Преемник. За Кремлёвской стеной

– Я воспринимаю Ваши слова как похвалу всему кабинету.

Ни толики фальши. Ни в голосе, ни во взгляде. Заслушав визави, любой нормальный диктатор сказал бы сейчас Президенту: «Зажрался ты, коллега! Молока птичьего тебе подавай!» А возражение формата «настораживающей самостоятельности Премьера в хозяйственных делах», помимо обычных матерков, парировалось бы доводом убойной силы: «Любишь кататься – люби и саночки возить!»

– Как Вы знаете, началась кампания выдвижения…

С трудом вынимая из себя слова, Президент сделал паузу…

– … кандидатов в президенты.

Умелый взгляд «снизу»: никакой реакции. Спокойное, «сухое», «выдержанное» лицо профессионального номенклатурщика.

– Первыми, конечно, «отметились» руководители партий.

Ирония по-хозяйски расположилась на лице Президента – и уже не по сценарию.

– Наивные люди: со свиными… со своими процентами – в калачный ряд!

Быстрый взгляд на Премьера – и снова мимо: одно почтительное внимание при полной непроницаемости взгляда. Так, словно он надел на лицо пуленепробиваемый жилет. Похоже, тема кандидатов совершенно не вдохновляла Премьера. Он даже умудрился бросить взгляд на часы – и довольно бестактно. Словно намекая на то, что к делу разговор не относится. Как минимум – к его делам.

– Что нам требуется, прежде всего?

Президент решил зайти с другого фланга.

– Прежде всего, мы должны сохранить стабильность. В обществе. В экономике. Потому что «ломать – не строить».

И опять он «отработал» по лицу ЧП. Но лица как раз и не было: Президенту показалось, что он скользит по хоккейной площадке. Лёгкий «морозец» благотворно повлиял на него: от сердца вновь отлегло.

– Я думаю, что стабильность мы можем обеспечить лишь одним способом…

И тут он изменил себе: не скользнул, а выстрелил взглядом. Скорострельным, таким – на долю секунды – чтобы тут же «залечь» под стол.

– … Преемственность власти! Президентом должен стать человек, который обеспечит эту преемственность… Не секрет, что многие в обществе связывают эту стабильность с именем Президента…

Косить глазами в Премьера уже и не стоило: «дохлый номер». И Президент не стал портить зрение.

– Но я не хочу менять Конституцию под себя. Даже, если это и целесообразно. Что Вы скажете?

По сюжету Президенту сейчас полагалось впиться глазами в лицо избранника. Но, увы: впиваться опять было не во что.

– Я искренне сожалею, господин Президент, о том, что такому авторитетному руководителю приходится выбирать между целесообразностью и конституцией.

И – всё! Ни жестов, ни ужимок, ни надрыва! Не придерёшься! Только… опять эта самостоятельность, граничащая с независимостью. А, может, он «накручивает» и придирается к преемнику? Хочет совсем уже ручного, дрессированного – и даже плюшевого?

– Я принял окончательное решение… не идти на выборы.

– ?

К огорчению Президента, даже на полноценное изумление Премьер не сподобился.

– Да, я ухожу.

Президент уже не провоцировал: ни к чему «разбрасывать жемчуг». Да и «жемчуг» был – не первый сорт: играть Президент не умел. Даже в школе: всё время или наигрывал, или переигрывал. Поэтому, если он и стал актёром, то одной роли: самого себя.

– Я много думал об этом… И вот что хотел бы вам сказать… В своём окружении я вижу только одного человека, который может обеспечить преемственность…

Пауза. Как в театре, когда внимание зрителя пытаются акцентировать на предстоящем тексте. Сканирующий, «откуда-то снизу», взгляд на Премьера – и «ответное почтение». Той же температуры. Комнатной.

– Это – Вы.

Немая сцена. Из одного лица: Премьера. Вот говорят иногда: «он ожидал всякого – но только не такого». Премьер не ожидал «никакого»: он лишь ждал окончания разговора, чтобы вернуться к своим обязанностям. Но то, что он услышал, было за пределами вероятности. Он не был готов услышать это – поэтому и был «готов». Впервые Президент наблюдал смятение на лице «сухаря». С удовольствием наблюдал: ЧН явно не готовился «в преемники».

– Поэтому я намерен предложить Вам занять вот это кресло.

И Президент хлопнул рукой по сиденью.

