Жизнь, любовь, страдания

– Во-от, дождались! Жалели-жалели друг друга – и у меня оказались.

Древко

Сухой Валежник долго лежал на земле, превращаясь в труху. Однажды здоровенный Сук сломался, грохнулся с дерева, скатился по Валежнику и воскликнул:

– Пора нам стать древками, подняться из этого хлама! Надо всем показать себя!

– Пора-а! Пора-a! – затрещал встревоженный Валежник.

И тут Сук, назвавший себя древком, задумался: «А каким цветом будет мое знамя?»

Таблетка

Химик сотворил таблетку. Люди, пробуя ее, впадали в прострацию, испытывали полное безразличие ко всему. Химик жил в стране, где его таблетки были дозволены, и решил начать распространять свое творение там, где народу больше, – возле моря на пляже.

Пришел он и стал раздавать таблетки бесплатно каждому желающему. Те, кто их попробовал, становились зависимыми, хотели попробовать еще и еще. Тогда Химик стал уже брать за них деньги и едва успевал их пересчитывать.

У людей от таблеток пропадали все чувства, интерес к работе, учебе, спорту. Они не замечали, что с каждым днем их речь становилась все менее внятной, они все больше становились похожими на лунатиков и думали только об одном – где достать денег для следующей порции.

Ветер давно наблюдал за всем происходящим, изредка освежал одурманенных людей и приводил их в чувство. Глаза у них светлели, но ненадолго. Они лежали или без толку шлялись по пляжу, ища следующую дозу. Ветер, насмотревшись на все это, разбушевался, поднял огромную волну и смыл Химика в море.

Прошло время. Люди забыли о пропавшем Химике, заговорили нормальным языком, стали работать, заниматься домашними делами, учиться, общаться.

А Ветер с Волной шуршали о песок, словно говорили:

«Поумне-е-ла молодежь! Поумне-е-ла!»

Черенок

Черенок был доволен своей должностью. Метла делала всю черную работу. А Руки, которые держали Черенок, с благодарностью похлопывали его.

Вскоре Метла износилась, осталась без единой веточки. Один Черенок, как всегда, был крепок. Выбросил он остаток Метлы, закрепил у себя Лопату и пошел указывать ей, что делать.

Черенок часто менял работников. Они быстро изнашивались, а за их труд он получал дружеское похлопывание Рук, с которыми у него были крепкие связи.

Неведомо

Пассажирский поезд стоял на платформе и подавал дребезжащий сигнал Колокольчиком, приглашая отъезжающих пройти в вагоны.

Неподалеку громко зазвонил церковный Колокол, зазывая прихожан в храм. Колокольчику этот звон понравился, и он звякнул Колоколу:

– Мы с тобой делаем общее дело – народ к себе приглашаем.

– Так это, так! – гудел Колокол. – Только ты знаешь, куда везешь своих пассажиров, а я, провожая прихожан в дальний путь, ведать не ведаю, где они окажутся.

Колокольчик снова звякнул:

– Ты так высоко находишься, так далеко видишь и не знаешь?

– Неведомо-о! Неведомо-о! Мне-е! – гудел Колокол.

Спайс

На прилавке ларька появился невзрачный маленький пакетик.

– Будем знакомы, я Спайс, – сказал он стоявшей рядом пачке сигарет.

– Я – Табак. Когда-то меня часто покупали, а теперь вот торчу в углу и боюсь задымить – начнут здесь кашлять, чихать. Тогда я пропал – выбросят, и все тут!

– А я – новинка, меня еще не раскусили. Вот попробуют, и я тебе расскажу.

Скоро Спайс взял юноша и в этот же день пришел опять. Вытаращил глаза, стоит, смотрит на прилавок, видно, что-то вспоминает.

– Ну, каков результат? – поинтересовался Табак у Спайса.

– Обалденный! – воскликнул тот. – Юноша, который меня выкурил, стал задыхаться, встанет – тут же падает. «Уходите, черти!» – кричит. Наверное, привиделось что-то. Отлежался и вот опять пришел! Видимо, привычка уже появилась. Хочет еще взять, а все слова забыл.

Табак понимал, что от него тоже страдают, но то, что он услышал от Спайса, вконец испугало его. «Сколько он может людей погубить!» – ужаснулся он.

Тут и Табак кто-то взял. Он задымил, и в клубе дыма раздался кашель.

– От меня и Спайса ничего хорошего не жди! – сказал Табак.

