Рабби Акива и Рахель

– О, это один из самых известных и уважаемых раввинов. Он глава ешивы в городе Явне и на сегодняшний день духовный лидер всей Иудеи. Мне посчастливилось несколько раз пообщаться с ним, он просто замечательный человек, настоящий лидер. Глядя на то, как такому пожилому человеку удается сохранять ясность ума, мудрость и лидерские качества, просто поражаешься.

Но Акиве, услышавшему в рассказе Шимона фразу об имении Кальбы Савуа, сразу вспомнилась девушка, и история о раввине отодвинулась на второй план. Акива, слушая хозяина дома, увлеченно рассказывающего о своей первой встрече с раби Йохананом бен Закаем, мысленно подбирал слова, чтобы задать давно мучающий его вопрос, и, как только наступила короткая пауза, он, не дождавшись окончания рассказа о раввине, произнес:

– Господин Шимон, могу я тебя спросить? Ты часто бываешь в имении Кальбы Савуа, скажи, как зовут молодую девушку, живущую в его доме?

– У него живет много женщин. Одни убирают в доме, другие ведут хозяйство, третьи готовят, еще одни стирают одежду. Которая из них тебе понравилась? – улыбнулся старик.

– Очень милая девушка лет двадцати, с красивыми длинными волосами.

– Покажи мне ее при случае, и я, возможно, вас познакомлю. Если хорошая девушка и она работает у Кальбы Савуа, то я замолвлю слово за тебя.

– Молодая девушка с длинными черными волосами. Помнишь, когда мы в первый раз переступили порог дома Кальбы Савуа, она угостила нас водой из колодца, и еще в прошлый раз, когда ты приходил с пряностями, она провожала тебя с Кальбой Савуа до ворот. Я в это время возвращался с пастбища с овцами.

Шимон силился вспомнить, кто же его провожал в последнюю среду, когда он выходил от Кальбы Савуа. Вдруг он вздрогнул и громко крикнул:

– Забудь о ней!

– Что с тобой произошло, Шимон? – испугалась госпожа Двора.

– Забудь о ней и даже не смотри на нее, я тебя очень прошу, – настойчиво повторял взволнованный Шимон. Он повернулся к обеспокоенной супруге: – Ты знаешь, о ком он говорит? Он говорит о Рахель, дочери Кальбы Савуа.

Шимон сильно встревожился, его лицо побагровело. Но, несмотря на просьбы жены успокоиться, он продолжал волноваться.

– Если Кальба Савуа узнает, что она тебе нравится, – обратился старик к Акиве, – или, того хуже, что ты пытаешься с ней познакомиться, он сделает так, что ты больше никогда не будешь работать в Иерусалиме. Ты хочешь потерять работу и снова каждый день искать заработок?

Акива опустил голову.

– Прости, что я тебя заставил волноваться. Мне даже в голову не могло прийти, что у Кальбы Савуа такая юная дочь.

– Она поздний ребенок, поэтому он ее так любит и бережет. Дочь – все, что у него осталось. Прошу тебя, Акива, выбрось ее из головы, – уже более спокойным тоном произнес Шимон.

Акива и госпожа Двора пытались сменить тему разговора на более нейтральную, и, когда он немного успокоился, все пошли отдыхать.

Акива долго не мог заснуть и пребывал в грусти. Разве мог такой бедняк, как он, жениться на дочери самого Кальбы Савуа? Он убеждал себя прислушаться к совету господина Шимона и больше не думать о ней, но ничего не мог с собой поделать. Все его мысли были только о ней, о Рахель. Теперь, когда ему стало известно ее имя, оно казалось ему самым прекрасным на свете. Но, взвесив все еще раз, Акива все-таки решил взять себя в руки и навсегда забыть о красавице, чтобы не портить жизнь себе и не подвергать опасности дружбу господина Шимона с Кальбой Савуа.

