого даже не удивляла, не говоря уже о том, чтобы повергнуть в шок и трепет.

Короче говоря, полагать, что ранее человек был менее жестоким может только летающий в заоблачных далях гуманист, дабы он имел право воскликнуть «Куда катится мир!». Но мы, на самом деле, по своим моральным качествам, не ухудшаемся, а только улучшаемся; мы не катимся под гору, а медленно, но уверенно карабкаемся на самый верх. Мы стали добрыми (относительно) и продолжаем добреть. Не замечаем же мы это только потому, что эта доброта стала рядовой, она обесценилась. Но это ли не показатель прогресса? В общем, было так.


Что есть


Об отношениях между людьми в настоящее время я, по сути, говорил только что, потому будем считать, что с этой сферой мы разобрались. Таким образом, остаётся ещё три сферы нашего с вами бытия. Но и по поводу остальных сфер хотелось бы повозмущаться. Ведь как же плохо всем живётся! На красную икру денег хватает, а вот на чёрную – нет. Нищета! А как власть давит! Говорить можно всё, что угодно, а вот голый зад в окошко президента показать нельзя. Тоталитаризм! И как же у нас плохо с творчеством! Хорошего писателя днём с огнем не сыщешь. Ужас, а не жизнь. И, естественно, с каждым днём жизнь только ухудшается… Ну что за чушь?

Даже в России, не самой передовой державе, на среднюю зарплату можно очень даже неплохо питаться. Хлеб, картошку, макароны, соленья-варенья никто уже и за еду не считает. Конечно, это не предел совершенства, но когда говорят о нищенском существовании… Извините меня, это значит, либо ты дурак, либо зажрался. А скорее всего и первое, и второе. В Европе (коли уж я говорю, прежде всего, о Европе) вопрос о еде, тем более о скудной еде и голоде вообще не стоит. Даже диковинки и те ни во что не ценятся; приелись. С одеждой, бытовой техникой, автомобилями – тоже никаких проблем. И плохо живётся! Как те эмигранты во Франции: в доме стоит кинотеатр, компьютер, на доходяг никто не похож и всё это на одно голое пособие. И ещё бунтуют! Жизнь плохая! Заелись мы с вами, господа-товарищи, достаток, невиданный за всю историю человечества, и в грош не ставим, не замечаем его. А он есть!

И государство. Институт демократии рушится, тоталитарные наклонности усиливаются… Это какой же тоталитаризм, если зарплату по первому требованию не подняли (забастовка авиаслужащих в той же Франции), а подняли только после забастовки! Совсем народ власти безразличен, только о себе власть и думает. Да даже в начале XX века, не говоря уже о средневековье, всех бунтарей просто-напросто уволили бы. А еще раньше – казнили и дело с концом. Но нет же, это не улучшение; всё очень плохо.

А с творчеством? Художников нет? А вы много смотрели? Писателей нет? Да хоть пруд пруди; в кого ни ткни, попадёшь либо в писателя, либо в музыканта. Некачественно? Перевелись? Нет, просто не издаются. Издаётся же ширпотреб, но что уж поделать, если это у нас и читают? Думаете, появись сейчас второй Достоевский, и он тут же стал бы популярным? Чудо, если его вообще заметили бы, среди всей этой толпы. А если бы и заметили, кто его стал бы читать? Вот Маринина, Донцова – это вещь, а Достоевский… тягомотина какая-то. Вы сами ничего не видите и хотите чего попроще (т.е. ерунду), а потом возмущаетесь, почему никого не видно, и везде одна ерунда? Уж чего-чего, а творческих работ (и во всех видах искусства) у нас хоть отбавляй. Не видно же их именно потому, что их слишком много. Вот будет посреди пустого поля расти три плохоньких подсолнуха – заметите. А увидите ли вы хоть сто замечательнейших подсолнухов среди подсолнечного поля? Вряд ли. Ибо что на них смотреть, на эти подсолнухи, если их море? Надоели, безразлично.

В сравнении со всеми предыдущими эпохами наше время характеризуется невиданным достатком, вопиющей свободой и практически безграничными возможностями как для того чтобы творить, так и для лицезрения чужого творчества. Не забудьте, что к нам так же относится неслыханная доселе доброта и отзывчивость. И всё это, заметьте, совершенно объективно. Сравните нынешний доход (и цены) в Европе с доходами средневековья. Даже сравнивать как-то неудобно, так же с качеством государства, так же с объёмом творческих работ (не говоря уже о количестве творческих людей), так же с отношениями между людьми. По правде сказать, я даже не представляю, как надо исхитриться, чтобы утверждать, что в прошлом было лучше.

