Судьба солдата

Камера была небольшой, от силы восемь квадратных метров. Она была рассчитана на двух заключенных, но он содержался в ней один. Стены камеры были все исцарапаны чем-то острым. Он подошел к стене и стал рассматривать эти надписи. Среди них были и русские надписи.

«Выходит, я здесь – не первый заключенный – подумал он и сел на топчан. – Плохо, что поговорить не с кем».

Александр сидел на топчане и вспоминал свой первый вчерашний допрос. Вел его незнакомый ему молодой лейтенант. Наверное, это было его первое самостоятельное дело, и поэтому он был надут, словно индюк, и всячески старался показать ему свою исключительную важность. Он важно ходил по комнате, сверкая начищенными до блеска хромовыми сапогами, и задавал вопрос за вопросом:

– Скажите, Крылов, вы хорошо знакомы с уставом и текстом воинской присяги? Вы знаете, что бывает с военнослужащими, которые отказываются выполнять приказы вышестоящего начальника? – задавал он ему вопрос за вопросом.

– Извините, но я не совсем вас понимаю, товарищ лейтенант. Прошу вас конкретизировать вопросы, во-первых. А во-вторых, я практически не знаком с Уголовным кодексом нашей державы. Насколько я понял, ваши вопросы касаются именно уголовной ответственности за их нарушение и неисполнение?

Лейтенант улыбнулся ему, словно старому школьному другу и, сделав важное лицо, начал декларировать данную статью Уголовного кодекса.

– Слушайте и запоминайте, Крылов. Ваше преступление заключается в злостном неисполнении приказа вышестоящего командира, сопротивлении начальнику, в нарушении правил Устава, взаимоотношений между военнослужащими, а также – в оскорблении подчиненным своего начальника или другого военнослужащего. Вам понятна эта формулировка или нет?

– Понятно. Однако мне не понятно лишь одно – какое отношение она имеет ко мне? Прошу вас, поясните все это мне, товарищ лейтенант?

– Давайте сразу договоримся, Крылов, что вы больше не будете ко мне обращаться, употребляя слово «товарищ». Это слово теперь не для вас. Я вам советую привыкать к этому. Мы теперь с вами не товарищи, мы по разные стороны одного закона, который называется «Уголовный кодекс». Надеюсь, я излагаю на понятном вам языке?

Во-вторых, я вам пока разъясняю, что вы не выполнили приказ вышестоящего командира. Каков был приказ – найти сбитых летчиков и полковника Главного политического управления и переправить их в расположение наших войск. Вспомнили этот приказ или нет? Пока мне неизвестны причины его невыполнения. Насколько я знаю, у вас была возможность переправить полковника Грачева в расположение наших воинских подразделений первым вертолетом, но чувство личной обиды и неприязненных отношений к полковнику Грачеву заставило вас не выполнить приказ командования, тем самым вы умышленно подвергли его жизнь смертельной опасности. Вы знаете, что за это бывает на войне? Хотите, поясню?

Он сделал паузу и посмотрел на Крылова, стараясь угадать, как он отреагирует на его дальнейшие слова.

– Неисполнение подчиненным приказа начальника, отданного в установленном порядке, наказывается лишением свободы до пяти лет.

Александр невольно присвистнул и удивленно посмотрел на лейтенанта. Он хотел что-то возразить, но тот знаком руки пресек его попытку.

– Так вот, вам вменяются еще две статьи, это – насильственные действия в отношении вышестоящего начальника и нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности. Сейчас я вам все поясню. Данное нарушение трактуется следующим образом. Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности, связанное с унижением чести и достоинства или издевательством над потерпевшим либо сопряженное с насилием.

Он закончил говорить и, взяв в руки стакан с налитым в него чаем, сделал глоток из него и, повернувшись к Александру, произнес:

– По-моему, у вас были какие-то ко мне вопросы?

– Слушайте, гражданин лейтенант, я устал от ваших обвинений. Давайте говорить конкретно, в чем вы меня обвиняете. Я – не юрист и мне все ваши формулировки ни о чем не говорят.

– Крылов! Вы же – умный человек и все это хорошо понимаете. Я вам даю ночь, одну ночь, чтобы вы смогли все вспомнить и мне завтра все подробно рассказать. А сейчас вас отведут в камеру.

