Солнечный дождь из черной дыры

– Мама, мама, ты не понимаешь… Я так больше не могу! Не могу!

– Молчи, тебе разговаривать больно, попробуй встать. Сейчас ляжешь в кровать, я тебе отвар дам от нервов, поспишь, а потом мы с тобой поговорим.

Бабка поднялась на ноги и потянула за руку Веру. Вера встала с пола с трудом, всё тело колотила мелкая дрожь, ноги были ватными, коленки предательски подгибались. В обнимку мать и дочь направились к лестнице. Но подняться по ступенькам не успели, их остановил незнакомый голос:

– Что это вы тут делаете? Вешаетесь, что ли? Вы, Нинель Борисовна, всех вокруг жизни учить горазды, а в собственном семействе порядок навести не можете. Родня ваша дохнет, как мухи, то водки палёной нажрутся, то в петлю лезут. Смешно…

На верху лестницы стоял незнакомый мужчина в тёмном спортивном костюме с капюшоном. Костюм недешёвый, фигура у мужчины худощавая, подтянутая, но красное отёкшее лицо с мутными бесцветными глазами выдавало, сколько всякой алкогольной дряни оно на себя систематически принимало.

– Ты ещё кто такой?! Как посмел в чужой дом без приглашения припереться?! – мало обращая на незнакомца внимания, огрызнулась бабка. Её внимание сейчас занимала Вера.

– Мам, это Кирюшечка, Лидкин приятель, которого она к себе приняла, – хриплым голосом представила незваного гостя Вера, избегая определения «бывший бомж с местной помойки».

– Вот и пошёл вон к своей Лидке! – беззлобно погнала его бабка.

Вместо ответа Кирюшечка подхватил с пола принесённую им канистру и щедро окатил бензином стоящих внизу Нинель Борисовну и Веру.

– Ты что, гад?! – заорала бабка. – Спятил, что ли?!

– Стоять! – приказал Кирилл и чиркнул зажигалкой большой для газовой плиты. – Жечь я тебя, Борисовна, буду! Прости, Вера, но и тебя за компанию. Только двиньтесь с места, брошу зажигалку, загоритесь, как факелы!

Вера с матерью отступили назад.

– Подожди! – попробовала говорить спокойно Нинель, но голос предательски дрогнул. В серьёзность его намерений она поверила сразу. – Тебе-то я что сделала? Ты мне благодарен должен быть, я тебе безбедную жизнь обеспечила. Из грязи в князи. Ты ж при Лидке как сыр в масле. Давай поговорим. Убери зажигалку, не ровен час уронишь, а тут бензин везде.

– Обязательно поговорим, я с тобой давно поговорить хочу! – усмехнулся он. – Только свяжу-ка я вас, чтобы руки разговаривать не мешали. Вера, возьми верёвку, ту, на которой недовешалась, свяжи матери руки и иди сюда.

Угрожая зажигалкой, он заставил Веру связать бабке руки за спиной, потом сам связал Веру. Он подошёл к бабке и сильно толкнул. Она стала падать, Вера неловко постаралась её поддержать, и они обе, как кегли, упали на пол. Тогда он сел на нижнюю ступеньку.

– Вот теперь можно и поговорить.

– Ты если тут пожар устроишь, тебя найдут быстро, – пригрозила бабка.

– А мне плевать! Пусть хоть весь посёлок выгорит, и я сгорю. Я жизнью не дорожу. Лишь бы увидеть, как в этом пламени ты корчиться будешь! Мне большего не надо. Всю твою семью на корню изведу, чтобы на могилку к тебе некому ходить было, чтобы ничего от тебя на этом свете не осталось, даже памяти. Могила твоя пусть сорняками зарастёт. Как долго ждал я этой минуты! Не узнаёшь меня? А я твою рожу ненавистную каждый раз вижу, как глаза закрываю.

– Не помню я тебя! Ты мозги последние пропил! Никогда я с тобой не встречалась!

– А Валю Петриевскую, жену мою, ты тоже не помнишь?! И не встречала никогда?!

