полная версияПолная версия
Полное собрание сочинений. Том 2
Часовой вбежал неожиданно.
– Товарищ майор, товарищ майор!
Соломин вскочил, но, не услышав никакой стрельбы, сразу успокоился.
– Ну, чего ты орёшь?
Часовой показывал пальцем в направлении гаражей.
– Там…
– Отставить, рядовой! Докладывать по уставу!
– Товарищ майор, там Серё… младший сержант Конев…
– Не понял.
– Кажется, он убит.
– Чего?!
Соломин в миг проснулся и, взяв автомат, выскочил из кабинета.
– Вон там, за углом.
– Пили вчера?
– Никак нет, товарищ майор.
Соломин направился к гаражам.
– Я стою, смотрю: что-то пошевелилось, ну я подхожу…
Соломин зашёл за угол и едва не споткнулся о распростёртое тело.
– Твою мать! Зови врача,– Соломин нагнулся и пощупал пульс.– Нет, отставить.
– Он… мёртвый?
– Скорее всего.
Соломин повернул тело на спину.
– Да-а, с такой дыркой…
Соломин встал и тут же от стены, как раз на том уровне, где у него только что была голова, отлетели куски кирпича.
– На землю!
Солдат упал и, неуклюже сняв автомат с предохранителя, стал испуганно смотреть по сторонам.
– Что разлёгся?! Ползи!
Вторая пуля вошла в стену чуть выше спины майора.
Соломин нырнул за угол, и тут же ещё одна пуля срикошетила от стены.
– Вот козёл! Сука!
Соломин вскочил и, пробежав несколько метров, спрятался за полуразобранным уазиком.
На крик уже поднялись все солдаты и в одних трусах, но с автоматами наготове, выскочили из казармы.
– Товарищ майор!
– Куда?! Назад!
Солдаты в недоумении остановились.
– Бегом обратно в казарму! Ну!
Соломин огляделся и побежал следом.
Он вошёл и, ударив кулаком по тумбочке, уселся на первую попавшуюся кровать.
– Вот уроды, совсем обнаглели!
Вбежал запыхавшийся старлей Кривцев.
– Товарищ майор, с вами всё в порядке?
– Да.
– Хоро…
– Это что ж такое?
– Снайпер.
– Вижу, что не комбайнёр. Что у вас тут за безобразие? По своему же блокпосту пройти нельзя. Ну, я наведу здесь порядок, я им…– Соломин не находил больше слов и, ещё раз стукнув по тумбочке, замолчал.
Затянулась минута молчания.
Соломин закурил и, открыв спичечный коробок, положил его на колено.
– Конева убили.
– Точно?
– Точно.
Майор осмотрел окружающих.
– Я же говорил, ночью не выходить! Куда он попёрся?
– Покурить, наверное.
– Покурил! Дневальный!
– Я!
– Ты… Ладно, я с тобой ещё поговорю. Здесь война, а не учебка; здесь головой думать надо!
– Товарищ майор, да вы тоже… Ясно же, что снайпер офицера ждать будет.
– Ты меня поучи ещё!– Соломин на секунду замолчал.– Ладно, сглупил. Не, ну вы тоже хороши. Что этот подполковник тут делал? Мух бил? Пошевелиться уже нельзя!
– А что поделаешь? Здесь нужна хотя бы пара хороших снайперов, а где их взять? А так…
– Ладно, будут снайпера. Завтра же пришлют, никуда не денутся. А вообще-то, товарищ старший лейтенант, нужно не со снайперами бороться, а с их прикрытием. Без прикрытия они ничто, в одиночку в горах долго не проживёшь. Этот из Горного, да все они из Горного. Вот и нужно хотя бы раз облазить всё хорошенько, и дело с концом.
– Да наведывались мы, и не раз.
– Да неужели?
– Никакого толку. Ни автоматов, ни винтовок, ничего. Кого наказывать-то?
