Полная версия
Начало исхода. Сборник рассказов
– Хм! – замычал удивленно господин и показал всем слугам взятую карту и те как-то странно на меня посмотрели.
– Четвертое поколение… – не понять, что и молвил господин, но тут же спохватился. – Отца, небось, еще и не помнишь?
– Откуда уж тут упомнить, – несказанно удивился я такому вопросу, – осиротел-то еще во младенчестве. Мать и ту не особо запомнил…
– Ох уж эта молодежь пятой эпохи! – покачал головой господин и резко встал из-за стола. – Скажи спасибо батеньке, ибо в долгу мы перед ним. Не сотвори он обряда с вашим беспутным царьком в ночь на Ивана Купалу, то гнить нам на небесах и дальше…
– Гнить? – переспросил совсем запутанный я – На небесах?
– А то где же? – усмехнулся невесело господин и вытянув немного клинок шпаги, что болталась неприкаянно на боку, провел слегка ладонью по ее клинку. – Ты на небесах давно не был? – поинтересовался иронично он у меня – А я почти двенадцать тысяч лет просидел там. Ох уж эти сказочники ваши попы! Ох уж сказочники. Небеса, рай и все такое! – господин покачал горько головой и придвинулся ко мне поближе – Тюрьма это, рай ваш! Скажите спасибо вашей общей праматери Еве, что зарубила полубога Змея и кровью его окропила святые замки, что ангелы заговорили, на вечную крепость. Кровь та непростая была, ибо к древнему роду, еще первых титанов относился павший полубог Змей. А потому разъела кровь, что кислота замки и бежали люди на землю… – при этом господин, положив мне на лицо свою окровавленную ладонь, принялся возить ей из стороны в сторону. – А попы хороши! Слышали звон, да не знали где он. Переврали, переписали все, поменяв все на корню. Яблоко она, видите ли, сорвала… Тьфу! – сплюнул желчью на сторону господин, не прекращая своего занятия. – Там сорвешь яблоко, ага! На цепях в клетках сидят, да замурованные в катакомбах, а они яблоки там представляют! Откуда они там деревья взяли, ума просто не приложу… – закончив мазать мне лицо кровью, господин отстранился и довольно оглядел свою работу. – Хорош гусь. Хоть сейчас в печь! – и слуги вокруг опять радостно заржали. – Ну, посмеялись и ладно. – построжал тут лицом господин. – Хоть и должны мы твоему батеньке, а только проиграл ты мне, а уговор, есть уговор. Душа твоя с потрохами моя. Но нравишься ты мне, прапорщик, вот ей-богу, нравишься, а потому не трону тебя, а возьму за гузно родителя твоего. Пора уж ему ответ за содеянное держать, ибо нечего земным людишкам, пусть и представителям почти вымершей расы четвертого поколения в небесные хляби соваться.
– Поздновато опомнились. – промямлил кое-как я. – Батю на том свете, поди, черти лет двадцать уже на сковороде подбрасывают.
– Ошибаешься! – радостно оскалился господин, показав два ряда мелких, но острых зубов. – Батенька твой, Яковом Брюсом с рожденья наречен, а потому живет он и здравствует, как тебе и не снилось, да недолго ему осталось. Наведаюсь сегодня поутру до него!
– Тут до Петерсбурха верст с тысячу будет, неделю лететь сломя голову и то не поспеете, а то утром еще зареклись уже видеть!
– Экий ты все же смешной, майор! – оскалился, повторившись господин и собрался было уходить, да остановился. – Так и положим, парень, быть тебе на неделе майором, хоть и отнекивался ты. Да только должок за тобой останется и никуда тебе от него не деться.
– Не надо мне ничего, ваше сиятельство! – испугался я, да было уже поздно.
