От Камбоджи до Камчатки оставляем отпечатки

Серёга Иванцов, ступив на неё, бросил:

– Всё, больше ноги не понадобятся!

Поторопился от нижних конечностей отказаться. Вдруг парк закончился, ему на смену по закону равновесия пришёл бурелом. Поваленные деревья, ямы, корни торчат… Тот случай, когда ноги и руки ой как нужны, и головой думай, как бы шею не сломать, делая очередной шаг. А сил-то без питания нет, кое-как продрались. Выходим на берег Кынгырги. Речушка не велика из себя. Бревно через неё переброшено. Препятствие не из сложных, да Серёга имел неосторожность вслух брякнуть своим ногам, что больше не понадобятся, они возглас хозяина приняли за чистую монету и решили: мы своё отпахали в походе, извините. На бурелом конечности ещё настроились, но увидев бревно-мост, взбрыкнули: первое слово хозяина – дороже второго. Вся группа прошла, Серёга так и не смог собрать свои ноженьки в кучу и отмобилизовать на преодоление преграды –

поскользнулся и полетел. Плюхнулся в воду плашмя, поднялся, глубина чуть выше колена, да ему хватило все свои сто восемьдесят с гаком сантиметров красоты намочить. Стоит, с длинной его красоты ручьи весело сбегают… Если не мокрая курица, мокрый петух – точно. Встал рядом с Гошей. И мы давай хохотать, остановиться не можем. Идеальная парочка для нищенствования, самое чёрствое сердце не сможет не подать таким на кусок хлеба…

Не стоит загадывать загадку, что мы сделали, войдя в посёлок со сказочным названием Аршан? Быстрым шагом, переходящим в крупную рысцу, полетели в магазин. Мы бы и на галоп перешли, да рюкзаки мешали. Вот они – долгожданные полки. Каждый взял по булке хлеба, мы с Гошей сигарет накупили, довольнёхонькие идём по Аршану, от булок жадно огромные куски откусываем, Гоша параллельно закурил… Булка в одной руке, сигарета в другой, на физиономии счастье. Куда дальше пошли, тоже несложно догадаться – в столовую. Шура на общепитовском крыльце не стал латать штаны, изорванные на камнях, пытался руками прикрывать дыры, да не хватает рук на такие прорехи.

Девочка-повариха заахала, заохала, увидев Шуру:

– Да где же вас так? Да как же вы так?

Собственно, все мы ненамного краше Сараева: отощавшие, заросшие, измождённые. Неделю голодали. На Гошу вообще без слёз нельзя смотреть… Набрали подносы с верхом… Первое блюдо в двойном количестве, второе – в тройном… Накинулись… Смели за пару минут, за добавкой пошли… Шура так раза три за ней ходил…

– Куда бы нам кости на ночлег бросить, – блаженно поглаживая после обеда раздувшийся живот, сказал Игорь Ропанов.

Обычно в таких селениях в школу просились. Беспроигрышный вариант. Народ в глубинке всегда с сочувствием относился к туристам. В Аршане в школе «кости бросить» обломалось. Тут и Гошин жалкий вид не помог по той причине, что на нашу беду на календаре значилось 31 августа.

– Не, ребята, завтра 1 сентября, – бесповоротно отказал директор, – дети в школу придут, а вы можете насорить. Только-только ремонт сделали, покрасили, побелили. Неделей бы раньше – пустил без всяких, сегодня не обижайтесь.

Опять мы не у дел. Погода отвратительная. Ветер холодный, противный, пронизывающий. Можно выйти за посёлок, поставить палатки, но смерть как не хотелось.

Ноги сами обратно привели в столовую. Слышу – одна повариха другой (а все молоденькие девчонки):

– Опять туристы с оборванцем.

