Полная версия
Начало исхода. Сборник рассказов
– Силен и велик ты, княже! – саркастически молвил молодой воин. – Да только с новой силой тебе не совладать. Калин-царь с сорока царями, с сорока королями, у которых у каждого силы по сороку тысячей бросает вызов тебе. Сдюжишь?
В тереме повисла гробовая тишина. Время шуток и безудержного хвастовства закончилось. Даже тысяцкий Бус, ярившийся от наглости молодого война, внезапно осознал – то, что было до этого просто сущая ерунда. Такой огромной армии, какую собрал восставший царь, еще человечество не видывало.
– Что мы можем противопоставить Калин-царю? – Жерех напрямую обратился к тысяцкому, сверля его вопрошающим взглядом.
– Ничего. Даже если мы соберем все ополчение подвластных земель, и император Запределья – Сабун пойдет нам навстречу и выделит свою армию, мы не сможем сражаться против Калина.
– Он привел под стены внешних границ Аркадии сорок королей Пекла, – уточнил тут же молодой воин.
– И что?
– Каждый из королей повелевает корпусом нежити в сорок тысяч…
Совет еще не знал, что Калин-царь к тому моменту уже овладел Доккатокией, Атрией и Пустыней Безмолвия. Армии этих побежденных царств влились в армаду Калина и теперь никто не мог ему помешать завоевать мировое господство. Войско его стало столь огромно, что даже в бойнях участвовали лишь малые его части, пока остальные бездействовали. Сорок королей Пекла. Бывшие правители подземного царства. Кто-то лучше, кто-то хуже другого, они, тем не менее, все были очень опасными тварями давно минувшего прошлого. Каким-то образом Калину удалось поднять из могил этих давно уже опочивших богатырей и они подчинились ему. И все бы ничего, да только нежить – самые опытные и страшные война Средиземноморья, которые когда – либо рождались на земле, подчинялись только им. Пока спали вечным сном короли, нежить на земле не показывалась, так как место ей – охранять Пекло. Но царей послали истреблять род людской и нежить пошла за ними, неся смерть и страх всему живому. Считалось, что любая из нежетей в единоборстве способна порубить не менее шести опытных человеческих воинов. Лишь редкие герои способны были в единоборстве противостоять нежити и потому никто не поверил рассказу молодого война о штурме Калинова моста после которого нашлись живые рассказчики сечи. Дело в том, что до восстания сорока королей нежить стояла в охране лишь в одном месте на нашей земле – Калиновом мосту, что считался границей между миром живых и мертвых. Калинов мост и он же просто град Калинов – неприступная крепость, что легла каменными твердынями по реке Смородине, ограждая мир живых от проникновения туда, куда их не звали. Говаривали некоторые старцы, что нежить стоит как раз не для того, чтобы живые лезли в Пекло, а чтоб из подземного царства не выбрался кое-кто, кого великие Прежние туда заточили. Считалось, что Калинов это первый город основанный богами, после того как прошла война из-за которой большинство великих Прежних покинуло нашу землю. Был еще один оплот богов – Старград, но живые его не видели уже более пяти тысяч лет, а те, кто видел, рассказать о увиденном не могли. Мертвые, знаете ли, не разговаривают. Калинов же видели, но приближаться к нему не спешили, ибо пало на подступах к нему столько роду человеческого, столько побило всевозможных князей, вождей и императоров по берегам Смородины, что кости усеяли толстым слоем пространство в несколько верст вокруг передовых укреплений града. Кто бы мог поверить, что нахальный молодой воин не просто сражался у передовых укреплений этого неприступного града, но и взял передовые башни? Сколько там было нежити – этого не знал никто. Но явно ее было достаточно, чтоб перемолоть в труху не то что дружину этого война, но и с десяток армий такого не слишком-то слабого князя Жереха.
