Полное собрание сочинений. Том 2

– И что?

– Было б что, я бы тебе, наверное, сказал.

– Действительно.

– Единственное, в чём я практически уверен, так это то, что грабитель знал, когда у неё зарплата, но это…

– Да уже что-то; всё-таки хоть как-то, но круг подозреваемых сужается.

– Угу.

– Нужно будет, нужно будет…– Буров углубился в свои мысли и замолчал.

Несколько минут они просидели в тишине.

– Здорово мужики!– ввалился в кабинет довольно тучный сержант и положил какие-то бумаги на стол Бурова.

– Что?

– Экспертиза.

– Чудненько, чудненько,– Буров взял в руки листы.

– Ну ладно, я пошёл, бывайте.

– Ага.

Сержант вышел.

Антипов подсел к Бурову.

– Ну что?

– Три проникающих ножевых ранения в область живота… Длина ножа… Ладно, это потом. Та-ак, под ногтями ничего интересного, чужих волос и прочего не обнаружено… Зато на сумочки нашлись пальчики.

– Так, так, так, интересно.

– Что ж он так неумно? Угу… И принадлежат они некоему господину Соломину. Год назад морду кому-то набил, в КПЗ сидел… Не судим.

– Адрес есть?

Буров перевернул листок.

– Есть.

– Принёс?

Борька разулся и молча прошёл на кухню.

Майор, кряхтя, слез с дивана и прошёл следом.

– Во-о, ну давай, наливай.

– Совсем хреново, да?

– Вроде того.

– Да мне тоже что-то…

– Палёная, видимо, вчера водка была.

– А ты что хотел за тридцатник? Ну на, подлечись.

Майор залпом выпил полстакана самогона и занюхал рукавом.

– Хоть бы хлебушка, что ли, достал.

– Ща.

Майор достал кусок ещё позавчерашнего хлеба и сало.

– А стакан? Вот эгоист.

Майор снова нехотя встал и поставил на стол ещё один стакан.

– Боря, ты первым обозвал меня эгоистом.

– Ну и что?

– Да так, просто. Я вот всю жизнь для людей, для себя же ничего не сделал, вот живу… Я и инвалидом-то стал, таких как ты защищая.

– Ладно, хорош, надоел уже. Давай.

– Понеслась душа в рай.

Выпили.

– Это ты, конечно, молодец, Майор,– Борька начал медленно пережёвывать кусочек хлеба.

– А как же иначе? Какой смысл для себя-то жить? Всё равно ж помрёшь.

– А для кого ж тогда?

– Что «для кого»?

– Ну, жить для кого, ради чего?

Майор пожал плечами.

– Ради людей, ради общества, ради государства. Это вечно, ради этого стоит и убивать, и самому умереть.

– И ты бы умер за «людей»?

– Ну и что ты лыбишься?– обиделся Майор.– Я кровь и свою, и чужую ради этого проливал, к смерти я всегда был готов.

– Ну да, ты же…

– Вот именно. Ладно, разливай.

Борька налил и нарезал ещё сала.

– За всё хорошее.

Майор стал совсем уже хороший, на старых-то дрожжах. В таком состоянии он любил вспомнить войну, да и вообще каким он был раньше человеком.

– Эх,– вздохнул Майор и закурил,– не ради того люди сейчас живут, не ради того. Может я просто человек такой, коммунистической закалки, но…

– Это точно.

– Скажи ещё, что я не прав.

– Прав, конечно, прав.

– Ну вот. Вот скажи мне, Борька, чего стоит жизнь человека?

Борька молчал.

– А я скажу: ничего. А жизнь общества? Всего. Вот я, например, и сам ради всеобщего блага сдохну и убью, если надо будет.

– Да, люди требуют жертв.

– Не, Борька, не совсем. Не то, что требуют, просто порою жертвы действительно необходимы.

Затянулось молчание.

Борька в очередной раз налил стаканы.

– Давай.