Нинель Борисовна задумалась, и искра понимания скользнула в её взгляде.

– Вспомнила, это хорошо. Теперь вспоминай дальше. Валя в бухгалтерии на заводе работала…

* * *

Валя работала в бухгалтерии кассиром. Нинель Валентину на работе видела два раза в месяц, когда зарплату и аванс в кассе получала. Но ненавидела её Нинель неистово, а в её лице и несправедливую свою долю. Нинель в резиновых сапогах и синем халате работала в грохочущем заводском цеху мастером, а Валя в чистеньком кабинете стучала туфельками на шпильках по паркету и пальчиками с маникюром по калькулятору. Нинель – мать-одиночка с сопливой дочкой-троечницей, рождённой от солдата срочной службы, даже алименты требовать не с кого, фамилия не известна, зовут то ли Влад, то ли Володя, а Валя – любимая и любящая жена, мать двух румяных мальчишек, призёров всевозможных конкурсов и соревнований. Уж на что Нинель своей красотой гордилась, всем удалась – и статью, и лицом, а рядом с миниатюрной Валей чувствовала себя неповоротливым гиппопотамом. Валя – блондиночка с кукольным личиком: большие синие глаза с длинными ресницами, алыми губками бантиком. Этакая Барби из восьмидесятых, глазками хлопает, всем приветливо улыбается и направо-налево рассказывает, какая она счастливая, что аж страшно делается. Вот Нинель как-то с ней в столовой рядом оказалась и предложила погадать. Ох, и отвела она тогда душу!

Сперва карты рассказали, что у мужа Валиного любовница есть, давно уже. Валю он терпит, пока дети вырастут. Потом на кофе гадали. Оказалось, что Валя своими пирогами мальчишек здоровья лишает, у одного диабет развивается, у второго аллергия. Здоровье у них сильно запущено, а Валя ничего не замечает, потому что мать она невнимательная, непутёвая. Врачи диагнозы поставят, только когда один сын в диабетическую кому впадёт, а у второго отёк Квинке разовьётся. Успеют их спасти или нет, гадалка пока не видела. Пару раз так Нинель с Валентиной поиграла, как кошка с мышкой. Как увидела, что та от переживаний серая сделалась, помалкивает, не хвастается больше, сразу играть неинтересно стало, надоело. А эта дурочка пристала как банный лист, всё ходила за ней, погадать уговаривала, деньги предлагала. Нинель поломалась немного, но отказывать не стала, добавила ей ещё всяких подробностей про мужа-изменника. Стёрла с лица Валентины счастливую улыбку, да ещё и деньжат подзаработала. А потом Валентина пропала куда-то, а Нинель про неё и думать забыла.

* * *

– Вспомнила, это хорошо, – вернул бабку из воспоминаний Кирилл.

– Ну, была такая. Она в бухгалтерии, а я в цеху! Я ничего о ней знать не знаю!

– Не знаешь?! – заорал вдруг Кирюшечка, брызжа слюной, и схватил Нинель за грудки, приподнимая с пола. – Ты у меня жизнь забрала! Ты Валечке внушила, что я её не люблю, что живу с ней из жалости! Что я ни делал, клялся, уговаривал, плакал, ругался, так мне и не поверила! Детей забрала и к родителям уехала! Потом заболела и умерла! А её родители меня к детям на пушечный выстрел не подпустили, потому что я, изменник, их дочь в могилу вогнал!

Он оттолкнул от себя бабку, упал перед ней на колени, как будто ноги перестали его держать и со слезами зашептал осипшим голосом:

– В них вся моя жизнь была, ты это понимаешь?..

Он пошарил в кармане, достал чекушку водки и жадно хлебнул из горла, вытер рот рукавом.

– Вот теперь я тебя всего лишу. Зятя уже нет, теперь дочь твоя с тобой вместе и с хоромами вашими сгорит.

Он в очередной раз чиркнул зажигалкой и замахнулся на Нинель:

– Готова? В аду тебя ждут, там вашей родни полно…

В этот момент он получил удар по голове, зажигалка выпала из его руки и потухла.