Но воин не врал. Его личная дружина сломила охранные сотни нежити и легла практически вся, но дала молодому войну взять величайшую реликвию, что хранилось в одной из башен – меч Траяна. Меч был утерян в битве еще в те времена, когда по земле ходили титаны, а совсем еще молодой Плутон враждовал с богом Гором. Траян был последним из богов, что основали Калинов. Он правил им достаточно долго, чтоб кое-кому надоело уже это и его свергли, предварительно разрубив надвое, так, на всякий случай. Далось это злодею очень непросто. Траян хоть и стар был, но сил хватило порубить в капусту полдесятка не слишком-то слабых полубогов и в довершение успокоил старый воин и мятежного бога войны Ареса. И это учитывая тот факт, что Траян был уже лишь жалким подобием того, кем он был полтысячи лет еще назад. Однако пал и Траян. Предал его близкий друг и товарищ – командир лучшей сотни траяновой дружины Стигийский царь. Ударил булавой по шлему, подкравшись сзади и лишил, таким образом, всей силы старого бога предатель. Уже падая, зашвырнул далеко в небо свой меч Траян с такими словами:
– Только истинный царь сего града возьмет его в руки! Смерть и тлен недостойным!
– Значит, меч этот – мой! – ощерился в улыбке Вий, который и сверг, собственно, Траяна.
– Калинов-град не примет тебя, мертвяк! – Печально улыбнулся обессиленный Траян, – Нежить не подчинится тебе без меча.
– Ну, это мы еще посмотрим! – крикнул Вий и обрушил что есть мочи свою секиру на павшего бога.
Вий сел на трон старших богов срединного царства, но трон не подчинился ему. Нежить бунтовала, не чувствуя силы Прежних в новом боге, а сам Калинов внезапно стал вместилищем всех неупокойных душ. Души те, не зная страха и живя лишь одним чувством мщения, вселились в павших воинов, что гнили уже столетия под стенами града. Так появились бесы. Они оказались настолько неуправляемыми, что проникли в святая святых града Калинова – врата Пекла и выпустили оттуда пусть и не всех, но очень многих давно уже ушедших в мир иной порождений мрачного прошлого. Чувствуя, что трон шатается с каждым днем все сильней, Вий решился на последний шаг.
– Найти мне меч-кладенец Траяна! – отдал приказ он Стигийскому царю, что служил теперь новому повелителю Калинова в его личной страже. – Первому, кто принесет его мне, я отдам древнейшее царство Аркаима.
– Лишней корона не будет, – поклонился низко Вию Стигийский царь и отправился на поиски. Меч и в самом деле нашли. Глубоко в болото ушел павший с неба булатный клинок и много сил и времени потратили рабы, чтоб добыть его. Но достали. И пали все, превратившись в пепел. Заклятье Траяна лежало крепко на клинке. Стигийский царь, понимая, что доставить его не получиться, позвал Вия самого к клинку и тот явился.
– Жалкий трус! – ударил Вий трезубцем в грудь царя и обрушил его в болото. – Болотному царю и место в болоте! Не видать тебе, раб, Аркаима.
– Ты обещал! – завопил, уже захлебываясь болотной жижей, Стигийский царь – Отдай мне мое!
– Умри, хоть как воин, изгой… – и Вий ухватился за рукоять меча.
– Я – то уйду как воин, а ты – нет! – молвил царь, медленно закрывая глаза, которые уже почти залила болотная муть. – Боги, услышьте меня! – взмолился уже уходя на дно болота царь после того, как Вий рассыпался в тучу пепла. – Не дайте пропасть мечу. Завет Траяна должен жить! Калиновым должен править истинный царь!
И свершилось чудо. Разверзлась твердь земная, обнажив выход новый из Пекла и пропало туда болото. Тот выход стал лазейкой из мира мертвых и чтоб как-то закрыть его, пустили в этот разлом земной тверди воды мертвой реки – Стикса. Ни одно живое существо и большинство духов не могло пройти сквозь реку, ибо была она из кипящей серы. Стражем на Стиксе поставили могучего демона Харона, который со своей командой бороздил воды Стикса на корабле из костей павших титанов из-за чего сера, не причиняла ему вреда. Стигийский же царь, оказавшись на земной тверди, услышал в голове своей голос, что молвил ему о том, чтоб взял он заговоренный клинок и снес бы его в Калинов, где и положено ему дожидаться своего нового хозяина. И времени дал голос ровно два дня. На третий смерть ждала уже Стигийского царя от этого клинка. И поторопился он в Калинов, да задержали его полчища бесов на подходе, что без толку слонялись в округе. Потому-то не попал в сам град меч Траяна, а упокоился он в первой привратной башне укреплений Калинова, докуда успел добежать Стигийский царь. Много столетий прошло с тех времен, и никому не покорился этот меч, да и не многие до него добирались. И вот теперь он в руках молодого война. Верить ли?