– Их. Они там все повязаны; накажи хоть одного, и все сразу заткнутся. Они понимают только силу, а вы против них улики ищете!– Соломин усмехнулся и потушил сигарету.– Надо же понимать.
– Ну, нельзя же первого встречного…
– Можно!
– Я…
– Даже не только можно, но и нужно. Парочка-другая в любом случае стоит тех ребят, которых у нас уже положили.
– Нас же всех под трибунал…
– Кто? Какой на хрен трибунал? Журналистов тут нет, начальство и само всё понимает; кому они жаловаться-то будут? А если и будут, что они докажут? Трудно, что ли, автомат ему в дом подсунуть и сказать, что убежать пытался?
– Но это же…
– Это жизни десятков наших людей, неужели они все не стоят жизни одного человека, который сам уже не знает, зачем живёт; которому жизнь уже самому не нужна.
– Ну не знаю.
– Это справедливо, это правильно.
– Это незаконно.
– Иногда закон надо придумывать самому.
– Это всё равно незаконно.
– Законно нас тут всех так перестреляют.
– Но это же тоже люди.
– А у нас погибшие не людьми были? А скольких мы ещё можем спасти ценой какой-нибудь никчёмной жизни?
– Но мы же можем наказать совсем не того…
– Все они там повязаны! Или ты думаешь, там какой-нибудь молодой мужик чист и безгрешен?
– Ну, первого встречного– это тоже как-то…
– Я и не говорю: пошли в аул грохнем кого-нибудь, кто первым под руку подвернётся.
– А что же тогда?
– Допустим, бой закончился, приходим мы в аул, сидит там где-нибудь малый весь ещё в свежем поту, о чём это говорит? Ясно же, хотя и никаких доказательств. Да и они знают за что, это мы только догадываемся.
– Не знаю.
– Тебе и не надо знать, знать должен здесь я. Нам нужна хоть совсем маленькая-премаленькая, но зацепка. Так тоже жить нельзя: в своём же доме прятаться. Правильно я говорю, бойцы?
– Да!– протянули все.
– Вот видите, товарищ старший лейтенант, все же понимают. Не всегда то, что правильно – хорошо, подумайте над этим.
– Подумаю.
Соломин кивнул.
– Всё, всем отбой!
– Ахмед.
– Да.
– Спустись в погреб, принеси вина к ужину.
– Иду.
Через несколько минут они сели за стол.
– Ты разговаривал вчера с Шамилем?
– Нет.
– А сегодня?
– Нет.
– Что-то затевается, чует моё сердце.
– Почему ты так решил?
– Ходит он какой-то… Да и сегодня утром я у них во дворе видел какого-то…– он подбирал слово,– душмана.
– Может быть, я не знаю.
– Ты точно не ходил к Шамилю?
– Точно.
– И не ходи, особенно сейчас. Этот молодой человек приехал к Услимовым не просто так. Да, сейчас лучше сидеть и не высовываться.
– Ты прав.
Ахмед доел картошку и стал разливать чай.
– Что делается, что делается… Ну, могли мы подумать десять лет назад…
– А сейчас почти все за войну.
– Это молодёжь– почти все, а мы идём у вас на поводу, как бараны.
– По-моему, ты преувеличиваешь; взять хотя бы наш аул; все ж против русских.
– Не все, да и не смотри ты на всех, что тебе все? Ты сам должен понимать, что тебе надо, а что не надо. Вот тебе нужна война, кровь, смерть?
– Нет.
– Вот так и живи. И нечего равняться на других.
– Но…
– Тебе ещё жить да жить, и помни, что у нас в роду остался только ты, так что спрос с тебя особый. Не будь так же глуп и наивен, как твой отец, брат, дядя Кожугед… Они мертвы, а чего они добились своей смертью? Ничего.
– Да.
– А если ты боишься, что тебя убьют свои же, что…
– Я не боюсь.
– И правильно. Пока я старейшина этого аула, нас и пальцем никто не посмеет тронуть. Всё-таки меня ещё уважают.
