Солнечный дождь из черной дыры

– Неблагодарная дрянь! Ты что себе позволяешь?! Ты с кем разговариваешь?! – заорала бабка.

– Слишком много внимания семьи – это нехорошо, – бормотала себе под нос Юлька, поспешно натягивая джинсы и майку. – Бабка теперь не угомонится! Откуда он взялся, этот Лёха на мою голову!

* * *

Вера накормила завтраком Нинель и Алексея. Потом спряталась в прачечную, чтоб её никто не подслушал, и набрала номер Матушки.

– Алло, алло, – горячо шептала она в трубку, – Матушка, алло, это Вера…

– Да, я вас слушаю, – ответил ей почему-то мужской голос.

– Здравствуйте, мне нужно с Матушкой переговорить, дайте ей, пожалуйста, трубку. Скажите, что её Вера спрашивает.

Голос на том конце сделал паузу, как будто с кем-то советовался.

– Матушка сказала, что ей не о чем с вами разговаривать. Вы можете всё передать мне.

– Не о чем разговаривать?.. – растерялась Вера. – Но мне очень надо! Умоляю вас!

– Вы можете всё передать мне, – повторил голос.

– Хорошо! Скажите Матушке, что я не смогла собрать всю сумму, которую должна. Я хочу купить ещё неделю отсрочки. Как я могу передать деньги?

Снова пауза.

– Отсрочек больше не будет, – равнодушно ответил голос. – Матушка велела вам передать, что либо завтра до семи вечера вы передадите всю сумму, ровно три миллиона, либо в восемь ваш сын узнает, как стал сиротой при живых родителях. Звонить вы можете завтра по этому номеру до девятнадцати ноль-ноль.

– Но я вас прошу! Пожалуйста! – зарыдала Вера. – У меня муж умер, у меня нет таких денег! Пожалуйста, умоляю, позовите Матушку!

Из трубки раздались мерные гудки.

* * *

Юлька уехала в город. Оставаться в собственном доме-дурдоме было невыносимо. Поехала на электричке. Конечно, можно было взять джип отца, но сесть в его машину она не осмелилась, он этого никогда бы не позволил. Целый день гуляла по городу, сходила в кино, посидела в кафе, погуляла по парку. Очень хотелось поехать к Стасу, но Юльке пришла в голову мысль, что она замучила его своими проблемами и он уехал, потому что захотел отдохнуть от её сумасшедшей семейки. Она последнее время вела себя как законченная эгоистка, занимала всё его время. А ведь у него есть семья, брат, могут быть какие-то свои личные заботы. Юлька не стала ему звонить и говорить, что она в городе. Пусть отдохнёт.

Домой ехать тоже совсем не хотелось. Юлька сняла обещанные маме деньги и направилась домой, когда уже стало темнеть. Только теперь она поняла, что это было неразумно. Ехать в пустой электричке, а потом топать через безлюдный ночной посёлок с приличной суммой денег опасно.

Про страшную собаку, напугавшую её месяц назад, Юлька не забыла, поэтому со станции пошла через посёлок. Вокруг ни души. Свет в посёлке экономили все – и владельцы особняков, и хозяева старых дачных домиков. Окна домов, скрытые густой листвой деревьев и высокими заборами, светились тускло. Редкие фонари света не добавляли. Они располагались так далеко друг от друга, что прохожий, шагая от фонаря к фонарю, попадал из полной темноты, хоть глаз выколи, в круг света, как на сцену. Актёра видят все, он знает, что из темноты за ним наблюдают, но не различает ни одного лица. Остаётся только гадать, какой зритель на него смотрит – добродушная старушка, восхищённая мастерством актёра, или пьяный уголовник, забредший на спектакль погреться и раздражённый бездарной игрой. Выходишь из круга – ныряешь в темноту и снова ничего не видишь, пока глаза не привыкнут. Юлька торопилась, иногда срывалась на бег, ощущая лёгкую панику, не обращая внимания на приятный ветерок, тишину, песни сверчков и мерцание звёзд в высоком небе. До дома оставалось совсем немного, когда ей в обувь попал камешек, небольшой, но острый. Юлька попробовала его проигнорировать, даже попрыгала на одной ноге, чтобы он скатился в носок кроссовка и не сильно мешал. Стало только хуже. Идти было больно.