– Полагаю, будет целесообразным, если я продолжу исполнять свои обязанности до конца. Нет нужды устраивать спектакль с моим уходом и Вашим назначением и.о. президента. Вы и так будете избраны. В своё время.

ЧН молчал – но не в оцепенении: мешал большой опыт номенклатурной работы. Нет, он, конечно, не оставался в неведении относительно слухов. В том числе – и о своём грядущем президентстве. Но, тёртый жизнью, он относился к ним «философически», полагая себя лишь пешкой в сложной президентской игре, которая обязательно закончится третьим сроком Второго Всенародноизбранного. Тем более что и в игру его вовлекали заочно. И вдруг – на, тебе! Новая игра? Если так, то Президент рискует: времени не остаётся уже не только для следующей, но и для переигровки!

Молчание кандидата устраивало Президента: оно свидетельствовало в пользу его искренности. Не было ни показного ужаса, ни сомнительных заверений «в недостойности», ни поспешного «я постараюсь», не говоря уже о слёзной благодарности «за доверие».

И сам он молчал: сейчас ему предстояло сказать главное. Так, чтобы ЧН всё понял «без переводчика».

– Конечно, уходить из политики в пятьдесят шесть…

Чувство неожиданно полезло из Президента – и потеснило сценарий.

Эта мысль была одной из немногих в его голове, которой следовало дать «пятёрку» за честность.

– В связи с этим мне тут поступали разные предложения… От кресла премьера до главы «партии власти» и всевозможных «госсоветов с расширенными полномочиями». А некоторые прямо намекали на то, что вновь избранный президент должен быть фигурой переходной…

Пауза.

– … от моего второго срока к третьему.

Быстрый цепкий взгляд прямо в глаза Премьеру – и тут же нырок в сторону. Как в боксе.

ЧН слишком много лет провёл в номенклатуре для того, чтобы работать под дурачка: неразумно и небезопасно. Он уже понял, что спектакль состоится. И ему в этом спектакле отводится заметная, но не долгая по времени роль: «героя уже в первом акте убивают». Однако и торопиться с ответом не следовало. Лучше всего было сейчас изобразить работу мысли: естественное состояние человека в его положении.

– Много раз мне говорили о том, что коней на переправе не меняют…

Президент упорно «копал» под Премьера. Работа двигалась с трудом: «сплошной песок». К сожалению, совсем не тот, который сыплется из старцев. Подкопай такого! «Осыпаясь», Премьер старательно «мыслил» – и не менее старательно размышлял: отказаться или принять? Отказаться – значит, уже через неделю пополнить ряды профессиональных дачников: Президенту не нужны «отказники». Согласиться – значит, принять правила игры. А потом играть по этим правилам. Или – не играть?

– Я придерживаюсь аналогичной точки зрения, господин Президент: не меняют. И если бы не Ваша приверженность демократии, то лучшего Президента, чем действующий, России и не надо.

Президента трудно было смутить дифирамбами. Даже – в лицо. Куда легче он смущался их отсутствием. Но слова Премьера его тронули. Потому что – ничего от чиновника или «пипла». Никакого холуйского взвара, где правду надо отцеживать, как тот планктон из океана.

– Я не готов быть Президентом, господин Президент. Не по Сеньке шапка…

Какой невероятно спокойный взгляд у Премьера. Это – при таких-то словах! Где дрожь в голосе, где надрыв, где скупая мужская слеза?!

– …Но я готов помочь Вам поступить в соответствии с законом.

Президент от волнения забарабанил пальцами по столу: вот оно – время «ч»! Попробуй, тут, усиди на месте – и он пустился в променад по кабинету. Нужно было развеяться: даже в Сочи и на Валдае он развеивался преимущественно таким способом. «Подышав свежим воздухом», он вернулся за стол – и впервые одарил Премьера долгим взглядом не «мимо уха».

– Я рад, что не ошибся в Вас.

Если радость и была на лице Президента, то она маскировалась не менее искусно, чем снайпер в засаде. А, может, и не маскировалась: просто отсутствовала. Радость – свойство души, но проявляется-то оно через лицо.

А лица, как раз, и не было. Не было лица у безликого. Таким уродился. Но работе мозгов это не мешало. Напротив – даже восторги по адресу отсутствующей красоты воспринимались почти трезво.

Теперь можно было переходить к деталям. Тоже – деликатный вопрос… Однако Премьер неожиданно пришёл на помощь. Сам. Без призывов.

