Дар Демиурга. Поэзия Игоря Царева. Уроки лирики

Спектакль, знаковый для Булгакова – «Аида» – приглашение к действию. Аид – это то, что будет происходить на балу к Сатаны. Да и любимая опера профессора Преображенского тоже – в финале он напевает что-то из «Аиды», вернувши Шарикова к собачьим истокам и готовый к новым опытам.

Здесь же появится и любимая птица Игоря Царева, которая кроме всего прочего связанна с царством мертвых – ворона

На плече сидит обида, как промокшая ворона.

И в данном случае она олицетворяет обиду и напоминает герою о том, что он никогда не встретится со своей любимой (контекст «Ворона» Э. По).

Появляется еще один универсальный образ Гамлета – мы переключаемся на литературный миф.

Гамлет с сердцем лилипута жалко выглядит, не так ли?

Снова кто-то перепутал мизансцены из спектакля.

Гамлет всегда был актуален в переломные эпохи, к нему очень часто обращались поэты серебряного века, и в частности Б. Пастернак, только если проанализировать стихотворения, он всегда был не тем, всегда за Гамлетом скрывался какой-то иной образ. У А. Блока Гамлет безнадежно влюблен в Офелию, (которую играла его будущая жена Л. Д. Менделеева) чего не могло быть в пьесе, за маской Гамлета у Пастернака скрывается Христос «Ава отче, чашу эту мимо пронеси».

Стоит предположить, что и в данном случае тут какой-то совсем другой Гамлет у Игоря Царева, тем более, что он нам сообщает о перепутанных мизансценах. Какой же Гамлет оказался во владениях Харона, готового забрать его с собой в Аид? Но вот мы уже можем и не ломать голову, кто скрывается за маской Гамлета:

Королева рыжей масти козырной шестеркой бита.Маргарита, где твой Мастер? Где твой Мастер, Маргарита?

Гамлет – Мастер – очень интересная пара пересекающихся характеров, но до знакомства со стихотворением Игоря я об этом, признаться, ни разу не задумывалась.

Может быть, потому что немного раньше В. Высоцкий играл совсем другого Гамлета, и он нас успел убедить в том, что Гамлет тверд и несгибаем « шел прямо в короли и чувствовал себя наследным принцем крови».

Как и все мы, Игорь Царев вероятно не раз видел этого Гамлета в театре на Таганке, но вот в какой-то момент вольно или невольно сблизил его с мятущимся Мастером, в отличие от героя Высоцкого, этот Гамлет все время решает «не быть». И кто еще из героев так близок к Гамлету, как ни Мастер? В этом случае Маргарита становится уже не королевой, а несчастной Офелией. От этого образ героини обретает иные черты, и наверное, это самая симпатичная Офелия… Хотя ей удается прожить дольше, но финал остается таким же печальным.

Так в небольшом стихотворении отражается любимый роман сквозь призму старого мифа.

**************************

Вторым центральным самым противоречивым героем романа остается Понтий Пилат.

Всегда дивилась тому, как пытливые парни в старших классах внимательно вслушиваются, как только речь заходит о Пилате, вчитываются в текст романа, потом выдают какие-то очень интересные сочинения и рассуждения о власти земной и вечной, о героизме и трусости. Не обошла чаша сия и Игоря Царева, в его цикле «Дети Голгофы», многие выделяют именно это стихотворение.

И конечно, здесь никак не обошлось без романа. Что мы знали о Понтии Пилате до появления романа, был ли он нам так интересен? Как мифический Гамлет стал одним из самых ярких персонажей в пьесе Шекспира, так и Пилат у Булгакова стал фигурой знаковой, обрел плоть и кровь, уже во второй главе романа, где о Мастере нет еще ни слуху, ни духу, он уже появляется в ткани повествования.

Игорь Царев говорит с нами от имени Пилата, это очень важная деталь в его творении… Да еще в поэтическом тексте.

ОТ ПИЛАТА Игорь Царев

Двум богам на этом свете тесно.Я и ты. И никого окрест.Мою спину обнимает кресло,Твою спину обжигает крест.Мы похожи, но судьба капризна,Сердце обволакивает страх:Да, я бог, но лишь при этой жизни,После смерти мое имя – прах.Жить клубком сомнений – хуже пытки.Сожаленье выело висок.Нам дана всего одна попыткаСдвинуть равновесие весов.Я пытался. Если бы мне личноБыло б свыше право выбирать,Я бы осудил на безразличьеВсех блаженных духа и пера.Я бы не дарил бессмертья душам.Но всегда находятся глупцы,Что с благим намерением тушатХворостом горящие дворцы.Пред глупцами мы с тобой бессильны.Я молчал. Поднявшись над толпой,Ты, изгой, мечтатель, стал Мессией.Я уже не властен над тобой.Пятница. Распятие. Твой крестМир накрыл. Жалею об одном:Ты прошел сквозь муки. И воскрес.Мне же воскресенья не дано.