– Да что ж это такое! – одёрнула себя вслух Юлька. – Паранойя какая-то!

Нарочно медленно, чтобы самой себе доказать свою смелость, она остановилась у дерева, сняла кроссовок и вытряхнула камешек. Обулась, подняла глаза и в трёх метрах от себя увидела человека. Он стоял под деревом, расслабленно прислонившись к стволу и почти сливаясь со стволом дерева. Лица было не разглядеть под накинутым капюшоном. Юлька попятилась назад. Он сделал шаг к ней, вытащил руку из кармана. Юлька отступала от него дальше и дальше. Он тихонечко засвистел, призывая кого-то. Ничего страшнее этого свиста Юлька в жизни не слышала. В памяти живо возникла собака с волочащейся цепью. Была собака в этот раз или не была, Юлька сказать не могла. Но когда этот человек вдруг тихо скомандовал «Фас», Юлька побежала. Побежала так быстро, как только была способна, и она могла поклясться, что слышала за спиной топот бегущей собаки, звон цепи и ощущала затылком её зловонное дыхание.

Юлька заскочила домой, захлопнула ворота, двери и почти взлетела на третий этаж в свою комнату. Как жаль, что дома нет Стаса! Если бы только он был здесь! Отдышалась. Подошла к окну и выглянула. Вид из окна, сад, лес всегда дарили ей умиротворение. Теперь ей казалось, что там, среди тёмных стволов деревьев, кто-то жуткий следит за ней. Ей снова послышался тихий свист. Показалось? Юлька захлопнула окно и устало опустилась на кровать. Рядом с ней снова лежал белый конверт.

Приветствую тебя, рыжее ничтожество!

Ты страшная, тупая, распущенная, бездарная, нудная и т. д., и т. п. Ты зря коптишь небо. К сожалению, у меня нет времени, чтобы тебе это всё объяснять. Это не имеет смысла, и мне больше не интересно. Ты надеешься, что это последнее письмо? Забилось сердечко от радости? Ты права. Писем больше не будет. Будет встреча. С такими, как ты, решать вопросы нужно радикально. Экологию нужно улучшать. Пока ты ходишь где-то рядом, мне тяжело дышится. Но главное не в этом. Главное – ты никому не нужна, я хочу, чтобы ты поняла это и запомнила. Никому! Коллеги тебя терпят, друзей у тебя нет. Даже мать заметит твоё отсутствие только дня через три-четыре. Ты ничто, ноль! Может быть, ты даже обрадуешься встрече со мной? Может быть, стать удобрением – это твоё призвание? Я избавлю тебя от безрадостного существования. Для этого нужно кое-что подготовить, ведь у тебя нет красного платья? Я потороплюсь.

До встречи!

До скорой встречи!

Ночью Юлька почти не спала. Как только закрывала глаза, начинался хоровод из белых конвертов, собак, гремящих цепей и чёрных глаз под капюшоном. Она тут же просыпалась. Утром решила снова поехать в город. Дома нечем себя было занять, в голову лезли дурные мысли, время тянулось невыносимо долго. Дома было страшно.

Где живёт Сергеев, Юлька знала. Дом ей показал Стас, когда они однажды проезжали мимо.

– Здесь мой брат живёт, в первом подъезде. Не повезло ему. Представляешь, квартира на двадцатом этаже, на последнем. И всё время лифт ломается. Зато ему тренажёрный зал не нужен, – смеялся Стас.

