Друг отца. (Не)люби меня

– Тебя в любом случае это не касается. Отпусти меня, – уже который раз за вечер толкнула его от себя.

На удивление в кое-то веке даже получилось в самом деле возвести дистанцию. Мужчина отступил назад, хоть и всего на полшага. Жаль, о былом тоже вспомнил:

– Лифт, Вероника. Или ты туда сама идёшь. Или я тебя туда сам запихну, – кивнул в сторону обозначенного.

Ага, как же!

– Не запихнёшь! Потому что ты мне не отец, не муж, не брат и даже не друг, чтобы так поступать. Ты мне вообще никто, Святослав! Никто! И я не обязана тебя слушаться и куда-то с тобой идти! Понял?

– Понял, – спокойно отозвался Святослав, а затем вновь оказался чрезвычайно близко. – Я всё понял, малыш, – ловко поймал меня одной рукой и резко подкинул выше, перебросив через своё плечо.

– Ты что творишь? – вцепилась в рубашку на его спине покрепче. – Святослав! Ты с ума сошёл? Поставь меня на землю!

Ответом стал хлопок дверцей. Он её ногой закрыл. Следом раздался звук включенной сигнализации, под аккомпанемент которой он и понёс меня к лифту.

Псих ненормальный!

Глава 4

Святослав

Кто ты такой, когда спишь в своей мягкой уютной постели? И кем станешь, если отобрать твою зону комфорта? Все мы рождаемся невинными безгрешными детками. Но кто сохраняет эту невинность до конца своих дней? Она быстро теряется в рамках жестокой реальности. Очень удобно рассуждать о нормах святости и морали, когда ничего этому не мешает. Неспроста говорят, человек – такая сволочь, приспосабливается ко всему. И то, что неправильно для одного, становится совершенно нормальным для другого. Вот и я приспособился. И не считал нужным притворяться кем-либо иным. Если я в чём-то нуждаюсь, я просто беру это.

Примерно так я всегда рассуждал…

Прежде.

До того, как в моей жизни появилась Вероника Сафронова – дочь моего лучшего друга и сослуживца, того, кому я неоднократно обязан не только своей жизнью, но и многим из того, что у меня было сейчас. Если бы не его поддержка и вера в меня, вряд ли бы у меня появилась своя охранная контора, вряд ли бы я вообще приспособился к жизни после службы. Он умер около полугода назад, на гражданке, и самой заурядной смертью из всех, которые только существуют. Своей.

Что за нелепая усмешка судьбы?

Пройти столько горячих точек, выжить там, где умирает большинство даже самых опытных бойцов, а потом тупо не проснуться на утро в своей кровати, потому что вдруг перестал дышать. Я потратил не один месяц, чтобы выяснить, как так получилось на самом деле. Основания не верить до последнего у меня имелись не только в плане личных домыслов, семья Сафроновых владела большим количеством собственности, приносящей стабильный и очень солидный доход, дед Вероники оставил сыну всё в полном финансовом расцвете, и смерть моего друга вполне могла бы помочь кому-то нехило обогатиться. Но в итоге моё любительское расследование зашло в тупик. Все запрошенные мной экспертизы до единой не выявили ровным счётом ничего, что могло бы сымитировать или спровоцировать ту болезнь, из-за которой он не проснулся. Впрочем, совершенно бесследно моя деятельность тоже не прошла. В процессе этих своих поисков я слишком часто общался с оставшейся частью семьи Сафроновых. Я и без того обещал Лёхе, что присмотрю за ними… но в какой-то момент всё стало слишком… слишком. Иначе. Будто Вера и Вероника уже не только его семья, и я забочусь о них, потому что должен, но и потому, что они моя семья тоже.

Я и сам не понял, когда именно это случилось…

Мир вокруг меня вдруг просто взял и изменился. Полностью. До такой степени, что изменился не только мир, но и моя полярность его восприятия. Наверное, для пацана, выросшего в детдоме, было чрезвычайно заманчиво знать и чувствовать, что ты кому-то нужен, что кто-то ждёт тебя и нуждается в тебе, чтобы вовремя опомниться и пресечь, сохранить здравую дистанцию.

И я увяз по полной.

Так, что хрен теперь выберешься…

То и привело меня в настоящий момент. Туда, где я раз за разом упорно сжимал зубы покрепче, заставляя себя не реагировать на девичьи вопли, полные гнева, пока нёс свою отчаянно брыкающуюся ношу по подземной парковке к лифту, и не помнить полный обиды и разочарования взгляд, которым теперь она на меня смотрела. Ведь именно в её глазах мне всегда хотелось выглядеть лучше, чем я есть. Реально быть лучше, чем мог бы в принципе.