* * *

Жизнь текла, как прежде. Первая зима Акивы в имении Кальбы Савуа выдалась холодной. Ему приходилось много работать, чтобы в таких условиях сохранить поголовье овец. Он трогательно заботился об овцах и проводил с ними большую часть своего времени, так как работа помогала ему хоть некоторое время не думать о Рахель.

Весеннее солнце снова начало согревать приходивших в себя после холодной зимы жителей Иерусалима. Тропинка, ведущая к реке, подсохла, и Акива стал чаше выводить овец к реке. Прекрасные солнечные дни время от времени сменялись дождливыми, но они не могли омрачить жизнь Акивы, который получал удовольствие от своей работы. Ближе к Пейсаху15, как обычно, в имении Кальбы Савуа было принято проводить учет. Акиве, несмотря на холодную зиму, удалось не только сохранить, но и увеличить поголовье скота.

Управляющий был доволен Акивой и пообещал поговорить с Кальбой Савуа о прибавке к жалованью.

Пейсах в имении Кальбы Савуа, как и во всей Иудее, праздновали широко, вопреки всем трудностям. После празднования Пейсаха Акива снова начал ежедневно выводить овец к реке, но, как только сгущались тучи, грозя дождем, он сразу же спешил привести отару обратно в загон.

Стоял весенний день. Внезапно хлынул сильный дождь. Акива никак не мог справиться с отарой, которая, слыша гром и пугаясь молнии, с блеянием разбегалась в разные стороны. Он весь промок и приложил немало усилий, чтобы загнать всех овец в загон. Заперев овец, он и сам хотел укрыться от ливня и ураганного ветра, переодеться и согреться, но, бросив напоследок взгляд на пастбище, увидел забытого им ягненка. Сильный ветер сдувал его в сторону реки. Ягненок боролся из последних сил, чтобы не сорваться в реку, но силы его были на исходе.

Акива поспешил на помощь. Ветер рванул и сбил ягненка с ног, сильное течение уже уносило обессиленного малыша. Акива бросился в воду, быстрыми движениями добрался до ягненка и вытащил его на сушу. Ягненок был напуган и весь дрожал от холода. Над рекой стояла беседка, и Акива устремился к ней в надежде укрыться от непрекращающегося ливня. Пастух быстро преодолел подъем и подбежал к беседке, прижимая к груди спасенного ягненка. В беседке стояла Рахель. Заметив девушку, Акива поспешно вышел из-под навеса, но до него донеслись слова девушки:

– Куда ты бежишь? Прошу, вернись. Тебе нужна сухая одежда, возьми мою накидку.

Акива движением головы отказался от накидки, но вернулся и молча присел на край скамейки, отвернувшись в сторону реки, чтобы не смотреть на девушку. От волнения он еще крепче обнял дрожащего ягненка.

– Когда ты спас меня от собаки, я долго молилась, чтобы с тобой все было в порядке, чтобы ты не пострадал за меня. Я не стала никому рассказывать, так как не хотела, чтобы эта история дошла до отца. Если он узнает, он непременно запретит мне кормить собак и лошадей или вообще выходить из дома. Но если бы я не увидела, что на следующий день с тобой было все в порядке, я бы обязательно рассказала отцу и он бы непременно вызвал лучших лекарей.

Ты очень храбрый и порядочный человек. Сегодня я имела возможность еще раз в этом убедиться, когда увидела, как ты спас ягненка. Наверное, не многие из пастухов решились бы броситься в реку, даже будь это их собственная овца. А ты бросился спасать животное, которое тебе не принадлежит.

Акива не ответил. Рахель продолжила:

– Осенью я часто наблюдала, как ты пас овец у реки, но зимой было холодно и я редко приходила сюда. Мне нравится смотреть на воду, на ее движение. Я могу сидеть здесь часами, погрузившись в свои мысли и раздумья. Я думаю о жизни, не о самой жизни, не почему мы родились, а о своей роли в ней. Зачем я появилась на этот свет, каково мое предназначение? Часто думаю о будущем. О чем ты думаешь, глядя на реку? – спросила девушка.