– Верь! – тысячник Бус подошел поближе к князю, после того, как в терем ворвался запыхавшийся отрок, что доставил какие-то вести – Не врет он. Городская стража доносит, что со стороны Мораниной впадины двигается передовой отряд воинов. Кажется, по наши головы мечи навострили. – Тысячник не ошибся. Это действительно были воины Калина, и тот предлагал сделку.
– Мой царь, победитель и владыка над всеми царями Пекла, великий Калин предлагает тебе, глава Кревеня сесть подле него, как младший товарищ, – молвил, презрительно взирая на сидящих перед ним представителей великого города Кревеня, сотник в черных вороненых доспехах с двумя нежитями-телохранителями, которых после долгих споров все же пустили в княжий терем.
– Младшим товарищем? – Недобро склонил голову князь, – А может и сапоги его вылизать заодно?
– Это как пожелаете. – Все так же презрительно глядя, криво усмехнулся сотник. – До тебя такое предложение было сделано немногим, – одна из нежетей передала мешок сотнику, который до того держала на плече, – так вот они…
На красивый дубовый пол с деревянным стуком посыпались головы побитых царей Навийской империи – Алкида, Дира, Стардвига. Последней выпала и покатилась в дальний угол голова верховного архонта Аркаима – Рода. Меньше всего на свете ожидал кто-либо из присутствующих увидеть голову общего Праотца, создателя большинства народностей, уже почти всеми забытого Рода. Он был настолько недостигаем для всех, что даже боги не осмеливались бросать вызов старейшему из них, которого заслуженно посадили в древние времена полновластным повелителем – архонтом в городе Аркаиме. И вот теперь голова бога лежала перед людьми. И это был конец.
– Вы прах под ногами армий Калина! – рассмеялся уже открыто сотник в лицо совсем растерявшегося князя Жереха и пнул в его сторону, подвернувшуюся под ногу голову Рода. – Пади пред ним, князь, и ты уцелеешь. Возможно.
– Время разговоров закончилось. – Молвил, медленно спускаясь с небольшого возвышения у княжеского трона молодой воин.
– Как это, кончилось? – непонимающе уставился на него сотник, инстинктивно рукой нащупывая рукоять своей сабли.
– Вместе с тобой! – ухмыльнулся внезапно воин и, вырвав из ножен свой меч, с силой метнул его в сотника, которого чудовищной силы ударом отбросило к стене и пригвоздило намертво булатным клинком, на котором уже не столь надменный и наглый сотник и повис, судорожно суча ногами. Две нежити, в задачу которых входил не только почетный эскорт, но и охрана сотника, умерли следом. Молодой воин, проходя мимо, срубил их, подхваченной буквально из воздуха, оброненной покойным уже сотником саблей, за одно мгновенье.
– Вот это да… – раззявил в изумлении рот тысячник Бус
– Что ты натворил, мальчишка! – завопили сразу несколько бояр из толпы приближенных к князю. – Ты навлек беду, горевестник!
– С таким воином беда нашим врагам, а не граду сему… – внезапно глухо молвил князь Жерех. – Как имя твое, воин?
– Стривер! – улыбнулся воин и, выдернув меч из стены, обтер его о полу своего плаща. Позади него глухо шмякнулся безжизненной тушей сотник царя Калина. – Но имя мое мало что скажет тебе, княже, но вот Стигийскому царю может и подскажет оно кое-чего.