Но почему же тогда все недовольны?

Во-первых, что за недовольство. Это недовольство на словах, в «глубине души» всё всех более или менее устраивает. Когда люди недовольны властью – происходят бунты и революции, у нас же сейчас и близко такого нет, хотя на словах все возмущаются как никогда раньше. Но это недовольство надуманное, оно не от плохой жизни, а от свободы слова и оттого, что принято власть не любить. Так же обстоят дела и с недовольством в других сферах. Были бы недовольны на самом деле, не сидели бы сложа руки.

Во-вторых, потому что человек всегда хочет большего, он всегда недоволен. Человек будет требовать больше и всё ему будет мало. Даже когда у него будет всё, что только можно себе представить, он всё равно сначала будет недоволен, потом поймёт, что у него есть всё и… снова будет недоволен, что теперь не к чему стремиться. Довольство для человека – это состояние-исключение; в то время как недовольство жизнью состояние вполне обыденное и естественное.

И, в-третьих, мы недовольны (и это первый толчок, первопричина), потому что мы не замечаем того, что имеем. Замечали бы – успокоились (пусть не полностью, но значительно). Вот когда ты съедаешь один кусок хлеба в день – он заметен; когда ешь всякие вкусности без остановки, они и незаметны. Или если ты умудрился раз в жизни найти хорошую книгу, ты будешь получать настоящее удовольствие от чтения и долго её не забудешь, а когда книг (и хороших, и не очень) хоть … ешь, то что ты там среди них заметишь? На то он и прогресс, что обесценивание; на то и прогрессивное общество, что никто ничего не замечает и не ценит. «Так и надо, так и будем жить».

Таковы современные условия. Такая вот «плохая» у нас жизнь. Однако же не о хорошем или плохом отношении у нас сейчас идёт разговор, а о прогрессе. И, исходя из прошлого и настоящего, линия прогресса чертится довольно просто и предсказуемо. Иначе говоря: дальше – больше. Вот и вопрос: куда больше? Что ждёт нас в будущем?


Что будет


Давайте же продолжим намеченную линию и увидим, что будет после. Проще всего в материальной сфере: всё больший и больший достаток. Еда – какая угодно; вся техника по последнему слову. Общество потребления в своём расцвете. Уже сейчас в развитых странах любимое хобби – шопинг. Что дальше? Смысл жизни и сведётся к тому, чтобы купить. Самое новое, самое качественное и чтобы лучше, чем у соседа. А как иначе? Куда-то ведь деньги девать надо. Кстати, и деньги обесценятся тоже. Это раньше над златом корпели, да и сегодня деньги ценят, ценят и хорошую работу. Ибо нет работы – нет денег, а нет денег – многого себе не позволишь. Однако уже сейчас на пособия по безработице, на пятую часть средней западной зарплаты можно вполне сносно жить. Есть разница, когда получаешь деньги, и не хватает даже на пиво по праздникам, и когда денег хватает на дешёвое пиво, но хоть каждый день. Тут деньги ценятся. Но разница, когда можно пить каждый день простенькое пиво или каждый день дорогущее, уже не такая разительная. Если на хорошую жизнь хватает 1000 у.е. (в России), то эти деньги в сравнении со 100 у.е. ценишь. Если же получать 5000 у.е., то эти деньги и не ценятся, ибо большую часть из них тратишь впустую; лишь бы потратить, они не необходимы. Зарплаты же, доходы растут, и деньги, естественно, обесцениваются (в аксиологическом плане). И вроде бы ничто не указывает на то, что доходы снизятся. Как следствие, в будущем и еда, и товары, и сами деньги обесценятся настолько, что по этому поводу просто перестанут думать. Хотя желать большего всё же будут, но это уже не от физической необходимости, а исключительно от ВКС; самоутверждение такое. Впрочем, с обесцениваем денег и таковая цель ВКС будет отмирать. Ведь зачем желать того, на что никто всё равно не обратит внимания? И к слову сказать, этот процесс уже начался в развитых странах. Уже сегодня в Европе людей, желающих (имеющих главной целью) разбогатеть куда меньше, чем, например, в начале XX в. «Лёд тронулся». Так что в ближайшем будущем стремление заработать как можно больше денег отомрёт, или, по крайней мере, значительно уменьшится, на радость всевозможным гуманистам. Но какие же цели будут вместо этого?