Грянул гром, и ягненок, испугавшись, жалобно заблеял. Рахель сняла с себя накидку и протянула Акиве:

– Укрой ягненка, ему будет теплее и спокойнее.

Акива принял у Рахель накидку и укутал маленькую овечку. Дождь потихоньку стихал и терял силу. Акива, не попрощавшись, быстро направился к себе, унося с собой спасеныша, а Рахель отправилась домой.

Весь вечер пролежал Акива, прижимая к себе накидку Рахель. Он не верил тому, что они встретились и она не насмехалась над ним, а мило беседовала. Это было похоже на сон, но накидка, которую Рахель дала для того, чтобы укутать ягненка, доказывала реальность произошедшего. Он вдыхал тонкий аромат, исходивший от накидки, и это снова погружало его в переживания сегодняшней встречи. Мечты уносили его далеко, но он пытался успокоиться и заснуть после тяжелого дня. Поутру он решил взять с собой накидку и передать Эзре или кому-то из служащих, чтобы они вернули ее хозяйке.

День наступил прекрасный, на небе не было ни облачка. Акива погнал овец на пастбище, а сам, как обычно, сел на камень около реки и стал смотреть на воду. Ягненок, спасенный им вчера, пасся рядом, и Акива время от времени поглаживал его по шелковистой шерстке. Душа Акивы была в смятении. С одной стороны, он с нетерпением ждал появления Рахель, а с другой – боялся встречи с ней, так как понимал, что, увидев ее, услышав ее нежный голос, влюбится с еще большей силой и больше не сможет жить без любимой. Беседка пустовала. Солнце стало опускаться за горизонт, и настала пора возвращаться в имение. Акива встал с камня, держа в правой руке посох, а в левой накидку, готовый гнать овец на ночлег, как вдруг услышал голос из беседки:

– Здравствуй, вижу, ты принес мою накидку. Я сейчас спущусь за ней.

Акива растерялся, волнение охватило его. Он не знал, как себя вести и что делать. Рахель в это время осторожно спустилась вниз к реке, и Акива передал ей накидку. Они случайно встретились взглядами. «Она прекрасна как никогда», – подумал Акива, но через мгновение снова отвел глаза в сторону.

Забрав накидку, Рахель произнесла:

– Я рада видеть тебя в здравии после вчерашнего происшествия. А где ягненок, которого ты спас?

Акива указал рукой на ягненка, которого он целый день не отпускал от себя.

– Он такой милый. Если бы отец разрешил, я бы забрала его к себе в комнату. Я бы кормила его, купала и даже спала с ним. У него такая нежная шерсть, а глаза такие печальные и красивые. Ты так не считаешь?

Акива молчал – то ли из-за слов Шимона, то ли из-за опасения сказать глупость и разочаровать Рахель, он и сам не знал.

– Ты всегда такой молчаливый? – Рахель слегка обиделась. – А мне нравится разговаривать, особенно в такой прекрасный день. Какую ты любишь погоду? Какое твое любимое время года? – Девушка засыпала Акиву вопросами.

Акива ничего ей не ответил.

– А ты меня хоть слышишь?

Акива утвердительно качнул головой.

– Как хорошо, а то я начала уже волноваться. Ты меня порадовал, я уж подумала, что ты глухой. А говорить ты умеешь?

Акива снова покачал головой, не глядя в сторону прекрасной собеседницы.

– Я знаю, что умеешь, – продолжала настойчивая Рахель, – я слышала, как ты несколько раз разговаривал с Эзрой.

Акива молчал.

– Что же ты молчишь? Может, Эзра запретил тебе разговаривать со мной или ты, увидев меня, потерял дар речи?

Акива от волнения снова кивнул.

– Не понимаю, – улыбнулась Рахель. – Ты на все вопросы отвечаешь «да»?