И был прав. Пришла Кувалда, поднатужилась и с оглушительным грохотом снесла ларек.

Веер и прогресс

Было жаркое лето. Металлический Вентилятор повернулся к Вееру из деревянных пластинок из легкого шелка и прогудел:

– Хватит тебе создавать видимость ветерка! Сейчас век прогресса, чем заметнее дуешь, тем больше к тебе уважения.

«Разве пойдешь против мощного Вентилятора? – подумал Веер. – Да еще когда ему помогает укрепленный на потолке Кондиционер…»

Вееру ничего не оставалось, как сдаться, и он перестал колыхаться.

Не долго Вентилятор с Кондиционером важничали – несмотря на прогресс, оба сломались, а Веер в это время оказался очень востребован. Был он из обыкновенного дерева, легкого шелка, красиво инкрустирован и, как много веков назад, оставался еще и крепким.

– Я лишен гонора, потому так долго и сохранился, – тихо шуршал Веер, неся вокруг желанную прохладу.

Заначка

Потрепанный Кошелек знал свое дело – хранил деньги и не тратился по пустякам. Особенно он оберегал купюру, которая была в его Заначке, был уверен: случись что – она обязательно выручит.

Каждый раз, стоило Кошельку раскрыться, Заначка ворчала:

– Мы с тобой давно вместе, а ты хоть бы поговорил со мной, отвлекся от других дел…

И правда, у него была одна забота – следить за своим благосостоянием. Больше ничего его не интересовало. Деньги в нем шелестели и звенели, но почему-то недовольство Заначки с каждым днем возрастало.

– Ты что, возомнил себя богатым и потому не обращаешь на меня внимания? – шуршала она. – Да ты даже не из кожи – ты из кожзаменителя и ничего из себя не представляешь…

Кошелек долго терпел. Однажды не выдержал, треснул по швам, его содержимое упало и рассыпалось. Купюра лежала на мостовой и знала, что ее подберут: она же была новая, хорошо сохранившаяся в заботливом Кошельке. Но ветер ее подхватил и унес в неизвестность.

А Кошелек починили, и у него появилась другая, молчаливая Заначка.

Кисти и картина

Однажды большая Кисть оказалась рядом с маленькими Кисточками, которые то и дело брали разноцветные краски и клали их на холст.

– А почему ты не работаешь вместе с нами? – полюбопытствовали Кисточки.

– Смотрю, чтобы не испортили картину, не то придется за вами исправлять.

«Она, наверное, очень талантлива и многое знает», – подумали уставшие, измазанные краской Кисточки.

Скоро картина была написана. Зрители видели в ней свою жизнь – грустную и печальную.

– Это не то, что я хотела! – недовольно сказала Кисть. – У меня возникло ощущение, что в ней не хватает сверкающей радости. – Она вмиг прошлась лаком по картине и важно произнесла: – Вот теперь получилось то, что надо!

– Удивительно! – поразились Кисточки. – Как ей удалось наше серое видение превратить в блеск?

Тяжело расстаться

Любитель спиртного купил Бутылку водки, прижал к груди, чтобы не выронить, и сел на лавочку в парке. Снял с бутылки шапочку-колпачок, понюхал горлышко, и тут Бутылка ему сказала:

– Знаю, сладко пахнет моя водочка, – и заплескалась. – Ты только по глоточку пей, удовольствие продлевай. Заодно и мне похудеть надо. Видишь, какая я полная!

Выпил тут любитель глоточек, крякнул:

– Хорошо пошла!

И не сдержался – приложился так, что лишь капля водки на дне осталась.

– Что ты наделал! – возмутилась Бутылка. – Оставил бы немного, тогда бы я с тобой еще побыла. А сейчас стала легкая, пустая, и ты уже не обнимешь меня так крепко. Знаю, тебе нравятся полные бутылки! – и она тихо легла рядом с засыпающим алкоголиком.

Поднялся ветер, застучал холодный дождь, стало зябко. Слышавшая весь их разговор Лавочка грустно сказала:

– Как они любят друг друга! Даже в непогоду не могут расстаться…

Мечта

Всю свою жизнь до седых волос Голова мечтала приобрести шляпку, но все не было времени. Однажды она решилась и отправилась в магазин, встала перед зеркалом и примерила шляпку. От того, что увидела, дух захватило. Голова в шляпке была неотразима. Именно такую шляпку она хотела иметь всегда.