Майор звучно выдохнул и осушил стакан.

– У-ух, у Голячихи брал?

– Ага.

– Это ты молодец, она говно не продаёт.

– Уж что-что, а места-то я знаю.

– Ещё бы ты не знал!– Майор засмеялся и, долго целясь, наконец, прикурил сигарету.

– Вот нормальный ты мужик, Майор,– Борька тоже был уже неплохой.– Молодец, я тебе прямо скажу, молодец.

– Служу России.

Борька засмеялся и тоже закурил.

– Ради России, ради русских людей, ради всеобщего блага я…

– Да понял я уже, понял.

– Понял?

– Угу.

– Я вот просто хочу тебе сказать…

В дверь позвонили.

– Кого это ты ждёшь?

– Да никого. Мож, Семёныч?

Позвонили ещё раз.

– Ща, ща.

Майор, пошатываясь, направился к двери.

Он неуклюже повернул ключ и открыл дверь.

– Буров, угрозыск,– он показал удостоверение.

– А что такое?

– Вы Соломин Владимр Степанович?

– Я, а что?

– Пройдёмте с нами.

– Ну, как он там?

Антипов сел за стол.

– Дежурный сказал, что ещё спит.

Буров усмехнулся.

– Не, ну это не дело, этак он и до следующего утра спать будет. Давай звони, пусть ведут, какой есть.

– Ты думаешь, он сейчас в состоянии?

– Да пора бы уж. Ты звони, звони.

Антипов снял трубку.

– Серёг, веди нашего спящего красавца.

– Я так и думал, что алкаш какой-нибудь.

– Да уж, люди только на работу встают, а он уже хорош.

– Поразвелось…

– Хотя он майор, участник первой чеченской, в Афгане тоже бывал.

– А сейчас, видимо, спился, на гражданке-то.

– Да, судя по всему.

– Только ряды Российской армии позорит.

– И офицерства.

– Во-во.

В дверь постучали.

– Входи.

В кабинет вошёл сержант и Соломин, с наручниками на руках и помятым, небритым лицом.

– Сажай его.

– Серёг, если что, мы сейчас заняты.

– Ясно.

Сержант ушёл.

– Ну что, господин Соломин, может, сами всё расскажете?

Майор поднял голову и посмотрел на Бурова совершенно ничего непонимающим взглядом.

– Я что-то не понимаю…

– Не понимаешь, да?

– Не понимаю. О чём это ты?

– Не «ты», а «вы» – это, во-первых, а о чём, ты и так знаешь.

Соломин сделал ещё более удивлённое лицо.

– Ну, хорошо. Итак, вы, господин Соломин, обвиняетесь в убийстве и ограблении Тимофеевой Дарьи Васильевны.

– Чего?! В убийстве?

– И в ограблении.

Майор помотал головой.

– Что-то я вас совсем перестаю понимать.

– Ладно, значит, признаваться не хотим, ну хорошо, хорошо.

– Да в чём хоть признаваться-то?

– Во всём.

Антипов тоже решил принять участие в разговоре.

– Вы знали убитую?

– Как её?..

– Тимофеева, Даша.

Майор закрыл глаза, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.

– Ах да, я с Борькой дня три-четыре назад балкон у Васьки Тимофеева стеклил, видел я там одну… Только как зовут – не знаю.

– И там услышали, когда она будет получать зарплату, так?

– Какую ещё зарплату?

– Да что ты…

– Где вы были вчера между одиннадцатью и двенадцатью?

– Дома спал.

– Свидетели есть?

– Нет, Борька с Семёнычем ушли ещё часов в десять, начало одиннадцатого.

– Пил в тот день?

– Пил.

– Ясно.

– Что ясно?– Соломин никак не мог понять, что вообще происходит.

– Всё.

– Да что хоть всё?

– Соломин, спокойнее.

– Ни хрена себе – «спокойнее»! Вы на меня тут убийство какое-то повесить хотите, а я молчать должен?