Монолог Пилата удивляет и потрясает с первых строк странной проницательностью героя. Если Булгакову нужно было показать его темные стороны, его бессилие и хитрость, желание обмануть небеса, то в данном стихотворении Пилат достигает каких-то дивных высот откровения. Он знает свое место и свое положение в этом мире:

Да, я бог, но лишь при этой жизни,

После смерти мое имя – прах.

И сразу возникает вопрос, который особенно актуален сегодня: а что важнее, быть богом при жизни или ждать своего часа и вечности, в жизни испытывая невероятные муки. Как много людей с радостью выбирают первое, идя следом за Пилатом, и если Булгаков, обрекая героя на муки, ему в том отказывает, то у героя Игоря Царева это может получиться.

Жить клубком сомнений – хуже пытки.Сожаленье выело висок.Нам дана всего одна попыткаСдвинуть равновесие весов.

Пилат, как и Мастер, здесь очень похожи на Гамлета, понимающего как страшно жить «клубком сомнений», решает быть и решает использовать попытку «Сдвинуть равновесие весов». Конечно, как любой из нас в какой-то момент, он уверен, что сможет это сделать. Это нам уже заранее известно, благодаря Булгакову, что ничего у него получится, что все закончится крахом, но этот герой пока еще спокоен и уверен в себе. И дальше происходит самое интересное: он поясняет, в сослагательном наклонении, что будет, если он сдвинет «равновесие весов»:

Я бы осудил на безразличьеВсех блаженных духа и пера.Я бы не дарил бессмертья душам.Но всегда находятся глупцы,Что с благим намерением тушатХворостом горящие дворцы.

Он подарил бы творцам равнодушие (безразличие), отнял бы бессмертие у душ, сделал бы их смертными, такова месть властелина людям, которых он слишком хорошо знает, не слишком понимает и совсем не любит. Жуткая картина, такой своеобразный конец света. Остаётся порадоваться, что ничего этого Пилата не сможет совершить, он ничего не решает, иначе худо бы всем нам пришлось, дорвись он до такой власти. И только в финале, неожиданно Пилат признается в собственном бессилии:

Пред глупцами мы с тобой бессильны.

Я молчал. Поднявшись над толпой,

Ты, изгой, мечтатель, стал Мессией.

Я уже не властен над тобой.

Пилата убивает то, что изгой и мечтатель стал Мессией, если герой Булгакова об этом только догадывается, то герой Игоря Царева четко видит, кто перед ним находится, ему не нужно допрашивать своего противника, он к финалу уже прозрел, все понимает, все чувствует кожей. И получается, что у него нет власти не только в вечности, но и в реальности он бессилен и лишь претворяется властелином. Он сам отрицает то, что утверждал раньше – «Да, я бог, но лишь при этой жизни», раз он не властен над Изгоем, то нет у него никакой власти и в этом мире тоже.

Герой Булгакова прозревает значительно дольше, и у него еще есть Маргарита, которая спасет его тоже, попросит за Пилата перед Богом. Ему обещано спасение. А здесь снова хочется воскликнуть: «Где твоя Маргарита, Пилат?» и ответ ясен, – не будет ему спасения и в вечности тоже, не потому ли так звучит в финале его монолог:

Пятница. Распятие. Твой крестМир накрыл. Жалею об одном:Ты прошел сквозь муки. И воскрес.Мне же воскресенья не дано.