Ее радость прервал ворчливый голос Зеркала:

– Ты что тут красуешься, посмотри на себя внимательно, ты же босячка! Сначала обувь хорошую купи, а потом и за шляпкой приходи!

– Да, вы правы, обувь купить надо, – вздохнула Голова. – Но это очень дорого…

И, выходя, еще раз взглянула на полюбившуюся шляпку, словно прощаясь с ней, – она знала, что уже никогда не вернется сюда.

Совет

Половая Тряпка, вся мокрая от слез, вздыхала:

– Тяжела моя жизнь!

Башмак наступил на нее и спросил, что с ней случилось.

– Тучи пришли, с собой дождь, сырость, грязь принесли. Никак я не отмоюсь. Устала. Быстрей бы солнце пришло, с ним тепло, светло и чисто.

– Советую потерпеть, – сказал Башмак и долго вытирал о Тряпку грязную подошву.

Лишняя Пиала

Новый Чайник с красивыми Чашками появились неожиданно. Они чинно расположились на белой Скатерти и зазвякали:

– Отметим покупку нашего сервиза крепким чаем и звоном серебряных ложек!

И тут Чайник заметил на столе старую, испещренную трещинками Фарфоровую Пиалу. Она стояла скромно на краю стола и старалась никому не мешать.

– Ты как тут оказалась? – спросил Чайник и засопел: – Здесь мой стол…

– Да я здесь много лет нахожусь, – тихо ответила она. – От всей старой посуды одна осталась.

– Тем более тебе тут не место, – изрек Чайник и, помолчав, добавил: – Ладно, так и быть, останься, может, пригодишься…

И он вылил чайные остатки ей внутрь, сам наполнился кипятком – вокруг разлился аромат свежезаваренного чая.

Пиала задумалась. Она никак не могла понять, почему Чайник так поступил. На ее задумчивость никто не обратил внимания. Взоры всех Чашек были устремлены на Чайник и клубящийся над ним ароматный пар. Пиала вдохнула и поняла: ей здесь уже нет места.

Но тут кто-то из нового сервиза задел ее. Она соскользнула со стола, упала и разбилась.

– Ах! – воскликнула огорченная Скатерть, которая была знатоком посуды. – Пиале-то фарфоровой двести лет. Ее хотели сохранить, как произведение искусства, а теперь станут собирать ее черепки…

Только Чайник с новыми Чашками не волновались. Все они были толстостенными, небьющимися и не обратили на это происшествие никакого внимания.

Тютю и порошок

Эту историю рассказал мне мой друг, уже будучи взрослым мужчиной.

– Когда я был маленьким, – начал он разговор, – родители, играя со мной, нежно тютюкали. Вот откуда и началось мое прозвище – Тютю.

Повзрослев, я пошел в школу. Учился хорошо, играл со своими ровесниками. Когда возвращался домой, меня радостно встречали:

– Наш Тютю пришел!

Родители готовы были дать мне все что угодно, что бы я ни попросил, – сладости, самокат, велосипед.

Однажды я сказал:

– Мне все надоело, скучно. Пойду на улицу, с ребятами поиграю.

Родители ответили:

– Иди, сынок, от учебы проветришься.

Пришел во двор, а там никого нет. Видно, ребята уроки делают. Сел я на лавочку, и тут подходит незнакомый человек в капюшоне и говорит:

– Что, Тютю, скучаешь?

Я удивился, откуда он мое прозвище знает, и на всякий случай ответил:

– Да!

– Я тебе помогу. У меня есть чудо-порошок, для друзей берегу. Вдохнешь его или проглотишь – и скука исчезнет. Одно веселье начнется.

Не стал я отказываться, проглотил порошок. И тут мне показалось, что я на скамейке лечу. Засмеялся, встал со скамьи, пошел домой, а ноги разные выкрутасы выделывают.

Капюшон следом кричит:

– Придешь в следующий раз – деньги принеси!

Дома мама с папой увидели, что я улыбаюсь, и спросили:

– Ну, сынок, свежий воздух тебе помог?

Я ничего им не рассказал, лег спать. Утром проснулся – голова раскалывается. В школу решил не ходить. Пока родители спали, схватил из кошелька часть денег – и к лавочке побежал, а там уже человек в капюшоне словно ждал меня. Отдал ему деньги, а он мне – порошок. Проглотил его, голова перестала болеть. Опять на скамейке стал летать. Птички рядом появились, летают вокруг меня и поют ту песню, что мне мама напевала, когда маленьким был.

