
Полная версия
Жизнь, любовь, страдания
Сачок перенес Бабочку в стеклянную банку, где было много ее знакомых. Они бились о стекло, стараясь как-то выбраться.
– С кем же я познакомилась? – испуганно воскликнула она.
– С коллекционером бабочек, – ответили ей. – У Сачка любовь к нам своеобразная.
Мостик
Маленький Мостик лежал над ручьем и радовался жизни, хотя ему было очень тяжело: солнце жгло, дождь мочил, ветер дул, по нему ходили, бегали, прыгали. Но он на это не обращал внимания.
Со временем у него расшатались дощечки, которые могли отвалиться, и о нем уже стали говорить:
– Износился, пора отправить на дрова!
Тут еще ветер стал его донимать, раскачивать из стороны в сторону. Однажды так сильно дунул, что Мостик упал в ручей, где его залило водой и завалило грязью.
– Если я буду так лежать, меня совсем засыплет землей, – заволновался он. – А я еще полон сил и хочу послужить всем на радость.
Он вспомнил солнышко, дождь, ветер, пешеходов, и ему без них стало грустно.
Мостик стряхнул с себя грязь. Ручей хотел было его подхватить и унести, но он сопротивлялся изо всех сил и причалил к бережку. Его подняли, починили дощечки, положили над ручьем и укрепили так, чтоб ветер не сдул.
И Мостик радостно воскликнул:
– Жизнь можно продлить, если за нее будешь бороться!
Брус и Дверь
Познакомился крепкий дубовый Брус с Дверью. Она пахла свежим деревом, и ее красивая текстура была покрыта желтой блестящей олифой.
Брус не сводил с нее взгляда. Она ему очень понравилась, и он прижал ее к себе двумя металлическими петлями. Ей это тоже понравилось, и она плотно прильнула к нему. Порой если и отходила, то ненадолго, и опять возвращалась. Ни разу не было слышно, чтобы она недовольно скрипнула. Это была любовь!
Остальные бревна дома, которые окружали их, гудели:
– Вечной любви не бывает. Это все временное увлечение, близость надоест и все пройдет…
Спустя годы Брус осел, Дверь усохла и стала скрипеть на весь дом. Но Брус, как в молодости, по-прежнему держал ее своими петлями, и она чувствовала себя уверенно и крепко, несмотря на появившиеся трещинки.
Бревна удивлялись постоянству Бруса:
– Многие уже сменили не одну дверь, а он все этой верен. А она чем старее становится, тем с большим трудом отходит от него.
Брус трогательно заботился о Двери. Только та заскрипит – он зовет масленку, и шума как не бывало.
– Любовь наша не стареет, моя близкая! – шептал Брус Двери.
И она к нему прижималась так, что не оторвешь. Видно, их навеки заклинило вместе.
Образ жизни
Термос с чаем и Бутылка с вином познакомились на полянке.
– Я, – начал разговор Термос, – всю жизнь путешествую. Вот сейчас отдохну и дальше пойду искать неведомое.
– А я, – перебила его Бутылка, – дальше этой поляны никуда не уйду. Опустошат меня, бросят – и останусь здесь навсегда!
– Очень мне тебя жалко, – вздохнул Термос и покинул Бутылку.
Прошло много времени, и однажды одна сверкающая на солнце Бутылка спросила его:
– Не узнаешь меня, Термос? Это я, твоя знакомая. Теперь я с минеральной водой. Без меня не обходится ни одно путешествие! – и она счастливо запузырилась.
«Вот что значит сменить свой образ жизни!» – подумал Термос.
Гудок
Гудок паровоза заклинило, и он загудел громко и непрерывно. Напуганные птицы улетали, люди, заткнув уши, убегали.
Гудку стало весело:
– Как я всех напугал! Раньше все сидели тихо, никто на меня внимания не обращал, а теперь пальцами показывают…
Но вскоре пар у него весь вышел, Гудок умолк и превратился в тихий Свисток. Это понравилось всем, кроме него самого.
– Как жаль, что я стал Свистком! – загоревал он. – Теперь без меня все успокоились. Никакой суеты, никакой радости. Разве это жизнь?!
Неразлучные
– Что вы все время ерзаете на мне? – возмутился Нос, обращаясь к Оправе. – Если плохо видите, поменяйте линзы.
– Хорошо! – покорно ответила Оправа, сменила старые стекла на новые, но они тоже оказались толстыми и тяжелыми.