Цели перейдут в разделы творчества и секса. С сексом – дело понятное. Его основа (физиология) известна, и эта цель никуда не денется так же, как и желание вкусно поесть. А в условиях простоты достижения, в условиях больших возможностей эта цель будет только усиливаться. Тут даже страшно представить, что будет завтра. Но не менее страшно и то, что будет с творчеством. Если уже сейчас продукты творчества так обесценились, то что же будет через пару сотен лет? Как сейчас совершенно не удивляет нормальная внешность (в смысле хорошей причёски, целых зубов, чистой кожи и т.д.), так же скоро перестанут удивляться, что кто-то пишет, рисует или музицирует. Но благодаря СМИ, шоу-бизнесу, эти творческие цели долго не сойдут со сцены. В условиях огромных возможностей, различного рода писателей, художников, музыкальных групп… будет такое количество, что на них просто перестанут обращать внимание. И увлекаться этими делами будут также: побаловался годик-другой и хватит. Сегодня, и то состояние очень близко к этому тотальному обесцениванию искусств, а уж завтра…

А ещё люди покультурнее возмущаются, что молодежь не интересуется искусствами. Вообще-то творцов немерено, но кто из людей постарше обращает на них внимание? Им (нам) всем грош цена. И молодежь нетворческая так же: зачем обращать внимание на то, что ничего не стоит? Всё правильно: иного и быть не может.

Но если все (или почти все) цели ВКС существующие ныне обесценятся, то к чему же стремиться? Тут существует две области действия: в молодости – «нереальная реальность»; в зрелом возрасте – работа. Иначе говоря, в молодости – игры, постарше – карьера. Так уже началось. Так и будет продолжаться. И это самое лучшее, ибо и безопасно (как для человека, так и для общества), и эффективно.

В общем, весь этот процесс смещения целей уже идёт вовсю. Далее акценты сместятся окончательно (сейчас только начало и еще сотню-другую лет будет переходный период), и будет так, как сказано выше. Другие же цели… Материальные ценности – обесценены. Творчество – обесценено. Хотя, казалось бы, если акценты с творчества уйдут, оно приобретёт ценность. Но этого не будет. Как только какое-то искусство вновь приобретёт вес, в него тут же будет устремляться куча желающих и далее вновь обесценивание. Будет шатание около этого апогея бесценности (в буквальном смысле), но ценности от того не прибавится. Думаете, как же так, если все (или почти все) ударятся в карьеру или в игры? А много ли надо для обесценивания искусства? Сотня человек в одной стране, занимающихся одним делом уже обесценивает это дело (речь только о творчестве) в пух и прах. В процентном соотношении к обществу – мелочи, второсортные цели, но для искусства вред непоправимый.

А что же с самим обществом? Каковы здесь отношения? С одной стороны, хорошая жизнь порождает эгоизм. Обесценится не только всё, но и все, кроме, естественно, моей (такой хорошей) жизни. Но это внутри, а снаружи… благодать. Никто никому слова грубого не скажет, все друг друга уважают, все друг с другом дружат. Как такое возможно? Посмотрите на США: собственнические наклонности, как нигде в мире, эгоизм процветает, но как все друг к другу относятся! Сплошная забота и сплошные улыбки. И это самое начало мира будущего. Далее все будут ещё более добрыми, т.к. будут ещё более слабыми. Слабыми, т.к. трусливыми. Трусливыми, т.к. ВКП в расцвете. ВКП в расцвете, потому что жизнь хорошая. Элементарные причинно-следственные связи. Только ВКП не хочет проблем и не хочет рисковать, а потому взаимопомощь будет (ведь не откажешься), но «сквозь зубы»; сострадание так же. Зато всех будет бросать в обморок при виде крови, а об убийстве и помышлять станет страшно. Добрый, слабый эгоист – вот человек будущего.

Но как же делать карьеру с таким «багажом»? Очень просто: за спиной. Подсиживать, плести интриги, при встрече же улыбаться и крепко пожимать руку. А если жертва интриг и увидит… Что он сделает? Ведь он такой же слабенький и добренький. Иначе говоря, здесь произойдут большие количественные изменения (в поведении), но по сути всё остается на своих местах. Только, если где-то в раннем средневековье, желая занять чужое место, и морды били друг другу (я говорю о низах) и убить могли; в общем, действовали открыто и смело, то в будущем будет «по-доброму»: скрытно и за спиной. Но какая, в сущности, разница?

Кстати, войн не будет, в нынешнем понимании войны. Экономические, политические, компьютерные – это завсегда, а вот массовые убийства – вряд ли. Слишком слабы, слишком трусливы, слишком добры и слишком привязаны к своей замечательной жизни, чтобы всё бросить и пойти убивать. Ещё могут быть локальные войны с отсталыми обществами; с людьми, ещё не ставшими людьми будущего, но это до тех пор, пока глобализация не сравняет всех. Дальше – никаких смертоносных войн; мир, спокойствие и доброта.