Глава 9. Вы расплатитесь за грехи оптом

– Внучек, Стасик! Как же ты вовремя! Ведь и вправду чуть не спалил нас этот урод! Такого страху натерпелись! – скулила Нинель.

Она пыталась встать на ноги. Со связанными руками это было непросто сделать, и она неловко барахталась на полу.

Стас не спеша поднял с пола зажигалку и сунул её в карман.

– А идея, на самом деле, неплохая… задумчиво протянул он. – Только дом жалко, дом стоит поберечь.

Он перехватил в руке скалку, которую взял на кухне, когда приехал и услышал шум в гараже. Этой скалкой он огрел Кирюшечку и… теперь совсем легонько, почти ласково приложил по голове и бабку. Ей хватило, она потеряла сознание и снова шлёпнулась на пол рядом с Кириллом.

– Что ты как рыба рот разеваешь?! – прикрикнул он на Веру. – Я тебе руки сейчас развяжу, помогать будешь. И чтоб без фокусов! Даже повеситься не смогла, ничтожество!

Дальше Стас действовал быстро, споро, даже насвистывал от удовольствия. С собой у него был широкий скотч. Кино все смотрят, и как скотчем надёжно замотать руки и заклеить рот, знают все. По тому, как ловко он связал Кирилла и заново, поверх верёвки замотал руки бабке, можно было подумать, что он тренировался ежедневно. Вера всё это время стояла, застыв у стены.

– Не стой столбом, – между делом скомандовал ей Стас. – Быстро принеси ключи от машины и ключи от старого дома в Климовке.

Вера осталась на месте. Стас подошёл к ней вплотную и пристально посмотрел, как на диковинное животное, только очень маленькое, не больше блохи.

– Ну?

– Стасик, я просто не пойму, что ты хочешь сделать… Мне кажется нельзя… так… с ними, – залепетала Вера.

– Ты. Мне. Должна, – чеканя слова, сказал Стас. – Говорят, детство – это половина жизни. Ты мне должна половину жизни. Ты будешь делать всё, что я тебе прикажу. Это понятно?

Вера послушно выполнила приказание, принесла ключи, помогла загрузить Кирилла и Нинель в багажник BMW, стоявшего здесь же, в гараже. Сверху на них Стас набросал всяких рыбацких снастей, ноги придавил канистрой с бензином, которую приволок Кирилл. Среди принадлежностей для рыбалки нашёл пару бутылок с жидкостью для розжига и тоже бросил в багажник. Затем быстро черкнул пару слов Юльке от имени Нинель, чтоб не волновалась. Старуха эсэмэски слать не умеет. Записку Вера оставила на столе в кухне.

– Готово! Молодец, маманя! – хлопнул Веру по плечу Стас и довольно рассмеялся. – Садись вперёд, будешь дорогу показывать. Я в Климовке только один раз был, поразведал на всякий случай, могу ошибиться, заплутать в просёлочных дорогах. Вадик навигатор в машину поставить зажилил?

– Стасик, может быть, бабушку на сиденье сзади можно положить? – робко спросила Вера.

– Бабушка потерпит, – оборвал её Стас.

BMW вылетел за ворота и помчался по дороге. Ярко светило солнце, время близилось к одиннадцати. По пути попадались люди, спешащие по своим делам, вдали гремела электричка, Стас улыбался, переключал каналы в приёмнике и подпевал. А в багажнике больно бились на ухабах два связанных человека. Вера вздрагивала и болезненно морщилась на каждой кочке. Её знобило от страха.

Через полтора часа быстрой езды они оказались в Климовке. Когда-то это была большая богатая деревня. Близко были лес и река. До города по меркам прошлого века тоже было несильно далеко. Потом жизнь приобрела другой ритм, а эта деревня осталась в прошлом. Просёлочная дорога в непогоду становилась непроезжей, мост через реку почти разрушился, маленькая школа закрылась, а в поисках работы надо было ехать в соседний колхоз или в город. Климовка превратилась в заброшенный хуторок, где остались жить десяток стариков. На один жилой дом приходилось пять заброшенных. Старый дом, куда приехал Стас, пустовал уже несколько десятков лет. Он стоял на отшибе. Природа наступала, и покосившийся дом с облупившейся краской и заколоченными окнами постепенно поглощал лес.