Столовая уже закрывалась. Поварихи объявили: окончен бал – котлы пустые. Как назло у нас – на нервной или ещё какой почве (неудача в школе, перспектива палаточного ночлега) – у всех разыгрался чудовищный аппетит. Запахи столовские его многократно усилили! Слюнные железы бешено зафонтанировали в ожидании пищи.

Я тихо говорю Гоше:

– Иди, выпрашивай, не то поедешь в Омск с голой задницей! Не дам штанов!

Гоша начал канючить:

– Девчонки, милые, хорошие, не дайте умереть с голоду у ваших котлов. Вы такие красавицы, такие мастерицы, а мы неделю маковой росинки не ели. Хоть что-нибудь бросить в себя существенного, не то смертей голодных до утра понаделается в Аршане целая гора.

Сумел-таки разжалобить поварих. Те пельменей на завтра налепили, праздновать день рождения заведующего собрались, ну и сжалились, поделились: «Ладно, мы ещё налепим».

Пельмешки – объеденье, только шум стоял, когда уплетали. Попросили с бульоном, чтобы ничего не пропало. Одна повариха подошла к нам, та, которая охала в самый первый раз, увидав оборванца Гошу:

– Вам, ребята, наверное, и переночевать негде?

Сараев с полным ртом поспешно головой мотнул утвердительно.

– Конечно! – промычал сквозь пережёвываемые пельмени.

В районе Аршана минеральные источники, болящие на лечение сюда приезжают, местные под это дело приноровились комнаты сдавать. К такой тёте нас отправила Гошей разжалобленная повариха. Рубленая изба, чисто, какие-то копейки за ночлег хозяйка взяла. Ещё и ужин предложила: «Кушать будете?» Отгадайте с одного раза: отказались мы или нет?

Гоша опять ко мне подъехал:

– Дай штаны, неудобно в рванье за стол садиться.

В столовой было удобно, чуть подкормился, чувство эстетики проснулось. Достал я запасные брюки из рюкзака, торжественно вручил Сараеву. Заслужил. Гениально сыграл роль оборванца.

Спали мы на белых простынях. Класс! У меня тесть в войну три года провёл на передовой. Одно из самых ярких его фронтовых воспоминаний, это когда ранило в апреле сорок пятого и он в госпитале впервые за всю войну спал на простынях. Рассказывая о боевом пути, обязательно выходил на те простыни. Мне аршанский ночлег на простынях с полным желудком и отсутствием сигаретного голода тоже ярко врезался в память.

«Декамерон» на Эвересте

Наш славный транспортный институт одним из первых в Омске серьёзно взялся осваивать маршруты водного туризма. В первый поход наметили выскочить на майские праздники на Ошу. В ту пору никакой водочной компании «Оша» не существовало, водка такой марки не валила с ног почитателей крепких напитков. Одна речка с красивым именем текла себе по северу области спокойненько, без порогов и водопадов, шивер и прижимов. Во всех этих препятствиях мы, на тот исторический момент чайники-водники, и не нуждались. Покорить Ошу решили тремя плотами. В пору нашего водниковского младенчества высшим шиком было закладывать в основу плота авиационные камеры. Правдами и неправдами раздобыли сверхдефицитные камеры на два плота. Этого было мало на нашу компанию. Затейник по конструкциям плавсредств Лёша Смаковников, погрузившись с головой в проблему, вынырнул из раздумий с предложением соорудить третий плот на основе элементарных воздушных шариков. Шарик для прочности вставляется в другой шарик, надуваются оба и заталкиваются в мешок из-под картошки. Всё гениальное просто – гондола делается из подручных, легкодоступных комплектующих. Оснащаясь ими, не надо совершать снабженческие подвиги, как в случае с авиационными камерами. В один мешок входит шесть надутых шаров. Итого расход – двенадцать шариков на мешок, которых ни много, ни мало двадцать штук на плот. С одной и другой стороны по десять связанных между собой кулей. Эта, казалось бы, несерьёзная (так оно и было) конструкция позже стала прообразом серьёзной многосекционной гондолы. На мешки, как и на камеры, устанавливается классический настил из брёвен. Чудаков с воздушными шариками больше не встречал на реках