И вся надежда на спасение в государстве. Здесь тот случай, когда что не могут все, то может один человек; надо только дождаться этого тирана. Впрочем, надо бы по порядку. В ближайшее время демократия будет процветать. Но не к тому стремится человек. Человек не хочет думать, а потому он хочет тоталитаризм, но «хороший». Ведь он хочет, чтобы ему всё преподносили на блюдечке. Так что «хороший» тоталитаризм, в конечном итоге, и настанет. Как? Очень просто. Когда отпадёт необходимость в оппозиции. Необходимость же отпадёт, когда все основные вопросы в организации жизни общества разрешатся, а этого ждать не так уж и долго. И уже не будет споров, непреклонных мнений. Можно спорить, когда один говорит (в голодном обществе) «кормить из бюджета», а второй говорит «не кормить». Тогда нужна и оппозиция, и демократия. Но когда все сыты и будут сыты, то о чём ещё может быть спор? И один говорит «пусть», и второй поддакивает. Расхождения минимальны, а по минимуму можно договориться. Когда всё идет хорошо, прения утихают. Да, демократия останется, но только на бумаге. Наверху, у власти, всё равно борьбы уже не будет; будет единство. Иначе говоря: будет одна (т.е. тотальная) власть. А мнения людей… Люди, разумеется, будут видеть это «безобразие», но зачем возмущаться? Что не устраивает? Все возмущения и будут ограничиваться одними словами, до дела уже вряд ли дойдёт. Люди вообще перестанут интересоваться политикой. Уже перестают. Сравните заинтересованность политикой молодёжи XIX и молодёжи XX вв. Уже сейчас никому ничего не интересно. Или ещё показательный пример: митинги против войны во Вьетнаме и митинги против войны в Ираке. Масштаб войн один и тот же (приблизительно), а вот протесты ни в какое сравнение. Дальше этот «пофигизм» будет только усиливаться.

В итоги из-за хорошей жизни отпадёт необходимость в оппозиции, демократия станет чисто номинальной, на деле же будет абсолютная власть некой группы, т.е. воцарится так желаемый нами тоталитаризм. Народу же всё это будет совершенно безразлично (то самое обесценивание государственной власти). И вообще, демократия – это переходная стадия между плохим и хорошим тоталитаризмом. Это вынужденная мера, но никак не идеал. Идеал же… С тоталитаризмом государство началось, им же и закончится. Тоталитаризм, но хороший – это и есть идеальный строй государства.

Но тоталитаризм легко обращается своей второй стороной. Придёт к власти человек не очень хороший или попросту глуповатый, и конец идеальному обществу. Такое может быть, тем более на фоне всеобщего «пофигизма». Однако я бы на это не рассчитывал. В конце концов, захват власти – это не под силу одному человеку. А где взять среди людей будущего целую кучу людей настоящего? Вряд ли так рухнет наше будущее общество. Оно и само себя замечательно истребит; поголовная слабость и отупение ещё никогда не способствовали жизни.

Впрочем, последнее – это уже совсем далёкое будущее. Это то время, когда и ВКС отомрёт (отсюда – слабость, безволие, трусость; из-за отсутствия желания к новому не будет и движения вперёд, т.е. развития и преобразования опыта, а итог этому один – отупение), ведь хорошая жизнь – друг ВКП, но заклятый враг ВКС. Ибо к чему стремиться, если всё есть? И в то же время, как от всего этого отказаться? Так будет, но ещё позже. Это уже апогей в развитии человека; даже не человека будущего, а пост-человека.

Кстати, о человеке будущего. Хорошо, общество такое, но какие мы? Мы же добрые, слабые, глупые, больные и похотливые. С первыми тремя характеристиками уже должно быть понятно. Больные, потому что медицина высокоразвита. Даже сейчас в Европе такой процент диабетиков, что только диву даёшься. Но все живут и плодят новых диабетиков. Диабет очень скоро станет обычной болезнью всех и каждого. Так же с кучей других заболеваний. В будущем без медицины человек и недели не проживёт; мы все будем больны с ног до головы. Хотя это будущее ещё не столь отдалённое. Позже человечество научится лечить болезни на генном уровне, и тогда человек станет здоровым как никогда. Так же и с похотью. Если нет никаких целей, то уж эта (секс) завсегда займёт пустое место. Но тоже ненадолго; со временем и от этого истока нервозности и беспокойства человек избавится. В итоге, опять повторюсь, человек станет беспомощным, безвольным и тупым. Почему? Об этом я уже говорил. Но могу и напомнить: от хорошей жизни ВКС отомрёт, а одно ВКП – это именно беспомощность и тупость.