Такой печальный финал для героя, но почему-то именно в этом случае к нему возникает значительно больше сочувствия, может быть потому что «воскресения не дано»? Что же касается истории создания цикла, некой театральности, которая чувствует в монологах, и этого стихотворения, то Игорь Царев отмечает:

На счет «театральности» вы почти угадали. Писалось для постановки. Были еще действующие персонажи, отступления… Вещица была много длиннее. Но тем и тяжела для восприятия. Чтобы поместить сюда – я вычистил все «лишнее», отвлекающее в сторону. Хотя там тоже были неплохие темы :)

Игорь Царев (2003-06-21 [11:16:12])

И что самое удивительное, именно Пилат у Игоря Царева живет в нашей реальности, например, в стихотворении «С высоты своего этажа». Только теперь уже это диалог между автором и героем, это тот редкий случай, когда в стихотворении появляется лирический герой, не тождественный автору

C высоты своего этажа

Не греми рукомойником, Понтий, не надо понтов,Все и так догадались, что ты ничего не решаешь.Ты и светлое имя жуешь, как морского ежа ешь,потому что всецело поверить в него не готов.Не сердись, прокуратор, но что есть земные силки?Неужели ты веришь в их силу? Эх ты, сочинитель…Не тобой были в небе увязаны тысячи нитей —не во власти твоей, игемон, и рубить узелки.Ни светила с тобой не сверяют свой ход, ни часы.Что короны земные? Ничто, если всякое просотянет к свету ладони свои без монаршего спроса,и царем над царями возносится плотничий сын…Но, к чему это я? С высоты своего этажа,сквозь окно, что забито гвоздями и неотворимо,я смотрю на осенние профили Третьего Рима,на зонты и авоськи сутулых его горожан.Слева рынок, а справа Вараввы табачный лоток(несмотря на века, хорошо сохранился разбойник!)У меня за стеной – или в небе? – гремит рукомойник,и вода убегает, как время, в заиленный сток…

Сначала о том, как появилось это стихотворение:

Спасибо :) Недавно возле дома увидел в табачном ларьке табличку с фамилией продавца Варавва В.В и не смог удержаться, чтобы не попытаться описать свои ощущения

Игорь Царев 18.05.2006 13:49

Проблема не в разбойнике и не табаке, а в ответственности за свои поступки или их отсутствие

Игорь Царев 25.05.2006 00:14

С Булгаковым и его героями вообще так бывает часто, если в полдень из разбитого зеркала в наш мир пробираются таинственные персонажи, то почему бы не увидеть вдруг нечто, что обязательно натолкнет на размышления о романе.

Например, фамилия продавца Варавва, а стоит только потянуть за эту ниточку, и начинает распутываться весь клубок. Но разговор начинается, конечно, с Понтием Пилатом, с тем, кто должен был казнить или оставить в живых одного из героев, и остался жить разбойник Варавва – только и тут Понтий Пилат должен разочароваться, когда поэт открывает ему глаза на происходящее:

Не сердись, прокуратор, но что есть земные силки?Неужели ты веришь в их силу? Эх ты, сочинитель…Не тобой были в небе увязаны тысячи нитей —не во власти твоей, игемон, и рубить узелки.

Любящим власть до самозабвения, наверное, очень трудно узнать о подобном. Но, как и перед изгоем – плотником, Пилат бессилен и перед поэтом, который значительно ближе к распятому, чем к властелину.

Вот и Поэт подчеркивает, что это повествование

– о равнодушии, о страхе перед решением и ответственностью за него, но и о жизненной силе добра и света, которые двигают мир без всякого на то разрешения «свыше», сами являясь законом

Игорь Царев 25.05.2006 00:02

И сразу возникает вопрос: а в чем власть земная, за которую бьются, проливают кровь, состоит, если:

Ни светила с тобой не сверяют свой ход, ни часы.Что короны земные? Ничто, если всякое просотянет к свету ладони свои без монаршего спроса,и царем над царями возносится плотничий сын…

Так после этого обличительного монолога, Пилат, чье присутствие было тут почти зримо, куда-то невольно исчезает. Его тень растворилась где-то, его больше нет поблизости, а герой с высоты своего этажа видит только Табачный киоск, где торгует разбойник, и жизнь течет своим чередом… Такая вот странная реальность. Кажется, что и Понтия Пилата мы потеряли где-то по пути, как потеряли Геллу в повествовании.

Все в мире идет своим чередом

И (не могу промолчать) ваши добрые дела подтверждение тому – свет и добро, наполняющие некоторых людей, определяют их поступки вне зависимости от того, нравятся ли эти поступки «правителям» или вообще-кому-то. А страх, наполняющий других, делает их безвольными (либо жестокими).