Юлька даже не осознала, как оказалась возле этого дома. Так получилось само собой. После всего, что случилось в последние дни, после вчерашнего ужаса ей захотелось увидеть Сергеева, попасть в его мир, в его нормальность. В этой нормальности люди смеются, любят друг друга, ссорятся, мирятся, делают ошибки, прощают, что-то теряют и находят. Здесь нет места страху, тебя не ругают, не унижают, не бьют. Тебя не убивают.

Юлька загадала, если лифт не работает или она с первого раза не угадает дверь квартиры Сергеева, значит, сразу же уходит. Вообще, шансов было немного. На площадке четыре квартиры, и Сергеева могло не оказаться дома, хотя сегодня суббота. Мало ли где он, какие у него дела. Самое страшное, если вместо Романа дверь откроет Катя… Это будет просто катастрофа! Юлька сразу же уволится из лаборатории, из университета, из города!

Лифт работал. Юлька поднялась на двадцатый этаж и позвонила в дверь наугад.

– Хоть бы его дома не было, – трусливо подумала она.

И дверь тут же распахнулась. На пороге стоял Сергеев. Он был, конечно, в джинсах и натягивал футболку. Увидев Юльку, он на секунду замер, просунув голову в ворот и наполовину вдев одну руку в рукав. Юлька скользнула взглядом по голой груди и животу, сильным рукам. Поймав её взгляд, он быстро закончил одеваться. Юлька покраснела, решительно развернулась и пошла к лифту, так и не сказав ни слова.

– Стоп! – Роман вдруг резко шагнул за ней, схватил за руку и затянул в квартиру. – Юля, ты очень вовремя! Ты даже не представляешь насколько!

– Роман Александрович, я очень тороплюсь. Отпустите меня, пожалуйста. Это какая-то необычайная ошибка. Я шла к знакомой… а тут вдруг вы, – стала глупо оправдываться Юлька.

– Нет, нет! – крепко держал её руки Сергеев. – Мне нужна помощь, очень нужна помощь. Катастрофически нужна помощь! У меня уборка! Ты видишь? Генеральная!

Юлька огляделась. Вокруг царил хаос. Если это была генеральная уборка, то Юлька попала в самое пекло. Гардероб в прихожей был раскрыт нараспашку. На полу рядом стояли ящики с каким-то инструментом, были рассыпаны шурупы, гайки, гвоздики. Вперемешку с гвоздями валялись кроссовки, туфли, тапочки. Венчали картину разгрома ведро и швабра.

– Вы мне предлагаете помыть у вас полы? – разозлилась Юлька. – Вы не по адресу. Есть такая специальная служба «Золушка» или «Мойдодыр». Поищите в интернете.

– Ты всё неправильно поняла! – Сергеев не отпускал её руки. – Мне нужно всего две минуты твоего времени. Э-э-э… У меня обвалилась полка с книгами. Верхняя в шкафу. Нужно только достать несколько книг, а стремянка у меня хлипкая. Ты бы достала книги, а я бы тебя подержал. И всё! Дальше я сам!

Сергеев скорчил умоляющую гримасу:

– Упаду, ноги переломаю. Тебе меня не жалко?

– Значит, мне вместо вас падать? – не очень уверенно сопротивлялась Юлька. – И я не одета для ползанья по стремянкам.

– Да ладно! Дел-то на две минуты, не больше.

И он легонько потянул её в комнату.

– Осторожно только, я тут шурупы рассыпал. Искал шуруповёрт, чтобы полку починить.

Юлька зашла в комнату. Настоящее жилище холостяка, ничего лишнего – диван, компьютерный стол, телевизор и большой шкаф, заполненный книгами. Всё серо, рационально и равномерно покрыто пылью. Кроме компьютерного стола. Удивительно, как Катя допускает здесь такой беспорядок. Возле книжного шкафа стояла стремянка и валялся пылесос. Верхняя полка действительно обвалилась, часть книг упала на пол, а несколько остались на полке. Юлька деловито сбросила босоножки и влезла на стремянку.

И тут Сергеев со словами: «Не волнуйся, я тебя держу» схватил её за колени. От неожиданности коленки подогнулись, и она полетела вниз.