Такое нас ожидает будущее. И его истоки замечательно прослеживаются уже сейчас. Но ведь этого мы и хотим: спокойствия, стабильности, достатка и кучи удовольствий. Более того, с этим ничего не поделаешь. Как с теми же болезнями: скоро действительно мы все станем диабетиками. Плохо? Конечно! А что поделать? Запретить диабетикам иметь детей? Ведь только так (генная инженерия не в счёт, не о том речь). Но сами понимаете, это невозможно, такое всерьёз даже никто и не предложит. А значит, так оно и станет. Правда будет со множеством «если». К примеру, если мы вдруг будем осваивать другие планеты, если человечество выйдет за пределы Земли, то 1) это борьба со стихией, это новые возможности, т.е. стимул для ВКС; 2) глобализм спадёт на нет, а без него такое общество не построить. Как следствие, ничего этого уже не будет, а если и будет, то не в таком масштабе и через гораздо больший промежуток времени. Или если на планете останутся общества, не поддающиеся глобализации; если их упустить, не истребить вовремя, то снова такого будущего не будет. И т.д. Короче говоря, вышесказанное необязательно. Кто знает, какие завтра будут условия? Но если человечество поборет (что скорее всего, ибо до того всегда бороло) все факторы, сбивающие наше последовательное развитие, то в конце концов общество обязательно станет таким. Исчезнут ли когда-либо препятствия – не знаю, зато я прекрасно знаю, что будет, если они всё-таки исчезнут. И будет так.


Идеал


Но каков же общественный идеал? А вот он и был! Отбросьте свою нынешнюю оценку и посмотрите правде в глаза. Мы хотим этот мир. Ведь кто не хочет много и вкусно есть? Кто не хочет, чтобы было хорошее отношение между людьми? А кто хочет думать за власть? Кто хочет лишние проблемы и лишнюю суету? Вот вам и итог: достаток, тоталитарная власть и не к чему стремиться.

Идеал был придуман человечеством задолго до философов-гуманистов. Рай – это идеал. Когда всё есть, нечего делать, а организует всё это один бог, не вмешивая тебя. Видите характерное? О том и речь. И этот рай, в таком виде – это придумка не одних христиан и не одних европейцев. Этот идеал, с несущественными изменениями, встречается во всех религиях и всех учениях, если в них вообще допускается нечто «раеподобное». Или, если хотите, можно сравнить этот идеал и коммунизм. В идеале, вся власть партии (народу – это загнули; народу власть не нужна), любовь, равенство, братство и общественная собственность. Всё есть. Думаете, нет равенства? У всех всё есть, и всё может быть. Неравенство в постах, в доходах, конечно, остаётся, но кого оно волнует? Это отходит на второй план. На бумаге неравенство, а жизни у всех одинаковые. Разница минимальна и непринципиальна. И общественная собственность… Нет, собственность останется частной, ибо того желает и ВКП тоже; от частной собственности человек никогда не откажется. Но что на деле? В условиях обесценивания этой самой частной собственности отношение к ней можно приравнять как к общественной. Вот у вас на работе есть своя ручка, у каждого есть своя ручка. Но если её у вас кто-нибудь позаимствует и забудет вернуть, вы сильно расстроитесь? Вы и внимания на это не обратите; купите новую (ей рубль цена) или так же займёте у соседа. Иначе говоря, отношение к ручкам на этой работе как к общественной собственности. Они чьи-то, но отношение к ним как к ничьим; они как общественные. И всё потому, что они не ценятся. Вот если ручка, да в сталинском лагере, тогда она моя; об общественном и речи быть не может, ибо она ценится. Думаете, дело не в ценности, а в стоимости? Это вопрос уровня и не более того. Если у всех ручки по 1000 р. за штуку, то опять же, какая разница, у кого какая (чья) ручка? В общем, в условиях обесценивания отношение к частной собственности становится как к общественной. Или: на бумаге – частная, а на деле – самая настоящая общественная. Коммунизм, да и только. Хотя, попрошу заметить, если рассматривать идеал коммунизма не по проявлениям, а в своей основе, то коммунизм, конечно, это бред; такое общество даром никому не нужно. Но по проявлениям, по внешнему виду, коммунизм – это тот же рай, тот же идеал демократии и та же сокровенная цель любого человека.

На страницу:
32 из 34