– Ты, Оправа, с меня постоянно слетаешь, я не могу тебя удержать! – закричал Нос.
– Плохо мне, я скоро совсем ничего не увижу, даже тебя, – грустно промолвила Оправа. – Мне так сказал врач.
От таких слов Нос испугался. Он никогда не думал, что самая близкая и дорогая ему Оправа может ослепнуть и он останется без верной подруги. Нежно, с дрожью в голосе он сказал:
– Милая моя Оправа! Я буду тебя держать, оберегать столько, сколько сам продержусь. Только будь всегда со мной!
Половник
Половник был начальником обеденного стола. Как-то раз он задержался, и Ложки решили взять бразды правления в свои руки:
– Мы и без этого посредника сами все по тарелкам разольем!
Попробовали, да только всю Скатерть испачкали.
– Безобразие! – возмутилась она. – Я всегда была белоснежной.
– Прекратите хулиганить! – закричала Кастрюля.
Тут появился Половник и всех помирил.
– Каждый должен заниматься своим делом, – сказал он и ловко разлил суп по тарелкам. Ложки молчали, низко склонившись над тарелками. И все за столом были довольны.
Бутылки
Встретились две бутылки – с Ромом и с Водой. Уселись на скамеечке:
– Выпьем! – предложил Ром.
– Я непьющая, – ответила Вода.
– А мы по чуть-чуть, – настаивал Ром.
Открыли крышки об угол скамейки, выпили.
– А чем бы нам закусить? – спросила Вода.
– Да пробку понюхаем, – заикаясь, ответил Ром. – И Водой запьем.
Пригубили еще, потом еще и еще, пока до дна не добрались. На скамейку улеглись, пригрелись на солнышке.
Тут Метла шла мимо да и смела их в урну. Лежат там обе бутылки в мусоре и думают: «Удивительно, как быстро мы домой попали!»
Время
Будильник тикал и рассуждал:
– Почему Хозяин так быстро изменил свое отношение ко мне? Сорок лет меня заводил, чтобы я его вовремя будил. Быстро вставал, хвалил меня и спешил на работу. Я был счастлив, что нужен ему. А он, как вышел на пенсию, меня перестал заводить, лишь изредка узнавал, который час. Ныне смотрю – Хозяин лежит неподвижно, не обращает на меня никакого внимания. Так и я скоро тикать перестану…

Трость
– Ты без меня и шагу сделать не сможешь, – сочувственно говорила Трость больной Ноге в поношенном ботинке. – Держись за меня, я позабочусь, чтобы тебе было легче. Мы же друзья с тобой надолго, – успокаивала она.
Так они и ходили рядом – Трость и Нога. Но однажды Трость заметила, что ее перестали брать на прогулку. Она расстроилась, прислонилась к стене, загрустила:
– Мы так хорошо дружили, собирались долго быть вместе…
И тут она заметила валявшийся в углу поношенный ботинок, который тоже никому уже был не нужен…
Боль
Ступенька скрипела, кричала на весь двор:
– Ах! Ох! Что за жизнь! То прыгают на меня, то пинают! И так – каждый день. Доска трещит, здорового места нет. Помогите кто-нибудь! – взмолилась Ступенька.
Услышали ее Гвоздь с Молотком и прибежали:
– Сейчас мы тебе поможем, – и Молоток вбил Гвоздь в доску по самую шляпку так, чтоб она не сдвинулась с места.
– Надо же, боль везде прошла! – обрадовалась Ступенька. – Остался один пустячок, где шляпка. Но с ним я сама справлюсь.
И она успокоилась.
Сезон окончен
Ботинок прожил весну, лето, осень, а ближе к зиме состарился, весь сморщился, стал некрасивым. Его неразлучную подругу Подошву жизнь еще хуже измотала. Ей приходилось ходить по жесткому асфальту, грязи и лужам. От этого она стерлась и стала тонкой, казалось, вот-вот развалится.
Ботинок заметил, что она стала не такой, как прежде, и стал жалеть ее. Он старался обойти все препятствия, чтоб ее уберечь, но со старостью справиться не мог. Даже подружка Щетка была не в силах помочь им обоим. Она временами чистила, покрывала их коричневой ваксой, они блестели, как новые, но недолго. Вакса тускнела, и Ботинок с Подошвой часто оставались в прихожей, вместо того чтобы выйти на улицу.
