Обратная сторона руны

Сейчас, шагая по запыленной улице Хэйндсела, мальчик даже представить не мог, какое бы изощренное наказание устроил его «благочестивый» отчим, узнай он о том, что его пасынок нарушил приказ держаться от вероотступника за сто акренов. И если его поймают во время представления, то за жизнь придется бороться всеми силами. Но упустить такой шанс… Да ни за что на свете!

– Сильно влетит, если старикан заметит твое отсутствие? – Кнуд словно мысли читал.

– Ему не до того, – передернул плечами Рин, демонстрируя свое равнодушие, хотя по спине и пробежал холодок. – У него операция сегодня. Ногу будет отрезать.

– Ого… Неужто старому Виллему?

– Да… Видел бы ты его: нога такая черная, опухшая – вот-вот червяки выползут.

Кнуд скривился: Рин очень часто сгущал краски, описывая тот или иной недуг, но он никак не мог к этому привыкнуть.

– Так на что ты там, сидя на заборе, пялился? – решил сменить тему паренек.

Рин нахмурился, отвернулся.

– Да ладно тебе, я никому не скажу, обещаю.

Они шли по узкой мостовой, по обеим сторонам которой нависали посеревшие от грязи и пыли двухэтажные дома, практически сливавшиеся с ползущими по небу свинцовыми тучами, готовыми пролиться на землю тяжелым дождем.

– А может, – хитро улыбнулся Кнуд, – не «на что», а «на кого»?

По щекам Рина разлился румянец, и он смущенно кашлянул.

– Да хорош уже, давай, колись! – хлопнул его по плечу друг.

Мальчишки уже подошли к концу улицы, ведущей на шумную центральную площадь, как из переулка выскользнула девушка в шелковой шали небесно-голубого цвета. Длинные, почти по пояс, пшеничные волосы развевались на ветру, ярко-синие глаза восторженно сияли. Она грациозно скользила в плотном потоке людей и вскоре скрылась из виду.

Рин застыл посреди улицы, провожая красавицу мечтательным взглядом.

– Нет… Ты… – растерянно пробормотал Кнуд, заметив реакцию друга. – Даже не думай!

– О чем?

– О ней! Об Авейле!

– Я и не думал. – Рин тут же уставился в землю и ускорил шаг. Почти побежал.

– Она же дочка пекаря! – торопливо продолжил друг. – Ты в своем уме? Хочешь работу потерять? Думаешь, ее отец позволит таким, как ты, полотерам хоть на акрен приблизиться к ней?! Даже если твой отчим варит для него Рухх знает какие зелья?

– Ничего я не думаю! – буркнул Рин и оставшийся отрезок пути провел в угрюмом молчании.

Улица привела их к центральной площади. Обычно пустующая, широкая и просторная, сегодня она показалась ребятам необыкновенно маленькой, неспособной уместить всех, кто приехал на праздник. Раскрыв рты, они протискивались между рядов торговцев, раскинутых шатров артистов и предсказателей, завороженно наблюдали, как ловко опускают острые клинки в горло шпагоглотатели, как быстро подкидывают в воздух тарелки и мечи жонглеры, как меряются силами самые отважные зеваки с могучими борцами. Но больше всего народу столпилось возле внушительных размеров сцены: представление только начиналось, и, судя по странному рисунку, золотом начертанном на пурпурном занавесе, именно тут надлежало выступить носителю руны.

Ребята, получив по пути несколько пинков и подзатыльников, с трудом протиснулись сквозь толпу зрителей. И вовремя: заиграла музыка, люди притихли, ожидая появления самого загадочного в мире человека – сына демона.