– Причем тут он? – поинтересовался князь, искоса наблюдая, как четверо его дружинных война пытаются поднять мертвого сотника.
– Это твой трофей князь, я понимаю, – склонил голову Стривер, – но он знает, где покоятся те, кто поможет тебе в войне с Калиным.
– Если ты соврал, – князь покрутил в задумчивости пальцем ус, – ты уйдешь навсегда. И помощи от меня не дождешься. Ты понял?
– Понял. Как тут не понять! – говорил в спину, спускающемуся уже в глубокий колодец под теремом князю Стривер. – Главное, чтоб Стигийский владыка жив был.
– Чего ему станет, хрычу старому! – рассмеялся Жерех и дал знак своим войнам, что взявши за большой ворот, начали крутить его, медленно наматывая ржавые цепи на барабан. Из глубокого каменного колодца, откуда невыносимо разило страшной вонью, показался порядком уже подгнивший дубовый обгрызенный как будто бы крест с прикованным к нему стариком. Длинные седые пряди закрывали его лицо, а потому разглядеть что-то было очень сложно. Когда-то, видимо, он был очень могучим воином и даже сейчас дряблые сморщенные руки хранили в себе признаки былой силы, а грудь, пусть и костлявая была такой непомерной ширины, что оставалось только диву даваться, каким это образом его поработил Жерех. В бытность свою воином Стигийский царь порубил бы на капусту не один десяток таких вояк как Жерех. Но Стривера сейчас интересовало не это. Он всмотрелся в затейливую вязь татуировок, что покрывала большую часть груди, заросшую густым седым волосом и внезапно закричал:
– Покажите мне его лицо! Быстро! – и двое воинов подскочив, вздернули голову старику повыше и откинули седые космы назад. Прямо на Стривера уставились тяжким взглядом нестерпимо желтые глаза прикованного.
– Ну что, доволен? – поинтересовался Жерех у война, одновременно стараясь не глядеть на старика.
– Нет. – Неожиданно заявил Стривер и развернулся, собираясь уходить. – Не Стигийский царь это, князь, а Индрик.
– Кто? – опешил от неожиданности Жерех и непонимающе уставился на старика, пытаясь заново разглядеть его – Какой еще… Индрик?
– Не какой, а Индрик-зверь. Самый опасный и сильный из сыновей могучего бога Змея. В былые времена этого зверя не могли поработить армии ни одного из земных владык.
– И как же тогда взял его я? – растерянно перевел глаза на война Жерех.
– А вот это интересный вопрос, князь. – Воин подошел обратно к старику и ухватив того за подбородок, вгляделся пристально в его лицо. – Ты слышишь меня, зверь? – поинтересовался Стривер у старика. Но тот лишь таращился на него жуткими глазами и молчал. – Напои его князь, – наконец бросил воин, что-то разглядев в глазах зверя, – и отпусти. Не враг он тебе.
– Да как же я его отпущу-то? – развел руками князь. – Он полсотни зим уже сидит в яме. Вся жизнь его прошла здесь и после этого я выпущу эту озлобившуюся на меня тварь?
– Не того боишься ты, Жерех. Калин-царь под твоими стенами тебя должен пугать больше, чем изможденный полудемон. – и воин неожиданно обрушил на крест свой меч. Разом лопнули стальные обручи, державшие на кресте Индрика и упал тот на каменный пол подземелья.
– Не держи зла на меня, зверь! – закричал тут же Жерех, но Индрик смотрел не на него, а на война, что освободил его
– Как звать тебя, отрок? – неожиданно глухо как из бочки пророкотал он.
– Стривер. Младший сын Рода.
– Хм… – промычал Индрик и внезапно встал на колени – Прости меня, повелитель. Ты освободил меня, но даже не знаешь, что это я побил большинство твоих братьев и сестер.
– Род тебе судья, не я. – пожал плечами воин. – Вольно же было моим родичам судьбу свою выбирать, никто их к тебе силком не тащил на заклание. Твоя же судьба в руках князя, а мне ты худого не сделал.