– Ну что, мамуль, я тебя по тому адресу привёз? – озорно спросил Стас. – Можешь не отвечать! Иди двери открывай, а я пассажиров пока проведаю.

Он подогнал машину багажником как можно ближе к крыльцу. Кирилл очнулся, таращил глаза и мычал, указывая на связанные руки.

– Нет, парень, ты пока останешься здесь, твой выход на сцену будет позднее, – с какой-то даже долей сочувствия произнёс Стас. – Мне тебя жаль, но, увы, уже ничего не изменишь, ты влип по полной.

Бабка тоже пришла в себя, но едва передвигала ноги. Стас с Верой под руки перетащили её в дом. Попасть в дом можно было только через летнюю веранду. Веранда была застеклена, стёкла кое-где треснули. Однако все окна – и на веранде, и в самом доме – были закрыты ставнями и добротно забиты досками. Нинель очень трепетно относилась к своей собственности. Стас прошёл по дому и тщательно всё проверил.

– Прекрасно! – довольно потёр руки он. – Не дом, а крепость.

Хозяева здесь не появлялись уже очень давно, но все вещи, принадлежавшие ещё матери Нинель, остались на месте: старомодный буфет с посудой, кровать с матрацем и подушками, стол в центре комнаты, скрипучие стулья. На столе даже остались когда-то белая кружевная салфетка и вазочка в центре. Всё было покрыто толстым слоем серой пыли, в углах свисали гирлянды паутины. Сквозняк из открытой двери не разогнал спёртый, застоявшийся воздух, а только поднял пыль в воздух, дышалось в доме тяжело.

Бабку посадили за стол, и Стас резким движением сдёрнул с её рта скотч. Она молчала и испуганно смотрела по сторонам.

– Правильно всё понимаешь, бабуля, орать бесполезно, – сообщил ей Стас, – ты прекрасно знаешь, никто нас здесь не услышит.

– Стасик, мне кажется, бабушке плохо. Ей нужен врач, – Вера легко тронула его за рукав, привлекая к себе внимание.

– Что ты говоришь?! Бабушке плохо! Как она умеет симулировать, я знаю. А если ей и вправду плохо, значит, меньше будет мучиться, к моему великому сожалению. Главное, чтобы она не откинула копыта, пока я не расскажу вам одну счастливую историю про маленького мальчика из большой и дружной семьи.

– Стасик, что ты хочешь сделать? – обречённо спросила Вера и снова ласково прикоснулась к его руке.

Он брезгливо отдёрнул руку и с силой оттолкнул её от себя. Вера полетела прямо на железную кровать, поднимая густое облако пыли.

– Никогда не смей ко мне прикасаться! Ты поняла?!

Вера неловко забарахталась на кровати, пытаясь встать.

– Не двигайся! Сиди там. Пыли сколько подняла. Тут дышать невозможно.

Вера замерла, боясь пошевелиться, вздрагивая при каждом его слове. Стас выскочил из дома, нашёл бутылку с водой и быстро ополоснул лицо и руки. Потом достал из багажника канистру с бензином.

– Молодец! Как тебя звать? Кирюха? – подмигнул он скрючившемуся в багажнике Кириллу. – Молодец, Кирюха! Я тебя прямо зауважал. Как ты их! Хорошо придумал! Тут ещё литров двадцать осталось? Как думаешь? На эту хибару по такой жаре хватит? У нас же ещё жидкость для розжига есть! Сейчас будем шашлык жарить!

Он вернулся в дом, Вера пересела на стул рядом с матерью.

– Освежим атмосферу, – Стас с ходу плеснул бензин на стол, за которым сидели Нинель и Вера. Потом облил стены и сделал дорожку из бензина к выходу, принёс себе стул и уселся в дверном проёме. – Ох, и вонища! Но ничего, терпеть долго не придётся. Я вам сейчас пару слов скажу, подожгу эту хибару и поеду домой, к вам домой.