Наконец занавес заколыхался, открылся, явив народу… темно-бардовый бархатный плащ. Он висел в паре тайлов от земли, и полы его трепетали от небольшого ветерка. Затем под удивленный ропот толпы плащ медленно проплыл к середине сцены и остановился. Раздался громкий хлопок, площадку накрыл белый дым. Народ ахнул, неотрывно следя за тем, как в плаще постепенно материализуется человек. Вот появилась его голова: с длинными седыми волосами, лохматыми клокастыми бровями, крючковатым носом, упрямо сжатыми губами. Затем проявились его руки в черных кожаных перчатках, а в завершении ноги в башмаках такого же цвета. Мужчина сделал шаг к краю сцены и театрально поклонился. Толпа взорвалась аплодисментами.

Кнуд тоже громко захлопал в ладоши, а вот Рин не знал, что и думать. Безусловно, столь необычный выход к зрителям поражал воображение, но выходило, что этот человек в плаще ничем не отличался от балаганных артистов, а ведь он великий маг… Или нет?

– Добрый вечер, жители Хэйндсела. – Его мягкий, глубокий голос растекался тягучим медом. – Я очень… Очень рад стоять сегодня здесь, перед вами. Как известно, нас, сынов Аразиэля, боятся, уважают. Но, увы, не любят.

Среди зрителей раздались смешки.

– Да-да. Можно ли любить того, кто никогда не ответит тем же? – Он широко раскинул руки и теперь стал похож на огромную летучую мышь. – То, о чем твердит молва, – истинная правда. Настоящий маг лишен чувств, ибо они мешают ему творить то, что назначено высшей силой.

– А как же с бабами-то крутить? – выкрикнул кто-то.

– Крутить можно сколько угодно, – усмехнулся тот, – в этом деле чувства только мешают.

– И то верно, – расхохотались в толпе.

– Но вы спросите, зачем я здесь? – Он таинственно приложил палец к губам, призывая к молчанию. – Я здесь с очень важной миссией. Дело в том, что мне нужен преемник.

Гробовая тишина воцарилась в толпе, люди не сводили с мага взора, внимая каждому его слову.

– Тот, кто сегодня пройдет испытание, будет принят мною в ученики. И впоследствии получит руну Аразиэля.

– Вот это круто! – Кнуд пнул друга в бок. – Обладать силой демона! Ты как? Будешь участвовать?

Но Рин лишь молча тряхнул головой.

– Итак, – снова заговорил маг. – Я представляю Дом Милосердия. Наряду с Домами Могущества и Мудрости мы пользуется заслуженным уважением. Тот, кто пройдет мое обучение, получит власть над болезнями. Он сможет исцелить любого… Понимаете? Любого страждущего.

– Так уж и любого? – недоверчиво выкрикнула женщина, стоящая неподалеку от сцены. – Мой сын ослеп пять зим назад. Сможешь ли ты помочь ему?

– Именно поэтому я здесь, – мягко заверил ее маг. – Веди своего сына сюда! А тот, кто хочет стать моим учеником, пусть внимательно следит за моими действиями. Если он определит, как именно мне удастся изгнать болезнь, я с радостью разделю с ним свои знания. Откройтесь магии и поймите ее природу.

На сцену в сопровождении матери поднялся худенький изможденный мальчик лет шестнадцати – ровесник Рина. Он то и дело спотыкался и беспомощно шарил впереди себя руками в поисках опоры. При сценическом освещении стали заметны и бельма на обоих глазах.

Врачеватель подошел к больному, стянул перчатку, положил руку ему на лоб и стал нашептывать что-то едва слышное. Несколько человек едва не залезли на сцену, чтобы расслышать слова заклинания, но тут же были отогнаны охранниками. Из-под ладони целителя выбилось слабое свечение, он заговорил громче, на каком-то странном языке. Свет стал ярче, а потом вдруг погас. Маг отвел руку, и мальчик открыл глаза. Ярко-синие. Совершенно здоровые. Мать вскрикнула, кинулась обнимать свое чадо, а потом рухнула на колени, покрывая поцелуями подол багрового плаща благодетеля. Толпа загремела, заулюлюкала. Такого здесь не видел никто и никогда. Тут же послышались крики: «Исцели меня… моего отца… моего ребенка». Они смешались в единый вой, требование, зов о помощи.