В сопровождении вооруженного солдата его проводили до камеры.

* * *

Где-то в глубине коридора раздались гулкие шаги. Шаги звучали все громче и громче, пока не затихли около дверей его камеры.

– Крылов! На допрос! – раздалось в коридоре.

Он встал с топчана и направился к металлической двери. Она противно лязгнула, и приоткрылась. Он вышел в коридор.

– Лицом к стенке! – послышалась команда, и сильный толчок в спину прикладом автомата заставил его вжаться в эту серую бетонную стену. Сильная и резкая боль прострелила его руку. Александр невольно оглянулся назад и посмотрел на молоденького конвоира, который был около двух метров ростом. Его покрасневшее от загара лицо оттенял светлый пушок над верхней губой. Он явно был не городским парнем. Его ладони были словно лопаты, а висевший на шее автомат больше походил на кнут пастуха, который те вешают себе на грудь при перегоне скота.

– Что, непонятно? Что вылупился, как козел на новые ворота? – произнес солдат и еще раз сильно ударил его прикладом в спину.

Удар прикладом был настолько сильным, что Крылов снова моментально уперся лбом в серую бетонную стенку. Сильная боль пронзила его плечо. Он ойкнул и замер на месте. На лбу моментально выступила холодная испарина, а перед глазами появились радужные круги.

– Боец! Ты что-то путаешь. Я – не преступник!

– Здесь все одинаковы и преступники, и не преступники. Еще раз возникнешь, потеряешь зубы. Больше предупреждать не буду.

– Ты бы там, в горах, проявлял такое рвение и храбрость. А бить безоружных людей легко и просто. У нас с тобой большая разница, ты меня можешь ударить, а я вот тебя – нет.

Не успел Крылов закончить свою мысль, как сильный удар в область почек заставил его опуститься на колени. Что-что, а бить, похоже, он умел. От сильной боли у Александра перед глазами поплыли разноцветные круги. Пересилив боль, он поднялся с колен и прижался лицом к стене.

– Вперед по коридору! Шаг влево, шаг вправо, расценивается как попытка к бегству. Стреляю без предупреждения! – зло произнес конвоир.

Ему больше не хотелось ни разговаривать, ни спорить с этим деревенским на вид парнем, который мог искалечить его в любой момент. Они медленно двигались вдоль узкого бесконечного коридора.

– К стене лицом! – снова скомандовал конвоир.

Крылов повернулся лицом, заметив идущего ему навстречу военнослужащего и сопровождающего его конвоира. Он не сразу узнал в этом исхудавшем человеке Сергеева.

– Командир! А вас за что? – успел спросить он у него и тут же сильный удар приклада в спину опрокинул его на бетонный пол.

– Отставить разговоры! – послышалась команда. – Запрещено!

Когда Сергеева провели мимо него, конвоир снова приказал ему двигаться дальше. Он открыл металлическую дверь и втолкнул Александра в уже знакомый кабинет. В этот раз, помимо молодого лейтенанта, в кабинете находился его старый знакомый – капитан Овечкин.

– Проходи, Крылов. Присаживайся, – произнес Овечкин. – Как ваше плечо? По-прежнему болит?

Он промолчал, так как хорошо понимал, что им глубоко наплевать на его раненое плечо.

– Если можно, угостите меня сигаретой? – обратился он к ним. – Умираю, как хочу курить.

– Сигарету нужно заслужить, Крылов, как заслужил хорошее отношение к себе твой старый знакомый Сергеев. Сейчас все нужно заслуживать – и хорошее к вам отношение, и возможность покурить. Вот Сергеев сейчас был у меня на допросе, он все мне рассказал. Рассказал, как ты пытался застрелить полковника Грачева. Как таскал его по тылам противника в надежде, что того убьют. Так что, если хочешь покурить, то тоже расскажи нам все это.

– Спасибо. Я все понял, гражданин капитан.

– Вот и хорошо, что вы все поняли, нам меньше объяснять вам. Ну что, приступим, Крылов, к разговору?

– Я не против начала допроса, давайте, задавайте свои вопросы.

Лейтенант переглянулся с капитаном Овечкиным и, устроившись удобнее на стуле, задал первый вопрос.

– Скажите, Крылов, в чем заключалось задание командования по спасению сбитых летчиков?