Он сделал паузу, в доме повисла тяжёлая тишина, пропитанная парами бензина.

– Что вы молчите? Вопросов нет? – вдруг начал злиться Стас. – Как насчёт спросить – зачем? Почему? Поплакать, попросить прощения?

– Стасик, я всё понимаю, и прощения нам нет, – прошептала Вера.

Нинель стала заваливаться набок, и Вера подставила ей плечо.

– Ну почему ты всё портишь? – простонал Стас. – Ты даже повеситься толком не смогла, никчёмная дура!

С улицы послышался далёкий гул автомобиля. Машина ехала медленно, как будто водитель не был уверен в правильности маршрута. Но всё-таки гул приближался к дому. Стас испуганно вскочил и из окна веранды увидел знакомую машину.

– Какого черта… Он тут откуда взялся? Откуда он узнал?! – крикнул Стас Вере.

– Кто там приехал? – испуганно пожала плечами Вера.

– Мой брат! Я тебя спрашиваю, откуда он узнал?! – Стас снова замахнулся на Веру, в его голосе послышались панические нотки.

– Я не знаю твоего брата, никто не знает, что мы здесь! – отпрянула Вера.

Стас заметался по веранде. Решение было глупым и рискованным. Но больше придумать было ничего нельзя – Стас схватил канистру и в три погибели скрючился в углу за дверью веранды, благо толстая массивная деревянная дверь это позволяла.

К дому подъехал Роман. Он объехал поселок, на улице не было ни души, жители прятались от летней жары в домах. Только в конце деревни, почти в лесу возле старого дома стоял автомобиль. Туда он и поехал. Юлькиной машины нигде видно не было. Это и неудивительно. Ему добираться до Климовки было ближе в половину. Ей ещё нужно было пересечь город или тащиться вокруг. Он поставил машину в тень, спокойно вышел и направился к дому.

– Есть кто-нибудь? Хозяева! – позвал он.

– Мы здесь! – откликнулась Вера и поняла свою ошибку.

– Ромка, ты? – крикнул Стас. – Заходи в комнату, мы здесь!

Роман быстро прошёл веранду, ступил в комнату, и за ним резко захлопнулась дверь. Даже по спине ударила. Снаружи послышался скрежет входящего в пазы засова и навесного замка. Роман возмущённо дёрнул дверь. Но было поздно. В окне снаружи в щели между досками показался Стас. Он тяжело дышал, и испуганное выражение не успело исчезнуть с его лица, но в голосе звучало торжество.

– Ну надо же! Вот это пруха! Ну раз мне так везёт, значит, я всё правильно делаю! Весь бомонд в полном сборе. Даже ты, Роман Александрович, как баран, сам на заклание припёрся!

– Стас, ты, что ли? Почему так бензином несёт? – не понял ситуации Роман.

– А ты что лимонад «Буратино» ожидал?! – рассмеялся Стас.

– Хватит дурью маяться! – прикрикнул Роман и толкнул дверь. – Открывай дверь, тут душно.

– Сиди там тихо! – заорал Стас.

Роман отошёл от двери и непонимающе посмотрел на женщин.

– Меня зовут Роман. Не понимаю, что тут происходит, но прошу прощения у вас за своего брата, если он вас чем-то обидел.

В полутьме комнаты он не сразу заметил и оценил странную позу Нинель и отчаяние Веры. Связанные руки Нинель лежали у неё на коленях под столом, и их он не увидел. Вера подняла материны руки и положила их на стол, они безвольно стукнулись о деревянную поверхность.

– Маме плохо, она не говорит, я не знаю, что делать… И это вы нас простите, – жалобно прошептала Вера.

Нинель сидела на стуле, заваливаясь набок, левый угол рта неестественно опустился к низу, обвисла левая щека.

– Стас, открой немедленно дверь. Ты с ума сошёл! Здесь женщине плохо, мне кажется, у неё инсульт! – заволновался Роман, вытаскивая телефон. – Я звоню в скорую.