Человек в капюшоне ушел. Друзья прибежали, тормошат, зовут гулять, а я ничего не соображаю. Они обиделись и ушли, решили, что я с ними играть не хочу.

Когда пришел в себя, опять, голова болит. Ухватил ее двумя руками, охаю. Дома пока не было родителей, схватил кошелек и вернулся к лавочке, а капюшона уже не было. Стал искать его по всей аллее и нашел на последней лавочке с незнакомым юношей. У меня руки задрожали, а потом и тело – так захотелось порошка. Капюшон ухватил нас обоих и поволок куда-то.

Пришли в грязный подвал. Кругом шприцы валяются. Люди с серыми лицами, словно на улицу никогда не выходили. Кто-то шприцом себя колет, кто-то что-то жует, а некоторые лежат со стеклянными глазами и временами хохочут.

Я еще немножко тогда соображал и попробовал закричать:

– Не хочу тут оставаться! – но чувствую, голос пропал, только шепот слышен, руки едва двигаются.

Кто-то вырвал у меня Кошелек. Дали порошок. Голова перестала болеть, и опять видения появились. Казалось, кто-то меня схватил за руку и тянет к небу. Одно облако пролетело, за ним другое, и помчался я к яркому солнцу. Оно меня обожгло, и я полетел вниз. Потерял сознание. Очнулся дома, на кровати. Голова не болит. Доктор рядом, родители плачут. Их так стало жалко, что я взмолился:

– Папа, мама! Простите меня, я перед вами виноват. Деньги стащил, школу забросил, наркотиками увлекся…

– Мы знаем, – ответили родители, – и очень хотим, чтобы больше с тобой это не повторилось…

А спасли меня мои друзья: они проследили за мной и вызвали полицию.

Что касается человека, который давал мне порошок, то он теперь сидит за колючей проволокой. Теперь без капюшона. Только с бритой головой.

Уважаемый Ковер

Ковер мягко стелился перед всеми Ботинками и льстиво им шептал:

– Здравствуйте, проходите, уважаемые, – и они, вытерев грязь, молча отправлялись в свои кабинеты.

– Я близок к руководству, – говорил Ковер. – Все они идут через меня. Если чем-то надо помочь – обращайтесь ко мне.

Швабра с Веником ему верили, снимали каждую пылинку, в надежде, что его дружба может пригодиться.

Скоро Ковер стерся, стал плешив. Да и Веник со Шваброй поизносились, и их всех выбросили в чулан. Там они и обратились к нему:

– Попросил бы ты Ботинки, чтобы они оставили нас на старом месте.

Ковер помолчал, потом буркнул:

– Был бы на прежнем месте – все устроил бы…

Вскоре вместо него положили новый Ковер, который тоже хорошо стелился под Ботинками. А чистил его уже новый юркий Пылесос, умеющий ласково жужжать:

– Ты так близок к Ботинкам, уваж-жаемый. Если что – выручай.

– Конечно – обращайся, – важно отвечал Ковер.

Мечта Фонаря

Фонарь на столбе ярко светилночью и как-то сказал:

– Я даю свет. Значит, я – Солнце!

Столб возмутился:

– Тебя поставили повыше только для того, чтобы освещал внизу маленькое местечко!

– Но я еще могу быть Солнцем! – упрямился Фонарь. – Вот оно уйдет отдыхать – и я его заменю!

Фонарь не мог успокоиться и стал ждать момента, чтоб это доказать.

Однажды темные тучи закрыли светило и его лучи не смогли пробиться к земле. Стало темно.

– Вот теперь-то докажу всем, что я – Солнце! – обрадовался Фонарь.

И зажегся. Возле него внизу посветлело, но он хотел озарить все до горизонта, как и Солнце: накалился, заискрился от напряжения, а потом треснул и рассыпался на мелкие кусочки.

Тут выглянуло Солнце и осветило все вокруг.

Столб взглянул на то, что осталось от Фонаря, и грустно сказал:

– Не надо было тебе тягаться с Солнцем. Освещал бы лучше свое маленькое местечко…

Звонок

Кнопка и Звонок дружили.

Кнопка была тихая. Когда на нее нажимали, она лишь шептала Звонку:

– Он здесь.

И Звонок громко трезвонил на весь дом:

– Он здесь! Он здесь! – и успокаивался лишь тогда, когда открывалась дверь и жильцы всех квартир выглядывали посмотреть, кто пришел.

И так – каждый день.