– Я держу! – снова крикнул Роман и легко подхватил её на руки, но оступился через книги, валявшиеся вокруг, со всего маху сел на пол. Юлька оказалась сидящей на нём. Стремянка покачалась и накрыла их сверху. Сергеев успел подставить руку, чтобы стремянка не ударила Юльку.

– Ты зачем пришла?! – вдруг заорал он.

– Ни за чем! – проявила сообразительность Юлька.

Она разозлилась и подскочила с его колен. Однако Сергеев, сидящий на полу, снова поймал её руки, и она оказалась наклонённой перед ним в пояс. Перед Сергеевым открылся очень соблазнительный вид. Он собрался с силами и посмотрел ей в глаза.

– Ты понимаешь, что я не могу тебя отпустить? И держать тебя я тоже не могу! Ты девушка моего брата.

– Да никакая я не девушка! Стас не твой брат! А мой! Стас – мой родной брат! – завопила Юлька. – Ты слепой? Мы же с ним похожи! Мы близнецы!

– Брат?! – Сергеев оторопело заморгал. – Похожи…

В чувство он приходил недолго. Он смело перевёл глаза Юльке на грудь. Она снова залилась краской и стала вырываться. Роман не отпустил, а примиряюще сказал:

– Я тебя сейчас отпущу. Если хочешь, можешь уйти, держать тебя насильно я не буду. Но я очень, слышишь, очень хочу, чтобы ты осталась. Не бойся меня, пожалуйста, я не сделаю тебе ничего плохого.

– Да не боюсь я тебя! Очень надо! Это ты меня бойся!

– Я боюсь, – тут же согласился Сергеев.

Сергеев отпустил её руки, и Юлька босиком, зло и шумно топая, пошла на кухню. Роман услышал, как она загремела посудой, и с облегчением улыбнулся. За Юлькой он не пошёл, предоставил ей возможность хозяйничать на кухне. Он быстро закинул книги в шкаф на ещё не обвалившиеся полки, убрал стремянку и пылесос. Потом собрал инструмент, задвинул в угол ведро и швабру. На всё ушло не более пяти минут. Генеральная уборка закончилась.

Из кухни потянуло свежесваренным кофе.

– Где она нашла турку? – удивился про себя Роман.

– Роман Александрович, идите кофе пить, – официально пригласила Юля.

– Я думал, мы на ты?

– Наверное…

Юлька стояла лицом к столу и наливала кофе в чашки. Сергеев подошёл, и она почувствовала его дыхание на затылке. Он зарылся лицом ей в волосы. Они пахли ветром, свежестью, цветами. Юлька обернулась к нему, и он легко прикоснулся губами к её губам. Она смутилась и спрятала лицо у него на груди, вдыхала его запах, немного терпкий, мужской. Потом вдруг, решившись, обняла его за шею, подтянулась на цыпочках и со всех сил прижалась к нему, как гибкая тростинка, повторяя каждый изгиб его тела. И… почувствовала его возбуждение. Сергеев увидел её ошалевший взгляд и потерял контроль.

Пробежала искорка… ещё тогда, два месяца назад, когда Юлька ворвалась к нему в кабинет и застала с Катей на коленях. И побежала искорка, побежала, а когда бикфордов шнур кончился, взорвался целый склад боеприпасов, вдребезги разорвало все сдерживающие заборы, кордоны, загорелась тайга, и на Аляске объявили красный уровень пожарной опасности. Бывают на Аляске пожары? Роман не знал. При чём тут Аляска!

Роман скакал на одной ноге, стаскивая с себя джинсы, при этом не отпускал Юльку ни на секунду, расстёгивал джинсы ей и протискивал руки в эти джинсы. Как осьминог умудрялся делать всё одновременно. При этом он упорно двигался в сторону спальни, роняя при этом стулья, снова опрокинул горемычную стремянку. Юлька крепко обнимала его, целовала куда попадала, в шею, в ухо, в нос, в глаз, в губы. Они добрались до спальни…

Потом Юлька спала, он накрыл её одеялом, любовался, удивлялся, не верил своим глазам. Роман не удержался, запустил руки под одеяло, поцеловал… Теперь он не торопился, был очень нежен. Юлька извивалась под его руками и мурлыкала, как кошка.