Акива отрицательно покачал головой.

– Вот и первый отказ, – рассмеялась Рахель. Она не собиралась сдаваться: – Имя у тебя есть?

Акива продолжал молчать.

– Вновь превратился в глухонемого? – Рахель было и смешно, и немного обидно. – Ты не хочешь назвать своего имени, не говоришь со мной, не отвечаешь на вопросы и не смотришь на меня. Что такого тебе сказал Эзра? Что если ты посмотришь на меня, то превратишься в статую? – шутила Рахель.

Акива действительно как будто превратился в камень, словно ослеп и оглох.

– Мне пора идти. Отец, наверное, уже волнуется. – Рахель на минуту задумалась и вдруг предложила: – Напиши мне свое имя на песке.

Акива наконец решился заговорить и признался, что не умеет ни писать, ни читать, и после некоторой заминки добавил:

– Мое имя Акива.

Рахель задорно рассмеялась:

– Ты взрослый человек и не умеешь написать даже своего имени?

Рахель ушла, а Акива опустил голову и впал в глубокую грусть. «Зачем я ей сказал, что не умею писать и читать, – думал Акива, – она больше никогда не захочет разговаривать со мной. Конечно, она образованная девушка и первый раз видит такого невежду, как я. Лучше бы я молчал, тогда хоть изредка смог бы видеть ее, слышать ее чудесный голос, но теперь… Теперь она будет сторониться меня».

Глава 3. Отверстие в большом камне

Следующие несколько дней Акива не видел Рахель и после отдыха в шаббат приступил к своим обязанностям. Он вывел овец из загона и погнал их к реке. Сидя на берегу, он погрузился в мысли о Рахель.

Акива уже не надеялся встретить ее снова, продолжая размышлять о предыдущей встрече. Но в этот день девушка неожиданно пришла в поле. Она набралась смелости и произнесла:

– Мир тебе, Акива. Мне хотелось бы извиниться за свое поведение. Я в самом деле никогда не встречала людей, которые не умеют читать и писать.

Акива с грустью улыбнулся:

– Многие, когда узнают, что я неграмотен, начинают смеяться надо мной. Сначала меня это очень задевало, а сейчас я уже привык.

– Обещаю, что больше никогда не буду смеяться, – заверила Рахель.

– Благодарю тебя. – Акива действительно был ей благодарен за это.

Рахель выглядела немного усталой, и пастух предложил ей присесть на соседний камень. Она с удовольствием приняла его предложение и, постелив на камень поданную Акивой накидку, присела.

– Тебе удобно? – поинтересовался Акива.

– Да, спасибо, – с готовностью отозвалась Рахель. – В прошлый раз ты назвал свое имя, а я забыла. Это невежливо. Мое имя Рахель, я дочь Кальбы Савуа.

– Я знаю, – тихо произнес Акива. – У тебя очень красивое имя, в честь кого тебя назвали?

– В честь нашей праматери Рахель.

– Расскажи мне, пожалуйста, о ней, – попросил Акива.

– Тебе и в самом деле неизвестно, кто такая была Рахель? – удивилась девушка. – Она была женой праотца нашего Яакова. Надеюсь, кто такой праотец Яаков, ты знаешь.

Акива отрицательно покачал головой.

– Я тебе расскажу. Яаков был сыном праотца нашего Ицхака и праматери Ривки. Скрываясь от гнева своего брата, он отправляется к Лавану, брату своей матери. У Лавана было две дочери, старшая Леа и младшая Рахель. Яаков с первого взгляда полюбил Рахель и, чтобы жениться на ней, согласился служить пастухом в доме Лавана семь долгих лет. Семь лет прошли для Яакова как несколько дней, потому что его любовь к Рахель была сильна.

– Семь лет ради права жениться, разве такое возможно? – не поверил Акива.

– Да, Яаков согласился на это, и время пролетело для него незаметно, потому что он очень сильно любил Рахель.