– Кровь мою тебе с лица так и не смыть, пока долг не отдашь, а долга на тебе положим в двести душ. Даю тебе год, не расплатишься, я даже являться не буду, съест тебя моя кровь и не подавится. А кровь-то у меня хорошая, куда там тому бедолаге Змею до меня! Ты-ж, поди, так и не понял с кем в дурака вздумал перекинуться и кого крестом по дурости пугать надумал? – и господин неожиданно приосанившись подмигнул. – Азраил – ангел смерти, собственной персоною. Ваши попы по дурости своей напутали все, а потому можешь меня звать и Михаилом. Архангелом, естественно! – и пропало все: и господин этот со своими слугами и комната с игральным столом, да и свет пропал. А когда открыл глаза, то очутился почему-то во дворе крепости прямо у самой стены. Голова гудела, как с жесточайшего похмелья, хотя и не пил ничего намедни уж точно. Но гудело в голове, сегодня только у меня. В крепости никого не было. Ни единой душонки. Наоравшись всласть, пошел разыскивать хоть кого-нибудь, ибо одному на приграничье с турками особо-то не весело обретаться, особенно, если вроде как война идет. Ходил, я ходил, да так и не нашел никого. Вот и остался в крепости последние дни коротать, так как набег турки совершат сразу же, прознав, что защиты тут всего ничего – один я. Только не досталось мне пасть во славу Отчизны – прибыли через два дня наши сменщики из Оренбурга в количестве батальона с грузным капитаном Сормовым во главе, от которого и узнал я, что в губернии нежданно-негаданно два дня назад поднялась чума, да и выкосила подчистую половину ее жителей. Прибежавший из крепости старый солдат сообщил, что в крепости мор и все начальство, заодно с солдатами представилось, лишь прапорщик еще дышал, когда он надумал весть о беде подать. Куда делись тела павших от мора, никто объяснить не мог, да и сам я толком ничего связного выдать тоже не старался. Меня быстро собрали в дорогу и отправили с богом в Оренбург, откуда меня по срочной эстафете вызывали в Москву. Прибыв кое-как на вторую неделю в столицу, узнал я, что жалован я за храбрость расщедрившейся императрицей не много, ни мало, а сразу в майоры, и тут же, безо всякой аудиенции отправлен с патентом служить в гарнизон города Гусь Хрустальный, что Демидовым вотчинной родной приходился. Вот там и встал я начальником над местной инвалидной командой. Верой и правдой выслужил я так три года, маясь каждый день головными болями и забывать уже начал дела те кромешные в крепости на границе, пока не вызвал меня к себе временный управляющий заводов, доверенное лицо семейства Демидовых – Иван Рокотов, бывший крепостной из тех, что зад хозяину подлизывая, к старости дворянские грамоты получают. Так и этот тип успел дворянством обзавестись, чем сильно гордился и наглости был просто неописуемой. Но вызвал меня он довольно-таки робко, а прибыв к нему, так вообще поразился. Был что-то Рокотов бледен с лица и мямлил заплетающимся языком какую-то чепуху. Кое-как удалось мне его привести в чувство, хотя и дал я ему в его хитрое рыло пару раз очень даже крепко. Наконец он успокоился и даже вроде как стал нормально изъясняться, а только смотрел он как-то странно.
– Пора долг отдавать! – наконец вымолвил он.
– Какой еще долг? – судорожно пытаясь вспомнить, чем это я ему задолжал, призадумался я.
– Вестимо, какой! – неожиданно судорожно засмеялся Рокотов. – А двести душ, что сулился Михаилу достать, уже и забыл?
– Что? – изумленно уставился на него я. – Ты откуда, скнипа, узнал про то?
– Лучше тебе не знать, майор… – тяжко вздохнул Рокотов и неожиданно признался. – последний час мне на этой земле остался, ибо заложил я душу давным-давно Михаилу, да срок пришел. Пора мне уж. Находился по земле-то. Да только не один я уйду. Сказано мне было тебе передать, что запамятовал Михаил о тебе, да тут намедни вспомнил. Сказал, что ежели ты двести душ не представишь сегодня, то гореть нам с тобой вдвоем синим пламенем…
– Этого не может быть! – перебил наконец-то длинный рассказ умирающего Карачарова поп. – Это просто ересь и богохульство! – поп вскочил со стула и начал тыкать в сторону умирающего наперстным крестом – Отрешу! Отрешу-уу! – завыл на визгливой ноте, суетясь, поп. – От церкви отрешу, несчастный! Опомнись немедля и помолись! Скажи как на духу, что бредни все это и попутали тебя!!!
– Попутали, говоришь? Ересь? А как ты посмотришь на то, святой отец, что взял я грех на душу в двести невинно убиенных?
– Что? – как стоял, так и сел на пол, грохнувшись задницей, аж звон пошел, поп.
– Как мне Рокотов напомнил про должок-то мой, так башка моя раскалываться просто начала, гудит в ней все, и глаза кровью наливаются моргать нельзя. Дошло до того, что пошла горлом и носом уже кровь и понял я, что умру, но слаб духом оказался… – умирающий отвернулся от попа к стене и глухо продолжил. – Под главной башней звонницей, был у Демидовых особый подземный цех. Чего они там делали, ведать не ведаю, а только глубоко подвалы там уходили, раз ежедневно туда двести душ спускалось. Знал я и то, что новая смена только-только туда спустилась, ну и закрыл я их там на замок, а сам еще и солдатам приказал засыпать землей спуск в эти катакомбы.