– Давай! И в МЧС не забудь. Ну что? Как связь? – глумился Стас. – Инсульт – это плохо! Бабуся говорить может? Жаль, очень хотелось с ней побеседовать. Тогда пусть слушает. Пощёлкай пальцами у неё перед глазами, соображает ещё что-то?

Связи не было, не работали экстренные вызовы. Роман подскочил к двери и навалился на неё, пытаясь снять с петель:

– Стас, ты с ума сошёл?! Открой, я тебе сказал! Или я тебе башку откручу!

– Отойди от двери! – крикнул ему Стас. – Ещё раз стукнешь, и я вас подожгу! Учти, у этих двух милых женщин платья насквозь пропитаны бензином! Вспыхнут, как свечки!

Стас замолчал, и из-под двери побежала новая дорожка из бензина, растекаясь по старому иссохшему и потрескавшемуся линолеуму, собираясь в лужицы.

– Стас! – позвал Роман. – Объясни, что происходит. Что ты так завёлся? Аккуратнее там со спичками и зажигалками, а то, правда, загоримся…

– Ромочка, загоритесь непременно, не сомневайся! Ты что не понял, что я не шучу? Ты ж не дурак, я серьёзен как никогда в жизни. Очень давно хотел вот так по-семейному с вами поболтать, расспросить… Вопросы у меня, прежде всего, к маме. Да, братец, ты не ослышался, одна из тёток, та, что моложе, моя родная мамочка. Носила меня девять месяцев, родила в муках. А теперь внимание – вопрос! Как новорождённый ребёнок оказался холодным весенним утром на по-мой-ке, в грязном вонючем заплёванном бомжами контейнере? А?! Милая моя мамочка, рассказывай? Сюрприз! Думала, я этого не знаю? Что молчишь? – требовал Стас.

– Этого не может быть! Вадик отнёс тебя в роддом! – с надрывом закричала Вера.

– Ага! История проясняется. Значит, на помойку меня снёс родной папаша. Наверное, замёрз ночью по холодку топать… Вы, женщины, матери, вручили новорождённого ребёнка этому придурку?! Замечательно! Следующий вопрос – почему? Ты меня решила бросить сразу, как забеременела? Или просто не ожидала двух детей вместо одного? Один лишний?

– Мы жили очень бедно… – простонала Вера.

– Что-что? Громче, не расслышал. Говоришь, тебе на хлеб с чёрной икрой не хватало? Трое взрослых здоровых людей не могли прокормить двух детей?

– Я не хотела! Не хотела! Мама, ну скажи ему! – Вера развернулась к матери и затрясла её за плечи. – Скажи ему!

Нинель болталась в её руках, как безвольная кукла, только глаза блестели. Роман остановил Веру и крепко прижал к себе, пока её рыдания не затихли.

– Тише, тише! Не слушайте его, поверьте, у вашего сына было счастливое детство. Давайте вашу маму развяжем и переложим на кровать. Ей совсем плохо.

В доме затихли, и Стас перешёл к другому окну, пытаясь рассмотреть, что делают его заложники.

– Стас! Наконец-то, я вас нашла! А мама с бабулей тоже здесь? Почему мне ничего не сказали, – раздался на улице весёлый Юлькин голос. – Я тебе звоню, звоню…

– Юля? – Стас испуганно отпрянул от окна и выскочил ей навстречу. – Ну зачем ты приехала? Поезжай домой. Я поеду буквально за тобой следом.

– Я тебя подожду и поедем вместе. А мама с бабушкой где?

– Они в доме, разморило после дороги, отдыхают.

– А Рома? Роман Александрович?

– В смысле? – не сразу понял Стас. – А-а-а, ты его машину увидела.

– В общем, никуда я без вас не поеду, – Юлька присела на ступеньки снаружи. – Если у вас секреты, то я посижу тут и подожду.

– Уезжай, мне сейчас не до тебя! – вдруг разозлился Стас. Как он не услышал, что подъехала ещё одна машина. Перед домом собрался целый автопарк. Это уже слишком! Ситуация в любую минуту могла выйти из-под контроля.