– Передо мной была поставлена задача по обнаружению и спасению летчиков сбитого моджахедами вертолета. До меня также было доведено, что на этом вертолете летел представитель Главного политического управления Советской Армии полковник Грачев.

– Все правильно, Крылов. Именно такую задачу поставило командование перед вами и вашим отрядом.

– Скажите, пожалуйста, вы были до этого знакомы с полковником Грачевым? Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с ним? В каких отношениях вы с ним были?

– Да, я хорошо знал полковника Грачева. Мы вместе служили в подразделении в городе Витебске. Скажу одно, мы с ним не дружили. Он занимал более высокую должность, чем я. Вскоре его перевели служить в Москву.

– Скажите, Крылов. Почему вы молчите о том, что этот человек сейчас живет с вашей бывшей женой? С чем были связаны все ваши ранее перечисленные поступки? Со старой обидой на полковника Грачева или еще с чем-то?

– Какое это имеет отношение ко всему этому. Ну, живет он сейчас с моей бывшей женой или нет, что это меняет? Вы знаете, я уже давно забыл про все это. Это не он увел от меня мою жену. Это она ушла от меня к нему, так как считала его более перспективным офицером. Я рад за него, если Грачев счастлив с ней.

– Вот вы говорите, что это меняет? Могу сказать вам – многое. Так, из показаний полковника Грачева следует, что вы, испытывая к нему негативное отношение, не дали ему возможности эвакуироваться из зоны боевых действий вместе с ранеными бойцами, хотя вы в исключительном случае могли его посадить в эту машину. Что вы можете сказать следствию по этому вопросу?

– Я действительно не дал ему возможности эвакуироваться первым вертолетом, в котором находились раненные бойцы моего отряда, так как вертолет был сильно перегружен и мог не оторваться от земли. Во-вторых, он не был ранен и мог вылететь следующим вертолетом, который должен был забрать нас всех через пять минут после отлета первой машины.

– Что там произошло дальше? Почему вы не вылетели?

– Когда подлетел второй вертолет и попытался сесть на площадку, моджахеды открыли по нему огонь из крупнокалиберного пулемета. Чтобы не рисковать людьми и машиной, я дал команду, и вертолет улетел, не забрав ни одного человека.

– Скажите, если бы полковник Грачев все же сел в первый вертолет, что изменилось бы? Может, вертолет не поднялся бы из-за перегруза или еще что-то?

– Я – не летчик и ответить на ваш вопрос не могу. Спросите об этом пилота. Машина была забита ранеными бойцами, и летчик просил меня больше никого не сажать. Поэтому я не знаю, мог вертолет поднять его или нет, но я решил первым делом эвакуировать раненых бойцов.

– То есть, вы не можете мне ответить на вопрос, взлетел бы вертолет с полковником Грачевым или нет. Следовательно, вам ничего не мешало исполнить приказ командования, я правильно вас понял, Крылов?

Александр промолчал, так как сразу же догадался, каким будет следующий вопрос.

– Почему вы молчите? Выходит, вы осознанно не выполнили приказ командования по эвакуации полковника Грачева?

– Почему вы это утверждаете? Я не согласен с вашим выводом. Я же вам уже говорил, что он должен был улететь следующим вертолетом. Скажите мне, откуда я мог знать, что второй вертолет попадет под пулеметный огонь? Если бы я это знал, то я его обязательно отправил бы первым вертолетом.

– Все правильно, Крылов. Вы сейчас произнесли то, что я так хотел услышать от вас все это время. Получается, что вы ему просто не дали улететь первым вертолетом из-за своих негативных взаимоотношений с ним.

– Это – неправда. Я никогда ему ничего не высказывал. В конечном итоге это был выбор моей жены – с кем из нас жить, с ним или со мной. Она выбрала его.

– Все ясно, Крылов. В Союзе вы не могли ничего сделать с полковником Грачевым. Служили вы в разных гарнизонах, на разных должностях. Здесь же судьба свела вас вместе, и вам впервые за все это время представилась возможность отыграться на этом человеке.

– Вы не правы. Я больше не хочу отвечать на ваши вопросы. Прикажите отвести меня в камеру, я устал. Вы все время пытаетесь меня на чем-то поймать, в чем-то уличить. Я вам уже говорил и буду всегда говорить о том, что я не испытывал и не испытываю к полковнику Грачеву неприязненных отношений. Я не знал, что вторая машина, на которой мы все собирались улететь, попадет под пулеметный огонь.