Советского Союза и даже слышать ни о чём подобном не приходилось. Плот, естественно, очень лёгкий. Поднять, обнести затор – не составит труда. Да есть нюанс: плывёшь по речке, бах – хлопок, плот начинает чуть оседать на одну сторону – шарик продырявился, лопнул. Через какое-то время снова бах – следующий шарик предательски зашипел. Раз в полдня приходилось добивать мешки свежими шарами. Благо, понимая нежность гондол, на шарах не экономили, взяли с запасом.

Оша – речка не горная, даже в весенний разлив местами течения практически нет. В связи с этой особенностью маршрута наш лёгкий плот давал второй нюанс. Встречный ветер запросто нёс его против течения. Маршрут направлен в низовья Оши, нас в верховья тащит. Гоша Сараев глубокомысленно изрёк на это:

– Сплавляемся против шерсти!

Драматическая картина Ильи Репина «Бурлаки на Волге» повторилась фарсом «Бурлаки на Оше». Трое мужиков тоскливо шагают по берегу и тянут верёвку-чалку, на конце которой плот, гружённый двумя девчонками из нашего экипажа и рюкзаками.

Оша так и осталась непокорённой. Ветер дул в лицо постоянно, бурлачить порядком надоело, и запас шариков иссяк. Мы плюнули на бесперспективное дело и после плевка сели в ближайшей деревне на автобус в Омск.

Лёша Смаковников, мучаясь на маршруте с заменой лопнувших шаров, придумал вариант по модернизации конструкции – вместо детских легкомысленных шариков использовать презервативы как более крепкий надувной материал. Энергично отстаивал свою идею, но наш научно-практический совет признал её тупиковой: на Ошу идти больше не собирались. Как говорится: умерла, так умерла, шкура снята – труп зарыт. А вручать свою судьбу противозачаточным средствам на порожистых реках – эта перспектива нас не вдохновила.

Возрастая в мастерстве туристов-водников, мы немало рек прошли на авиационных камерах, затем начали клеить многосекционные гондолы, но не из шаров, а из прочных эластичных герметичных материалов. В это время в нашей команде появился талантливый турист-водник из политехнического института Юра Гаврилин. Талант Гаврилина раскрылся в полной мере в разработке оригинальных плотов. Какие мысли посещали Юру, когда он рассматривал фото нашего плавсредства на воздушных шариках, не знаю, только он пришёл светлой своей головой к оригинальной конструкции с выступающими за габариты плота гондолами. Находка эксклюзивная и поистине гениальная. Сначала гондолы просто выступали за раму, практика прохождения сложных рек показала – отличное решение. Юра не стал почивать-валяться на лаврах, пошёл дальше – предложил выступающие части делать гибкими. Это дало суперэффект. Плот стал практически неопрокидываемым. Сколько раз я ходил на таких – ни одного переворота. И со знакомыми, кто сплавлялся на плотах Юриной конструкции, оверкиль не случался. Выступающие части создавали сопротивление потоку, работающему на переворот, и плот оставался устойчивым.

Памирскую реку Муксу безаварийно прошли в 1988 году во многом за счёт такой конструкции. Муксу считалась в те годы ни много, ни мало, а водным Эверестом Советского Союза. Каньон Фортамбек с его десятью мощнейшими порогами многим мастерам-смельчакам-водникам оказался не по зубам. Четвёртый и пятый пороги – винт. Входишь – и плот начинает опрокидывать, закручивать на оверкиль. Наши плоты, имея противодействие винту, устойчиво пролетали все препятствия. Мы даже попали в центральную прессу. Журнал «Ветер странствий» написал, что группа Ройтера спокойно прошла Муксу. За этот поход мы удостоились серебра во всесоюзных соревнованиях. Это, как говорится, не баран чихнул…

На Муксу вертолётная заброска. Из посёлка Джиргиталь (Таджикистан) Ми-8 забросил нас на сумасшедшую высоту. Сразу ощутили прелести кислородного голодания – усталость, подторможенность…

Шли группой в десять человек на двух плотах. Первый порог Фортамбека разгонный. Не составило большого труда навести страховку. Чего не скажешь о втором препятствии.