– Я смерти не боюсь, я за тебя боюсь.
– А мне что? Я уже старый, я своё прожил.
– Всё равно как-то…
– Меня не тронут и тебя не тронут; здесь беспокоиться не о чем.
– Но эти приезжие… Они ведь тебя не знают.
– Главное, чтобы они с тобой ничего не сделали.
Они допили чай, и Ахмед стал убирать со стола.
– Пойду-ка я полежу. Спасибо.
«Дедушка прав»,– думал Ахмед, ополаскивая тарелки.
Соломин сидел в своём кабинете и заполнял какие-то бумаги.
С минуты на минуту должно было приехать подкрепление, которое ему каким-то чудом удалось выпросить у начальства.
«Сказали – ребята обстрелянные, неплохие снайпера… Брешут, скорее всего,– он сделал глоток чая и взялся за другую бумагу.– Сейчас вот это… Не понял…»
Где-то невдалеке прозвучало несколько взрывов. Через секунду оттуда же стал доноситься рокот автоматных очередей.
«Неужели…»
Соломин встал и, прислушиваясь, направился к двери.
Телефон.
– Товарищ майор!
– Что?
– На колонну напали.
– Да ты ж…– Соломин ударил по столу так, что кружка подпрыгнула.– Вот тебе и приехало подкрепление. Гуди тревогу.
– Вроде, закончилось.
– Да, кажется.
Ахмед сел на диван.
– Интересно, Шамиль жив?
– Я так и знал, что что-то затевается, я так и знал… Безумцы.
Ахмед молчал.
– Столько смертей!
– А сейчас жди гостей.
– Да, наверняка будут обыски. Но нам бояться нечего, Ахмед, на наших руках крови нет.
– Да, дедушка.
Некоторое время они просидели молча, думая, что там сейчас творится.
– Интересно, куда они теперь?
– Как обычно, наверное.
– А может, через долину уйдут?
– Зачем? Домой придут, переоденутся и всё; если не раненый, конечно.
Они снова замолчали.
Дедушка кивнул каким-то своим мыслям и прошептал.
– Как хорошо, что ты не с ними.
Когда майор приехал, бой уже закончился. На дороге стояли подбитый БТР и «Урал» с развороченным кузовом и медленно догорающим тентом.
На дороге лежали несколько человек, судя по всему, мёртвых, из кабины «Урала» тоже торчали чьи-то ноги.
– Прислали… Хоть бы пару БТРов в прикрытие дали.
Из ближайших кустов вылезли несколько человек и направились к «подмоге», один из них ощутимо прихрамывал, другие выглядели не лучше.
– Стайкин, помоги ребятам.
Оставшихся в живых, которые так и не проронили ни слова, посадили в машину.
Соломин достал сигарету и нервно закурил.
– Значит так, Стайкин и Ромов со своими по машинам, поедете за мной. Рябинов, раненых в лазарет.
– Есть!
Народ разбежался по машинам.
Соломин вместе с несколькими солдатами залез на БТР и махнул рукой.
Колонна тронулась.
– Слышишь?
– Что?
– Кажется, к нам кто-то идёт.
Ахмед прислушался.
– Да.
В дверь постучали.
– Пойду, открою.
Послышался скрип открывающейся двери и голос Шамиля.
Рахид не слышал, что он говорит, но такой гость ему был не нужен. Он встал с дивана и прошёл в прихожую.
В дверях стоял Шамиль и тот тип, который приехал к нему пару дней назад. Оба были с автоматами, все в пыли, ещё не отдышавшиеся.
– Здравствуй, Рахид.
– Что пришёл?
– Вот,– Шамиль кивнул на ногу его приятеля.
Только сейчас Рахид заметил, что друг его стоял облокотившись на Шамиля; вся его левая штанина была пропитана кровью.
– У вас же есть погреб, которого русские не знают, спрячь его на день-два, потом я его заберу. Ты видишь, сейчас он не может идти с нами.