Однажды Звонок, как обычно, затрезвонил, но любопытных не оказалось.

Жильцы перестали интересоваться Звонком, и Кнопка еле слышно говорила:

– Как неинтересно стало жить!

Бестолковое дело

Муха села на писательский Лоб и постучала лапкой:

– Ты о чем так долго думаешь? Наверно, как и я, размышляешь, где бы поесть?

– Нет, – ответил Лоб, – я питаюсь духовно, думаю, что сочинить.

– Твоя пища – воздух, пустота, – огорчилась муха. – Бестолковое твое дело. Так можно и ноги протянуть. Прощай.

Она еще раз похлопала лапкой по Лбу и улетела.

Пакет

Полиэтиленовый Пакет и Рука дружили. Они не могли и дня прожить, чтобы не встретиться. Пакет набирал, сколько мог, продуктов, Рука подхватывала его, и они не спеша шли домой.

Однажды Рука сказала:

– Мне тяжело тебя стало носить.

– Но я же беру столько, чтобы ты реже ходила по магазинам, – ответил Пакет.

– Как хочешь, но брать тебя я больше не буду! Попрошу Тележку помочь.

– Хорошо, – нехотя согласился Пакет, но через несколько шагов от огорчения порвался, и все его содержимое вывалилось. Рука хотела подхватить Пакет, но не успела. Она лишь подобрала упавшие продукты и грустно вздохнула:

– Как бы я хотела, чтобы Пакет был всегда со мной.

Сор

Веник и Совок, убирая избу, разругались. Веник хлестал Совок, тот не уступал и что есть силы бил Веник в ответ. В избе поднялся столб пыли. Совок набрал целую гору мусора и выбросил во двор, да попал на проходившую Курицу, которая раскудахталась и убежала.

Увидев это, Тряпка, лежавшая у порога и наблюдавшая за этой перебранкой, недовольно заворчала:

– Не надо было выносить сор из избы. Все думали, что мы дружно живем, а теперь Курица бегает по двору и орет, всем рассказывая о вашей ссоре.

Грязь

Машина промчалась, разбрасывая грязные брызги. И на Пиджак пешехода прицепился большой серый комок.

– Я – почетный гость, – заявил он, раскачиваясь в разные стороны. – Смотри, какой я видный, ко мне надо относиться с уважением!

«Тогда надо его уберечь», – подумал Пиджак. Хотел прикрыть Комок лацканом, но тот вдруг вытянулся, чтобы все его видели и, не удержавшись, упал на тротуар.

– Так это обыкновенная грязь! – удивился Пиджак. – Как я раньше не разглядел?

А Комок лежал на дороге в печали:

– Жаль, что не остался на Пиджаке. На меня бы все прохожие заглядывались…

Борщ

Кастрюля, полная борща, от удовольствия пыхтела на плите.

– Поделись борщом, – сказал ей Половник. – Посмотри, сколько на столе пустых тарелок. Не жадничай, и это поможет тебе остаться стройной.

– А мне нравится полнота, – недовольно хлопнула крышкой Кастрюля.

Половник не отставал:

– Ну тогда я тебе помогу, – и стал разливать борщ по тарелкам сам.

Ложки дружно застучали, и Половник широко улыбнулся – он был доволен своей работой. А Кастрюля подумала: «Хорошо, что не пожадничала, не то бы во мне все скисло. Все надо делать вовремя!»

Круто

Ворон сел возле Воробья, отобрал семечко, собрался было его склевать и показать, какой он крутой, но это заметила Воробьиха. Подлетела к Ворону и шлепнула на него кусок помета. Тот, не ожидая такой наглости, оторопел, сделал вид, что ничего не произошло, и улетел.

Воробьиха перышки распушила и зачирикала Воробью:

– Если бы мы вдвоем сбросили на Ворона весь наш дневной помет, вот это было бы круто. Надолго бы отбили охоту обижать нас!

Бестолковые Куры

Безголосый Петух ходил по двору и рассказывал Курам:

– У меня в молодости был чудесный голос. Я был знаменит! Когда я пел, все фанаты слетались послушать меня.

Куры над ним смеялись:

– Врешь ты все, Петух! Мы не слышали никогда твоего пения.

– Бестолковые Вы, Куры, – зло кукарекал он. – Мне сейчас не только петь, но и ходить тяжело. Стар я стал.

Скоро Петух умер. К нему стали слетаться Мухи. Их прилетало все больше и больше, и скоро их собралось огромное облако.