Почему для меня это стало настолько важно, что превратилось в жизненный приоритет? Каждый раз, когда я задумывался об этом, я запрещал себе вообще думать дальше. Может быть разница в возрасте между мной и Вероникой не так уж и велика (тот же Лёха старше меня на пятнадцать лет, но это не помешало нам стать друзьями), но она всё-таки дочь моего друга, к тому же мёртвого друга, и я не должен был смотреть на неё по-другому. Если бы я встретил какого-нибудь мудака, который вот точно так же пялился бы на её чётко очерченные, порой искусанные губы, тонкую шею, изящные изгибы хрупкого девичьего стана, я бы однозначно набил ему морду и сломал парочку рёбер.

Ну а что?

По крайней мере, всё это являлось неплохой установкой в целях собственного утешения к тому, почему мне следует засунуть все свои вспыхивающие по отношению к ней инстинктивные желания как можно глубже, а затем раз и навсегда их забыть.

И это работало!

Работало, чтоб меня, не один год!

Но перестало работать сегодня. Тогда, когда она сперва вырядилась, словно богиня, чуть не разрушив мой мозг вместе со всеми выставленными там установками, а затем доверчиво прижалась ко мне всем телом и позволила ощутить вкус её губ на моих губах, вызывая временную амнезию по поводу всего, что не являлось бы ею. Тогда, когда я уже смирился с тем, что мне не дано испытать ничего подобного. Тогда, когда я сделал всё для того, чтобы ничего подобного не произошло. Тогда, когда… это стало окончательно невозможным. Ещё ведь была и Вера. Её мать.

Кто-то скажет, одна совместная ночь, когда вы оба вдрабадан пьяны – не повод жениться, но для той, кто до сих пор хранила траур по мужу и смеялась только в присутствии дочери, чтоб та не знала, как сильно до сих пор грустит её мать, это возымело значение и стало реально важным событием, а я не смог отказать, вот и переступил очередную ступеньку, которая дополнительно отделила меня от никому ненужных чувств к Веронике.

Хотя то, что они никому не нужны…

Тоже изменилось сегодня.

Ведь, получалось, не так и не нужны?

Ей нужны.

И это, кстати, жутко злило.

Может, мне тупо показалось? Может, это просто идиотская случайность? И не стоило мне так остро реагировать. Не стоило думать о том, что было бы, если б нам не помешали потом. Дважды. И за ней в дом к её однокласснику идти тоже не стоило.

Стоило или нет, я всё это сделал…

А засранцу вообще тупо повезло, что выжил!

И я ему даже ничего не сломал…

Едва ли я был в ту минуту в себе, когда застукал этих двоих не в самой приглядной и приличной позе, наедине. Весь её дальнейший оправдательный лепет злил не меньше. Особенно, когда она наврала про то, что этот сопляк её парень, то ли чтоб снова меня позлить, то ли в жалкой попытке таким наивным образом его защитить.

Я ведь еле удержался, чтоб не вернуться к нему в тот же миг!

Хорошо, мне не привыкать к жёстким ограничениям себя самого во имя необходимого благоразумия. То помогало и прямо сейчас, пока Вероника продолжала снова и снова извиваться на моём плече, ругая меня почём свет стоит, совершенно не думая о том, насколько минимальна длина её насквозь промокшего платья.

– Святослав, отпусти меня! Ты что творишь? – ударила она меня по спине, когда я остановился и нажал кнопку вызова кабины.

Поморщился, но и тогда не отпустил. Разве что ладонь, невольно соскользнувшую на обнажённый участок девичьих бёдер, сдвинул повыше. Последнее, кстати, тоже была так себе идея. Теперь моя рука фактически накрывала часть её попы, и одна только мысль об этом отозвалась вполне однозначной теснотой в паху.

Блядь!

– Я тебя предупреждал, – отозвался с фальшивым спокойствием, которого на самом деле и не было вовсе.

– Да ты с ума сошёл! Отпусти меня! Я хочу домой!

Звонкий голос резанул слух, добавил к пронизывающему меня напряжению ещё больше высоких градусов. Хорошо, что лифт прибыл, не то и не знаю даже, как бы поступил в ином случае. А так…

– Мы туда и идём, – шагнул в раскрывшиеся створки.