Больных он выбирал сам: поставил на ноги немощного старика, избавил от горба молодого парня-калеку, заверил не первой свежести девицу, что она наконец-то сможет зачать дитя, срастил кости в переломанной руке, снял жар у ребенка. Лечил, пока силы его не иссякли. Наконец, утерев со лба пот, он устало поклонился и заявил:

– Теперь я жду будущих учеников в своем шатре. – После чего удалился, оставив за собой молящие, негодующие крики тех, кто не успел получить желаемое избавление от недугов.

– Обалдеть! – Кнуд захлебывался от восторга. – Ты видел? Ты чувствовал? У меня прям волосы на затылке шевелились!

Ничего подобного Рин не ощутил, но согласно кивнул. Уже стемнело, и отчим наверняка закончил с операцией. Следовало торопиться домой, но Кнуд уже тащил его за руку к шатру, возле которого выстроилась внушительная очередь из желающих поступить в услужение к целителю. Двигалась она довольно быстро: пока что никому не удавалось завладеть вниманием мага дольше нескольких минут.

– Я знаю точно, у меня получится! – Кнуд нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая своего череда пройти внутрь.

– И что ты ему скажешь? – иронично улыбнулся Рин.

– Ну… отвечу на его вопрос. Я точно знаю, как он вылечил всех этих бедняг.

– И как же?

Кнуд наклонился и тихо шепнул на ухо:

– Его тело – всего лишь инструмент в руках демона. Поэтому целители и не чувствуют ничего. Они – куклы Аразиэля.

Рин едва не рассмеялся, но не хотел расстраивать друга. Сам-то он не лучше: у Кнуда есть хоть какая-то мысль, а вот у него самого… Не чувствовал он ничего во время представления. Более того, к концу, разочарованный, он даже заскучал…

– Ну, пожелай мне удачи! – Кнуд юркнул в шатер. Пробыл он там чуть дольше остальных. Рин даже подумал, что у него получилось, но тот вышел грустный. Отрицательно мотнул головой и тяжело вздохнул. Однако тут же взял себя в руки и подтолкнул его ко входу:

– Твоя очередь.

– Может, не стоит?

– Давай-давай! Что ты как девчонка мнешься!

Рин только фыркнул и решительно переступил порог шатра.

Внутри царил полумрак, так что он не сразу смог рассмотреть обстановку. Да и запах был таким удушающим, что голова немного закружилась, а к горлу подкатил комок тошноты. Он хорошо знал, чем пахло: отчим часто зажигал в приемной стебли засушенной морт-травы, отбивая таким образом смердящие «ароматы» гниющей плоти, гноя, черной крови, которые со временем пропитали стены их лачуги.

Целитель сидел в высоком кресле в дальнем углу шатра, и заметить его сразу было трудновато.

– Как тебя зовут? – Голос его звучал устало и слегка раздраженно.

– Рин.

– Эйдерин, значит.

Сначала запах, а теперь еще и полное имя… Все, что он так ненавидел из-за отчима… И зачем он сюда пришел? Разве что только высказать всю правду в лицо.

– Я – Рин, – поправил его он. – А вот вы никакой не лекарь.

Маг насторожился и подался вперед, с интересом разглядывая дерзкого гостя.

– Все эти люди, которые исцелились, на самом деле не были больными. Вы зародили напрасную надежду в тех, кто искал помощи. Водили за нос тех, кто поверил, что может стать учеником великого мага. Мне жаль потраченного времени, а еще больше жаль своего друга, который так восхищался вашим волшебством.

После некоторого молчания маг заговорил. Тихо и, как показалось Рину, удивленно.

– Сотни, тысячи человек стояли на твоем месте, мальчик. Но ни один из них не имел наглости заявить, что я не обладаю теми способностями, о которых заявляю.