Каньон Фортамбек – это скалы, обрывающиеся в воду. Голые скалы мощнейшего каньона, по тропке порог не оббежишь. Только с применением альпинистской техники. По стенке ползёшь, крючья колотишь… Намумукаешься, прежде чем попадёшь за порог на площадочку перед прижимом, чтобы поставить страховку. Объясняю для людей несведущих. Страховка представляет из себя верёвку, которая за порогом протягивается через реку с помощью кораблика. Кораблик – это две дощечки, сбитые таким образом, что, когда выпускаешь в мощное течение, он перегораживает реку и стоит, натягивая верёвку. Если тебя при прохождении порога выбросило за борт, есть возможность схватиться за верёвку и выбраться в безопасное место.

Со страховкой в каньоне целый день корячишься, лазишь по скалам, ставишь её, чтобы за пять минут проскочить порог. И другого пути нет. Ты в огромной каменной щели. Река и скалы, да такие, что местами небо чуть видно, высотой до четырёхсот метров.

Весёленькое дело, что там говорить.

На втором Фортамбеке мы день пластались на скалах. Налазились до полного не могу. Вернулись в лагерь, руки дрожат, ноги вибрирует… Никакущие… Настроение, прямо скажем, не танцевальное… В качестве психологической релаксации я решил использовать уникальную домашнюю заготовку с применением мировой литературной классики. Перед походом случилось со мной явление мистического характера. В один миг потащило в книжный магазин. Хотите верьте, хотите сомневайтесь, вдруг ощутил внутренний толчок: иди. Не так, чтобы шёл по улице мимо книжного, и подумалось, а не зайти ли, не покопаться в литературе, вдруг что-нибудь занятное попадётся. Нет, толкнуло целенаправленно! Просто какой-то внутренний импульс. В магазине не принялся, как обычно, перебирать тома, бегать глазами по корешкам. Ноги, будто их кто запрограммировал, с порога повели в конкретный угол, к конкретной полке, рука сама взяла книгу, и только по дороге к кассе прочитал название – «Декамерон» Джованни Боккаччо.

Вечером в лагере, отужинав (это после установки страховки на втором пороге Фортамбека), я достал книгу и начал вслух читать первую попавшуюся новеллу. Такой бешеной реакции, такого эффекта близко не предполагал. Хохот стоял страшенный. Десять мужиков (со мной вместе), как один, ржали до слёз. Каждая фраза кем-нибудь красочно комментировалась и встречалась взрывом хохота. Серега Кузовкин и Игорёк Студёный буквально катались от смеха. Серёга повторял: «Ой, не могу, мужики! Не могу!» За каких-то пятнадцать минут чтения тело, измученное до нуля многочасовым лазанием по скалам, полностью расслабилось, дрожь прошла, захотелось жить дальше.

Надо учесть, что происходило всё в Советском Союзе, где «Декамерон» многие годы оставался единственной крутой эротической книгой. В каньонах на берегу сумасшедшей Муксу он на раз снимал усталость, заряжал оптимизмом, вселял уверенность в завтрашний день.

Каждый вечер после ужина кто-нибудь требовательно обращался ко мне: «Командир, давай уже читать!» Причём за весь поход ни разу не прозвучало «сколько можно». Наоборот, каждый вечер «художественное чтение» принималась на ура. Мы блестяще, на серебро, прошли Муксу. Хочешь не хочешь, залог нашего успеха – конструкция плота, помноженная на «Декамерон». Само собой, имелся ещё один множитель (не будем ложно скромничать) – мастерство команды. Но не мастерством единым, что называется.