– А мне-то что?
Шамиль попытался зайти в комнату, отчего его приятель застонал и схватился за ногу.
– Стой, где стоишь, мне здесь кровь не нужна. А лучше уходите, вам здесь делать нечего.
– Но, Рахид, он же не может идти, его убьют.
– А мне-то что?– повторил Рахид.
– Но он же наш брат.
– Дедушка…
– Молчи, Ахмед.
– Что вам стоит?– уже начинал нервничать Шамиль.– Его у вас не найдут.
– Я сказал – нет. Уходите.
– Но его же убьют! Как вы…
– Не кричи на меня, Шамиль! Да ещё в моём же доме.
Шамиль нервничал всё сильней, тем более что время уже поджимало.
– Рахид…
– Да стой ты спокойно, сука,– вновь простонал раненый.
Рахид кивнул на раненого.
– И ты его ещё называешь…
– Старик, лучше пусти меня, а то я вас всех тут…
У раненого, судя по всему, нервы были на пределе, и сейчас он был готов на всё.
Но и Рахид был не из пугливых.
– Ах ты, собака! Ты просишь, чтобы я тебя спас, и ещё угрожаешь мне?!
– Ты не видишь? Я подыхаю, а ты…
– Не кричи!
– Дед, да ты…
– Что?! А ну убирайтесь вон!
– Сейчас ты у меня уберёшься! Открывай погреб!
– Джамиль, успокойся.
– А ты заткнись!
– Джамиль…
– Открывай погреб, собака!
– Пошёл вон!
Рахид стал подходить к нему, намереваясь вытолкнуть за дверь.
– Рахид, он сам не понимает…
– Где это видано…
– Стой, сука!– Джамиль вскинул автомат.– А ну веди в погреб!
– Нет!
– Русская собака!– он передёрнул затвор.
– Джамиль, не надо!– Шамиль и сам не понимал, что ему сейчас делать.
– Ну, всё,– он явно собрался стрелять, но Шамиль вовремя среагировал и отвёл автомат в сторону.
Прозвучало два выстрела.
Ахмед схватился за руку и громко застонал.
– Ты что, с ума сошёл?!– Шамиль выхватил автомат из рук Джамиля.– Прости, Ахмед, прости Рахид, я…
– Убирайтесь, скоты!
– Русский прихвостень, я тебя…
Ахмед упал на диван.
– Мы уходим, уходим. Молчи, Джамиль.
– Предатель, предатель…
– Что б вас всех перестреляли!– прокричал им вслед Рахид и захлопнул дверь.
– Ахмед…
Рахид кинулся к Ахмеду, который не переставал стонать. Вся его рука была в крови.
– О Аллах всемогущий, за что?
– Проклятье…
Послышалось, как в аул въехали машины.
Залаяли собаки.
– В погреб, быстро.
Соломин сидел, облокотившись на башню БТРа, и нервно покуривал сигарету. Поблизости стояли несколько солдат, остальные обыскивали аул, подняв там нешуточный переполох.
– Курочкин,– майор постучал по броне.– Направь-ка пулемёт на дорогу, что-то там, кажется, неладно.
Башня съехала со своего насиженного места.
По аулу туда-сюда бегали солдаты, где-то совсем близко надрывалась собака, из уже обысканных домов выбегали женщины, кто плача, кто размахивая кулаками. Несколько из них, завидев БТР, направились к Соломину.
– Ближе тридцати метров не подпускать.
Двое солдат вскинули автоматы. Один из них дал короткую очередь поверх голов.
– Ближе не подходить!
Женщины остановились, с недоумением глядя на Соломина, то и дело вытирая слёзы.
С восточной стороны аула появились несколько солдат, которые вели перед собой парня, держащегося за окровавленную руку, и старика, который всё ещё что-то пытался объяснить.
Соломин слез с БТРа и, закинув руки за спину, стал ждать.
Крики деда ещё больше переполошили аул, и на выгон стали подтягиваться жители, со страхом наблюдавшие за происходящим.