Юлька непонимающе обернулась к нему.

– Хорошо, может быть, так даже лучше, – Стас попытался сдержать раздражение. – Пусть между нами не будет тайн. Кстати, третий вопрос касается тебя тоже.

– Третий вопрос? – ничего не поняла Юля.

– Дай мне, пожалуйста, свой телефон и заходи в дом, – разрешил Стас.

– Возьми, – доверчиво протянула ему мобильник Юля. – Только здесь связи нет, я же тебе всю дорогу пытаюсь позвонить.

Стас проигнорировал её и обратился через дверь к Вере:

– Слышишь, мамуля, третий вопрос – почему из двоих детей ты предпочла выбросить меня? А? Не слышу?! Как вы решали? Монетку подбрасывали или в «Камень, ножницы, бумага» играли?

– Мама велела оставить мальчика, а я её не послушала. Я подумала, что мальчик сильнее, а девочке в детском доме будет невыносимо, – из-за двери глухо раздался голос Веры.

– Мама, ты там?! Стас, почему замок на двери?! Открой дверь! – потребовала Юля.

– Юля! Немедленно уходи отсюда! – заорал из комнаты Роман.

– Рома? Роман Александрович? – Юлька принялась дёргать дверь. – Фу! Что тут за вонища? Бензином воняет! Вы канистру перевернули?

– Уезжай домой! – снова прокричал Роман.

– А ты тут не командуй! Это моя сестра, родная сестра! За неё волноваться не надо. О ней есть кому позаботиться!

– Ничего не понимаю?! – разволновалась Юля.

– Я тебе расскажу. Маленькая моя, добрая, наивная сестричка, ты же совсем ничего не знаешь! Ты росла в семье, окружённая любовью, заботой и враньём. Ты не знаешь, на что способны твои замечательные мамочка, папочка и бабуля. К сожалению, мои тоже. Сейчас здесь происходит… суд! Подсудимые – так называемые мама и бабушка. Добрые женщины двадцать шесть лет назад вручили меня в руки нашему недалёкому папе, и он отнёс меня на ближайшую помойку, потому что два ребёнка, заметь, вполне себе здоровых, это многовато, дороговато и тяжеловато. Короче, один лишний. Я лишний! Папа не стал утруждать себя, нести ребёнка к роддому, детдому, любому дому. Меня, как ненужную вещь, как мусор, как слепого котёнка, выбросили на помойку. Я должен был там сдохнуть от холода, или меня бродячие собаки должны были сожрать! Мне интересно, как вам спалось в ту ночь? Сладко? Мамуля? Я не слышу!

Из-за двери не было слышно ни звука. Роман смотрел на Веру, он понимал, то, как они поступили с маленьким Стасом, ужасно, но почему-то ему было её жаль. Она плакала и не осознавала этого, не рыдала, не всхлипывала, не вытирала слёз, они просто катились по щекам. Она не оправдывалась. Роман подумал, что вся её жизнь стала платой за слабость, которой она поддалась в самом начале своей взрослой жизни.

– Молчит, мамуля, – пожал плечами Стас и вопросительно посмотрел на Юльку. – Неужели ей нечего сказать? Представь моё изумление, когда бабушка мне, сироте с помойки, вдруг дрожащим голосом рассказывает эту глупейшую историю о похищении в роддоме! Искали, платили, рыдали! Крокодиловыми слезами вы рыдали! Но милая бабушка всех вокруг считает идиотами. Зачем напрягаться, выдумать что-то мало-мальски правдоподобное? Если бы вы знали, как мне хотелось положить одной очередью вас всех, прямо за вашим богатым столом! Чтобы ваши морды лежали в салатах и осколках дорогих сервизов! Чтобы ваша кровь перемешалась с помидорами. Но это было бы слишком просто. Я хочу, чтобы вы мучились и знали за что. Это справедливо. Я ведь вас даже не искал, меня к вам привела сама жизнь. Значит, я прав, я имею право и должен вас наказать!