Однажды Щетка сочувственно смахнула с Ботинка и Подошвы нависшую пыль, и они оказались в темном пакете. Тупой Валенок, безразлично наблюдавший происходящее, проворчал:
– Время ваше прошло, сезон окончен!
Старый Стол
Старый Стол с расшатанными ножками стоял в углу. Однажды решили его поставить на середину комнаты, а он стал качаться из стороны в сторону, вот-вот развалится. Тогда его опять прислонили к стенке и накрыли скатертью, чтобы не были видны его облезлые углы.
– Как это замечательно! – восхитился Стол. – Со стороны посмотреть – я еще молодец. Только бы от стены не отодвигали…
Кайф
Два Червяка в своем земляном домике обрадовались прошедшему дождю и решили:
– Пойдем кайф ловить!
Вылезли из норки наружу, а тут солнце так обожгло их, что Червячкам стало плохо.
– Пожалуй, пора нам отсюда сматываться, – испугались они. – Какой-то это очень сильный наркотик.
Да было уже поздно: сил не хватило доползти до норки, и Червяки остались лежать на дороге. Сухие, неподвижные, похожие на изношенные шнурки.
Бескорыстная дружба
– Какой ты знаменитый, Колокол! – восхищается его Язык. – Все тебя за звук ценят, расхваливают, любят послушать.
– Да что ты, друг мой! Если бы не ты, я молчал бы, как рыба.
– Нет, нет, не говори, это твоя заслуга!
– А я повторяю: это твоя работа!
И Колокол, и Язык по сей день спорят, отдавая славу друг другу. У них бескорыстная дружба. Не то что некоторые языки, которые болтают без умолку, что они лучше всех на свете.
Мундштук и Сигарета,
Мундштук нежно обнял Сигарету:
– Радость моя, останься со мной навсегда!
Но Сигарета на его слова не обратила никакого внимания. Она увлеклась Табаком, который завладел ею, загорелась и дымила.
– Не увлекайся Табаком! – предостерег Сигарету Мундштук. – Он тебя погубит!
Но она не слушала и дымила, сгорая все больше и больше.
А когда Мундштук окликнул ее очередной раз, то увидел лишь пепел, который рассыпался от дуновения ветра, словно и не было Сигареты.
– Говорил же я, Табак тебя погубит! – сокрушался он.
Деревяшки
Стол в читальном зале услышал разговор двух Стульев.
– Я часто встречаюсь со знаменитыми людьми, – сказал первый. – Поскриплю им ножками – и они начинают общаться со мной.
– Мне тоже удается поговорить с ними, – отвечает второй. – Потрещу-потрещу, поддержу беседу, и они тоже отвечают мне.
– И что они говорят вам? – поинтересовался Стол.
– Когда же вы замолчите, старые деревяшки!..
Использованный Пакетик
Чайный Пакетик с высушенными листочками чая увидел незнакомую Чашку с красивыми расписными цветочками и крышечкой, похожей на беретик, и вмиг влюбился.
Чашечка подняла беретик, как бы приглашая его к себе, и он стремглав бросился в ее неведомую глубину. Затем Чашка наполнилась кипятком. Пакетик даже обожгло от ее горячности. В воздухе разлился аромат чая, и он почувствовал, что листочки в нем стали растворяться. Пакетик понял: он всего себя отдал за мимолетное увлечение.
– Как опасно с незнакомыми Чашками связываться! – успел крикнуть он.
А Чашка умылась и стала ждать следующий пакетик.
Лестница
Молоток вбивал гвозди в лестницу, поднимаясь все выше и выше, но на последней ступеньке у него сломалась рукоятка.
– Извини, – сказал он оставшемуся последнему Гвоздю. – Я понимаю, какие ошибки я совершил ради своей цели. Погубил много гвоздей. Теперь буду здесь с тобой время коротать и вымаливать прощение.
Гвоздю стало жалко Молотка, и он ему поверил. Но вскоре Молотку земенили рукоятку, и он вбил в ступеньку последний Гвоздь.
Мечта Пробки
Собрались за дружеским столом фужеры, фрукты и бутылки с бурлящим шампанским.
Пробка от шампанского давно мечтала побывать в космосе. Она слышала, что движущая сила ракеты – газ, а в ней его было предостаточно. И вот мечта ее свершилась. Пробка с громким хлопком вылетела и устремилась к потолку. Только полет ее был коротким.
Люди, сидящие за столом, закричали:
– Ура-а!
Пробка решила, что это ее возвращение так встречают.