Соломин бросил окурок и затоптал его нагой.
– Кто такие?!– прокричал он ещё издалека.
– Дед раненого в погребе прятал!
– Он не мог…
– Он…– оживилась толпа, но очередные выстрелы поверх голов заставили их замолчать.
– Всем молчать!– прокричал Соломин.– Устроили балаган, я вам…
Подошли солдаты.
Парня кинули на землю, а на деда наставили автоматы.
– Это старейшина, он…
– Я сказал молчать!
– А это его внук,– выкрикнул кто-то из толпы, правда, уже значительно тише.
– Внук, говорите,– прошептал Соломин и подошёл поближе.
– Ну-ка, внучок, повернись,– Соломин пнул Ахмеда и тот, застонав, перевернулся навзничь.
– Товарищ майор…
– Всем заткнуться!
Люди замолчали.
– Товарищ майор,– запричитал Рахид,– это мой единственный внук, он ни в чём не виноват.
– А дырку в руке он сам проколупал?
– К нам приходили…
– Дед Мороз и Снегурочка?
– К нам…
– Да мне насрать, кто к вам приходил! У него свежая огнестрельная рана, а это…
– Он никогда…– вышел из толпы какой-то дедушка, но Соломин осёк его на полуслове, наставив на него пистолет.
– Ещё шаг – убью.
– Я не… Я не…– хотел сказать что-то Ахмед, но не смог выговорить больше ни слова.
– «Я не… Я не»,– передразнил его Соломин,– сука.
– Он…
– Так, всем слушать меня! Вы, я вижу, по-хорошему совсем понимать перестали, ну что ж, сейчас будет по-плохому.
Соломин направил пистолет на Ахмеда.
– Мой внук…– Рахид кинулся к Соломину, но его оттолкнули.
Толпа тоже начала гудеть, но под дулами автоматов они не решались ничего делать.
– Ты, мразь, скольких наших перебил?! А?!
– Я никого, я…– сквозь наворачивающиеся слёзы шептал Ахмед.
– Час расплаты настал.
– Да что вы?!
– Как вы?!
– Стайкин!
Стайкин снова дал очередь поверх голов.
– Вот так теперь будет с каждым, кто будет плохо себя вести, ясно?!
Соломин осмотрел толпу выразительным взглядом и, резко нагнувшись, рывком повернул Ахмеда на живот, приставив пистолет к его затылку.
Солдаты стали держать его за руки.
Народ стал кричать что-то нечленораздельное, женщины заплакали и подняли руки к небу.
– Он не виноват, он не виноват…– кричал Рахид, пытаясь вырваться из цепких рук солдат.
Соломин покрепче сжал пистолет.
– Ты знаешь, за что умрёшь.
Выстрел прозвучал совершенно обыденно.
Ахмед затих.
Рахид взвыл и каким-то чудом вырвался из рук солдат, выхватив при этом у одного из них автомат.
– Сволочь!– сквозь слёзы прокричал он, но выстрелить так и не успел.
Соломин направил пистолет с Рахида на толпу.
– Вам всё ясно?!
Мужчины молчали, женщины плакали.
– По машинам!
Соломин залез на БТР и, кинув злобный взгляд на бездыханного Ахмеда, приказал трогать.
– Наливай.
– Угу,– Борька неуклюже мотнул головой и разлил самогон по стаканам.
Колян протянул Майору пачку «Примы».
– Ну, за что пьём?
– Как обычно, за всё хорошее.
Выпили.
– Что ж вы, ни одного тоста нормального не знаете?
– Как будто сам знаешь,– усмехнулся Майор.
– Не знаю,– вынужден был согласиться Колян.
– Я вот, когда в Чечне служил…
– О, вспомнила бабушка, как девочкой была.
– А что? Я всё помню.
– Всё, да?
– Всё, как будто вчера было.
– Ну-ну.
– Прям, можно подумать, сто лет прошло.