Куры закудахтали:

– Правду нам Петух говорил, что был знаменитым певцом. Сколько к нему фанатов прилетело, даже со своим оркестром! Вон как громко жужжат на его панихиде…

Старые Сучья

Огромный старый Дуб, у которого только что спилили нижнюю ветку, разговаривает с растущей рядом хилой Осиной:

– Видишь, подружка, мне больную ветку спилили. Теперь я еще сто лет проживу. И тебе желаю больные ветки убрать – будешь дольше жить.

– Хорошо, – тихо проскрипела Осина, низко склонила сухую макушку и подумала: «Может, и правда поможет…»

Пришел лесник, пощупал ее веточки, постучал по стволу и срубил Осину до основания.

Дуб вздохнул:

– Видно, ко всем подход разный. Кто силен – того подлечат, а кто хил – того срубят под корень!

Муравьишка

Молодой Муравьишка раньше всех пришел к муравейнику. Свалил свою ношу и, подбоченясь, стал ждать товарищей, которые несли такие же веточки.

– Что вы все по проторенной тропинке ходите? – встретив их, усмехнулся он. – Вижу, с трудом ползете. Я вот свернул, укоротил путь и, как видите, быстрее пришел! Вот и сейчас вы собираетесь идти под мостиком, а я пойду по нему и опять раньше вас приду!

– Это опасно, – ответили ему собратья. – Лучше иди с нами.

– Не-ет, это долго! – засмеялся Муравьишка и пошел по мосту, но не увидел, как на него наехало колесо идущей телеги.

Петли и Рама

Деревянный Брус давно дружил с Рамой. Их отношения прочно закрепили металлические Петли, и, казалось, никто никогда их не сможет разъединить. Даже ветер не мог проникнуть в дом – столь крепко они прижимались друг к другу. Так они жили много лет. Ни дождь, ни холодный снег не мешали их дружбе.

Подоконник с завистью смотрел на их отношения.

Когда светило солнышко, Рама открывалась, чтобы впустить в дом свежий воздух, и на Подоконнике всегда видела яркие цветы.

– Я вас поздравляю с хорошей погодой, – говорил он. – Это вам от меня.

И так было каждый раз при хорошей погоде, а потом цветы стали появляться на Подоконнике в любое время.

«Как он меня любит! – решила про себя Рама. – Не то что Брус, который только и говорит: «Ты, дорогая, осторожней раскрывайся, иначе можешь упасть и разбиться. Возраст у тебя не тот, и Петли ослабли. Береги себя!»

– Ничего у меня не ослабло! – возмутилась Рама. – Я еще хорошо выгляжу. Вон на меня даже Подоконник заглядывается, – и она потянулась к нему, но сорвалась с петли и уткнулась в Подоконник с цветами.

– Этого еще мне не хватало! – возмутился он. – Не нужна мне старая Рама. Мне нужна работящая.

Рама вздохнула и проскрипела:

– Брус-то дорожил мною по-настоящему, а Подоконник так, только изображал.

После этих слов она упала и разбилась. Брус протянул ей проржавевшие Петли, но помочь так и не смог – поздно было.

Верная подушка

Пухлая Подушка служила своему Хозяину верой и правдой. Когда Хозяин пополнел, она мужественно переносила все тяжести, со временем облезла и стала плоской, как коврик.

– Всю себя отдала Хозяину, – говорила Подушка. – За это он меня очень ценит.

Но однажды ее взяли и выбросили, а на ее место положили новую.

– Как нечестно со мной поступили! – возмутилась Подушка. – Выкинули, несмотря на верность Хозяину. А где же благодарность?

Сапог

Сапог, задрав нос, топал по тропинке, не замечая никого на своем пути. Шлепал по лужам, разбрызгивая грязь. Испугал курицу, она закудахтала, и, взмахнув крыльями, улетела. Пнул кошку, та замяукала и с испугу забралась на дерево. Попался на пути камень – Сапог ударил по нему, тот попал в собаку, которая залаяла, и, поджав хвост, убежала.

Остановился Сапог, решил себя в порядок привести, грязь с голенищ смыть. Вымылся, ваксой намазался, заблестел, как прежде, и снова пошел по тропинке, чтобы все видели, какой он красивый. Но на дворе, кроме мух, никого уже не встретил.

Если бы Сапог не был толстокожим, он, конечно, догадался бы, что грязь-то он смыл, но его поведение курица, кошка и собака надолго запомнили.