С год назад корреспондентка омского журнала уговорила на интервью. Расспрашивала о фирме, обо мне, а в завершение беседы умненькая журналистка для оживляжа спросила об увлечениях. Где, отвечаю, только с рюкзаком ни шатался, в какие медвежьи углы ни забрасывала туристская планида, но вот кругосветное путешествие не совершал.

Она тут же:

– Какую книгу взяли бы в кругосветку?

У меня мгновенно вылетело:

– «Декамерон»!

– Почему? – загорелись корреспондентские глазки, надеясь выведать что-нибудь такое эдакое.

Но я ударил по тормозам, попросил не писать о «Декамероне».

– Почему? – разочарованно протянула журналистка.

– Долго, – говорю, – объяснять.

Она, поди, подумала: я сексуально озабочен.

«Декамерон» давал сумасшедшую разрядку. Напряженность спадала махом, как по громоотводу улетучивалась. Почитаешь, и ты опять как огурчик. Вот что значит мировая классика!

Когда мы ходили на Шумак, на первом кольце с нами параллельно шли ребята из Запорожья. Познакомились в первый день. «Как дела?» – спрашиваю. Они говорят: «У нас на Украине всё хорошо! Только холод, голод и большой урожай буряков». Весёлые хлопцы. Я сначала не понял: что за буряки и почему плохо с большим урожаем? Оказывается буряки – это свёкла, а из сахарной самогон гонят. Несколько ночей по соседству с нашим они лагерь разбивали.

В первое утро мы поднялись, их нет уже. Ничего себе, думаю, моторные запорожцы. То есть поднялись, позавтракали, собрали рюкзаки и ушли. А мы всё нежимся в спальниках. Своим говорю: вот это пахари! Рано похвалил. В течение дня мы их догнали и перегнали. Вечером мы уже поставили базовый лагерь, поужинали, сели вокруг костра песни петь, они только притащились. Уставшие, замученные. Получается, часа на полтора раньше нас стартовали, и часа на полтора позже закончили дневной маршрут. Спрашиваю у руковода: «Чё так идёте?» Мощный, ростом под метр девяносто парень говорит: «Группа не очень подвижная попалась! И все бунтари. У нас, у хохлов, знаешь как – стоит двоим собраться вместе, сразу встаёт вопрос о выборе гетмана, и каждый на командную должность метит! Слава Богу, я предвидел гетмановский сидром». С этими словами открывает свой рюкзак индивидуального пошива и суперповышенной вместимости. В рюкзаке пара личных вещей, остальное – фляжки спирта, коим он нейтрализовал бунтарские мотивы.

На Муксу напряжение было не только физическое. Надо учесть, что, скажем, в районе третьего или четвёртого порога Фортамбека, если случается переворот и плот уносит, выбраться самим просто невозможно. Почему? Снаряжение уходит на плоту, а с голыми руками как карабкаться по отвесным скалам? Как эвакуировать пострадавшего, появись такой? Альпинист-спасатель мог бы вытащить. А где его взять? Никакой спутниковой связи в помине не было. Ситуация могла возникнуть самая тупиковая. Лишь после шестого порога появлялся выход на верхнюю полку, а до пятого – нигде. Ты в каменном мешке. Не зря река считалась высшей категории сложности. Даже не за счёт порогов. Они все проходимые. Крайне тяжело страховку организовать. Случись что – такие непонятки могут начаться. Мы об этом в походе разговор не заводили, но подспудно каждый понимал серьёзность мероприятия.