Они снова переглянулись между собой.

– Дело ваше, Крылов. Я думал, что вы поумнели за эти сутки. Однако, похоже, я ошибся. Если вы ранее утверждали, что вы не виновны и вас ошибочно арестовали, то теперь вы сами добровольно просите меня, чтобы я отправил вас в камеру. Поверьте, Крылов, что мне вас по-человечески жаль. Сначала вы потеряли свою жену, а теперь вот теряете и свободу, – произнес лейтенант и, вызвав конвоира, приказал ему отвести Александра в камеру.

* * *

Крылов лежал на жестком топчане, уставившись в серый потолок, и лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Чем больше он думал, тем сильнее его накрывало отчаяние. Он не видел выхода из сложившейся ситуации и впервые в жизни будущее пугало его своей непредсказуемостью.

«Крылов, возьми себя в руки, – пытался успокоить он себя. – Почему ты испугался этих людей? Нет безвыходных ситуаций, есть лишь не совсем приятные решения. Они – специалисты своего дела и гонят тебя своими вопросами на минное поле, откуда уже выхода нет. Но ты – тоже неглупый человек и должен что-то придумать. С другой стороны, что придумывать? Врать, стараться вывернуться? А как же тогда быть с правдой? Выходит, что прав был этот полковник Грачев, когда он советовал нам сдаться в плен? Выходит, он еще тогда строил план своей мести?»

Однако и смириться со своим положением ему не хотелось. Не знаю, почему, но Александру еще верилось, что эти люди, облеченные властью и положением, должны разобраться в этом простом вопросе. Обвиняя его в неприязненных отношениях к Грачеву, они почему-то отбрасывали версию о возможной мести самого Грачева. Нужно было что-то придумать, что-то очень важное, что могло повернуть это дело вспять. То ли с памятью что-то стало, то ли охватившая Александра паника не давала ему сосредоточиться на этих тонкостях, но ничего стоящего в голову не приходило.

Крылов встал с топчана и начал ходить по камере, в надежде успокоиться и привести свои мысли в нормальное состояние. После его разговора с генералом рассчитывать на помощь командования ему явно не приходилось. Да и вряд ли генерал пошел бы против родственника такого большого начальника, ведь ему еще служить и служить в войсках. Чем дольше Александр ходил по камере, тем все больше и больше успокаивался. Сидевший в нем страх потихоньку куда-то улетучился. Голова снова стала ясной, способной анализировать сложившуюся ситуацию.

«Андрей! Ты для чего собираешь эти объяснения с бойцов?» – неожиданно вспомнил он этот момент. – Да так, на всякий случай, командир. Может быть, когда-нибудь они и пригодятся нам».

Похоже, это была самая лучшая мысль, посетившая Крылова за весь этот непростой для него день. Однако он тут же сник, ведь Белоусов в настоящее время находится в Ташкенте в госпитале, и где он хранил все эти объяснения, которые он тогда собрал, Александр просто не знал.

По коридору загрохотали шаги и стихли у двери его камеры. Дверь, издав противные звуки, внезапно открылась, и в дверях показалась веснушчатое лицо уже знакомого конвоира.

– Крылов, встать! – приказал он. – Выйти из камеры! Лицом к стене!

Он быстро исполнил эту команду, так как уже хорошо знал, что может произойти в случае ее неисполнения.

– Вперед, марш! – скомандовал ему конвоир и уперся стволом автомата в его спину.

Александр медленно побрел вдоль коридора. Остановившись около знакомой двери, он уперся лбом в серую бетонную стенку. В этот раз в кабинете был один лишь лейтенант.

– Проходи, присаживайся! – произнес он и погрузился в чтение какого-то документа.

Крылов присел на табурет.

– Гражданин лейтенант! У меня очень болит раненое плечо. Вы бы не могли отдать распоряжение на перевязку. Рана может загноиться и я бы не хотел потерять из-за этого руку.

Он оторвался от бумаг и посмотрел на него.

– Не много ли ты просишь у меня, Крылов? То тебе курить хочется, а теперь вдруг у тебя заболела рана?