– А ты думал, сделал дело и всё?

– Что хоть за бред? Ну, знал я её, вернее видел, ну убили её, а я-то здесь при чём?

– При том, что ты её и убил.

– Да не убивал я никого!

– Откуда же тогда на её сумке твои отпечатки?

– На её сумке?

– Угу.

– Мои отпечатки?

– Угу.

Соломин снова задумался.

– Что, просчитался малость?

– А, вспомнил, я когда у Тимофеевых балкон стеклил, сумочку ей подал, она…

– Да уж, надо же придумать…

– Да что вы…

– Ну, насчёт того, что ты там балкон стеклил, это мы ещё можем поверить, хотя проверим, конечно, но что на сумочке твои отпечатки два дня сохранились…

– Ну и что здесь такого? Вы меня за дурака не держите, я не хуже вас знаю, на чём и сколько времени сохраняются отпечатки.

– Молодец, а хочешь знать, что я думаю?

Соломин молчал.

– Я думаю, вы стеклили балкон, и ты услышал, что у неё в тот день была зарплата. Вечером ты подкараулил её, дождался, пока она уйдёт от подруги, и потом напал, с целью банального воровства, но она стала слишком уж рьяно отбиваться, и в пылу схватки ты её прирезал, тем более что убивать тебе не привыкать.

– Да вы…

– Так дело было?

– Да не убивал я её, не убивал!

– Опять двадцать пять!– Буров стукнул кулаком по столу.– Да, может быть ты и не хотел убивать её, даже, скорее всего не хотел, но так получилось, что…

– Да твою мать!

– Соломин, думай, что говоришь!

Майор вздохнул и устало опустил голову.

– Во-первых, ты мог узнать, когда у неё зарплата, и по твоим меркам зарплата неслабая; во-вторых, у тебя нет алиби; в-третьих, ты бывший военнослужащий; и, наконец, в-чётвёртых, на её сумочке твои отпечатки. Я вот, например, что-то ни одного оправдывающего момента не вижу, может, подскажешь?

– Нечего мне подсказать.

– Вот именно.

– Но я её не убивал, можете вы это понять или нет? В конце-то концов!

– Мы…

– И отпечатки мои…

– Да хватит заливать! Может, по-хорошему признаешься? Оформим явку с повинной.

– Да какую ещё на хрен явку?!

– Так, тихо! Ты ещё поори мне тут!

Соломин замолчал.

– Ну что, так и будем в молчанку играть?

Соломин всё так же молча смотрел себе под ноги.

– Звони Серёге, пусть уводит.

Через минуту пришёл сержант и, взяв Соломина под руку, вывел его из кабинета.

– Ну и что ты думаешь?

Антипов посмотрел в окно.

– Не знаю. Может, он и правда…

– Во, ты даёшь! И ты поверил этим сказочкам? Как первогодка, честное слово.

– Может он…

– Был он у Тимофеевых, ладно, но это играет только против него; это говорит о том, откуда он узнал о зарплате.

– А вдруг он ей, правда, всего лишь сумочку подал?

– Да ну брось ты!– Буров пренебрежительно махнул рукой, как будто здесь и сомнений-то никаких быть не могло.– Ну, зачем ей просить её подать? Безрукая она, что ли? Вот ты бы попросил какого-то…

– Я нет, но это я, а это – она.

– Хренотень это всё. Ты видел, сколько он думал, прежде чем сказать это?

– Видел.

– А если это правда, что ж он сразу-то не сказал? А то смутился весь, глаза опустил…

– Может быть, может быть.

– Да не может быть, а точно. Я на девяносто девять процентов уверен, что это он.

– Девяносто девять– это не сто.

– Один процент на то, что это инопланетяне.

Антипов улыбнулся.

– Да, это тоже нельзя скидывать со счетов.

– Это мелочи.

– Да нет, это не мелочи, это человек.

– Опять ты…

– Ладно, ладно, молчу.