Толя Корякин психологически сорвался на восьмом пороге Фортамбека. Если разобраться – ничего сложного. Метра четыре водопад. Не Ниагарский, но для плота сродни. В принципе, никакой хитрой техники прохождения не требуется, единственно – правильно зайти. А дальше плюхаешься и ничего страшного. Мы с Гошей Сараевым на передней греби, а Толя Корякин с Серёгой Кузовкиным и Игорьком Студёным – на задней. Уже проскочили, я оглядываюсь, Толя упал на корячки и хнычет. Здоровенный мужик хнычет. Я подумал – гребью прилетело. Удар, я вам скажу, не из приятных.

Оказалось, гребь ни при чём – Толя сломался. Психологически сломался. Слава Богу, мы вышли на участок, где уже имелся выход из каньона на верхнюю полку – Толя девятый и десятый пороги с нами не проходил. На своих двоих обходил по верху.

Перед походом мы тренировались, не щадя себя. На стадионе «Юность» был скалодром. В авиационно-направленные тридцатые-сороковые-пятидесятые годы каждый парк оснащался парашютной вышкой. Этакий аттракцион для приобщения советской молодёжи к прыжкам с парашютом. Потом массовость мужественного спорта сошла на нет, вышки торчали без дела в местах общественного отдыха, омские альпинисты приспособили одну для тренировок. Соорудили отличный скалодром с отрицательной стенкой. Каждое воскресенье мы лазили по нему часа по два. Плюс бассейн. И не просто руки потренировать. Чисто физической подготовкой мы занимались в спортзале. Здесь главное – поведение в воде в трудных ситуациях. Двадцатипятиметровый бассейн каждый должен был перенырнуть туда и обратно. Помню, первый раз перенырнул в одну сторону, прошёл под водой все двадцать пять метров, на последних как резанёт живот болью, будто все внутренности прессом вплюснуло. Занервничал – не повредить бы какой жизненно важный орган. Посидел минут пять на бортике, прислушиваясь к себе, боль стихла. Больше в тот день не рискнул нырять на полную длину ванны, в последующие воскресенья эффект вплюскивания не повторялся.

Мощнейшую подготовку прошли. Толя, к сожалению, мало с нами тренировался. Он, видимо, так и не осознал на омском берегу в полной мере, куда мы собрались и что нас ждёт. Лишь на речке увидел своими глазами, что и как. Появился мандраж. Заранее не отмобилизовался, ну и результат. К примеру, зимой идёшь в лыжный поход, маршрут зачастую проходит по горной реке, значит, будь готов Иван Петров в любой момент оказаться в ледяной воде. И не заболеваешь от резкой смены температурного режима потому, что организм стопроцентно настроен. Ты ухнул в промоину, тут же включаются внутренние реле защиты.

У Толи сработали в обратную сторону. Мы за день до его срыва прошли порог с новеньким памятником на берегу. За месяц до нас поставили московской группе. Они на катамаране шли и перевернулись. Из шести человек живым остался один. Трагедия, разыгравшаяся за год до нашего прохождения, на Толю подействовала угнетающе. Казалось бы, факт, что мы без всяких проблем пролетели порог, оказавшийся роковым для москвичей, должен вселить уверенность, но нервы у Толи сдали…

Экипировались мы по максимуму. В ледяной воде человек может пробултыхаться максимум десять минут, а дальше переохлаждение. Скорость течения Муксу сумасшедшая – расход воды 80–100 кубометров в секунду. Оказавшись в такой реке, не так-то просто выплыть, тем более – скалы вокруг. Мы шли в гидрокостюмах. Проверили их не на одной реке. Бросаешься в воду, и ни капли не попадает внутрь, сухоньким выходишь. Всё зашнуровано, резиновые бинты мотали – герметичность полная…

Однажды гидрокостюмы таки подвели. Спускались по Заравшану. Отличный поход. В одном месте Юра Гаврилин кричит:

– Мужики, чалимся, алыча!