– Что ты говоришь, несчастный! – в ужасе побелел поп и кинулся вон из комнаты – не будет тебе прощения. Не будет!!! Отныне и во веки веков будь проклят ты!
В тот же вечер старый Карачаров и представился. Повивальные бабки, взявши омывать тело покойника, неожиданно заметили, что он на глазах просто стал распухать и гнить. Вонь стояла просто неимоверная. Через день все было уже кончено. К моменту, когда его полагалось уже хоронить, от покойного остался лишь скелет, обтянутый кожей. Съехавшиеся на похороны гости внезапно занедужили, а у Марьи Ивановны все тело внезапно покрылось какими-то лиловыми шишками. Поднялась суматоха, переросшая в стихийную панику, в результате чего все тут же разбежались по своим поместьям, где и скончались в непродолжительное время, заразив всю округу на сотни верст кругом. Потому-то правительство не сразу узнало, что в провинции бушует уже давно чума. Через год, когда кое-как с чумой, вроде бы, справились, поместье Карачарова спалили. Хоронить его так и не похоронили, так как было уже некогда, да и некому, ибо померли все давным-давно. Так и запомнился он солдатам, лежащим посреди стола, который лизали языки пламени…
А Яков Брюс, к слову сказать, помер странно. Говорят даже, что тридцатого апреля – утром следующего дня, после игры Карачарова…
20.07.2016 г.
Начало Исхода
– Я не помню, когда это было, слишком много зим прошло с тех темных времен. – Незряче уставился на огонь жертвенного костра старый срединник Лоррин. Вокруг него, не смея сесть, стояло все его родное, по имени младшего сына названное Сарматово племя, слушавшее в полнейшей тишине последний сказ умирающего героя. Лоррин был очень старым. Никто доподлинно не знал даже приблизительно год его рождения. Самые авторитетные старейшины рода именовались им «сынками», хотя самый младший из «сынков» отметил не так давно сто двадцатую свою зиму… – Да, я не помню время, – продолжал срединник – но я вижу сердцем его. Время героев. Мы были сильны как буйволы, храбры как барсы и многочисленны как песок под нашими ногами. Мы были богами. По крайней мере, мы чувствовали себя ими, ибо нашелся тот, кто показал нам этот мир так, как еще никто не показывал. Велес… царь – царей… Он показал всем нам чего стоит все величие богов и правителей Земли. Перед нашими дружинами трепетало все Запределье и не один легион нежити мы смешали с прахом земным… – старик криво усмехнулся, при этом обезображенное страшной рубленой раной лицо в свете костра даже помолодело. – Азраилова армия, армия Смерти… Так звали нас народы Запределья. И мы стоили этого названия. Нас отбирали туда с десяти лет. Если ты был здоров и силен, то это еще не было поводом для зачисления даже в младшие дружины. Лишь наличие пера ворона давало право на место среди заслуженных младших воинов.
– А что это за перо?! – неожиданно пискнул за спинами собравшихся наглый детский голосок. Все вздрогнули и шарахнулись в сторону от маленького тощего мальчика, подавшего голос в нарушение всех правил и обычаев, ожидая гнева старого Лоррина, но тот широко улыбнувшись, жестом показал не место рядом с собой. Это было знаком величайшего расположения и чести, которого добивались за всю историю многие, но добились лишь двое и те были отнюдь не простыми людьми. А тут какой-то щенок – недоросль, дай бог только научившийся, наверное, ходить.