Игорь Царев 25.05.2006 00:07

Когда Игоря Царева спрашивали о реминисценциях и аллюзиях в этом стихотворении, то он согласился с тем, что они есть здесь и все очень разные, может ли быть по-другому, но есть и еще более важная вещь, о которой он (мы помним о его не многословии в рецензиях), говорит достаточно подробно:

Дело том, что однажды я возле дома увидел в табачном ларьке табличку с фамилией продавца – Варавва В.В Это породило цепочку моих размышлений, которую я здесь изложил. Что прошлое (и в его персонажах и в социокультурных алгоритмах) никуда не делось. Оно по-прежнему живо и составляет, быть может, сердцевинную суть всего нынешнего. К Понтию Пилату, ясное дело, у меня никаких претензий нет и быть не может. Я просто напоминаю общеизвестный эпизод с этим персонажем. И меня тревожит не Пилат, а назойливо слышимый мною звук рукомойника, словно кто-то глядя на этот мир, на нас всех, сегодня и сейчас умывает руки. За стеной? На небе?

Игорь Царев 24.12.2012 17:37

Такие мистические вещи поэт чувствует в современной столице, и любимые герои Мастера подтвердили бы, что ничего нового нет в мире, что все неизменно повторяется, несколько только меняя свою суть, так трагедия часто превращается в фарс в современной реальности.

№№№№№№№№

Мы все стоим на плечах классиков, по-другому не бывает, только по-разному входят они в творчество, в нашу реальность.

Вот и в стихах Игоря Царева, если Бродский четко обозначен, звучит его имя, есть стихотворение, которое так и называется «Бродяга и Бродский», «Бродскому», то в случае с М. Булгаковым все происходит иначе, он растворяется в контексте поэзии. Его герои, его цитаты проявляются и исчезают так же внезапно, вероятно потому, что он стал не просто частью культурного пространства, нашим космосом, но и потому, что мы срослись и сжились с ним. Причины, почему это случилось, я назвала в начале.

Но у таких Мастеров, как Игорь Царев не только возникают образы из романа века, а еще и диалоги, поправки на современность, новый взгляд на ставшие классическими образы. Мастер-Гамлет, Маргарита – Офелия, до гибели успевшая спасти если не самого героя, то его роман. И все это происходит в «Обетованной вселенной», над которой не властен могущественный Пилат, а потому она удивительна, прекрасна и восхитительна Обетованная вселенная

Ангелы и Апокалипсис И. Царева Вечность-8

Обетованная вселенная

Память листаем ли – книгой с закладкою,Пьем ли фантазий вино полусладкое,То утонченная, то ураганная,Нашей любви партитура органная.Превозмогая земное и бренное,Счастьем стремится наполнить Вселенную —Мир, где витийствуют добрые мелочи,Кот что-то млечное пьет из тарелочки,И, запорошенный пылью космической,Дремлет на полке божок керамический.А на серебряном гвоздике светитсяКовшик созвездия Малой Медведицы,В ходиках Время пружинит натружено,Солнце мое греет вкусное к ужину,Комнату, кухню, прихожую, ванную —Нашу Вселенную обетованную.

Немного поблуждав в таинственных мирах Булгакова, мы возвращаемся в реальность. Думаете, она скучна и пресна? Нет, она таинственна и прекрасна, если прикоснуться к стихотворениям Игоря Царева – там есть все, кроме скуки и уныния, вот полюбуйтесь сами:

Мир, где витийствуют добрые мелочи,Кот что-то млечное пьет из тарелочки,И, запорошенный пылью космической,Дремлет на полке божок керамический,

Кроме всех прочих таинственных обитателей этой Вселенной, здесь есть, конечно же ангелы и бесы, пусть и 21 век стоит на дворе, они никуда не исчезли, просто спрятались, не всем и не всегда их можно узреть, только детям малым, поэтам и пророкам ангелы видны.

Как только мы затрагиваем роман века, прикасаемся к Булгаковской теме, там и появляются перед нами ангелы и бесы, вторые проникают в нехорошую квартиру через разбитое зеркало, ангелы остаются с нами с рождения до смерти. Правда, ангелов у Булгакова не остается, они все истреблены заранее, но ведь все мы привыкли к тому, что духи они парные, остаются только вместе в этом мире, так вот и теперь. Наверное, об ангелах пишут все поэты и стихотворцы, недаром возникает порой отторжение у критиков, когда звучат ангельские стихотворения, и есть табу на эту тему. Только не касается это табу Игоря Царева, потому что его ангелы особенные, да и бесов он совсем не боится, что мне лично очень симпатично, хотя бы потому, что без бесов мы не сможем разглядеть ангелов. И еще со времен Гете и его «Фауста», они незаметно прижились с рядом с нами. А если бы не жутковатый роман Ф. М. Достоевского, то и вовсе казались бы вполне симпатичными созданиями. В своих стихотворениях И. Царёв доказывает, что не так страшен черт, как его малюют. Кстати, это Гоголевская традиция, чего только не творил с чертом художник Вакула, и тот достаточно мирно сносил все его издевательства, помогал, как мог, и худо было бы без него кузнецу.