– Четыре года– это тоже немало.
– Но и не много, а тем более такие воспоминания,– Майор вздохнул и поставил стаканы в аккуратный рядок.
Колян нарезал сала.
– И долго ты там служил?
– Больше года, пока не подстрелили. А вообще-то,– Майор махнул рукой,– на хер всё это.
– Майор, Майор, что ж это ты…
– Давай, наливай.
– За то, чтобы такого больше не повторялось.
Выпили.
Майор взял кусочек сала и начал медленно его жевать.
– Хотя, вот не поверите, а тянет меня на войну. Сейчас-то уже не очень, а первые месяцы думал, с ума сойду.
– Чеченский синдром.
– Ох, Борька, умный.
– А то!
– Майор, вот ты мне объясни, вот всё… афганский синдром, чеченский синдром… Чем там лучше-то?
– Не поймёшь.
Борька и Колян кивнули.
– Я вот вам одно скажу,– решил продолжить Майор,– я, когда с войны пришёл, такое ощущение… такое ощущение…– он никак не мог подобрать нужных слов.
– Короче, Склифосовский.
– Борь, не перебивай.
– Вот именно. Ты давай, разливай лучше.
– Угу.
Майор собрался с мыслями.
– Такое ощущение было, как будто не то что в другую страну вернулся, а вообще в другой мир, как будто…
– А ничего удивительного, ничего. Ты вспомни те годы, на глазах же всё менялось.
– Это точно,– поддакнул Колян.
– Да я не о том…
– Конечно, если вычеркнуть год, а уж тем более два года…– не унимался Борька.
– Не, ну не два.
– Ну, почти.
– Почти.
– Во-от. Даже если бы я,– Борька ткнул себя пальцем в грудь,– пусть даже проспал бы этот год, и то удивился бы таким переменам, а тут…
– Да, люди тогда стали…
– Да что люди? Люди и есть люди?
– Ну, само собой, что не крокодилы.
– Ой, Боря, какой ты наблюдательный!
– А что? Что я не так сказал? Люди стали другими, конечно, может быть, это и правильно, об этом я не говорю, я просто… Ну-у…
– Ладно, хорош брехать, давай.
Выпили.
Все принялись жевать хлеб с салом.
– Жизнь меняется, Боря, а не люди. Я когда сюда приехал…
– А ты всегда здесь жил?
– Да ну, ты что? Всю жизнь по гарнизонам, по заставам. Это же квартира отца была, пока он не умер; царствие ему небесное. Теперь-то, конечно, всё, отъездился.
– Да, какая разница, где жить?
– Это точно, по собственному опыту знаю– жить везде можно.
– Да тут, в общем-то, неплохо, беспокойно малость, а так ничего.
– Да,– закивал Колян,– я вот на днях иду, бандюки какие-то…
– Да какие, на хрен, бандюки? Отморозки, шпана, да пьянь всякая, типа нас.
– Как самокритично,– почему-то засмеялся Борька.
– Зато честно.
– Это ты, значица…
– А ты нет?
– Я? Ни в жизнь!
– Брехло!
Все засмеялись приятным пьяным смехом.
– Борь, там ещё плескается?
– Угу.
– А что ж мы тогда сидим?
– Ща.
– Я вот…
– Кстати,– Борька поставил пустую бутылку под стол,– завтра же праздник.
– Да ну?
– Точно тебе говорю.
– Какой?
– Христианский. Этот, как его…
– Ну, тогда завтра… макарон сварю. Колян?
– Не, мужики, я – пас, мне завтра в ночь.
– Ну и хрен с тобой. Борь, придёшь?
– Само собой. Кстати, я ещё завтра утром зайду.
– Насчёт калыма?
– Ага.
– Ну, заходи, заходи.
Они подняли стаканы.
– За то, что б не хуже.
– Тьфу, тьфу, тьфу.
– Давай.
Майор и Борька поднялись на нужный этаж и остановились отдышаться.