– К себе домой! – огрызнулась Ника.

Невольно покосился на упругие округлости, которые так и напрашивались на то, чтоб их отшлёпали.

– Об этом надо было думать раньше. Я предупреждал, – напомнил, нажимая нужную комбинацию кнопок кабины, чтобы та тронулась вверх.

– Ты не имеешь никакого права так со мной поступать! Пусти меня!

Отпустил. Поставил на ноги, а сам отошёл к противоположной стене лифта. Вовсе не потому, что наконец проникся степенью её не особо обоснованного негодования. Просто так оставался хоть небольшой, но шанс завершить эту поездку в небольшом замкнутом пространстве на двоих без дополнительных приключений. Я же, в противном случае, ещё немного, и точно сорвусь.

Вызывающий макияж, наличие которого я оценил ещё перед тем, как она отправилась гулять вместе со своей подругой, Вероника успела смыть, что заметно смягчило черты симпатичного личика, и я с жадностью вглядывался в них, лишь бы не замечать всё остальное. Например, отсутствие куртки, в которой девушка вышла за порог родительского дома, и где-то оставила после. Без куртки короткое чёрное платье на тоненьких лямках выглядело на ней так, что лучше вовсе не смотреть. В памяти слишком свежа была до сих пор недавняя сцена с чужим слюнообменом, а недавнее ощущение стройных изгибов точёного стана под моими ладонями лишь обостряло желание всё-таки вернуться назад и что-нибудь сломать тому сопляку, чтоб уж точно больше не повадно было.

Впервые на моей памяти лифт ехал так долго!

За время пребывания головой вниз Вероника вся раскраснелась, волосы растрепались, она тяжело дышала, от чего грудь в вырезе маняще приподнималась и опускалась. Затем время и вовсе растянулось в настоящую бесконечность, когда я всё-таки скользнул взглядом ниже, застыв в моменте, где девичьи пальчики принялись поправлять задравшийся подол недоразумения, именуемого платьем, слегка покачивая бёдрами из стороны в сторону, вряд ли подозревая, что тем практически приговорила мою выдержку к падению.

Чтоб мне сдохнуть!

Повезло, лифт всё-таки наконец завершил свой подъём, и моя безжалостная пытка закончилась.

– Дамы вперёд, – деланно любезно взмахнул рукой.

Двухуровневый пентхаус был куплен мной ещё на стадии строительства фундамента здания, так что квартира получилась именно такой, какой я хотел: большая гостиная соединялась с кухней лишь барной стойкой, пространство заставлено минимум мебели, в гостиной кроме кругового дивана со столиком посередине и большой плазмой на стене ничего не было, из гостиной тянулся длинный круговой переход из комнаты в комнату, двери отсутствовали, зато панорамных окон существовало полно, всё обозреваемое пространство выполнено в светлых тонах. Единственное, всё никак руки не доходили доделать ремонт.

– В душ сходи, я пока поесть что-нибудь соображу, – велел, скидывая с себя обувь, как только мы оба оказались в зоне прихожей. – Можешь взять одну из моих футболок, любая из них всё равно длиннее этого твоего платья будет, – скривился, стараясь больше в сторону девушки вовсе не смотреть, взяв направление в кухню.

Аппетита особо не было, но ел я сегодня в последний раз в обеденное время, и надо бы это исправить, к тому же готовка вполне могла бы помочь отвлечься от того, что меня переполняло сейчас. Да и моей вредной подопечной явно на пользу пойдёт. Вот только сама она была явно не согласна с таким раскладом, даже разуваться и проходить никуда не стала, оставшись стоять, где была.

– Спасибо, не голодна.

В карих глазах сверкнула злость, а мне и без того было сложно сдерживаться. Вот и не удержался:

– Я спрашивал у тебя, голодна ты или нет?

Злость во взоре напротив стала ярче.

– В душ тоже у себя схожу, – будто и не слышала меня девушка, продолжая упрямо гнуть свою линию. – И чем тебе не нравится платье? По-моему, оно шикарное, – демонстративно обвела ладонями изгиб талии и бёдер. – Никите вот тоже очень понравилось.

Да твою ж мать!

– Никите без платья бы ещё больше понравилось, так может снимешь тогда, следуя этой твоей логике? – брякнул прежде, чем сообразил, что именно сказанул.

Конечно, ей это не понравилось. Вон как гневно прищурилась.