Но сначала все-таки об ангелах, которым находится место в поэзии 21 века.

В дни ухода Игоря Царева, я снова обратилась к поэзии Олега Чертова, поэта и философа, убитого наемным киллером у нас в Омск 29 февраля 1996 года. У него был ответ на вопрос – откуда приходят в мир поэты – они и есть то самое ангельское войско, отправленное на землю, чтобы сделать людей лучше при помощи музыки, живописи, поэзии воспитать в них любовь к прекрасному.

Со смертью поэта они поднимаются на небеса, когда рождается новый поэт —возвращаются снова на землю.

Олег Чертов

* * *Господь нас собирал перед отбытьем,Перстом листая судебные книги,И нам в лицо показывал друг друга,Чтоб мы не потерялись на Земле.И отсылал затем в мирскую битву,Отягощая души воплощеньем,А мы бредем и ищем звездных братьев —Огня живого ищем в мертвой мгле.Бредем во тьме, рассеянное братство,И забываем вещие страницы.Само обетование ГосподнеНам кажется нелепым детским сном.Но помнят крылья звездное пространство,И нас своими почитают птицы.И чувствую, как Божие дыханье,Молочный снег – пылающим лицом!1982   http://olegchertov.narod.ru/lirika.html

В этом есть глубокий смысл, тогда понятно, почему они слышат стихи, им продиктованные, и у них совсем другие по силе и накалу строки. Но как же живется ангелам в мире Игоря Царева? Самое знаменитое стихотворение Игоря Царева, об ангелах, звучавшее в эфире, вызвавшее бурю эмоций «Ангел из Чертанова». Уже в названии стихотворения забавное противоречие, ангел живет в районе, связанном с чертями. Но это еще и черта между мирами. Кстати, у славян черт – это свободный от какого – то места дух (Леший охраняет лес, Водяной – воду и т.д.) так вот у черта не было такой области хранения, зато он мог свободно пересекать черту отделявшую мир духов от мира людей, и появляться среди них, помогать, мешать, и селиться они могли везде, где захотят, часто селились в банях, подсобных помещениях, а не только в лесу и на болотах.

На этот раз, наоборот, в Чертаново поселился ангел, а потому он должен быть особенным даже не первый взгляд…

Ангел из Чертаново

Солнце злилось и билось оземь,Никого не щадя в запале.А когда объявилась осень,У планеты бока запали,Птицы к югу подбили клинья,Откричали им вслед подранки,И за мной по раскисшей глинеУвязался ничейный ангел.Для других и не виден вроде,Полсловца не сказав за месяц,Он повсюду за мною бродит,Грязь босыми ногами месит.А в груди его хрип, да комья —Так простыл на земном граните…И кошу на него зрачком я:Поберег бы себя, Хранитель!Что забыл ты в чужих пределах?Что тебе не леталось в стае?Или ты для какого делаНебесами ко мне приставлен?Не ходил бы за мной пока ты,Без того на ногах короста,И бока у Земли покаты,Оступиться на ней так просто.Приготовит зима опару,Напечет ледяных оладий,И тогда нас уже на паруТвой начальник к себе наладит…А пока подходи поближе,Вот скамейка – садись, да пей-ка!Это все, если хочешь выжить —Весь секрет как одна копейка.И не думай, что ты особый,Подкопченный в святом кадиле.Тут покруче тебя особыПод терновым венцом ходили.Мир устроен не так нелепо,Как нам чудится в дни печали,Ведь земля – это то же небо,Только в самом его начале.

В тексте появляются осенние мотивы, но как часто бывает у Игоря Царева даже осень у него мажорная по преимуществу, потому что

И за мной по раскисшей глинеУвязался ничейный ангел.

Ангел по какой-то причине осиротел, а потому ему грустно, да еще и осень на дворе. Говорят, что ангелов видят только маленькие дети, но вот он виден еще и поэту, как выясняется, ситуация одновременно и печальная и забавная

Для других и не виден вроде,Полсловца не сказав за месяц,Он повсюду за мною бродит,Грязь босыми ногами месит.