* * *

Утром Юлька сбежала от него, пока он спал. Первым делом она включила телефон. Как и ожидала, искал её ночью только Стас. От него было восемнадцать пропущенных звонков. Как только Юлька включила телефон, он тут же позвонил:

– Юля, ты где была? Я же волнуюсь! Что это за новости выключать телефон?! Где ты сейчас? Ты же без машины! А у меня дел сегодня много, не могу за тобой приехать.

– Я на электричке доеду. У меня тут с телефоном неполадки! Ты же знаешь, какая я криворукая. Я телефон уронила в воду. И пришлось его сушить. И я его разобрала, потом сушила сахаром, – затараторила Юлька, не отвечая на вопрос, где была. Врать Стасу было стыдно.

– А позвонить с любого другого телефона нельзя было? Ладно, потом расскажешь, – остановил её Стас. – Поезжай домой и жди меня там, хорошо?

– Хорошо, – с облегчением согласилась Юлька.

Стас положил трубку. Он куда-то ехал и торопился.

* * *

Сергеев спал долго и проснулся великолепно отдохнувшим. Проснулся с чувством нового большого счастья. Сердце радостно забилось, и он провёл рукой рядом с собой, не открывая глаз. Ощутил острый прилив разочарования. Он был готов, хотел и надеялся просыпаться рядом с Юлькой каждый день. Он встал, прошёлся по квартире, улыбаясь своим мыслям. Сварил кофе в найденной Юлькой где-то в его закромах турке. Удивился чистоте собственной кухни, ведь они вчера готовили, здесь была гора посуды. Сергеев всё время мешал Юльке готовить, и она что-то постоянно роняла и смеялась. Когда она успела всё убрать? Наверное, она тоже осьминог.

Сергеев выпил кофе и позвонил Юле. Она тут же взяла трубку. Голос её звучал тревожно, были слышны звуки улицы.

– Юль, ты случайно не ко мне едешь? – спросил он с надеждой.

– Нет, Ром, у меня тут дома что-то непонятное творится. Дом нараспашку, и никого нет. Мама телефон дома забыла. Стас мою машину пригнал и тоже куда-то делся, трубку не берёт. Может, обиделся на что-то? Гараж раскрыт, и пол бензином залит. И главное – бабули дома нет, а вместо неё какая-то странная записка.

– В этом есть что-то необычное? – удивился Сергеев.

– Да всё необычно. Бабуля очень редко из дома уходит и всегда на такси с соседом. А теперь сосед дома, а её нет. И записка… Там написано, чтобы я не волновалась, бабуля хочет побыть одна, подумать о душе, а мама её сопровождает.

– Бабушка очень пожилая? Заболела?

– Не в этом дело! Бабуля чихать хотела, волнуюсь я или нет. Никогда в жизни она никому записок не писала! Я даже её почерка толком не знаю. Это, во-первых. Во-вторых, у неё душа, совесть и нервы железобетонные. Из них можно было бы Крымский мост построить, не одну тысячу лет простоял бы. В общем, если она чисто теоретически может думать о душе, то только в деревне. В Климовке. У нас там старый дом. Я сейчас туда поеду. Как вернусь, позвоню тебе. Не волнуйся, если вне зоны буду, там связь не ловит.

И она бросила трубку. Юлька не стала ему говорить, что в гараже нет отцовского BMW. Если его просто взял Стас, то на здоровье. Но Юлька опасалась, что бабуля затеяла какую-то аферу и навредит Стасу. Он наивный и добрый, даже не представляет, на какие подвиги она способна!