– Я была в космосе, в космосе! – прыгая по столу, ликовала она.
– Расскажи! Расскажи, как там, в невесомости? – зазвенели Фужеры.
– Вылетев из бутылки, я сразу столкнулась с планетой. Но не успела облететь ее – газу не хватило, а то бы рассказала вам об увиденном.
Фужеры хотели еще что-то спросить, однако их залили шампанским.
«Вот сейчас в честь моего полета произнесут торжественную речь и выпьют за мои заслуги!» – размечталась Пробка.
Но ее лишь положили в пепельницу вместе с окурками, чтобы не пачкала скатерть.
Еще не раз Фужеры наполнялись шампанским, но им было уже не до Пробки.
– Как это несправедливо, – огорчилась она. – Все чокаются, пьют, кричат «ура», а меня забыли и славу забрали…
Не винная Бутылка
Бутылка из-под воды много лет служила своему делу, знала, что всем нужна и поэтому была довольна своей жизнью.
Однажды она оказалась возле дубового Чана, который наполнял вином стеклянную тару.
– Вижу, ты совсем не винная, с алкоголем не знакома. Ничего, это дело поправимое, – усмехнулся он и налил в Бутылку вино. У нее внутри все зажглось и заклокотало.
– Во-от и покончено с невинностью, – обрадовался Чан.
Затем Бутылка оказалась в магазине рядом с бутылями, наполненными по горло крепким алкоголем, и. от нахлынувших винных паров, а может, от того, что стояла на краю прилавка, Бутылка упала. Вино вылилось на пол.
Чан забурлил, занегодовал:
– Вот растяпа! Такую ценность разлила. Много любителей этого напитка пожалеют об этом!
И правда, перед ней стояли люди, глядели на разлитый алкоголь и грустно говорили: «Лучше бы мы ее выпили!»
Бутылка задумалась:
«Много лет все наслаждались моей водой, а сейчас предпочитают одурманивающее горькое вино. Может, я что-то не понимаю?».
И ей очень захотелось быть, как раньше, не винной.
Рубанок и Дощечка
Молоток расстучался:
– Слушайте все: наш красивый Рубанок с шершавой Дощечкой подружился!
– Ну и чего ты расшумелся! – остановил его Рубанок. – Она мне нравится и рядом со мной красивой станет.
Молоток еще громче застучал, а Рубанок стал обхаживать Дощечку. Обстругивает ее со всех сторон, только стружки летят. Дощечке было приятно, она только и успевала подставлять свои бока Рубанку и скоро стала совсем гладкой и очень красивой.
Молоток даже перестал стучать от удивления: она ему тоже очень понравилась.
Дощечка стала полочкой для Рубанка. Он лежал на ней и наслаждался ее близостью, а она ему все говорила:
– Я очень счастлива быть рядом с тобой!
Опора
– Опирайся на меня! – стучала Трость Хозяину. – Я у тебя единственная осталась. Была у тебя опорой фабрика, много лет ты отдал этой дружбе, всегда радовался, когда шел к ней. Но время пришло, она тебя выпроводила на пенсию и забыла. А еще была у тебя опорой жена. Радость и заботы вместе с ней делили, но и ее уже нет. Одна я у тебя теперь, одна! Опирайся на меня смело, так мы до скамейки доберемся…
На улице еще долго слышалось шарканье ботинок и стук тросточки.
Молодожены
Дверь широко открылась, приветствуя молодоженов – лакированную Туфельку и сверкающий Ботинок.
– Мира вам и счастья! – звонко проскрипела Дверь.
А Коврик на полу ласково потрепал их, радуясь красивой паре.
Прошло время, и Туфелька с Ботинком стали ссориться. Мира не стало, счастье ушло, блеск пропал. Они то и дело сталкивались, наступали друг на друга, бранились.
– Я в доме хозяин! – кричал Ботинок. – Что хочу, то и делаю!
Туфелька соглашалась, но Ботинок с каждым днем становился все привередливее и скоро стал приходить домой чем-то одурманенный. Половая Тряпка за ним ухаживала, вытирала грязь и мыла. Дверь перед ним широко раскрывалась, чтобы не упал. Коврик расстилался, чтобы Ботиночек не поскользнулся. Туфелька бежала ему навстречу, а он не обращал на нее внимания.
Однажды Ботинок пришел, с трудом добравшись до двери, а она не открылась. Постучал, потопал, лег на Тряпку и уткнулся в нее носом.