– Сколько времени Вы рассчитываете отсутствовать, господин Президент?

Какая деликатность! Ай, да, Президент! Ай, да сукин сын: такого хлопца «оторвал»!

– Полгода… Максимум… год.

– Вы можете быть спокойны за страну.

«Спокойны за страну»? Хороший ответ: не придерёшься. Хоть – и не совсем тот…

Да, верноподданности не было. Но не было и «двойного дна».

Во всяком случае, Президент не смог обнаружить его. Даже щупом. В форме наводящих вопросов. А если, что ему и показалось, то… всего лишь показалось. Просто мужик – в своём репертуаре: на уме – одно только дело.

Чело гостя не разочаровало Президента: сплошная озабоченность.

И взгляд – подстать ему: Премьер и не собирался «пикировать» им в столешницу.

– Завтра ВЕПРь выдвинет Вас своим кандидатом…

Глава шестая

На следующий день слухи о грядущих переменах в верхах «пошли на повышение»: стали правдой. Началась «раскрутка» преемника. Ещё три месяца назад никому не известный пожилой чиновник вдруг стал «видным деятелем», «ближайшим соратником» и даже «личным другом».

Пиарщики из Администрации хотели даже «поселить» их с Президентом в одной школе – и даже за одну парту. Но мешали нюансы: десять лет разницы в возрасте и две тысячи километров – в месте рождения.

Не получалось сделать из кандидата и коллеги по КГБ, который должен был в своё время «находиться на связи у резидента нашей разведки». Премьер и здесь не оправдал ожиданий: для «чекистского прошлого» не нашлось и завалящего доноса. Единственное «родство»: Премьер отслужил «срочную» в погранвойсках. Сгодилось и это – в качестве элемента «преемственности».

Факт совместного пребывания в Администрации Первого Всенародноизбранного тоже «не катил». Это было именно «пребывание», а не «сотрудничество»: оба работали в разных отделах. Каждый – по специальности: будущий президент занимался вопросами госбезопасности, а будущий премьер – сельского хозяйства. Не совсем одно и тоже.

Но «и верёвочка сгодится», как говорил Осип из гоголевского «Ревизора»: в дело пошёл и этот эпизод. А всё потому, что Премьера нужно было подать именно в образе соратника. Верного соратника – и даже ученика, несмотря на разницу в летах. Потребитель «мыльных опер», не говоря уже о менее «слезоточивой» публике, должен был понять, что новый – это не столько «преемник», сколько «сменщик». Что, едва он заступит на смену, его «вдруг» отзовут «на отдых» – и другой смены уже не будет.

Кандидат подавался максимально «стерильно» – и в минимальных дозах. Президент хорошо понимал, что неумеренное восхваление кандидата может повредить «делу реставрации». Не следовало создавать в сознании избирателя образ самостоятельного политика. Нужно было всё время тактично «намекать» на то, что всеми своими достижениями кандидат обязан «мудрому» и даже «отеческому» руководству Президента. Неважно, что тот годился «ученику», если не в сыновья, то в младшие братья.

Отсюда: кандидата «предлагали к употреблению» исключительно в виде крепкого хозяйственника. Практика, который многому научился у действующего Президента за время работы «под его непосредственным» руководством.

Премьер старательно отрабатывал сценарий. Съел ложку борща в заводской столовой. А-ля Сталин подержал на руках не вовремя описавшуюся девочку. С трудом влез в кабину истребителя, чтобы сразу же после того, как выключили камеры, с матерками выбраться из неё. В НИИ Академии Наук с мудрым видом внимал «китайской грамоте» о нанотехнологиях. Как и полагается в подобных случаях, был доставлен в магазин, где старательно пытался вспомнить, как делаются покупки. Пообщался с «простыми покупателями», отобранными на эту роль на конкурсной основе.

Единственное место, где ему довелось поработать самим собой, оказалось какое-то Богом забытое село. Отставив сценарий, он основательно – и за дело – «взгрел» нерадивых сопровождающих, которые по роли должны были обрадовать высокого гостя «небывалыми достижениями за отчётный период». В отличие от действующего Президента, кандидат не стал делать ритуальный копок «именной» лопатой и под славословия окружения кормить из соски телёнка. Вместо этого он вполне квалифицированно подоил корову. И не «звезду шоу», а первую подвернувшуюся под руку. «Наш ответ Чемберлену» оказался… почти ответом!