Сергеев ничего не понял из её рассказа, но в душе поселилась тревога. А потом он нашёл на полу белый конверт. Он вспомнил, как этот конверт выпал из Юлькиных джинсов, когда они так стремительно перемещались в спальню. Он раскрыл письмо.

Приветствую тебя, рыжее ничтожество!

…ты никому не нужна…Ты ничто, ноль!.. Я избавлю тебя от безрадостного существования… Я потороплюсь… До встречи!

Сергеев через пять минут уже ехал в Климовку.

Глава 8. Из петли да в полымя

Вчера Вера ездила к Матушке и всё-таки выпросила ещё неделю отсрочки. Откупилась Юлькиными деньгами. Плакала, умоляла, валялась в ногах, и Матушка согласилась, лишь бы Вера с глаз исчезла. Больше отсрочек не будет. Если Вера не найдёт возможность достать деньги из сейфа, Стас узнает правду и никогда не простит. Она его больше никогда не увидит и умрёт от тоски. Она ощущала физическую боль, даже если он просто разговаривал с ней холодно, как вчера вечером. Юлька не ночевала дома. Впервые в жизни. Стас её искал, звонил Вере несколько раз. Жаловался, что у Юльки выключен телефон, он не может ей дозвониться. Укорял вежливо, но всё-таки укорял, как мать может не знать, где ночует её дочь. Теперь у Веры болела душа. Не от беспокойства за Юльку, а от жёстких интонаций в голосе Стаса. Конечно, к боли Вера давно привыкла, она жила как заведённая кукла. Но всё, что касалось Стаса, было нестерпимо! И сегодня хорошо отлаженный механизм готов был дать сбой.

Вера, как обычно, встала утром, принялась за свои домашние обязанности. При этом хмурилась, вздыхала, иногда глаза краснели, наливались слезами. Сегодня ей снова снились кошмары, она плакала во сне. Раньше после кошмара Вера просыпалась и успокаивала себя, что это только сон. Маленький одинокий мальчик из её снов только фантазия. Она мечтала, что её сына взяли в семью младенцем. Новые мама и папа любят его как родного. Он растёт счастливым. От таких мыслей становилось легче. Теперь же все её ночные страхи приобрели под собой реальную основу. Пока Стас ухаживал за пьяным Вадиком, Вера всё время была рядом, чтобы по мере возможности помогать. Когда Вадик забывался в пьяном угаре, Вера и Стас разговаривали. Ночь, тишина способствовали откровенности. Стас много рассказывал ей о своей жизни, о детстве. Теперь его голос постоянно звучал в её голове:

– Я же не знал, что меня украли, не знал, что меня ищут. Я думал, что меня бросили. Естественно, я винил в этом себя. Я искал в себе изъяны. И находил – я был толстым, потому что постоянно хотел есть и перебивал чувство голода при любой возможности, я рыжий, веснушки на лице, нос не такой, уши, всё не такое!

Вера снова и снова переживала его детские страдания. Она стояла у окна, погружённая в свои мысли, тёрла стакан, тёрла с таким усилием, что порезалась о тупой край стакана и заметила это, только когда кровь капнула на белую занавеску. Она вернулась к мойке и стала мыть посуду, вода и средство для мытья попадали в рану, было больно. Но мысли не переключались, голос в голове никуда не девался.

– Я точно знал, что я неправильный, не-нор-маль-ный! И все это видят и знают. Я постоянно замечал, как какая-нибудь нянечка пристально всматривается в меня, ищет недостатки, пороки. Вдруг ловит мой взгляд и торопливо отворачивается. Ей стыдно и неприятно на меня смотреть.

Вера представляла этого ребёнка, видела, как он заискивает перед взрослыми, пытаясь заслужить их любовь. Видела, как горько плачет ночами, видела синие глаза, наполненные недетской болью и одиночеством. Глаза наивного ребёнка, непонимающие, ищущие ответа на недетские вопросы. Слёзы катились градом по лицу Веры.

– И виновата в этом только я! – укоряла она себя. – Не Вадик, не мать, а я!