– Перо ворона – знак победы над десятью врагами. Очень не многие могли похвастать такими перьями. А уж кто его носил на голове, имели полное право этим гордится. – Старик неожиданно погладил шершавой ладонью по вихрастой русой голове мальчишки. – Когда я пришел в дружину, я был немногим старше тебя, малыш, и у меня не было пера война. Но я победил на глазах командира «младших» великого Симаргла, самого сильного из кандидатов в дружину и меня взяли. Правда, не «младшим», а пока что простым войном без звания. Такое разрешалось. Многие опытные войны имели прислугу и оруженосцев. Так и я стал верным помощником у Тремора, сильнейшего война из клана Черных ястребов, что приплыл к нам из страны, расположенной за громаднейшим Запредельным морем. Тремор Буйвол имел красную кожу, горбатый большой нос и длинную черную косу на затылке с девятью орлиными перьями. Его все уважали и брали у него уроки владения оружием, ибо не грех учиться у того, чья доблесть не раз уже была доказана в бою, а большинство воинов дружины не имели и половины тех отличий, что носил на голове мой наставник. Он был храбрым воином. И умелым. Но через три года после того как я поступил в «младшую» дружину началась Демонова война. Вы не слыхали о ней, я знаю, но она была. И эта была самая кровавая из всех войн, что велась человечеством. Император Запределья повелитель нежити катархонт Сабун, собрав громадную армию из подвластных ему народов, и вторгся в пределы Аркадии, сходу взяв на щит самый южный из наших городов – приграничный Аркаим. Проломив стену, гвардия Сабуна – корпус нежити вырезала подчистую этот некогда славный город… Так не стало вашего прародителя, старого и уже совсем не великого Рода. Эта погань Сабун решил, что он выше богов и осквернил землю кровью Первородных – древнейших полубогов нашей Земли, что прибыли к нам с далеких звезд. Это было ошибкой – убивать Рода. Первой ошибкой в череде многих, содеянных Сабуном. Но это было ничто по сравнению с тем, что произошло потом. Пока жалкие гарнизоны приграничных крепостей своими жизнями задерживали стремительное наступление несметных полчищь Запределья, давая собраться с силами основным армиям Аркадии за первым оборонительным валом Бояна, один из экспедиционных корпусов элиты всей армии Сабуна, считавшегося самым сильнейшим на земле – Мантильский, по глупости пробудил к жизни одного из старейших монстров, оставшихся после древних войн Предков, когда по земле бродили как сейчас мы с вами ужасные выродки от связи демонов с богами, дальнего родича самого императора Запределья, героя битвы при Доккатокии бога Ура.
– Но он же не был богом! – воскликнул неугомонный мальчишка, слушавший до этого с открытым ртом сказ старого Лоррина. – Ура конечно герой и великий воин, но разве он бог?
– Поначалу мантильцы тоже не особо поверили в божественную сущность Ура и попытались даже, – старый воин неожиданно рассмеялся – съесть того, кого они случайно достали из свинцового саркофага стоящего в пещере Полуночных гор, но их немного опередили. Ура сам отведал мяса мантильцев, для начала развалив пополам самого сильного из них коназа Коацепантли, а потом, для завершения обряда Пробуждения устроил себе шикарнейшую ванну из крови тысячи мантильцев, что пали добровольно перед ним, надеясь на его снисхождение. Он снизошел. Убил намного меньше, чем собирался. Ибо понял, что мантильцы ему еще пригодятся. К примеру, в качестве пищи. – Старый Лоррин поднял голову и уставился невидяще в звездное небо. Рядом трещал костер. Он чувствовал, как никогда все вокруг, ощущал присутствие своих соплеменников и понимал, это последняя ночь в этом мире… Что ждало его там, за Кромкой, там, куда ушли его друзья и товарищи, там, куда он отправил в свое время очень многих своим мечем… То, что там не просто Небытие, а что-то есть, он знал доподлинно. Не может ничего быть там, откуда пришли три эпохи назад боги, избиваемые сильнейшими демонами… Значит впереди еще не одна битва, стоит только дождаться, только почувствовать приближение рассвета. А до него было уже недолго и нужно было донести Знание до своих людей, чтоб не пропала память о настоящем прошлом человечества, чтоб они знали – боги есть. Или, по крайней мере, были…
– Когда три первых героя Аркадии: Боян и Сварог с Гором разбили вдребезги в Запредельных пустынях дружину мятежного князя Ура, они не думали, не гадали, что убив его, породили новое божество Запределья. Так уж получилось, что пал Ура в самый канун окончания эпохи Перерождения…
– Какой, какой эпохи? – перебил его сидящий рядом мальчишка – А что это такое – эп… эпоха?