– Однако, – князь Жерех подступил поближе к Индрику, – если ты не Стигийский царь, то где же он? И почему на тебе были его доспехи?
– Где тот царь я не знаю, а вот как ты ошибся, могу поведать! Может молодой Стривер узнать пожелает, как ты напал на меня спящего и изрубил всего мечом.
– Это ваши с князем дрязги, не мои. – Покачал головой Стривер. – Я лишь хотел найти ответ, где искать мне Черномора.
– Кого? – переглянулись сразу все присутствующие в темнице войны. И лишь Индрик хищно сощурил глаза, уже все понимая.
– Берендея Черномора с его дружиной. – тут же пояснил зверь, блеснув глазами – А зачем тебе понадобился мой брат со своими бесами? – поинтересовался, поднимаясь тут же с колен Индрик. – Что-то не помню я, чтоб братец куда-то собирался. А уж помогать кому он вряд ли захочет.
– Мне поможет. – Хмыкнул Стривер и, вытащив меч из ножен, показал его Индрику – Если, батька Черномор мне поможет закрыть ворота Калинова, я отдам ему меч богов.
– Щедрый дар! – провел когтем по тусклому лезвию Индрик и уставился желтыми белками в глаза война – Неужели ты отдашь брату меч Траяна?
– Не о том спрашиваешь, зверь. – Усмехнулся криво Стривер и спрятал меч обратно в ножны – Лучше бы спросил, как это нам врата Пекла прикрыть от той мрази, что оттуда в наш мир ползет.
– Ты знаешь моего брата, но понятия не имеешь, откуда он получил свое второе имя – Черномор? – Индрик внезапно глухо рассмеялся. – Ровно тьму назад мой брат вздумал поработить древнее царство Мангазею. Сил было маловато не то, что на царство, на штурм одного города бы не хватило, но он прошел огнем и мечом по войскам мангазейцев, истребив сотни тысяч воинов. Его дружина была по рассказам собрана из тысячи бесов, которых он случайно отыскал в Святых горах, где спали они беспробудным сном в склепах, дожидаясь своего повелителя. Сильна была дружина моего брата, но и от нее после всего случившегося осталось только три десятка бесов. Люди испугались случившегося, ибо не мог простой смертный с дружиной в тысячу мечей, разбить целое царство, после чего на земле воцарился страх и хаос. В назидание потомкам, чтоб помнили эти страшные времена, и не забывали, отчего это они все бояться ночного времени – в память о том, когда мой брат кормился людской плотью, дали мангазейцы имя той эпохи правления – Черный Мор. – Зверь мечтательно прикрыл глаза и задумчиво продолжил – И неужели ты, отпрыск Рода, думаешь, что мой брат, повелитель тысячи бесов не справиться с вратами Пекла? После того, как Черномор покомандовал демонами из Святых гор, разобраться с нежитью и парой десятков недодемонов у врат Калинова будет сущей ерундой.
– Довольно уже болтовни! – Стривер указал Индрику на выход их подземелья. – Ты покажешь мне, где найти его?
– Покажу. – Тут же согласился зверь, но сразу же уточнил, – тебе вряд ли понравиться место, куда я тебя приведу.
– Время покажет…
Спустя полгода к Святым горам приблизилась небольшая дружина во главе которой был молодой Стривер с Индриком. Они, не сговариваясь, поднялись на Алтарную гору и забрались в громадную пещеру, что прорезала гору чуть ли не насквозь.
– Нам туда! – указал когтистой лапой Индрик в темноту сырой пещеры и первый двинулся по заваленному булыжниками ходу. Сколько они так шли, неизвестно, но в один прекрасный момент на Стривера откуда то снизу пахнуло резко гнилью и сыростью.
– Индрик, погоди! – закричал тут же Стривер, и шагнул было назад. – Впереди пролом!
– Так чего стоишь? – неожиданно расхохотался прямо позади война зверь и резко толкнул его руками вперед. Стривер от неожиданности даже не успел ничего сделать, когда его чудовищной силой бросило вниз и он полетел… За мгновение до того как он упал на камни на дне глубочайшего пролома, он успел заметить как вокруг внезапно посветлело.