– Вот и молчи. Ну ничего, посидит, подумает… Расколется, куда он, на хрен, денется?

– Надеюсь.– Антипов наконец отвернулся от окна.– Ладно, давай делом займёмся.

Буров кивнул и достал бумаги по другому делу.

– Соломин, вставай,– вяло пробубнил сержант и открыл дверь камеры.

В камеру вошёл лысоватый дяденька довольно солидного, хотя и потрёпанного вида. В руке он держал портфель.

Дверь камеры закрылась.

– Здравствуйте, Владимир Степанович.

– Здрасти,– протёр глаза Майор и приготовился к длинной беседе.

– Меня зовут Тимофей Иванович Шипоклюев, я буду вашим адвокатом,– он состроил многозначительное лицо и сел на нары напротив.

– Итак, я ознакомился с вашим делом…

– Да каким ещё делом? Бред какой-то, а не дело.

– За этот, как вы говорите «бред», господин Соломин, вы запросто можете просидеть всю оставшуюся жизнь за решёткой.

Соломин молчал.

– Владимир Степанович, вы должны, прежде всего, понять, что сотрудничество со мной в ваших же интересах, и что врать мне– это врать самому себе.

– Ясно, ясно.

Шипоклюев достал из портфеля какую-то бумагу и, пробежав по ней взглядом, положил рядом с собой.

– Итак, что мы имеем? Мотив, отпечатки. Не имеем: алиби. Плюс к этому вы бывший военный и ещё плюс за день до этого вы были у Тимофеевых и могли слышать…

– Да не убивал я её!– Соломин всё ещё с трудом верил в происходящее; слишком уж неожиданно и нелепо было всё это.

– Вот это мы и должны будем с вами доказать.

– Да что хоть здесь доказывать? Какие там доказательства…

– В принципе, конечно, доказательства, мягко говоря, слабоваты.

– Вот именно.

– Это если они не найдут более веских улик, на основе вот этого,– он приподнял бумажку и снова положил ей на место,– вас никто не посадит.

– Не найдут, нечего находить.

– Надеюсь, надеюсь. Но вот это предвзятое отношение к вам…

– Какое ещё отношение?

– Ну…– Шипоклюев сделал характерный жест,– понимаете?

– Что я, алкаш?

– Ну, в общем да, а это…

– За то, что человек пьёт, ещё никого не посадили.

– Что верно, то верно, но, тем не менее, отношение к вам…

– Ну, какой же бред!– Майор взялся за голову.– Из-за каких-то несчастных отпечатков…

– Не горячитесь, Владимир Степанович, не так уж и страшно ваше положение, так что не стоит вдаваться в панику.

– Я и не паникую, я вообще спокоен как танк.

– Вот и хорошо, вот и ладненько,– Шипоклюев на секунду замолчал и почесал нос.– Ну что ж, вернёмся к делу.

– Угу.

– Мне бы установить некоторые детали.

– Давайте, устанавливайте,– Майор сел поудобнее.

Шипоклюев снова достал какую-то бумагу.

– Кто такой Борька?

– Мой друг, уже года четыре его знаю; как с войны вернулся.

– Его полное имя.

– Борис… Глебов, короче.

– Хо-ро-шо,– Шипоклюев записал фамилию.– Это он позвал вас делать балкон Тимофеевым?

– Да.

– Почему… Хотя, ладно. Он вам что-нибудь о них рассказывал?

– Да нет, в принципе.

– А конкретней?

– Да нет здесь ничего существенного.

– Но всё же.

– Ну, сказал, что семейство не из бедных, отец шишка какая-то, дочь в банке каком-то работает; ещё говорил, что вот мол, живут, зарплату точно в срок, как метроном, прям пятого…– Майор остановился.

– Он вам это сказал?

– Да. Да он так… Просто, между делом, разговор как-то…

– Откуда он это знает?

– Их соседка его хорошая знакомая, поговорить она любит, вот и сказала как-то, наверное.