– Гражданин лейтенант! Я – не преступник и прошу со мной обращаться, как с человеком и офицером.

– А кто вам сказал, что вы – не преступник? – удивленно спросил он Александра. – Вы и есть самый настоящий преступник. Вы, наверное, забыли, что когда-то давали присягу, клялись служить честно и выполнять приказы вышестоящего начальства. А теперь вы считаете, что вы ничего не сделали и сидите здесь в камере по чьей-то злой воле.

Лейтенант перевел дыхание и продолжил:

– Скажи, Крылов? Вот я смотрю на тебя и думаю. Вроде бы умный сидит передо мной человек, дающий отчет своим словам и действиям. Ты же хорошо знал, кто такой полковник Грачев? Наверное, догадывался о его возможностях? Почему же ты так поступил? На что ты вообще рассчитывал? На то, что он не дойдет до наших войск? А он взял и дошел, а если вернее, то ты сам его и довел.

Он замолчал и, взяв металлическую кружку в руки, сделал несколько глотков воды.

– Вот ты мне скажи, кто тебе позволил угрожать оружием старшему по званию? Грозить ему расстрелом? Ты же был там не один! Почему ты это делал на глазах своих подчиненных? Какой пример ты подавал им? Что так удивленно смотришь на меня? Скажешь, что все это придумано лично мной?

– Я вам не верю. Мои бойцы не могли дать таких показаний. Покажите мне их. Я хочу убедиться в том, что это они действительно дали такие показания против меня, а не против полковника Грачева, который оказался трусом и предателем.

– Ого, го! Теперь, значит, полковник Грачев стал трусом и предателем? Расскажите мне об этом поподробнее.

Крылов рассказал ему всю свою историю с момента знакомства с Грачевым и выхода отряда из тыла моджахедов. Он слушал, не перебивая, и лишь тогда, когда был закончен его рассказ, тихо произнес:

– Интересная история получается. Тогда у меня к тебе один вопрос, почему ты ничего этого не написал и не доложил своему командиру?

– Не знаю. Теперь я очень сожалею об этом.

– Назад пятками, Крылов, не ходят. Теперь мы, вместо того, чтобы разбираться с Грачевым, разбираемся с тобой. Но самое главное еще заключается в том, что он – родственник очень большого человека, который уверен в его непогрешимости. Ведь ты сам сейчас в своем рассказе сказал мне, что действительно угрожал ему оружием, и все это происходило на глазах твоих подчиненных. То есть ты подтвердил его слова об угрозе оружием.

– Лейтенант! Скажите, как бы вы бы поступили на моем месте?

– А я бы отправил его первым вертолетом и не стал бы таскать его по горам. Зачем он был нужен тебе? Как солдат, ты сам говоришь, что он никакой.

Он замолчал и, достав из кармана сигареты, протянул их ему. Александр с жадностью закурил. Когда он закончил курить, лейтенант приказал отвести его в камеру.

Шагая по коридору, Крылов тогда еще не догадывался, что этот молоденький лейтенант записал на магнитофон весь их разговор. И то, что он ему рассказал, впоследствии ляжет в основу обвинения.

* * *

Крылов лежал на топчане в камере и пытался угадать, какой сегодня день недели. В камере трудно было понять, что сейчас – день или ночь. О времени суток он догадывался лишь по допросам. Если его вели на допрос, значит, на улице был день. Судя по тому, как велись все эти допросы, как преподносились все моменты их нахождения в тылу моджахедов, он делал вывод, что шансов выйти отсюда, а вернее – из камеры, у него не было.

В процессе последнего допроса, следователь обвинял его в преступной близорукости, в результате которой он подверг опасности своих бойцов и полковника Грачева.

– Скажите, Крылов, почему вы поверили изменнику Родины Сергееву и вручили ему автомат? Этот человек добровольно перешел на сторону врага, принял ислам и вы, словно школьник, поверили в его раскаяние, тем самым вручили ему в руки жизни своих бойцов. Насколько я знаю, против этой затеи был полковник Грачев, но вы игнорировали его мнение. Как вы все это можете объяснить? Неужели вы не понимали, что делали?