– Да ты!.. – не сразу со словами нашлась от возмущения, а после и вовсе: – А знаешь что? Вот и сниму! Уверена, Никита и правда оценит. Вот завтра же перед ним и сниму его! – закончила язвительно.

И после такого она ещё злится на меня и удивляется, что я её забрал с собой и сюда привёз?!

– Ведёшь себя, как маленькая девочка, – покачал я головой, отворачиваясь.

– А ты – как взрослый мудак! Верни меня домой!

– Поори тут ещё немного, и это место станет для тебя домом не только на сегодняшнюю ночь, – усмехнулся, складывая руки на груди.

И даже нисколько не преувеличил. Чем дольше она упрямилась и провоцировала меня, тем всё соблазнительнее становилось именно так и поступить. В идеале вообще запереть её здесь раз и навсегда, чтоб уж наверняка никаких глупостей больше не натворила, заодно и моему спокойствию поспособствовала. Глядишь, я бы и сам тогда возвращался сюда ночевать почаще.

– Да что тебе надо от меня?! – возмутилась Вероника, топнув ногой.

– Я уже говорил, – напомнил укоризненно.

– А я непонятливая. Повтори ещё раз. А лучше верни домой, – не сдалась она.

– Верну. Завтра, – отозвался напоказ невозмутимо, помолчал и добавил: – Если будешь примерной девочкой.

Вероника открыла рот, но так ничего и не сказала. Кажется, её возмущение достигло пика. Руки снова сжались в кулачки. Взгляд прожигал насквозь своей злобой.

– А если не буду?

– Значит, не верну, – пожал плечами.

– Что, вообще? – уточнила Ника ядовито, склонив голову набок. – Может тогда и женишься на мне вместо мамы?

Ох, если бы она только знала, что сотворила со мной одним этим своим вопросом!

Будто земля разверзлась под ногами вплоть до самой преисподней, чтоб мне туда провалиться. Первый же последующий вдох – сущее пекло, пока вскипала моя кровь, а маленький дьявол в голове тихо нашёптывал: «Обязательно так и сделай. Она сама захотела и попросила», поэтому неимоверных усилий стоило сказать:

– Душ. Ужин. А затем мы идём спать.

– Что? Прям вместе идём? – снова съязвила.

– Ну, если ты так настаиваешь и твой парень не против, – вернул ей в том же тоне.

– Ты… мерзкий, гадкий, отвратительный…

– Душ. Ужин. И спать, – перебил я её повтором.

И да, наконец пошёл в сторону кухонной зоны. Вероника за спиной всё ещё продолжала ругаться на меня, но уже себе под нос, попутно пиная стену, если правильно понял по звукам. Зато итогом стали всё-таки скинутые кеды и намеренно громкий топот в сторону лестницы.

Вздохнул.

Это будет долгая ночь.

Пока же я сосредоточился на будущем ужине…

Когда живёшь один и редко бываешь дома, обычно набор продуктов в наличии выглядит самым минимальным или вообще отсутствует, но в моём случае это не так. У моего заместителя очень деятельная и инициативная жена, раз в неделю она заказывала сюда клининг и забивала все полки едой. Часть, к слову, портилась быстрее, чем я успевал до неё добраться, но кого это останавливало? Уж точно не моих подчинённых, пытающихся задобрить меня всеми возможными способами. Но зато в любое время суток у меня никогда не возникало проблемы с тем, чтобы приготовить поесть. Вот и сейчас, пока моя гостья смывала с себя чужие слюни и остатки непростого вечера, я управился без проблем. Готовить я не то чтоб любил, но обычно предпочитал самостоятельно. По крайней мере, для себя. К тому времени, как девушка спустилась обратно, я как раз закончил, осталось только на стол накрыть.

– Всё? Так лучше? Доволен? – послышался за спиной ехидный голос, на который я обернулся.

Да чтоб меня!

Ибо лучше точно не стало…

Только хуже…

Я же не просто так именно про футболку говорил!

Но вряд ли она увидела разницу, когда предпочла ей мою майку. Майку, которая теперь облепила стройную фигурку ничуть не менее вызывающе, чем то же её треклятое вымокшее под дождём платье. Как и вряд ли девушка поняла, почему на стол теперь накрывать исключительно ей. А я вряд ли в ближайшие полчаса в принципе сдвинусь с места, пока не договорюсь со своим вновь возникшим стояком. Да и как с ним договориться, если по мере приближения девушки мой член лишь утвердился во всех своих намерениях?

Надо купить фен!