Шипоклюев покачал головой.

– Вот это плохо. Не то чтобы совсем уж плохо, но всё равно лишний камень в ваш огород.

– Да я что-то и значения-то этому не придал.

– Это, кстати, хорошо, что вы вспомнили, а то на допросе сказал бы он… Получилось бы, что вы это утаили, понимаете?

– Да ничего я не утаивал, забыл, вот и всё.

– Верю, верю.

– Я и…

– Ну, ничего, ничего, это не смертельно.

– Да что здесь такого-то? Ну, сказал…

– Господин Соломин, вы недооцениваете; это говорит о том, что вы знали, когда у неё зарплата.

– Да я понимаю, но я же не убивал, так что это всё как были мелочи, так мелочи и остались.

– Ну ладно, хватит об этом. Да, кстати, с вашего позволения я следователю скажу, чтобы он не думал, что у нас тайны какие-то есть.

– Да говорите, мне-то что?

Шипоклюев кивнул и снова записал что-то на бумажке.

– Ну что ж, перейдём к следующему вопросу…

– Даниил Савельевич, разрешите?

– Входите, входите.

Антипов и Буров вошли, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Садитесь.

Сели.

– Зачем я вас вызвал, догадываетесь?

– По делу Тимофеевой?

– Именно.

– Пока что один подозреваемый, некто Соломин Владимир Степанович, бывший…

– Ну, в общих чертах я более или менее наслышан, вы что-нибудь новенькое мне расскажите.

Буров пожал плечами.

– Да нет ничего новенького, всё то же самое.

– Не, Слав, а что адвокат сказал?– вмешался Антипов.

– Ах да.

– Ну и что он сказал?

– Глебов, собутыльник Соломина, говорил ему, когда Тимофеева зарплату получает.

– Да?– Мирошкин был явно обрадован этой новостью.

Буров кивнул.

– Это хорошо, это ещё одно доказательство…

– Да какое ж это доказательство?– удивился Антипов.– Нет у нас нормальных доказательств, кроме отпечатков ни одной прямой улики, одни косвенные.

– Угу.

– А отпечатки он и правда мог…

– Антипов, ну ты его ещё оправдывать начни!

– Так у нас же…

– Что «у нас же»? Опять пусть гуляет?

– Но ведь это же всё бездоказательно, теоретически.

– Теоретически, теоретически, а практически…

– Да он это, он, у меня вот, например, даже сомнений никаких нет,– вставил своё Буров.

– Да, он знал, когда у Тимофеевой зарплата; да, у него нет алиби; да, он бывший военный; отпечатки ещё, но это же…

– Антипов, тебе не кажется, что многовато что-то этих твоих «да» для невиновного?

Антипов молчал.

– Дело-то огласку приобрело; меня журналисты достали уже, а вы его снова отпускать собираетесь? Пусть нас совсем с говном сожрут? И после этого вы хотите, чтобы нас уважали, боялись? С таким подходом, знаете ли…

– Но он…

– А он опять своё! Ладно, пусть гуляет, пусть разная шваль ещё больше наглеет, пусть трупов будет ещё больше, зато всё гуманно, красиво, по правилам.

– А что же вы предлагаете делать?

– Ради большего надо жертвовать меньшим, это аксиома. Эту историю уже печатают все кому не лень, а потому дело это должно стать показательным, мы должны…

– И?

Дубов перешёл на шёпот.

– Запросите повторный анализ того, что у неё там под ногтями было, договоритесь с патологоанатомом, он нормальный мужик и… Ясно?

– Как же так?– Антипов аж побелел.– Это же…

– Нет, давай отпустим! Дураку ж ясно, что это он её убил, или может тебе не ясно, Антипов?

– Да я понимаю, что он это, наверняка он, но полной уверенности у меня нет, а потому…

– Да что хоть ты… По-твоему это несправедливо? По-твоему лучше, если мы его отпустим?

– Но ведь мы же можем посадить невиновного человека.