– Я…

– Так почему ты так решил?

– Н-не знаю… – замешкался Рин. – Я, пожалуй, пойду.

– Сперва ответь на вопрос.

– Выступление с самого начала выглядело слишком наигранным. Оно больше походило на цирковое представление. А дальше… Когда на помост стали выходить больные… Не знаю, мне сложно объяснить, но эти люди, которых вы вызывали, ничем не болели.

Маг закашлялся, и это кряхтенье постепенно превратилось в смех. Он поднялся с кресла, подошел к пареньку, наклонился и заглянул ему прямо в глаза. От этого колючего, пронзительного взора стало не по себе. Рин внутренне поежился, но взгляда не отвел.

– А ты смелый малый. Знаешь, желающие пойти ко мне в ученики предложили сегодня столько вариантов, каким образом вылечить недуг, что запиши я все – хватило бы на целую библиотеку. Их беда в том, что я действительно ничего не делал.

Рин ошарашенно выдохнул:

– Так это правда? То, что я сказал?

– И да и нет. Все представленные больные действительно здоровы как быки и переживут еще нас с тобой вместе взятых. Я не обладаю руной, но тоже кое-что умею.

Он взял Рина за руку и перевернул ее ладонью вверх. Ссадина после падения с забора нехорошо воспалилась и сильно дергала. Маг положил свою ладонь сверху, и из нее вдруг полилось тепло. Оно окутало руку, забирая боль, затягивая рану. Вскоре на этом месте не осталось ни царапины.

– Но… как? – Рин недоверчиво крутил ладонь и так и эдак.

– Для принятия руны нужен ум и невероятная отвага. Ты единственный, кто не побоялся дать правильный ответ. Единственный, кто следил за моими действиями сердцем, а не корыстью. Для того чтобы найти способного ученика, мне пришлось пойти на эту, не спорю, грязную уловку. Но только так можно отличить обычный камень от истинного бриллианта. Я, Эйвон Коул из Дома Целителей, готов взять тебя в ученики и обучить всему, что знаю.

– Простите, но я не могу. – Мальчик двинулся к выходу.

– Зачем же ты пришел сюда?

– Мне не нужно было… Мой отчим, он…

– Я пробуду здесь какое-то время, подумай над моим предложением.

Рин выскочил из шатра.

– Ну как? Почему так долго? Он тебя взял? – тут же засыпал вопросами Кнуд.

– Нет, – резко ответил Рин и побежал прочь.

Он спешил домой, а в голове крутились слова лекаря. Подумать только, он прошел испытание! Единственный из многих, кто пытался… А ведь в шатре, когда Коул залечил ему рану, он почувствовал то, что нельзя описать словами. Может, у него правда талант? Эх, принять бы предложение, уехать отсюда и никогда больше не видеть ненавистную рожу Гюнхэла… Но бросить маму? Ани с Дааном? Оставить их одних? Он не мог так поступить. Ни за что на свете.

Родного отца Рин потерял очень рано. Но очень хорошо помнил его гулкий раскатистый смех, густую бороду, которая всегда щекотала щеки. И еще тот день, когда его не стало. Помнил моросящий дождь, холод, белое, будто окаменевшее лицо матери. Погребальный костер, языки пламени, пожирающие тело того, кто еще недавно крепко его обнимал и подбрасывал высоко-высоко в воздух.

Мама рассказывала, что отец сорвался с уступа, когда пытался догнать отбившуюся от отары овцу. Лучше бы они остались без одной овцы, чем, в итоге, лишились всего: дом и скот отобрали за долги, и вдова с малышом вынуждены были переехать в город, к двоюродной тетке. Она же в скором времени и сосватала мать этому выродку, Гюнхэлу. Деваться было некуда… Да и сейчас ничего не изменилось. Куда идти? Ни денег (отчим все держит при себе), ни родственников, у которых можно было бы укрыться. К тому же Даан еще слишком маленький да болезный. Гюнхэл ему особый отвар готовит: говорит, без него малыш умереть может. Так это или нет – проверить никто из них не решился.