Возможно, если б он у меня имелся, тогда бы с длинных русых волос не капала сейчас влага, тем самым пропитывая слишком тонкую майку, а её низ не прилип к прикрытым лишь на верхнюю четверть бёдрам на фоне того, как скудно прикрытая грудь выглядела так, словно никакого прикрытия на ней вообще нет в помине.

О том ей и сообщил. Вместо того, чтоб на вопрос ответить. Я про него вообще забыл, если честно.

– Купишь завтра сюда фен, зубную щётку, и что там тебе ещё может понадобиться, – проговорил, отодвинув от себя стеклянную миску с приготовленным салатом.

Как только не выронил!

Ника замерла на следующем же шаге, уставившись на меня в ужасе.

– З-зачем? – сперва спросила, затем ещё больше ужаснулась: – П-погоди… Ты же не серьёзно? – уточнила негромко, проведя причинно-следственную связь моего заявления с нашим ранним разговором у лифта.

– Я когда-либо страдал склонностью к шуткам? – вопросительно выгнул бровь.

На лице девушки выражение ужаса сменилось полнейшей растерянностью, но совсем ненадолго, после чего она поспешно заявила:

– Я не буду с тобой жить! Ни за что!

Мысленно ухмыльнулся. И оставил при себе все свои мысли по поводу её очередной категоричности. Если уж на то пошло, мы с ней оба прекрасно знаем, что в конечном итоге всё всегда идёт так, как хочу я.

Вслух же:

– На стол накроешь? – перевёл тему, кивнув на полупустую столешницу из мрамора, где кроме миски с салатом больше ничего и не было, поскольку я только её и успел переставить до появлении Вероники.

Девушка поджала губы, но согласно кивнула. В мою сторону правда больше не смотрела, хоть и крутилась в непосредственной близости. Её руки мелькали то с одной моей стороны, то с другой, когда она выставляла на стол наполненные едой тарелки, а следом столовые приборы и хлеб. Когда ко всему этому прибавился чайничек с фруктовый чаем, лично я сильно пожалел, что это не водка. Вероника, пока крутилась туда-сюда, целых четыре раза случайно задела меня, и даже близко не подозревая, что именно вытворила этими своими действиями.

Ещё чуть-чуть и вместо ужина на столе будет она сама!

Зря я её сюда привёз. Хотя именно потому и привёз. Пусть лучше перед глазами будет, чем я реально сойду с ума, всю ночь представляя где и с кем она может находиться, чем станет заниматься в том своём проклятом мини-платьице, раз уж решила, что в честь своего совершеннолетия может целоваться со всеми подряд, без разбора. Хотя сама Ника восприняла моё молчание как очередное равнодушие в свою сторону.

– И всё же: как давно это у вас с мамой? – поинтересовалась несколько минут спустя, вяло ковыряясь в тарелке, сидя напротив меня.

На хорошеньком личике сохранился отпечаток обиды и досады, она явно нервничала и избегала встречаться со мной взглядом. Не в первый раз она задавала этот вопрос. Но если прежде я промолчал, то теперь почему-то решил сознаться. В конце концов, стоит нести ответственность за свои поступки не только ей одной.

– Недавно. Я перебрал, – сказал честно. – Алкоголь – зло, как видишь. Так что лучше тоже больше не пей, – добавил с сарказмом.

Перед глазами встала та пасмурная ночь, воспоминания о которой были слишком скудными, но я этому оказался даже рад по итогу. Рука, в которой Ника удерживала вилку, замерла. Она подняла на меня свои глаза, полные неприкрытой растерянности и удивления.

– Напился и… решил жениться на моей маме? – явно не так восприняла поступившую информацию.

– Напился и… проснулся с ней в одной кровати, вот что я имел в виду, – отозвался, хоть и неохотно.

Вероника окончательно растерялась. В первое мгновение. Во второе – поспешила вернуть внимание обратно своему позднему ужину, хотя я всё равно заметил блеснувшие в её красивых глазах очередные слёзы. И дальше расспрашивать не стала. Я и не сомневался, что не станет, с её-то скромным, порой слишком наивным и мягким характером, да в текущей ситуации. Зато наконец принялась за поздний ужин. Старательно. Явно чуть ли не давилась, но упорно запихивала в себя еду. Я и сам постарался уделить всё своё внимание стейку средней прожарки, что тоже оказалось довольно непросто, учитывая мой грёбанный непроходящий стояк даже в такой ситуации. Из-за него, когда она доела, я и велел:

– Крайняя левая дверь на втором этаже – твоя спальня. Иди спать, Вероника. Сейчас же.