– Когда ж эти чёртовы лифты работать будут? Восьмой этаж…
Майор уже перевёл дух.
– А сейчас будет ещё интересней, если их дома не окажется.
– Да куда они денутся? Я же Данилычу сказал, что приду ровно в час, не может же он…
– Надеюсь.
– Ну всё, пошли.
Борька позвонил.
Через минуту дверь открылась и Александр Данилович, с виду не очень-то приличный и интеллигентный человек, пригласил их войти.
– Балкон там,– он махнул рукой в сторону дальней комнаты,– все инструменты там же.
– Ясно.
Майор и Борька, не разуваясь, прошли в комнату.
– Да, живут же люди.
– Не говори. Данилыч этот шишка какая-то, дочь тоже в банке.
– Да-а, это тебе не Колян с его копейками и вечными задержками.
– Ага, у этих зарплата у обоих чётко пятого, хоть календарь проверяй, деньжищ тоже…
Майор ничего не ответил, а сразу пошёл осматривать балкон.
– Нормально.
Работы действительно было немного: всего лишь вставить рамы в проём.
– Нужно рамы в комнату вытащить, а то тут развернуться негде.
Борька кивнул и принялся вытаскивать рамы с балкона.
Через пару часов рамы уже подгонялись к месту, из-за чего, правда, весь балкон и комната были в стружке и в щепках. Плюс к этому по всей комнате был разбросан инструмент, причём в таком беспорядке, что, зайдя, можно было, наверное, ноги поломать.
– Майор, давай, что ты…
– Борь, шёл бы ты…
– Добрый день.
Майор и Борька обернулись.
В проёме двери стояла довольно симпатичная молодая девушка и чему-то улыбалась.
– Это вы балкон стеклите, да?
– Так точно.
– А сегодня сделаете?
– Сделаем, обязательно сделаем.
– Хорошо бы, а то осень уже, как-то…
– Всё будет сделано в лучшем виде, можете не беспокоиться,– обнадёжил её Борька и вновь принялся за дело.
Она снова улыбнулась.
– Только вы с отца побольше денег возьмите; балкон нам стеклить нужно срочно, а в фирмах дорого.
Майор едва не засмеялся от умиления.
– Зачем же вы нам всё это говорите?
– Не знаю, просто так,– она пристально посмотрела в дальний угол комнаты.
– Что там?– Майор обернулся.
– Можно я сумочку заберу? У меня там…
– Да, пожалуйста.
Майор подал сумочку.
– Спасибо.
– Да не за что.
– Даша, опоздаешь,– послышался голос матери.
– Ой, правда, ну что ж, до свидания.
– Ага, до свидания.
Майор вернулся к работе.
– А она ничего,– заулыбался Борька.
– Угу.
Минут пять они молча вставляли одну из рам.
– А он кто?
– Кто?– не понял Борька.
– Ну, этот как его? Данилыч твой.
– Да так, мелочь какая-то, в налоговой работает.
– Ничего себе мелочь. Ты посмотри, какой у него в квартире ремонт сделан.
– Да уж, не слабо.
– На одну зарплату такого не сделаешь.
– Ну, так надо думать.
– Да-а.
– Чего?
– Это надо же, вот жизнь пошла, вор на воре.
– Капитализм,– с умнейшим видом заметил Борька.
– Да при чём здесь капитализм? Дебилизм это, а не капитализм; у нас и при коммунистах крали не меньше, только не так видно всё было.
– Да, ты прав. Подай-ка мне молоток.
Майор подал молоток и снова принялся подгонять рейку.
– Была б моя воля, всех бы таких вот пересажал.
– Да не так-то это просто, ты ещё попробуй, докажи.
– Да это же и дураку понятно.
– Может быть, и понятно, но всё равно не доказано.
– Вот посадить бы так одного – другого, остальные сразу бы попритихли. Ну, помучаются эти несчастные малость, зато какая польза городу.
Борька пожал плечами.
– Дай рейку… Не по закону это, неправильно.