Тогда, двадцать шесть лет назад, они не успели привязаться к ребёнку. А она, Вера, была матерью, она носила сына под сердцем девять месяцев. Она и дети были связаны пуповиной, связаны на уровне инстинктов. Материнская любовь, как кокон, должна обволакивать и защищать детей. Поэтому вина полностью лежит на Вере, она родила и отвечала за два беспомощных существа! Собака вылизывает своё потомство и бросается на защиту даже ценой своей жизни. А Вера? Кто она после того, что сделала? Чудовище! Настоящее чудовище, если может жить с такой виной!

Вера домыла посуду, выложила её сохнуть на полотенце, не замечая, что на полотенце остаются пятна крови. Потом она застыла над раковиной, подставила руку под струю, в слив раковины убегала вода с петлями крови. Вода – петлями… Почему Вере пришло в голову слово «петля»?

– Петля, петля, – повторила Вера.

Слово заиграло, наполнилось смыслом. Вдруг стало понятно, что надо делать. Слёзы враз высохли на глазах. Петля – вот он выход из западни, в которую Вера сама себя завлекла много лет назад. Петля – выход из проклятой, мучительной жизни, решение всех проблем! Абсолютно всех! Всё так очевидно, что Вера даже счастливо засмеялась.

Она как будто проснулась, деловито вытерла руки, перетёрла посуду, отнесла в стирку испачканное кровью полотенце. Заглянула в бак с грязным бельём. На секунду задумалась и запустила стирать машинку. Потом отправилась в кладовку, по пути отмечая, всё ли в порядке, нет ли где-то пыли и все ли вещи лежат по местам. В кладовке Вера быстро нашла бельевую верёвку, захватила табурет и пошла в гараж. В гараже раньше, ещё у старых хозяев, на стене были полки. Они держались на каких-то огромных железных крюках. Бывший хозяин дома был мастером на все руки и в гараже держал массу всяких приспособлений, расставляя их на полках. Вадик сказал, что этот бардак в гараже ему не нужен, нанял работников, которые вынесли из гаража всё совершенно, покрасили стены, но некоторые крючья почему-то оставили в стенах. Вадик в гараже картины вешать собирался, что ли?

Вера поставила табурет к стене, влезла на него, стоя на цыпочках, закрепила верёвку на крюке, сделала петлю, надела себе на шею и сильно толкнула ногами табурет. В правильности своего поступка она не сомневалась ни секунды, у неё не тряслись руки, она не сделала паузы между тем, как надела петлю и толкнула табурет. Так легко она чувствовала себя в далёком детстве… Полетела…

Табурет упал на бок. Несколько секунд Вера висела в петле, а потом инстинкты взяли верх над разумом, и тело с силой стало хвататься за жизнь. Вера захрипела, задыхаясь, руками стала хватать верёвку, пытаясь оттянуть её от горла, ноги судорожно забились в воздухе, ища опору.

– Дура какая! Ты что творишь?! – на пороге гаража показалась бабка.

В гараж можно было попасть прямо из дома. Выходишь из прихожей, спускаешься в гараж по лестнице. Лестница была довольно крутой, Нинель по ней никогда не ходила. Если она ехала куда-нибудь с родными, ей автомобиль подавать надо было к порогу. Сейчас она с удивительным проворством сбежала по лестнице, подсунула Вере под ноги табурет, не обращая внимания на то, что бившаяся в конвульсиях Вера больно била её ногами. Потом схватила лежавший в ящике с садовым инструментом секатор и перерезала верёвку.

Вера мешком повалилась на пол. Нинель присела перед ней и с силой залепила пощёчину.

– Вот же дура! Что придумала?! Чтобы я тут одна ворох проблем разгребала?!

Вера хрипела и держалась за горло, на котором наливалась синевой полоса от верёвки.

– Пойдём, тебе лечь надо! – попыталась поднять её бабка.

Вера уткнулась ей в плечо и в голос разрыдалась.