Мощнейшие заросли. В Омске где алычу увидишь? Только на базаре. А тут бесхозной полным-полно, ешь задаром от пуза. Рядом грецкие орехи растут. Зелёные чуток, да некогда нам ждать, когда дойдут до полной зрелости. Сочетание молодых орехов с алычой (теперь-то прекрасно знаю) – жутко взрывоопасная смесь. Мы, завидев фруктовую дармовщину, выскочили на берег. И как были в гидрокостюмах (зашнурованы, подпоясаны, готовые к любым переворотам), бросились жадно вкушать дары юга. Реакция наступила обвально минут через пять. Картина получилась точь-в-точь, как в армии у новобранцев после команды «отбой». Единственное отличие – мы без всякой команды, все восемь человек разом бросились срывать с себя гидрокостюмы. За какие-то рекордные секунды освободились от бинтов-поясов, расшнуровались… В походе по Муксу был ещё один прикол. Я до конца маршрута держал про запас неприкосновенную фляжку – спирт. Обычно в походе бывает, что надо граммов по пятьдесят выдать на ужин группе для снятия напряжения, в этот раз был «Декамерон», который без алкоголя расслаблял лучше не надо.

Прошли все пороги. Девятый Фортамбек даже не запомнил, десятый – мощный прижим. Прошли каньоны Хадырша (два порога), Иргет (восемь), препятствия последних двух каньонов, Кардара и Сугран, не представляли сложности, наконец рюкзаки на спину и в посёлок. Но перед этим в последний раз заночевали в палатках. Я достал заветную фляжечку. Все обрадовались, запотирали руки в радостном предвкушении. Гоша Сараев восторженно в ожидании принятия веселящего напитка заговорил стихами:

– По граммульке ща мы вмажем да в палатку спать заляжем! Хорош эротику читать, пора по спирту ударять!

Фляжку наполнял в последний день перед походом. Семисотграммовая ёмкость из тонкой нержавейки. Достал её с антресолей, открыл крышку и получил нежданно-негаданно проблему – в нос ударил отвратный запах… До этого брал фляжку в поход на Алтай, и после того, как выпили спирт («Декамерона» в том походе не было), наливал в ёмкость чай – оно хорошо на ходу приложиться, парой-тройкой глотков смочить горло. На последнем переходе поленился вымыть фляжку после чая – «а, домой вернусь». Дома из головы вылетело. Получил в результате злой дух из заветной ёмкости. Бился-бился, ничего не помогает – запах до того стойко засел… Ни мыло эту вонь, ни стиральный порошок не взяли. Что делать? Дай, думаю, одеколончиком продезинфицирую, против него амбре не устоит, отобью запах. Был у меня флакон «Саши». Кто-то подарил, дескать, твой именной. Не пожалел именного, плеснул ударную дозу, почти весь залил, поболтал энергично, затем водичкой несколько раз промыл. Довольный. Сам над собой иронизирую: что я, дурашка, сразу-то на одеколон не вышел, мыла во фляжку толкал? Одеколоном, конечно, пахнет из фляжки, но это ведь не плесень. Спирт залил, пробовать не стал. Что его, спрашивается, пробовать?

Из этой фляжки по первой за взятие водного Эвереста разлил. Разбавлять – себя не уважать. Что мы, не мужики? Подношу ко рту кружку, как шибанёт «Сашей»… Без удовольствия выпил. Никто не выплеснул, употребили. Но от второй порции все хором отказались. Сараев без привлечения поэзии грустно произнёс:

– Доставай-ка лучше «Декамерон».

Мы ходили на Муксу в августе. В ноябре отправились в лыжный поход на Серверный Урал, я снова взял эту фляжку. Растирать никого не понадобилось, но и внутрь никто принимать не стал. Попробовали и отказались.

– Что-то в меня твой коктейль Молотова не идёт, – сказал мой неизменный напарник по походам Гоша Сараев. – Некупажированного одеколоном принял бы с большим аппетитом. Ты уж, Шура, не обессудь, пей эту парфюмерную гадость сам.