Дружина ждала своего вождя несколько дней, а потом отправилась на его поиски сама в пещеру, но так ничего войны не нашли. Был Стривер и не стало. Даже следов нигде не осталось. Они еще месяц до того, как пришла зима, блуждали вокруг святых гор, ожидая, что кто-то появиться, но потом ледяные ветра отжали их подальше и дружина ушла, разнося весть о том, как опочил навсегда последний потомок великого Рода.
В это же время глубоко на дне пролома Индрик мазал своей кровью на свежем саркофаге руны забвения.
– Хорошее место я тебе приискал, Стривер. Будет чем, потом похвастать! – зверь заливисто хохотнул и повернул голову вбок. Рядом стоял саркофаг раза в полтора больше и шире. Индрик приложил ладонь к поверхности камня. Она была на удивление теплой и вибрировала. Сквозь грубую кожу ладоней, зверь ощущал даже легкое покалывание от силы, что таилась внутри каменного склепа. – Полежи еще, брат. Совсем немного осталось, – произнес он оглядываясь. Вокруг по периметру округлой пещеры стояли тридцать каменных саркофагов, которые таили внутри себя сильнейших воинов Земли. С самого края стояли три еще незапечатанных пустых каменных гроба. Индрик опустил голову вниз и увидал меч, оброненный Стривером при падении. – Полежи еще. – Повторил зверь, беря в руки меч и двинулся в центр пещеры, где на огромном каменном постаменте прямоугольной формы покоился молочного цвета каменный диск – Алатырь. – А я пока Кащея разбужу! – и меч обрушился на камень…
04.05.2017 г.
Куда пропал траншей-майор?
Субботним июльским ранним утром в родовое поместье дворян Львовых, деревню Толстовку, бодро рысящая тройка гнедых внесла бричку, из которой сразу же раздался повелительный окрик:
– Тиш-ше, ты, черт тебя дери! Героев везешь, а не мешки с хламом! – и на довольно-таки пыльную дорогу спрыгнул, неловко припав на правую ногу, гусарский ротмистр в ментике Изюмского полка.
– Да как же, ваше сиятельство, – свесил тут же голову с козел рябой возница самого пройдошестого вида, – как же можно растрясти-то, ежели мне сами пять рублев сверху положили!
– Хм, – удивленно потянул тут же усами ротмистр, – пять рублей? Отчего же, братец, пять рублей? Почему не шесть, или весь червонный?
– Ну, это как ваше сиятельство положит! – развел руками в сторону возница и почесал себя кнутом по спине. – Могу и полсотни запросить за такой большой прогон, а только вы же первый меня порубать саблей своей изволите, как давеча грозились!
– Это ты точно! – тут же расхохотался в густые усы ротмистр и махнул рукой – не пять, а все шесть рублей сверху дам! Знай наших, черт рябой! – После чего развернувшись, ротмистр направился прямо к хозяйскому флигелю, представлявшему из себя довольно старый уже двухэтажный каменный дом с претензиями на античность в виде четырех облупившихся колонн с фронтоном и фамильным гербом. Из флигеля навстречу двигался пожилой старик в старомодном сюртуке бригадира времен еще, дай бог, молодости Потемкина и покорения Тавриды. Старик был хоть и порядком стар и лыс, но держался прямо, хотя временами и опирался на трость с серебряным набалдашником в виде орлиной головы.
– А что, батя, – весьма фамильярно обратился ротмистр к старику, – до самих Львовых добраться изволил или нет еще?
– Я тебе не батя, щенок! – тут же вспылил старик и, яростно блеснув глазами, ткнул тростью в сторону ворот усадьбы – Прочь! Пошел прочь, шут гороховый! Вести себя научись, сопляк, со старшими, прежде чем визиты наносить.
– Экий ты, батя, не сговорчивый! – ухмыльнулся, довольно фыркнув в усы, ротмистр при этом, не забыв поинтересоваться, – И героев войны даже вином не угостишь?