«Чемберлен» отнёсся к «ответу» двояко. С одной стороны, претендент этой дойкой продемонстрировал народу «колхозную» простоту, не приличествующую «вождю народов». И это было хорошо. Но с другой стороны, по той же причине он оказался значительно ближе к сохе и дойке, от которых – тот самый народ. А вот это уже было ни к чему. Действующему Президенту.

В целом же Премьер не выходил за рамки, честно работая «соратником Президента». И если и попадал в телевизор, то исключительно в обществе Президента. И – только в качестве ученика, внимающего мудрому учителю. И не какому-то, там, школьному: учителю жизни!

Премьера не надо было учить тому, как слушать с раскрытым ртом: жизнь научила. И пусть он давно не применял этих знаний на практике, «освежить» их в памяти не составило труда. В отличие от работы с ротовой полостью: нужно ведь и свой открывать, и в чужой заглядывать. Со своим открытым. А тут ещё – проклятый радикулит: не даёт ломать хребет – и всё тут. Прямо – не радикулит, а враг народа! Но ничего: справился. Потому что надо.

Ко дню «выборов» претендент «дошёл до готовности».

В соответствии с рецептурой действующего Президента. За исключением крошечных нюансов. В основном, они касались некоторой избыточной самостоятельности кандидата при решении хозяйственных вопросов.

В отдельные моменты Премьер «забывал текст» – и начинал говорить своими словами. Совсем не теми, которые требовались от него «по роли».

Но Президент утешал себя тем, что ЧН всего лишь путал амплуа, на мгновение переставая быть кандидатом и возвращаясь к образу Премьера. Никакой умышленной демонстрации как будто не усматривалось. В конце концов, на то они и обязанности, чтобы их исполнять. Даже в переходный период от «текущего» состояния к другому, более качественному.

Готовы были и все остальные «кандидаты». Одни – «готовы», другие – в качестве статистов. И не только по прогнозу «независимых социологов», которые заблаговременно были обеспечены этими «прогнозами» Администрацией. Соответствующим образом был ориентирован Центризбирком. И люди, и техника готовились во всеоружии встретить избрание нового Президента – ЧН. На основе «волеизъявления народа», конечно.

За неделю до выборов на стол Премьера как бы случайно легла бумажка с выпиской из Конституции о порядке досрочного прекращения полномочий Президента. К ней присоседилась другая бумажка – Указ пока ещё действующего Президента, в котором перечислялось всё, что полагается уходящему Президенту к получению до конца дней его. Включая и премию за хорошее поведение – в предпенсионный и пенсионный периоды.

Кое-что входило даже в наследственную массу: президентская квартира, одна из президентских дач: это тебе – не «ваши шесть соток»! – и по машине на каждого члена семьи. Разумеется – не из семейства «Жигулей».

Указ также обеспечивал уходящего Президента высшим орденом государства, освобождал его от уплаты налогов и ответственности за всё содеянное, а также гарантировал местечко на Новодевичьем кладбище. Заключительная «льгота», конечно, формулировалась тактичней: «в случае кончины – похороны за счёт государства с президентскими почестями».

Премьер внимательно ознакомился с бумагами, «случайно оказавшимися» на столе – и почему-то усмехнулся. Совсем не по роли. Видел бы его сейчас Президент, «случайно обронивший» бумажку!

Тут надо бы вступиться за Президента: он долго не хотел «ронять бумажку». Это Зам Главы, видя его нескончаемые терзания, решил «подсуетиться» насчёт «каши», которую «маслом не испортишь». Хотя и понимал, что «масла» уже столько, что может вытошнить.

Но Премьер был товарищ дисциплинированный: «съел» – и даже виду не подал. Более того: подыграл «благодетелю». Во время одного из «президентских налётов» он, как бы невзначай, оставил гостя визави с документом. Тем самым, в котором фломастером были подчёркнуты строки о льготах «наследственного характера». Это было куда умнее, чем «вставать в позу» или «хмурить чело»…

Выборы прошли «на ура»: уже к полудню «среднеевропейского времени» пятьдесят процентов голосов, поданных за ЧП, лишили их и без того отсутствующей интриги. На момент закрытия избирательных участков таких процентов набралось аж восемьдесят пять. Прямо – как у соседей на юге: «торжество демократии» и «народ и партия едины» – в одном флаконе! «Из-за бугра» могли теперь, сколько угодно «заступаться за демократию»: наш «пипл» в очередной раз доказал, что единственный Бог, которому он поклоняется – голова в телевизоре…

Стоя рядом с уходящим президентом, ЧН произнёс прочувствованную – «от Администрации» – инаугурационную речь. В ней он «от всего сердца» благодарил Президента «за науку служения Отечеству». Не последнее место в речи занимали и клятвы в верности курсу. Несмотря на возраст и недомогания. Последнее «разъяснение» было для «самых дураков».