– У меня не было оснований не доверять Сергееву. Только благодаря Сергееву мы вышли к колонне наших войск. Это раз. Во-вторых, Сергеев, насколько я знаю, попал в плен в результате разгрома их воинской колонны, будучи раненым, а о том, что он принял ислам, знало лишь несколько человек. Вы, наверняка, помните, что говорил товарищ Сталин. Он всех пленных автоматически переводил в разряд врагов народа и за это отвечал не только он, но и все его родственники. Но сейчас не Отечественная война и приказы товарища Сталина не являются законом. Сергеев осознал свою ошибку и постарался исправить ее. Он выполнил то, что обещал тогда нам. Он вывел нас на дорогу.

– Но он воевал против наших войск, разве этого мало? Если бы он захотел добровольно вернуться к нам, то он мог это сделать один, самостоятельно, а не ждать, тогда его захватят ваши люди.

– Вы не правы. Вы там бывали, вне гарнизона наших войск? Если бы вы бывали там, то не задавали бы мне этих вопросов.

На этом допросе Александр много говорил, однако, когда следователь протянул протокол допроса для подписи, он был просто поражен. В нем не оказалось ничего того, что он говорил.

– Извините, но я не буду подписывать этот протокол. В нем не отражено ничего, что я вам говорил.

– Дело ваше. Я сейчас напишу, что вы отказались подписывать этот протокол и вас проводят в камеру. Кстати, хочу вам сообщить, что мы практически закончили свою работу и скоро материалы уголовного дела будут направлены в военный трибунал. Пусть они решают, что с вами делать дальше. Несмотря на то, что вы симпатичны мне, я вам помочь не могу. Прав тот, у кого больше прав.

– Скажите, почему все названные мной люди, которые могли бы подтвердить мою невиновность в выдвинутом вами обвинении, до настоящего времени не допрошены?

Лейтенант слегка улыбнулся.

– Скажите мне, где я должен разыскивать всех этих людей? В действующих частях их нет, они все в госпиталях или уволены из рядов Советских войск, в связи с истечением срока службы. Вы сами-то думали о том, как мы можем их найти в Союзе, да еще доставить их сюда, в Афганистан? Белоусов в госпитале в Ташкенте, вместе с ним там лежат еще двое ваших бойцов. Один находится в Кабуле, двое демобилизовались и уехали по адресам своего постоянного проживания. Теперь это – проблема трибунала, а не наша. Если они сочтут нужным, то вызовут ваших свидетелей на судебное заседание. А на нет – и суда нет. Вы же, наверное, знаете, что у нас есть сроки проведения следствия, и я не могу их нарушить без указания своего руководителя капитана Овечкина. А он, похоже, не намерен это делать, его вполне устраивают полученные нами результаты расследования. Так что ожидайте обвинительного заключения, которое можете попытаться обжаловать через военную прокуратуру.

– Скажите, лейтенант, вам не страшно, что вы осудите ни в чем не повинного человека?

– Я, в отличие от вас, никого не сужу. Судит суд, а не я. Если суд посчитает вас не виновным в предъявленном нами обвинении, вас освободят от наказания. Не буду вас обнадеживать, этого практически никогда не бывает.

– Выходит, ложь одного человека в состоянии пересилить правду десятка человек?

– На что вы намекаете, Крылов? Вот лично я склонен верить полковнику Грачеву, а не вам. Это вы сейчас говорите о справедливости, а там вы справедливо относились к нему? Там вы были готовы перегрызть ему глотку из-за личной обиды. Скажу больше, вы специально таскали его по тылам мятежников, в надежде, что его убьют или искалечат моджахеды. Однако все ваши надежды не сбылись, и полковник Грачев остался жив и здоров.

Крылов сидел и молчал. Ему было ясно, что никакие его доводы не в состоянии поколебать уверенность следователя в преступности его действий.

– Как ваше плечо? – неожиданно спросил он Александра. – Не беспокоит?

– Спасибо, уже нет, – ответил Крылов ему. – Однако, от перевязки я бы не отказался.

– Вот и хорошо. Так что, скоро суд, готовьтесь к нему.

Он поднялся из-за стола, давая Александру понять, что их разговор закончен. Вошедший конвоир увел его в камеру. Когда дверь за конвоиром закрылась, он стал ходить по камере. В какой-то момент его посетила мысль покончить жизнь самоубийством, однако, он ее быстро отбросил. Умереть преступником ему не хотелось.