Но в настоящий момент проблема стояла куда более серьезная. Нога старика Виллема. Если все прошло успешно, то отчим, наверное, уже пьяный и спит. Это хорошо. Если же неудачно… То он наверняка пьян и наверняка не спит. Когда кто-то испускал дух на его кушетке, он надирался сильнее обычного. К тому же подмешивал себе в пойло какие-то травы, из-за которых терял сон, становился невероятно сильным, буйным и вымещал злобу на других. В такие вечера на глаза ему лучше было не попадаться.

Проходя мимо дома Виллема, Рин притормозил и заглянул в окно: покойный со сложенными на груди руками лежал на кровати, возле него горела свеча, а его вдова, закутавшаяся в платок, читала молитву милосердной Нелл… Плохо дело…

Чем ближе он подходил к дому, тем беспокойнее билось его сердце. Зря своих оставил, зря вообще потащился на ярмарку. Ведь знал же, что Гюнхэл может надраться до беспамятства и кулаки распустить! Приглушенные крики только подтвердили его опасения. Рин взлетел на крыльцо, дернул дверь и вломился внутрь. Отчим стоял пошатываясь посреди комнаты, широко расставив ноги. В самый угол, закрыв собой детей, забилась мама. По правой стороне ее лица растекался багровый синяк, глаз заплыл, распухшие губы были разбиты в кровь. Она загнанно и беспомощно смотрела на мужа, тихо умоляя его не трогать их.

Скотина! Никого не пожалел, даже Даана! На лбу малыша виднелась ссадина, а в широко раскрытых глазенках читался такой ужас, что сердце сжалось. В висках застучало от вспыхнувшей ярости, дикая злоба сдавила дыхание, глаза застлала пелена. Глухо рыкнув, Рин схватил первое, что попалось попалось под руку – стул, – и со всей силы обрушил его на отчима. Удар пришелся в бок. Гюнхэл дико взвыл и завалился на одно колено. Рин тут же ударил снова, метя в череп, но отчим увернулся, подставив плечо, перехватил руку нападавшего и вывернул ее. Разломанный стул грохнулся на пол.

– А вот и ты, – осклабился он, обдав пасынка кислым запахом выпивки.

Не обращая внимания на боль в плече, Рин извернулся, лягнул что есть мочи Гюнхэла в живот. Тот охнул, согнулся, но пальцев не разжал. Выпрямился и с нечеловеческой силой швырнул мальчишку к стене. Рин едва успел выставить руки, чтобы смягчить удар, как отчим вцепился в его шею и крепко приложил лбом о стоящий рядом шкаф. В глазах потемнело. Рин попытался высвободиться, но удар коленом под дых вышиб из легких воздух. От следующего удара внутри что-то хрустнуло, разлившись по телу адовым огнем. Мальчик скрючился и сжался в комок, пытаясь хоть как-то выдержать удары.

– Безбожник! – Гюнхэл с размаху пнул его ногой.

– Прекрати! Ты убьешь его! – На руке отчима повисла мать, но он грубо отшвырнул ее прочь.

– Ты… защищаешь это отродье?! Неверного ублюдка?!

– Пожалуйста…

Рыдания матери доносились откуда-то издалека, Рин тонул в море боли, захлебывался огнем, но все еще держался, цепляясь за жизнь как никогда прежде. Попробовал разлепить веки – перед ним мутнело лицо Гюнхэла.

– Думал, я не узнаю?! Ты ходил к нему! К приспешнику демона! Ты отступился от Нелл! Грязный выродок! Чтоб ты сдох!

От следующего удара внутри снова хрустнуло, и темнота наконец-то увлекла его за собой.