Девушка немного помолчала, собираясь с мыслями, затем продолжила:

– Слушай, что было дальше. Когда срок истек, Яаков пришел к Лавану и попросил отдать ему в жены Рахель. Лаван согласился, назначил день свадьбы и пригласил много гостей. Яаков не доверял ему и договорился с невестой об условном знаке, который она должна была дать ему перед церемонией. Но, когда пришло время свадьбы, Лаван обманул Яакова и подменил Раxель на Лею. Яаков понял это только после свадьбы, когда она сняла фату, но было уже поздно. Позже он узнал от Рахель, что та, чтобы не опозорить сестру перед гостями, поведала ей об условном знаке.

Лаван предложил Яакову отработать еще семь лет в его доме, чтобы тот все-таки смог получить в жены Рахель. Яаков сразу же согласился, так как они с Рахель очень любили друг друга. Позже у них родился первенец, которого назвали Йосифом. К несчастью, при родах второго сына, Биньямина, Рахель умерла.

– Да, это очень печальная история, – задумчиво произнес Акива. – Думаю, редко кто сегодня смог бы так поступить. Я бы никогда не отдал своего. Если она так сильно любила Яакова, зачем отдала сестре?

– Наша праматерь Рахель была очень милосердной. Она сильно любила Яакова, но уступила его своей сестре, чтобы спасти ее от позора. Она плакала днями и ночами, что Яаков обнимает не ее, ради кого он служил семь лет, но не жалела о своем поступке.

До сего дня иудеи в трудные минуты приходят молиться к ее могиле в Бэйт-Лэхэм16, чтобы пробудить милосердие Вс-вышнего. А наша праматерь Леа вместе с праотцом Яаковым похоронены в Хевроне17.

– Ты бы смогла поступить как Рахель? – Акива испытующим взглядом посмотрел в глаза собеседницы.

– Не знаю, – честно призналась девушка, – я еще никогда никого не любила. Думаю, что в наше время нет таких людей, как Рахель и Яаков, которые готовы пожертвовать всем ради своих любимых.

Рахель продолжала задумчиво смотреть в сторону реки и любоваться ее течением.

– Иногда я думаю, – вновь заговорила девушка, – что Рахель недостаточно любила Яакова, раз так поступила, а иногда наоборот – до какой степени можно любить человека, чтобы пустить соперницу в свой дом.

– Как же сложилась судьба Яакова? – спросил Акива.

– История о Яакове и его сыновьях очень длинная, я поведаю ее тебе как-нибудь, но уже темнеет и мне пора идти. Про наших праотцов Авраама, Ицхака и Яакова можно долго рассказывать, – мягко улыбнулась Рахель.

– О праотце Аврааме я знаю, Шимон о нем много рассказывал, – сказал Акива.

– Хорошо, что ты знаешь о праотце Аврааме, он приходится отцом Ицхаку и дедушкой Яакову, – обрадовалась Рахель. – Его огромный шатер стоял посреди пустыни. Авраам радушно встречал путников, проходящих мимо, и вводил их всвой шатер. Он давал им воду, чтобы они могли омыть ноги, а затем кормил и поил. Во времена Авраама люди поклонялись деревянным статуэткам, погрязли в язычестве. Праотец наш Авраам первым публично провозгласил о существовании Единого Б-га. Он еще в раннем детстве понял, что у мира есть Творец и что только Ему и нужно служить и поклоняться, – рассказала Рахель.

– Ты такая юная и так много знаешь! – восхитился Акива.

– Мой отец говорит, что каждый человек должен хорошо знать историю своего народа. Жаль, что ты так мало знаешь о жизни наших праотцов.

– У меня никогда не было возможности учиться, – оправдывался Акива. – Я всю свою жизнь провел в поле, пася скот, или в лесу, собирая сухие ветки, и сейчас уже, наверное, поздно учиться чему-либо.