– Да какой он на хрен невиновный? Ты лучше подумай, сколько, быть может, ты этим жизней спасёшь!

Антипов даже не знал, что и ответить.

– Вот, молчишь, и правильно делаешь. Преступник должен сидеть, а не быть примером для подражания, так?

– Так.

– Сейчас мы его отпустим, по недоказуемости, а завтра что? Нас сочтут совсем беспомощными, и начнёт сволочь всякая…

– Но…

– А послезавтра ты опять этого Соломина поймаешь, после того, как он ещё кого-нибудь грохнет. Ты этого хочешь, Антипов?

– Нет.

– Вот, вот. Тем более, я же не говорю вам сажать ни в чём не повинного человека, я рекомендую вам всего лишь слегка преувеличить факты.

– А если он действительно невиновен?– не унимался Антипов.

– Ты хоть сам-то в это веришь?

– Не верю, но всё же?

Дубов зачем-то поднял глаза к потолку.

– Да он это, он… В конце концов, он уже почти старик, алкаш, кому он нужен? У него ж даже никаких родственников нет. Да он и себе-то, наверное, не нужен. Кто по нему плакать будет? Никто. Зато скольким людям вы жизнь и здоровье может сберечь! Причём нормальным, добропорядочным людям. Разве он один стоит дороже, чем все они? Тем более после того, что он совершил,– Манишин сделал акцент на последнее слово.– Он, они должны знать, что если преступил закон, безнаказанным не останешься. Это правильно, это справедливо, так?

– Так.

– Ну ладно, хватит. В общем, я думаю, задача ясна. И ещё, Антипов, ничего плохого в этом нет, так всем только лучше будет.

– Да я понимаю, но всё равно…

– Всё равно, всё равно… О людях надо думать, о людях, а не о человеке.

Они в очередной раз кивнули.

– Всё, свободны.

– Ну, и что с ним теперь делать будем?

Антипов продолжал смотреть в окно.

– Не слышишь, что ли?

– Да слышу я, слышу.

– А что ж тогда молчишь?

– Я думаю.

– Думаешь? Это хорошо, что думаешь. И о чём же, если не секрет?

Антипов наконец перевёл взгляд с улицы на Бурова.

– А вдруг он, и правда, невиновен? Ведь так говорит…

– Говорить можно всё, что угодно, да и не один он так говорит.

– Тоже верно.

– Есть же люди, которые врут и не краснеют? Видимо он относится к их числу.

– Может быть, может быть. Не знаю, не нравится мне что-то всё это.

– А кому нравится? И мне не нравится, да и вообще, какому нормальному человеку может нравиться убийство?

Антипов вздохнул.

– Я не о том.

– А о чём же ты тогда?

– Вдруг мы невиновного человека посадим?

– Ну опять ты… Да сколько ж можно? Ты же и сам прекрасно знаешь, виновен он, или нет.

– Знаю, но полностью не уверен.

– Совершенно уверенным вообще нельзя быть, всё относительно.

– Ты прав.

– Во-во.

– А дело ещё и такую огласку получило…

– Не говори, чуть ли не первая новость; во всех газетах мусолят.

– Ага.

– А вот ты только представь, насколько всякая там сволочь распояшется, если мы сейчас слабину дадим. Сейчас мы просто не имеем права проиграть это дело, последствиями чревато.

– Да прям уж, и последствиями! Можно подумать, на другой же день все нож в зубы и давай резать всех направо и налево.

– Не утрируй, ты понимаешь, о чём я. Чувство безнаказанности ещё никого до добра не довело. Люди должны бояться наказания, именно это должно их сдерживать, а если все видят, что никакого наказания нет…

– Да понимаю я всё, понимаю.

– Думаю, если бы мы раньше построже были со всякими там… он бы ещё подумал: а стоит ли?

– Верно, всё верно.

– Вот именно. Ты представь, сколько ты судеб сохранишь, посадив его, разве это того не стоит?