По сути, инаугурация представляла собой не обряд вступления в должность нового Президента, а юбилей уходящего. ЧН старательно исполнял роль «сбоку бантика», в то время как экс-президент – или просто Экс – вовсю демонстрировал монументальность и «по-отечески», «с высот» своих пятидесяти шести, наставлял шестидесятисемилетнего мужика. Учил, так сказать, уму-разуму. Прямо – не инаугурация, а «кроха сын пришёл к отцу…»

Глава седьмая

Экс не стал откладывать визит к сменщику: нанёс его и себя уже на следующий день от вступления. ЧН тут же отменил все мероприятия – и энергично двинулся к дверям, чтобы встретить дорогого гостя ещё «на границе». Экс вошёл в кабинет и снисходительно окинул взором его обстановку – хоть и не спартанскую, но явно не «от Всея Руси». Кабинет был другой: ЧН не стал занимать «царских» апартаментов Экса. Почему-то.

– А чего это ты – тут?

Впервые за всё время Экс обратился к ЧН «на ты». С одной стороны – вроде ничего «такого»: раньше, будучи «при исполнении», человек считал себя «не вправе». Но с другой… Экс словно напоминал новому президенту, кто всё-таки есть ху. Чтобы тот не забывал. И не забывался.

– Да вот…

ЧН посчитал уместным смущённо развести руками.

– … решил, что пусть уж Ваш дожидается хозяина. А я и тут…

Он обвёл рукой скудный интерьер кабинета. Рука остановиласьна чём-то за спиной вновь избранного Президента. Экс, взглядом сопровождавший жест, порозовел от удовольствия: в «положенном месте» висела забранная в строгую рамку большая цветная фотография. Он и Премьер. Прижавшись друг к другу, как два голубка. Точнее: как пристяжной – к коренному. Где коренной, разумеется – он сам.

– Приятно…

Прежде не склонный к лирике, Экс неожиданно растрогался.

«Дедушка» оказался хорошим мальчиком: «политику партии и правительства понимал правильно». Как и свою роль: «дежурный по дворцу».

– Приятно, что не забываешь… ничего….

Но он не был бы самим собой, если бы не сделал дополнение. Ибо оно было тем главным, ради которого он и наведался сегодня в Кремль. Остальное шло гарниром. Он только не знал, как бы тактичнее подать всё это: дополнение, гарнир и себя. Спасибо новоизбранному: догадался, что «неплохо бы подкрепиться». Блюдом «от благодетеля». Хороший он, всё-таки, мужик – новоизбранный. Понятливый… и временный.

– А я, понимаешь, зашёл проведать… Ну, и попрощаться…

– ??? – правильно изумился новоизбранный.

– Убываю на отдых… Вначале – в горы. Давно уже на лыжах

не стоял: почитай – как начал твою избирательную кампанию – так и всё. Как отрезало!

И опять – «пятёрка» за находчивость: «начал твою избирательную кампанию»! Правильно: так и надо! Пусть не забывается! Мы ведь – такая страна, где «никто не забыт и ничто не забыто». Пусть даже – и не совсем в «том» смысле.

– Ну, а потом поеду в Германию и Францию. Да, вот, ещё зовут в Абхазию: хотят отблагодарить за поддержку. Пишут, что там сейчас – настоящий рай, мандарины поспели.

– Ну, вот и не торопитесь, а то…

Под моментально изменившимся взглядом Экса ЧН осёкся – как подавился словом.

– Я хотел сказать…

ЧН улыбнулся как можно непринуждённее: с учётом того, что он вообще не улыбался, Экс должен был оценить это.

– … что Вы столько лет – без отдыха. Ни одного нормального отпуска. Отдохните, как следует, перед тем, как вновь – в хомут.

Лицо Экса разгладилось: всё, как будто – от души. И текст, вроде – от сердца, без «второго дна».