Вышло слишком резко, но да и чёрт с ним. Пусть уже скроется с глаз моих, тогда я смогу подняться, не посвящая её в свой физиологический нюанс, всё тут убрать, а затем найду способ, как бы снять это мешающее жить напряжение. О том, чтобы уснуть, и речи не шло. Не в первый раз страдал подобным, знал о последствиях.

Ника и в этот раз безмолвно подчинилась. А я почти выдохнул с облегчением, но у лестницы она замерла.

– Я ненавижу тебя, – бросила едва слышное, прежде чем поспешно взбежать наверх.

Выдохнуть пришлось в любом случае. Разве что теперь этот выдох сопровождало не облегчение, скорее обречённость. Просто потому, что…

– Я знаю.

Заслужил.

Глава 5

Вероника

Хотелось кричать. Так громко, как только позволяли лёгкие. Вопить от гнева, ужаса, обиды, боли, что сжигали изнутри подобно самому яркому пожару. Перестать зажимать себе рот и дать наконец выход эмоциям не только через жалкие слёзы, что текли по щекам, и которые я не в силах была контролировать и остановить.

Почему? Почему всё так? Почему именно сегодня, когда я решилась открыться ему? Почему не раньше? Почему именно Свет? Это мог быть кто угодно, но только не он. Кто угодно, но не он. Плевать, с кем моя мать ещё решила быть, это никак не должно было касаться меня. Ни меня, ни Света. Но она почему-то выбрала именно его и даже не поняла, что тем самым буквально уничтожила собственную дочь. Приговорила к вечным мукам. До основания разрушила её мир. И как его собрать обратно воедино, я не имела понятия. Да и зачем он мне, если в нём больше не осталось смысла? Лишь жалкие осколки от разбитых грёз одной маленькой девочки, что ранили так сильно, что терпеть едва удавалось.

Я ненавижу тебя…

Сказала я ему.

Тогда почему у этой долбанной двери сижу и реву я, а не он? Почему именно мне сейчас так плохо, что впору из окна выбрасываться? Или крушить всё вокруг. Уничтожать подчистую. В первую очередь всё то хорошее в себе, что заставляло тянуться к Свету. Стереть из души, как не было, лишь бы больше никогда даже близко не ощущать ничего подобного. Забыть его и всё, что с ним связано. Навсегда вырвать с корнем из сердца. А затем запечатать эту дыру таким непробиваемым барьером, чтобы никто в будущем не мог сквозь него проникнуть.

Из горла всё-таки вырвался вскрик, который я поспешила заглушить собственным кулаком, оставляя на нём следы от зубов. Но даже эта боль была и в тысячу раз не такой болезненной, как осознание, что тот, в кого я так по неосторожности влюбилась, никогда моим не будет. Не будет!

Больно. Как же больно.

Лучше бы я вместо папы умерла.

Или вслед за ним.

Но я жила и, что хуже всего, чувствовала.

Сидя на полу, прижимаясь спиной к двери, я слышала, как Свет ходил туда и обратно, втайне надеясь, что вот сейчас его шаги остановятся у моей комнаты, а затем он войдёт и скажет, что он передумал. Да пусть что угодно скажет, или даже соврёт, обманет, я на всё согласна. Но он проходил мимо, а затем и вовсе перестал давать о себе знать. Я всё сидела и сидела во тьме спальни, ощущая себя невероятно одинокой, потерянной и никому ненужной.

Так и заснула по итогу прямо на полу.

А проснулась на удивление в мягкой постели, укрытая по самый подбородок, совершенно не помня того, как перебралась в неё. Да и чёрт с ним. Не важно. Всё не важно.

Судя по расположению солнца за окном, время едва перевалило за девять утра. Совсем рано для воскресенья, но спать больше не тянуло, поэтому я, чуть подумав, поднялась с кровати, заправила её и потопала умываться.

Выйдя в коридор, первым делом отметила неестественную тишину в доме.

Свет ушёл? Или спит?

Лучше бы первое, но что-то мне подсказывало, не будет мне такого счастья, проверять тоже не решилась. Правда ровно до момента, как, умывшись, не поняла одну важную вещь: оставленное накануне на сушилке в ванной платье исчезло, не трудно догадаться чьими руками. Свет явно позаботился о том, чтобы я никуда не свалила из его пентхауса раньше времени. Или…