– Стоит.

– Ну, вот всё же ведь понимаешь, что ж ты тогда…

– Человека жалко,– Антипов улыбнулся.

– «Человека»… Если кто-то совершил убийство, он уже не человек. А вот пожалеешь ты его сейчас, будешь потом таких, как Тимофеева, жалеть.

Антипов кивнул.

– Да.

– О-ой,– вздохнул Буров.– Ты сейчас похож на дурака, которому жалко ампутировать мизинец с гангреной, палец всё-таки, и который упорно не хочет понимать, что иначе ему или вообще всю руку ампутируют, или он умрёт.

– Не, ну это ты загнул, конечно.

– Неважно. Главное, что это дурацкая жалость. Дурацкая,– повторил Буров по буквам.

– Да, наверное.

– Он не стоит того, чтобы ради него рисковать жизнями хотя бы ещё одного нормального человека, не говоря уж о нескольких людях. Эти другие в любом случае стоят его.

Антипов снова кивнул.

– Так что, звонить мне Сидорову?

– Ну…

– Повторная экспертиза– это не проблема; результаты будут нужными.

Антипов кивнул.

– Вот и молодец. Он того заслуживает.

– Да, пожалуй, ты прав. В конце концов, раз уж он убил, он должен сидеть, а все эти правила…

– Ну, слава тебе Господи!

– А радости-то… Ладно, давай, звони.

– Соломин, подъём.

Дверь камеры открылась всего на пару секунд.

– Добрый день, Владимир Степанович.

– Здравствуйте.

Шипоклюев как обычно уселся на противоположные нары, но бумаг сегодня доставать не стал.

– Ну и как у нас дела?

– Неплохо. Пока никаких прямых улик.

– Да откуда им взяться-то?– усмехнулся Майор.

– Так что, господин Соломин, думаю, уже к концу этого месяца вас выпустят.

– Хорошо бы.

– Кого можно, всех уже опросили, даже соседей ваших, на предмет вашей жизни,– Шипоклюев улыбнулся.– Ничего.

– Копают всё-таки, да?

– Ну, это само собой, Владимир Степанович, как же без этого? Но я думаю, что-нибудь новое вряд ли уже появится.

Майор кивнул.

– Не, ну надо же! Ни за что, ни про что взять и посадить!

– Вас пока ещё не посадили, вас только задержали.

– Да какая разница? Один хрен, сижу.

– Ну, надеюсь, сидеть вам осталось недолго.

– Убийство на меня решили повесить… Ну я им ещё устрою.

– Да вы не нервничайте так, бывает. Вы, главное, спокойнее себя ведите, а то мало ли…

– Ща, спокойнее я ещё буду! Эти козлы…

– Не горячитесь, Владимир Степанович, не стоит.

Майор жестом показал, что он спокоен.

Шипоклюев молчал.

– А вы, вообще, с какой целью пришли?

– Да так, новостями поделиться.

– А-а.

Затянулось неловкое молчание.

– Ну ладно, Владимир Степанович, пошёл я.

– Угу.

– До свидания.

– До свидания.

Тимофей Иванович постучал в дверь и, кивнув ещё раз на прощание, удалился.

– Вводи,– Антипов закрыл увесистое дело и отодвинул его на край стола.

Сержант ввёл Соломина.

– Я пошёл.

– Угу.

– Ну, будем рассказывать?

– Нечего мне рассказывать.

Буров кивнул.

– Хм, я почему-то другого ответа и не ожидал. Ну что ж, хорошо.

Соломин уставился в окно, с явным пренебрежением относясь к происходящему.

– Значит, ты знал, когда у Тимофеевой будет зарплата?

– Знал, ну и что?

– Да так, ничего,– Буров потушил недокуренную сигарету.– Неужели вам её не было жалко?

– Я не убивал.

– Из-за каких-то десяти-двенадцати штук убить человека… Хотя для таких как ты это, наверное, огромные деньги, да?