– Ну, отдыхать опять придётся, так сказать, совмещая…

Экс с усмешкой развёл руками.

– Надо будет зондироваться друзей и недругов. Сам понимаешь: не навсегда ведь… это.

«Ай, да Пушкин! Ай, да, сукин сын!»: каждое предложение не в бровь – а «в точку»! «В кол!» – как говорят ракетчики!

– Но, если что, звони: помогу. Где – советом. Где – делом. Людишек моих не оставляй без работы: людишки хорошие, надёжные. Не разбрасывайся ими…

«Кажется, небольшой перебор – но «кашу маслом…».

– Ну, и я не оставлю тебя в своих молитвах: периодически буду названивать. Не возражаешь?

– Ну, что Вы: буду счастлив…

ЧН не стал тянуть с демонстрацией счастья.

Сопровождаемый Президентом, Экс двинулся к порогу, где и замер в нерешительности. Вроде, и всё сказано – а червячок в душе точится: «ухожу ведь». Надо бы избавиться – от червячка-то.

Нужных слов не находилось – а новоизбранный почему-то не спешил на помощь. И вместо «ликвидации червячка» пришлось неуклюже протянуть руку. На прощание.

– Будем ждать Вас.

Слегка прогнувшись, ЧН с чувством пожал узкую и постоянно влажную ладонь экс-президента. Двери закрылись, открывая новую главу в истории России. Вопрос её продолжительности даже не вставал: кремлёвский народ – понятливый. Поэтому настрой был всеобщим. На перерыв. На полгода, а повезёт – и на год. Своеобразный отпуск загривкам и задницам. Как и страхам относительно доступа к кормушке…

Первую неделю Президент никого не беспокоил. Кроме столяров: им поручалось возвратить кабинету статус рабочего места. Ровно через неделю кабинет готов был пугать служивый люд – статусом и простотой. Где позолота? Где самоцветы на стенах и полу? Где антикварная мебель?

Где музейные люстры из горного хрусталя? А ещё это зелёное сукно на столах и стульях! Не президентские апартаменты – а кабинет Владимира Ильича!

Исчезли и безделушки из самоцветов, золота и позолоченного серебра. И, ладно бы – в карманах Президента. Так нет: сдал по акту – Управляющему делами! Вместе с бюстом исторического лица – кумира экс-президента. Стало ясно, что симпатии нового Президента столь глубоко в прошлое не уходили.

Единственной вещью, сохранившейся от прежней обстановки, оказался «коллективный» портрет с Президентом. Да и тот «подвергся репрессиям»: перекочевал со стены на стол. «Спиной» к посетителям.

А потом началось самое странное: босс взялся за работу. Невзирая на прозрачные намёки Экса «не трогать налаженный механизм». Чиновники, вдруг поняли, что команды «Вольно!» не было! Что она им только послышалась – и зря они «ослабили ногу в колене»! Зря потеряли бдительность! Президент словно не обращал внимания на рекомендации и степень «родства» – и нагло требовал работу! Со всех!

Сам ЧН работать умел и любил. В этом заключалось не только его кредо: вся жизнь. Все трое: ЧН, кредо и жизнь – противоречили самой сути чиновничества: не человек для места – а место для человека. И если уж случилось «рубнуть не по плечу» и «напялить не по Сеньке», то другого пути нет: надо соответствовать. Плечу и Сеньке.

Кремль ожил. Все как-то сразу поняли, что инаугурация закончилась. Скоропостижно. А ведь рассчитывали, что она затянется… этак… месяца на три-четыре. На те самые «сто дней». Ведь новоизбранному всего-то и нужно было делать, что ничего не делать. Просто «отбывать номер»! Вместе со всеми! «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». И – вся премудрость! «Делов-то!»

А – он… Чиновники, годами прораставшие в кресла, были выдернуты с корнями – и пересажены «в регионы». И не розы нюхать – а совсем даже наоборот.

С одной стороны: обидно. Не ценят, понимаешь! А с другой… Как всегда, неожиданно выяснилось, что не хватает семян, техники, горючего, денег, людей. Всего. С учётом «стабильных урожаев» прошлых лет страна оказалась лицом к лицу с перспективой импорта зерна. А тут ещё цены «обрадовали»: импорт встал бы в такую копейку, что никаких долларов не хватило бы. Стабилизационный фонд, над которым Минфин чах, как царь Кощей – над златом, пришлось бы, минимум, ополовинить.