Глава 3

Эйвон Коул очень дурно спал. За долгие месяцы путешествия он почти привык к жесткой походной подстилке, сырости и холоду северных земель, хотя боли в спине напоминали о себе все чаще и чаще. Переезжая из города в город, он почти смирился с отсутствием элитного вина, горячих ванн и дорогих шлюх. Недавно ко всем прочим неприятностям добавились еще и кошмары. Сначала обрывочные, бессвязные, они оставляли лишь дурное послевкусие по утрам. Но сегодня Эйвон Коул проснулся в холодном поту, дрожащий, с сердцем, колотящимся где-то в районе горла. Его сны обрели форму, такую ужасающую, что заставили выбраться из постели, укутаться в халат и набить трубку самым крепким табаком, какой у него имелся.

Впереди простиралась выжженная земля, покрытая горами человеческих трупов. Сухой, горячий ветер кидал в лицо пепел, нес тяжелый смрад от гниющих на поле брани тел. Повсюду сновали жуткие голодные твари, выискивая тех несчастных, кто уцелел. Они с громким чавканьем драли плоть, глодали кости, шумно дрались из-за добычи. Но не трогали одного человека. Он стоял среди этого хаоса безоружный, безмолвный. Коул не видел его лица – только широкую спину в багровых доспехах да светлые волосы. Твари обходили его стороной: казалось, они его просто не замечали. И неизвестно, что пугало больше: монстры, грызущие людские останки, или же этот одинокий воин, спокойно разглядывающий сверкающий, изрыгающий из земных недр алые искры Разлом.

Маг делал затяжки одну за другой, пуская кольца седого дыма. Понемногу кошмар рассеялся. Разлом… Что за чушь… Многие тысячелетия земля спит ровным, спокойным сном. Дом Мудрецов внимательно следит за тем, чтобы подземные твари не прорвались на поверхность, запечатывает малейшие трещины – по крайней мере, так должно быть… Коул нахмурился, отгоняя нехорошее предчувствие. Этот человек из кошмара… Кто он? Встречался ли он ему в реальном мире? Как толковать увиденное: как глупую выдумку или же как настоящее предупреждение?

Его размышления прервали шум и крики, доносившиеся с улицы. Он выглянул из шатра и увидел, как охранники пытались отогнать мальчишку. Тот ловко уворачивался от цепких рук, не прекращая выкрикивать:

– Пустите! Мне очень-очень к нему надо!

– Проваливай, покуда не всыпал тебе! – рычал неуклюжий телохранитель, пытаясь схватить юркого мальца.

– Пожалуйста!

– Что здесь происходит? – гневно воскликнул Коул.

– Ничего особенного, мисиер. Очередной оборванец помощи просит.

Мальчишка увидел целителя, рванул к нему, поскользнулся и грохнулся на землю.

– Помогите! Прошу!

Коул скользнул по нему равнодушным взглядом:

– Уберите его, и подальше. За что я вам плачу?

– Будет исполнено, мисиер.

Охранники скрутили паренька. Тот, пытаясь высвободиться, стал извиваться и кричать:

– Нет! Нет! Мой друг! Он же умрет! Пожалуйста! Рин умрет!

Целитель замер как громом пораженный.

– Рин? Ты сказал «Рин»?

– Да!

– Такой светловолосый мальчуган, вчера ко мне заходил?

– Да! Да!

– Отпустите его, – бросил Коул. – Ну-ка рассказывай, что стряслось.

Несколько минут спустя Эйвон Коул спешил в нижний город вслед за Кнудом (так представился малец), по пути выясняя подробности произошедшего. Дело выходило скверное: паренек-самородок, самый перспективный из всех, кто мог принять руну, находился сейчас одной ногой в могиле, жестоко избитый отчимом за… Что там тараторил паренек? «За неповиновение и отступничество от Благодетельной Нелл».

– Я зашел к ним сегодня утром, – сбивчиво рассказывал Кнуд, – а там мамка его вся опухшая… Синяки на лице… К нему даже не пустила. Грит, старикана разбужу еще… А он с похмелья похуже медведя-шатуна будет.