Немного странный ангел, очень похож на бродягу их стихотворения о Бродском, хотя одна существенная разница, если тот шел, не касаясь земли, то этот наоборот «грязь босыми ногами месит». Ангел этот при том еще и болен, то есть у него все-таки есть плоть, хотя вроде бы не должно быть. И тут трудно сказать, кто кого бережет, потому что мы слышим голос поэта:

И кошу на него зрачком я:Поберег бы себя, Хранитель!

Герой заботится о Хранителе больше, чем тот о нем, и боится, что им вместе в эту зиму придется оказаться на небесах, если вот так они будут бродить по миру дальше, простуженные. Но чтобы согреться, что требуется для ангела? Глоток водки, который может стать спасительным

А пока подходи поближе,Вот скамейка – садись, да пей-ка!Это все, если хочешь выжить —Весь секрет как одна копейка.

Невольно возникает ощущение, что говорят они на равных, что это, по меньшей мере, беседа двух ангелов, занесенных каким-то странным ветром на землю в Чертаново, что и подтверждает теорию об ангельском происхождении поэта, именно поэтому герой его и видит («И нам в лицо показывал друг друга, чтоб мы не потерялись на Земле»). Вот на этот раз эти двое —поэт и ангел и встретились в Чертаново

И не думай, что ты особый,Подкопченный в святом кадиле.Тут покруче тебя особыПод терновым венцом ходили.

А дальше в этом безлюдном пространстве, они на земле, и оказались в самом ее начале, где все предстоит пережить и изведать, и поселиться они должны, конечно же в Чертаново, потому что черти значительно древнее, они эту землю уже обжили. Стихотворение писалось 13 в пятницу. Вот что пишет сам Игорь Царев о стихотворении

«Вот ведь… и непонятно, кто беззащитнее и кому страшнее на Земле».

Так сегодня пятница, 13-е, в Москве хмарь какая-то промозглая. Вот и настроение соответствующее :)

Игорь Царев 13.02.2009 18:10

А с домом у ЛГ, судя по всему, напряженка :)

Игорь Царев 13.02.2009 18:26

:) Да, нет тут как раз никакой иронии. И почему бы ангелу не быть в струпьях. Спаситель вон на Голгофу босым, в грязи и крови шел. Зачем же земные реалии приукрашивать? Но тем и ценно желание даже в таких условиях постараться не испачкать душу. Вот ведь о чем речь :)

Игорь Царев 18.06.2010 20:50

Так и получается, порой бомжи похожи на ангелов – ангелы на бомжей, особенно те, что были изгнаны с небес на землю или наделены особой судьбой.

Тема в сущности вечная, потому что и античные и все другие боги любили путешествовать в рубище, смотреть на то, что творится в этом мире. Отсюда появился обычай привечать всех гостей, потому что неизвестно кто под рубищем скрывается.

Мы долго любовались странным ангелом, а вот теперь появился и вечный его противник

НОЧНЫЕ БЕСЫ

Свеча во тьме огарком корчится,Трещит, пророчествами каркает…Так обреченные на творчествоСудьбе в лицо стихами харкают,И, осушая чашу горькую,Тоскливо думают: «Не спиться бы…»А ночь им подливает с горкою,Юродствуя: «Опять не спится, б…?»И в подреберье сердце бесится,Саднит подушкой для иголочек,И воют под медовым месяцемСобачьих свадеб гости-сволочи,И на разрыв аорты латанойИдут старатели словесности —Ведь бес гордыни пуще ладанаБоится пустоты безвестности.

И опять же это не привычные духи, какими мы привыкли видеть бесов:

Так обреченные на творчествоСудьбе в лицо стихами харкают,

Ночь, время разбойников и поэтов – таковы герои Игоря Царева, здесь так же главные атрибуты: водка и сигареты для вдохновения. Это тоже измученные и больные создания, только больны они творчеством, а потому их не оставляет бессонница. Снова эта пустота одиночества, потому что по-другому не рождаются шедевры

И на разрыв аорты латанойИдут старатели словесности —Ведь бес гордыни пуще ладанаБоится пустоты безвестности.

Одна интересная деталь, «свеча горела на столе» – если у Пастернака это символ страсти, свидания с любимой женщиной, то здесь страсть иная, и свидание с вдохновением, все адские муки исключительно для того, чтобы написать стихи и не оставаться в безвестности. В данном случае бес становится помощником для того, чтобы рождались стихотворения. И эта его сущность – волшебного помощника приходит ко всем нам от Гоголя. Правда для этого нужна сильная воля, как у Вакулы и Балды, автор должен подчинить беса и заставить его работать, что, судя по стихотворениям, у него прекрасно получается.