– Геро-ои! – едко протянул, сплюнув прямо под ноги гусару старик. – Сдали на разгром Москву и ходят теперь – грудь колесом. Ладно, хоть самому Наполеону сопли-то в Париже утерли, а то бы и на порог бы усадьбы не пустил. Позвал бы слуг, да так вжарили бы вам по спине с мушкетов, чтоб знали, как столицы свои сдавать.
– Ну и боевой же ты старикан! – упер руки в бока ротмистр и кивком головы указал вглубь брички. – Ясно в кого сын пошел. Не зря он о вас так отзывался.
Старик, еще не веря, осторожно приблизился к открытой двери возка. На подушках разметавшись, лежал весь в поту в пропрелой льняной рубашке совсем еще молодой юноша с едва наметившимися усиками на бледном изможденном лице, на котором воспаленно горели блеклые светло-серые глаза.
– Навоевался… – осел прямо в пыль старик и зарыдал.
Вечером, сидя у полыхающего камина в гостиной, ротмистр рассказал, как сын бригадира стал инвалидом. Старик, в самом деле, имел полное право гордиться своим отпрыском, но мысли его были заняты совсем другим.
Молодой Львов, имевший за плечами лишь домашнее обучение и кое-какие навыки рукопашного боя, позаимствованные от своего дядьки, отставного штык-юнкера Семеновского полка, в семнадцать лет решил поступить на действительную службу. Возможно это произошло бы попозже, но родной отец Мишки, а именно так звали нашего героя, бригадир Сергей Иванович, дядькой был очень неуживчивым со скверным и очень вспыльчивым характером, за который его, к слову сказать, сам Суворов пожаловал орденом Св. Анны и спровадил из армии куда подальше. Доводилось молодому отпрыску рода Львовых получать от батеньки синяки таких размеров, что в один прекрасный момент тот не выдержал и бросился из дома родного, куда глаза глядят. Глядели глаза, кажется, правильно, и угодил он вскоре в Сумской гусарский полк, куда его приняли эстандарт-юнкером сразу же по прибытии. Старый Львов хоть и поколачивал младшего, но о будущем своего отпрыска порадел еще заранее, а потому Мишка даже не знал, что к моменту его зачисления в полк он уже лет как десять состоял на действительной военной службе в лейб-гвардии Измайловском пехотном полку. Старые связи бригадира Львова позволили не только определить сына в гвардию, когда тот еще под себя ходил, да сиську сосал, но и дали ему выслужиться аж до капрала лейб-гвардии. Глядишь, через год-другой в гусарском полку стало бы на одного офицера больше, да грянула Отечественная война. И Львов-младший с разъездом в семь сабель под Молево-Болото получил свой первый боевой опыт, напав на такой же разъезд польских улан, которых гусары порубили в капусту, а их корнета взяли в плен. Начальство даже не успело как-то оценить заслуги Львова в том бою, как спустя несколько дней под Островно, он возглавил уже целый эскадрон, после смерти своего командира, с которым он и опрокинет сразу два эскадрона французских гусар, за что его прямо на поле боя произведут в корнеты. Потом Смоленск и Бородино. В Бородинской бойне, уцелеть было трудно, тем более, что вновь возглавив осиротевший эскадрон, он, сломя голову бросился на целый кирасирский Сен-Жерменский полк. Подоспевшие товарищи из соседних эскадронов поддержали его, а потому из пламени боя вынесли изрядно порубленного, но все же живого корнета Львова, который мог теперь до конца жизни утверждать, что это он, и никто иной разгромил кирасирский полк силами одного эскадрона. Такое дело не могло пройти мимо ушей начальства и геройского гусара наградили Золотой саблей «За храбрость» и произвели в поручики. Потом два месяца госпиталя и назначение в партизанский отряд, с которым он прошел в боях до Борисова, где его на переправе догонит шальная пуля, но и он наделает дел не мало, в том числе возьмет в плен бригадного генерала и две сотни французских гренадер. За это сам главнокомандующий северной армией генерал Витгенштейн снял с себя орден Анны с алмазами и повесил ему на грудь.