– Учиться никогда не поздно, – возразила Рахель. – Если найдется время, я буду приходить и рассказывать тебе историю нашего народа. Сегодня канун шаббата, и в доме уже полным ходом идут приготовления. Мне нужно поспешить, так как я тоже должна помочь. Нам предстоит готовить до позднего вечера, а завтра утром делать работу по дому, а затем, с наступлением шаббата, я отправлюсь вместе с отцом в синагогу.

Пастух поблагодарил Рахель, и она, прихватив накидку, отправилась в дом. Акива погнал овец на ночлег. Завтра ему предстояло рано встать, так как в преддверии шаббата нужно было многое успеть. Лежа в постели, он продолжал думать об историях, рассказанных Рахель, и не успел оглянуться, как за окнами начало светать. Акива немного поел и отправился работать.

В имении Кальбы Савуа утром перед шаббатом всегда было много людей. Торговцы овощей привозили лучшие овощи, торговцы фруктов приносили ему лучшие фрукты, а рыбаки – свежую рыбу. Акива, привыкший к предшаббатной суете, уже спокойно воспринимал эту суматоху. Покормив и напоив овец, Акива направился в дом Шимона, предупредив заранее Эзру об уходе.

Рыба, пожаренная на углях, и свежие лепешки в доме господина Шимона были очень вкусными.

– Акива, я положу тебе еще кусок рыбы? – предложила госпожа Двора. – Ты много работаешь, нужны силы, хорошенько поешь.

– Возьми еще кусочек, – присоединился к просьбе жены Шимон.

– Благодарю, – сказал, поднося тарелку, Акива. – Нас в доме Кальбы Савуа тоже очень хорошо кормят, и работа в имении не такая уж и тяжелая. Господин Шимон, у меня к тебе просьба. Я бы тоже хотел произнести благословение после еды, научи меня.

Шимон обрадовался несказанно:

– Это замечательно, я с радостью тебе помогу. Если захочешь изучать Священное Писание, я познакомлю тебя с учениками ешив из Иерусалима, и они научат тебя основным молитвам и расскажут историю народа.

– Пожалуйста, научи меня ты, господин. С учениками ешив я не хочу иметь ничего общего.

– Почему ты к ним так относишься? – продолжая есть рыбу, спросил Шимон.

– Потому что они смотрят на таких, как я, свысока. Какова их основная роль: изучать Тору и помогать людям, верно?

– Да, Акива, так и есть, – подтвердил Шимон.

– А что происходит на самом деле? Они думают, что выше всех, и совсем потеряли связь с простым народом. Они любезны только с теми, у кого есть деньги, а над такими, как я, смеются и относятся с пренебрежением.

– Ученики ешив тоже разные бывают, – не согласился Шимон, – мало ли что про них рассказывают. Тебе стоит с ними познакомиться лично.

– Досточтимый Шимон, за свою жизнь я успел с ними достаточно познакомиться, и те ученики ешив, кого я видел, вели себя ужасным образом. Как только они слышали, что я неграмотный, что не умею писать и читать, они начинали насмехаться надо мной, вместо того чтобы предложить помощь. Они издевались надо мной прилюдно, когда видели торгующим хворостом на рынке, а другие ученики ешив, вместо того чтобы заступиться, остановить их, только смеялись. В те моменты мне было так стыдно, что я краснел и мне хотелось провалиться сквозь землю в ту же секунду, но я опускал голову и продолжал работать дальше. Вот поэтому, когда я вижу их на улице, мне хочется отомстить им, укусив их так сильно, как кусает осел.

Госпожа Двора внимательно слушала откровения Акивы.

– Акива, если ты их так не любишь, зачем тебе их кусать, и если даже кусать, почему ты хотел покусать их, как осел, а не как собака? – решил смягчить разговор шуткой Шимон.

– Когда собака кусает человека, она не повреждает его кость. А осел кусает так, что кость ломается. Теперь вы представляете, как я их ненавижу?