– Много раз я тебя выручала, в порядок приводила, – сказала Тряпка. – Больше не буду. Вытру нос в последний раз – и иди куда хочешь!
Тут появился Веник, главный борец за чистоту, махнул и вымел Ботинок.
Кепка
Кепка, увидев на ипподроме, как жокей управляет лошадью, решила, что она тоже сможет командовать Головой, на которой она сидела. С той поры ей казалось, что, куда бы Голова ни шла, это она руководит ею. Не нравилось ей только одно: что за день ее часто сбрасывают.
«Жокея тоже лошадь сбрасывает, – успокаивала она себя. – Ну ничего, я приучу строптивую Голову к порядку».
И Кепка нахлобучилась на Голову по самые уши. Голова весь день ходила, не снимая ее.
– Я же говорила, что Голова станет послушной, – радовалась Кепка.
Она просто не знала, что Голове стало холодно – пришла зима…
Формальное отношение
Спортсмен готовился бежать. Надел на ногу одну Шиповку, погладил ее, доброе слово сказал. Вторую надел молча.
– Ну, я это запомню, – рассердилась Шиповка. – Покажу, что ко мне нельзя относиться формально.
Когда спортсмен побежал, она расшнуровалась и слетела с ноги. Он разозлился и пнул ее. Затем снял ни в чем неповинную первую Шиповку и тоже выбросил.
– Будешь теперь знать, что надо одинаково бережно относиться к обоим, – удовлетворенно сказала расшнурованная Шиповка.
Жук и Муха
Муха часто летала к Жуку-соседу. Вначале просто поболтать, потом поесть, а затем совсем поселилась – харчи-то дармовые.
– Пусть живет, – решил Жук. – Вдвоем веселее.
Однажды он прикатил огромный шар пахучего навоза.
– Это все мое? – радостно воскликнула Муха.
– Ладно, возьми себе, – ответил Жук. – Я еще достану.
Села Муха на шар, лапки от удовольствия раскинула:
– Вот это жизнь! Все мое!
Тут шар покачнулся и придавил Муху.
– Какая глупая Муха, – сказал Жук. – Только и повторяла – мое, мое! Поделилась бы с кем-нибудь – жива бы осталась.
Потолок
Воробышек родился в амбаре и в первый раз взлетел до потолка. Сел на перекладину рядом с Мухой.
– Ты молодец, – сказала она. – Первый раз взлетел – и до потолка поднялся. Я всю жизнь прожила и только сейчас до потолка долетела.
Воробышек перышки распустил, гордо голову приподнял. Приятно, что его похвалили. И тут он заметил над собой щель, через которую пробивался яркий теплый луч.
– Что это? – удивился Воробышек.
Вспорхнул и через щель полетел к Солнцу.
«И что надо этому Воробышку? – задумалась Муха. – Был ему потолок – нет же, надо ему еще выше подняться. Там, говорят, потолка нет…»
Курочка Ряба
Курочка Ряба узнала, что подружки сговорились: если она далеко уйдет от курятника, они ее ощипают и оставят голой.
Рябе стало страшно.
– Лучше я на жердочке посижу, – решила она, хотя ей очень хотелось погулять по двору, поклевать зернышек.
Сидит она грустная, не ест, не пьет.
Куры над ней смеются:
– Кому ты такая тощая нужна!
Только один Петух по-доброму ей сказал:
– А ты сделай что-нибудь такое, чтобы все восхищались. Вот и перестанут смеяться.
– Я же ничего не умею, – еще больше пригорюнилась Ряба.
– Пойдем со мной. Что-нибудь придумаем…
И Петушок с Рябой пошли вместе по двору. Далеко ушли, лишь к вечеру вернулись. А утром Ряба снесла огромное яйцо.
Куры от удивления клювы раскрыли и закудахтали:
– Наша тощая Ряба теперь знаменита. Ее яйцо на выставку повезут, как самое большое в мире…
Репейник
Репейник нацепил на себя охапку листьев так, что его не стало видно.
– Зачем ты это сделал? – спросила его Лоза.
– Я поменял имидж, – гордо ответил Репейник. – Теперь я – куст!
Умная Бочка
Заносчивая Бочка вела себя очень нескромно, говорила всем рядом стоящим соседкам:
– Вы все пустые, а во мне – серое вещество. Значит, я – самая умная из вас.
Она для убедительности покачалась, и в ней что-то загромыхало.