– Так как же ты понял, что твой друг в беде?

– Я в окно заглянул… а там…

– Ясно.

Они почти бежали, оскальзываясь на развороченной телегами дороге. Полы светлой лекарской мантии стали черными и мокрыми от грязи, в башмаках хлюпало – давно Эйвон Коул не забредал в такие глухие бедняцкие районы, еще и пешком. Наконец Кнуд остановился возле неприметной лачуги.

– Вот, —оперся он руками о колени, пытаясь отдышаться. – Здесь Рин живет.

Коул поднялся на крыльцо, постучал. Дверь скрипнула, и на улицу выглянула женщина: лицо в синяках и ссадинах, один глаз заплыл, губы разбиты. Прежде чем она успела что-то сказать, он произнес:

– Я – лекарь и пришел помочь вашему сыну.

Женщина отшатнулась, опасливо обернулась, после чего прошелестела:

– Уходите. Мы не нуждаемся…

– Нет, нуждаетесь. – Коул мягко отодвинул ее с пути. – Вам не о чем волноваться.

– Но… мой муж… – Женщина сонно моргнула, повинуясь успокаивающему заклинанию, который наложил на нее маг. – Если проснется…

– Где ваш сын?

Она прошла в дом, тихонечко приоткрыла дверь в дальнем углу. Коул оказался в тесной комнатушке, вся обстановка которой состояла из лежанки, небольшого столика и стоящего в стороне сундука. Целитель присел рядом с лежащим без сознания Рином и начал осмотр. Затем закрыл глаза, вытянул руки и провел ими над телом, от головы до ног, исследуя внутренние травмы.

За всю свою жизнь он повидал достаточно, чтобы сделать неутешительный вывод: мальчишка доживал свои последние часы. Целитель тяжело вздохнул и посмотрел на мать. Та стояла в дверном проеме, нервно кусая ногти.

– Ваш сын в очень тяжелом состоянии, – заключил он. – Сломаны правая рука и несколько ребер, повреждены внутренние органы, но самое главное – травма головы. Велик риск скопления крови под черепом, и…

– Это значит, нет надежды… – прошептала женщина и, побледнев, обессиленно сползла вдоль косяка на пол.

– Отчего ж?

– Мой муж – лекарь, кое в чем я научилась разбираться.

Голос ее дрогнул, крупные слезы покатились из глаз.

– О, Милосердная Нелл, за что же… За что…

– Обычному лекарю тут не справиться, согласен. Но я – необычный.

Глухие рыдания прервались. Мать взглянула на Эйвона. В ее молящих глазах блеснула робкая надежда.

– Вы можете помочь? Можете?

– Это будет непросто, и моих сил хватит только на то, чтобы убрать внутренние кровотечения. Но у него появится шанс выжить.

– Так вы тот самый… – Она осеклась и обернулась, опасаясь, что ее услышат. И шепотом добавила: – Сын Аразиэля?

– Не совсем. Но и от истины вы тоже недалеко.

– Но… мне нечем оплатить ваши услуги. К тому же, если Гюнхэл узнает, что Рина лечил приспешник демона, он его просто убьет.

– Так сделайте так, чтобы он не узнал. Не мне объяснять женщине, как запудрить мужу мозги. – Коул снова наклонился над больным и взял его за руку. – Мне понадобится вода. Чем быстрее мы проведем ритуал исцеления, тем лучше.

Мать не надо было просить дважды: через несколько минут она вернулась, принеся все необходимое.

Целитель встал на колени, простер руки над телом Рина и закачался, нашептывая под нос заклинание на незнакомом рычащем языке. С его ладоней посыпались золотистые искорки. Они разлетались, образовывая над больным своеобразный купол. От странного, завораживающего зрелища невозможно было отвести глаз. Голос Коула повысился, по поверхности купола прошла рябь, а затем все исчезло. Эйвон тут же опустил руки в корыто с водой.