– Ненависть – это плохо, – посерьезнел Шимон. – Именно из-за ненависти между евреями и был разрушен Второй храм.

– Согласен, что ненависть – это плохо. А разве насмехаться над людьми – хорошо? Разве хорошо унижать людей на глазах у других?

Госпожа Двора только молча качала головой, сокрушаясь об услышанном. До нее и раньше доходили вести о непристойном поведении учеников ешив, но никогда не могла она и подумать, что это правда и все так ужасно. Она верила рассказу Акивы, который говорил от всего сердца, высказывая все, что наболело.

– Разве им позволено с пренебрежением относиться к таким простым людям, как я? Разве они имеют право смеяться над тем, что я не умею читать и писать? – продолжал Акива.

– Нет, Акива. – Шимон по-отечески дотронулся до плеча гостя. – Конечно, они не имеют права, они должны помогать всем – и богатым, и бедным – относиться с уважением ко всем, невзирая на достаток. Видимо, тебе попадались странные ученики ешив, – после небольшой паузы закончил Шимон.

– Таких учеников ешив очень много. Если не верите, можете спросить у других простых людей. – Акиву уже было не остановить. – Может, с вами и другими уважаемыми людьми они ведут себя иначе, но с простым народом они не церемонятся.

Они считают себя выше нас, а сами не работают, не воюют и вообще не делают ничего полезного. Я, в отличие от них, всегда сам зарабатываю себе на хлеб, а они живут на пожертвования таких людей, как Кальба Савуа, и вместо того чтобы выполнять свои обязанности, думают лишь о том, как бы разбогатеть и окружить себя роскошью.

Акива был в гневе.

– Мне неприятно их общество и их взгляды. Возможно, если бы они относились ко мне по-другому, я бы находил время для учебы, но я разочаровался и в религии, и в этих ученых мужах.

– Акива, уверяю тебя, по большей части они порядочные люди и занимаются очень важным делом – изучением Священного Писания, – пытался переубедить гостя Шимон, но это было не так-то просто.

Акива продолжал обличать:

– Они изучают Священное Писание с самого детства, и что, оно учит их унижать, оскорблять, лгать и насмехаться? Я может и не грамотен, но никогда не обману другого, не обижу словом и не пройду мимо человека, который нуждается в помощи, невзирая на то, беден он или богат. Случалось, когда после тяжелого рабочего дня мне удавалось заработать всего одну монету, я делился и ею, видя на улице пожилого бедняка, так как знаю, что у меня сильный организм и я смогу прожить, не поужинав один день, а что будет с ним, если он сегодня не поест, мне неизвестно. Зато сколько раз мне доводилось наблюдать картину, когда ученики ешив с полными сумками и гордо поднятой головой проходили мимо нуждающихся и не делились с ними даже яблоком.

«Да, – подумал Шимон, – может, Акива и прав и они плохо относятся к простому народу. Может, со мной и другими состоятельными людьми они ведут себя иначе, а над такими, как он, насмехаются и издеваются. Теперь я понимаю, сколько унижений пришлось перенести ему и тысячам таких, как он. Кто после унижений и оскорблений захочет пойти учиться грамоте?»

Акива, не обращая внимания на пребывающих в замешательстве супругов, продолжал свою речь:

– Такие люди должны подавать пример смирения, скромности, взаимного уважения, а не делить людей на богатых и бедных, грамотных и неграмотных. Вот поэтому я ненавидел всех религиозных людей, но после встречи с вами моя жизнь сильно изменилась, я многому научился и многое понял. Прежде я никогда не встречал таких людей, как ты, уважаемый Кальба Савуа и госпожа Двора. Вы с уважением относитесь к простым людям и стараетесь помочь каждому, вне зависимости от его положения. Ты, увидев меня на улице, предложил мне еду и ночлег, ничего не ожидая взамен, и я понял: не все так плохо, остались и порядочные люди.