– Видно, это правда, – загудели пустые Бочки. – В ней что-то есть.
На следующий день все Бочки забрали, кроме одной, в которой было серое вещество.
– Вот как меня зауважали! Даже оставили. Наверное, чтобы показать всем, какой надо быть Бочкой, – возгордилась она.
На самом деле Бочка не догадывалась, что она просто никому не нужна – в ней был только мусор.
А вскоре рядом с ней поставили знакомые Бочки, но уже наполненные вином.

Тяжелые подковы
Породистый Жеребец несся во всю прыть по ипподрому, обгоняя всех лошадей. Он был молод, силен и вынослив. Но однажды уступил первенство и пришел вторым, а потом и еще раз отстал от своих конкурентов.
– Во всем виноваты подковы, – вздохнул Жеребец. – Они стали тяжелы.
Помазок и Бритва
Они были разные, непохожие друг на друга: Помазок – мягок, Бритва – остра. Но это не мешало им быть вместе, ведь у них было общее дело – то бороду побрить, то усы подравнять. Своей работой они были довольны. Закончив, их укладывали в серебряный Футляр, закрывали крышкой, и они оставались там до поры, когда понадобятся бороде или усам.
Футляр, видя это, удивлялся:
– И что хорошего – жить в темноте и лишь изредка на свет появляться?
– Кто как привык, – отвечали ему Помазок с Бритвой. – Мы в темноте прижмемся друг к другу, нам хорошо, время проходит незаметно, – и, поглядев на Футляр, добавили: – А ты хоть и блестишь днем, но одинок, теплоты никогда не ведал.
И тут Футляр задумался: действительно, что же лучше?
Плед
– Это непорядочно – так со мной поступать! – возмущается Плед. – Я Кровать грею, укрываю, красоту навожу, а к ней вечером хахаль приходит, сбрасывает меня на пол и ложится!
– Не тебе судить, – вразумляет его Половица, – погляди на себя. Ты днем Кровать покрываешь, а на ночь бежишь ко мне, прижаться да понежиться со мной хочешь. Бабник ты старый!
Кораблик
Белоснежный маленький Кораблик неожиданно появился у берега моря и всем своим видом стал доказывать, что он сильный и красивый. Потом, подгоняемый ветром, помчался все дальше в море и вскоре оказался рядом с огромным пассажирским пароходом. Увидев его, пассажиры закричали:
– Смотрите, какой чудесный Кораблик!
– Не зря мною восхищаются, – воскликнул он, довольный собой, и стал еще больше себя восхвалять. – Поняли, что я особенный. Захочу – всех пассажиров в один миг перевезу куда угодно. Не то что этот пароход, который едва плывет и пыхтит от тяжести.
Кораблик еще хотел что-то сказать, но набежавшая волна накрыла его, и он затонул, поскольку был сделан из обычной белой бумаги.
Пароход дал прощальный гудок маленькому Кораблику и, пыхтя, поплыл дальше.
Расчетливая Расческа
– Милый, единственный, кудрявый мой, – нежно шептала Расческа, гладя волосы на голове, не забывая их немножко прореживать. Через некоторое время, когда их совсем не стало, она похлопала по лысине и ушла к другому Кудрявому.
За победу!
Фужер стоял на полке и рассуждал:
– Я себе ни в чем не отказываю, чуть ли не каждый день пью спиртное, а граненый Стакан почему-то позволяет это себе только раз в году. Может, от старости? Вон он какой – весь пожелтевший, в трещинках, словно в земле пролежал…
Как-то раз Фужер оказался на столе рядом со Стаканом и, воспользовавшись этой встречей, спросил:
– Почему вы так редко выпиваете? Не хочется или вам противно смотреть на нас, алкоголиков?
– В молодости я выпивал, – отвечает Стакан, – но на то была причина. Шла война. В окопах, под дождем, на холоде горячительным взбадривался. Друзей и товарищей, погибших в бою, поминал. Кровь, стынущую от горя и ненависти, согревал. А сейчас выпиваю только раз в году – за Победу над врагом, чтобы те страшные дни не повторились. Вот сегодня как раз этот день пришел, и я вспомнил все!
Фужер, пораженный рассказом Стакана, помолчал и тихо сказал:
– А я даже не знаю, за что пил. Помню только, что со мной были пять Фужеров, и все они разбились, – и он с уважением посмотрел на Стакан, который, не шелохнувшись, стоял рядом.