– У меня уже мало времени, – задумчиво почесал бритый череп Лоррин, ощущая как его холодит предрассветный ветерок, – но тебе скажу… Наш мир строго сбалансирован. Не бывает такого, чтоб где-то что-то было, а где-то нет. Все везде поровну. И нельзя нарушить такой баланс, ибо сломается само Мироздание… На небесах так же. Есть боги. Есть демоны. И есть кромешники с срединниками. Есть герои и полубоги, сатиры и нежить, есть в конце-концов титаны. Они существуют не просто так, а для Гармонии мира, ибо не может быть только хорошо или плохо. Именно поэтому, если где-то что-то исчезает, его место занимает его аналогия. Ибо это закон. Никто не может противиться закону нашего мира… – старик криво усмехнулся. – Когда убивают кого-то из богов, его место занимает полубог или, бывает и такое, сам убивший. Но это очень редко. Так как убить бога или демона очень сложно и бывает такое нечасто. Но если случается, наступает перерождение. В тот год боги что-то не поделили, и случилась битва, о которой даже я плохо знаю. Однако она была, и были погибшие. Причем, что удивительно, для богов, очень много. Почти два десятка ушедших за Кромку – это слишком много. Даже для всесильных богов. И чтоб облегчить себе жизнь они инициировали Эпоху Перерождения, время рождения новых богов. Время, когда встали из могил, ставшие пеплом за своей давностью многие павшие герои Аркадии и Запределья. Конечно, в боги затесался и тот, кто не совсем соответствовал этому знанию, но разве кого-то это волновало? Так возродился и Ура, которого к тому времени нашли в песках дикие племена Доккатокии. Дикари не слишком-то блеща умом, тем не менее додумались зачем-то залить князя Ура свинцом в саркофаге и поместили его на одном из своих капищ в Полуночных горах… Как его пробудили мантильцы, я не знаю, но им это сильно аукнулось. Тем более, что Ура возгордясь своей силой, которая прибывала с каждым убитым врагом, бросил вызов своему дальнему потомку – Сабуну. И тот бежал. Так возродившийся полубог Ура стал сам императором. Старший круг Аркадии, состоящий из ста старейшин кромешников предложил ему отступить от границ страны и забыть все былые обиды. Ура был зол на Аркадию, ибо помнил, кто его отправил за кромку, но тут явились они… – старик, тяжело вздохнув, провел ладонями по обезображенному лицу, как умываясь. – Боги красной звезды покинули свою землю и вторглись в наш мир.
– А что это за звезда? – опять перебил его мальчишка, во все глаза смотрящий на старика – Я не слышал еще о такой!
– Доколе щенок будет позорить нас? – рявкнул, не выдержав такого непотребства вождь племени могучий Сармат – Какого черта дети встревают в разговор взрослых? В шею гнать его от костра, изгоя паршивого!
– А ну заткнись… – Лоррин, закаменев складками лица, сказал, как плюнул – сопляк! – Неужели ты думаешь, что, если бы меня как-то оскорбляло поведение мальчишки, я бы дал ему так себя вести? – судя по опешившему виду вождя, он вообще сейчас ничего не думал – Ты никто по сравнению с ним. Ты просто воин… – неожиданно размеренную речь старика перебил щебет проснувшейся птицы, что предчувствуя наступающий рассвет, зашевелилась в кустах рядом с костром. – Я не успел… – горько вздохнул Лоррин, повернув лицо навстречу занимающейся зари. – Время зовет меня. Я слишком долго бегал от него… – старик, вздохнув, повернулся к мальчишке. – Мне очень жаль, малыш, что я не успел донести до тебя всего что хотел. Теперь тебе самому придется творить новую Историю, ибо предыдущей не стало…
Первый луч восходящего солнца упал на старика, и он к ужасу племени начал сереть, покрываясь каким-то пеплом. Явно торопясь, старый Лоррин, схватив за руку мальчишку, притянул его поближе, накрывая его лоб широкой, как лопата ладонью. – Азраилова армия не успела. Но успеешь ты, новый коназ сарматова племени. Ты огнем и мечом обрушишься на демонов красной звезды. Изгони их. Ибо не место демонам среди живых. Это наша, не их Земля. Тебе поможет архонт мертвого города – Калинова моста, коназ Велес. Он долго ждал тебя, малыш во тьме веков, умерев, чтоб восстать, когда явится дитя, рожденное на рубеже Исхода…
– Почему он должен мне помочь? – неожиданно блеснули под ладонью старика глаза мальчишки.
– Потому что он твой отец. И он заждался тебя, Святогор…
Солнце вставало над древними лесами, порождая новую эпоху в истории человечества. Ничего еще не было ясно. Слишком было все смутно и не понятно. Уходило в небытие то, чему был свидетель, последний из аркадийцев, великий воин, а ныне жалкая развалина былого величия старший из среднего круга старейшин Лоррин Богумир. Никто ничего еще не знал и мало кто догадывался, что щуплый наглый мальчишка, склонившийся под десницей ушедшего уже за Кромку старика, станет величайшим из героев человечества, который воскресит пусть ненадолго государство древних – Мангазею. Будет все: и кровавые бойни и восстание нежити и гибель Богов. Будет многое… В том числе и последний бой у города Калинова, и страшная смерть от меча своего же отца… Будет все. А пока была заря… Исход начался.
23.03.2015 г.
Калинов мост
– Никто и никогда не брал Калинова моста! – орал, брызжа в разные стороны бешеной слюной тысячник Бус. – Боги штурмовали его четыре тьмы назад. Боги! Не какой-то там захудалый князек. И то взять не смогли, а может и не сумели. А ты, жалкое отродье великого Рода сумел его захватить?
– Я не захватил город, – хмыкнул, пожав плечами, невысокий воин в странном пластинчатом доспехе из белесого похожего на серебро металла. – Я взял лишь подступы к нему – две мостовые башни.
– А я вот как кликну сейчас отроков, – уперся в него тяжким взглядом князь Жерех, что уже битый час выслушивал перебранку между своими ближниками и прибывшим недавно в их крепость молодым воином, что принес весть о невозможном, – так они с тебя доспех-то сдерут, да так расчешут дубьем вдоль хребта, родных позабудешь!
– Не страшно! – хмыкнул молодой войн и оценивающе посмотрел на воинов ближней дружины князя, что стояли у самого трона плотной толпой, полукольцом огибая спорящих. – Я твоим воям не враг, но если сунуться, не обессудь…
– Что? – вытаращил налитые кровью глаза тысячник. – В княжьем тереме, да при богах? – Бус пораженно оглядел зашумевших воинов, что шевельнулись в своем строю. Будет сеча… – Дружина-ааа, вы что стоите, волох вас дери! А ну взять наглеца, да всыпьте ему так, чтоб на задницу больше не сел! – заорал внезапно тысячник и сразу пятеро старших воев сунулись к дерзкому незнакомцу. А тот… Сиганул с разбега на сотника Шумяку и коленом вмазал ему прямо в челюсть. На того самого сотника прыгнул, что весной зарубил в набеге троих волколюдов. Зверье еще то, между прочим. Никогда и никому не уступавшее в силе. И вот теперь грозный рубака волколюдов Шумяка летел, как невесомая птичка, пока не влип со всего маха в бревенчатую стену терема, да так и остался лежать на боку в жесточайшем отрубе. Ближники князя – парни не промах и помахать мечами всегда горазды, но летать как сотник больше никто не хотел.
– Не враг я вам, – повторил еще раз и уже громче воин и вытянул медленно, очень медленно свой меч.
– Смерть тебе… – начал, было, тысячник, но внезапно глаза его полезли из орбит – Меч Траяна! Откуда… – только и смог выдавить тысячник. Хватаясь немеющей рукой за сердце.
– Некогда объяснять. Слишком много времени я потратил на споры… – воин резко развернул меч рукоятью вперед и протянул князю – Вот, княже, не мне, так ему, Вершителю душ поверь. – Князь внезапно сощурил глаза, и облик его напомнил хищную птицу, что внезапно увидала добычу. – Не мир я вам, Жерех, принес, но меч! Калин поднял свою орду нежити и идет по пятам за мной. Гибель пророчат сему городу волхвы. Прости князь!
– Неужто кто-то покусится на наш древний Кревень? – усмехнулся неверяще тысячник Бус, – Мы не Калинов, но княжий город больше двух сотен лет никто не штурмовал. Уж как-нибудь отобьемся от Калина с его голозадым войском!
– Вы, может быть, и отбились бы, – задумчиво посмотрел на него воин, – тем более, что войны действительно у вас хороши, но Калин не один.
– Да хоть десять, таких как твой недоделанный царек! – Жерех хрипло рассмеялся и ткнул зажатой в руке булавой на одну из стен терема, где на глине была достаточно живописно изображена битва у неизвестного болота. – Когда я был еще, таким как ты – сопливым и совсем дурным, довелось мне поучаствовать в жесткой сече у стен неизвестного града на краю огромнейшего болота. Я бился с семью лучшими войнами владыки города и побил всех. А в конце поставил на колени самого Стигийского царя. Знатный трофей был. И потому не убил я его, а взял с собой и, приведши в Кревень, показал своему народу насколько сильны мы.