Полная версия
Семь текстов
Главарь мафии неторопливо прочитал бумаги и наконец отложил их в сторону.
– Так-так, – озабоченно забормотал он, – кажется, нужно побыстрее заняться профилактикой смерти…
– Ничего не выйдет, босс, – торжественно объявил отец, доставая пистолет и выходя из укрытия к столу, за которым сидел главарь мафии. – Возраст у вас как раз самый предсмертный. Так что приготовьте ноги для протягивания.
– Ух ты, – с неодобрением проворчал босс, не обращая особого внимания на пистолет, – да это будет посерьёзней, чем даже угон инвалидных костылей… Приятель, прекращай трясти пушкой: а то как же я дальше-то буду жить, если ты меня сейчас пристрелишь? И кроме того, разве тебе не интересно узнать, почему я приказал выследить и убить себя?
– Хорошо, босс, – быстро подумав, согласился отец. – Вы приговариваетесь к пожизненному трёхминутному тюремному заключению. Побыстрей рассказывайте, что мне там, по-вашему, должно быть интересно…
– Считаешь, – холодно спросил главарь, – что дуло твоего пистолета до такой степени располагает к откровенности? Приятель, ты страдаешь непочтительностью. И потому о причинах приказа я теперь умолчу.
– Ладно, босс, тогда приступим к смертотерапии, – пожал плечами отец и выпустил главарю в грудь всю обойму.
– И что ты чувствуешь теперь? – слова главаря свидетельствовали о нулевом эффекте выстрелов.
– Спасибо за хороший вопрос, босс, – кивнул отец. – Что чувствую? Да так, невыносимое облегчение… Правда, пока не совсем понятно: почему вы остались живы? Думаю, нужно срочно проверить: уж не колдовство ли всё, что здесь происходит? Подождите, сейчас подберу для этой проверки лом потяжелее…
– Ты подумал о колдовстве? Зря, приятель. Будь уверен: против меня тебе не помогут не только серебряные пули… – удар лома расколол боссу голову и сквозь образовавшуюся щель отец увидел обычный динамик, который ехидно докончил, – …но и серебряные гильзы.
Динамик, скрытый в бутафорской голове главаря мафии, оказался подсоединённым к бытовому проигрывателю. На нём крутилась самая обычная грампластинка, но только не имевшая маркировки. И автомат для смены этих пластинок уже держал наготове следующую. Как ни тщательно обыскал отец всё вокруг, больше там не нашлось никаких устройств. Разве что провода от проигрывателя тянулись к манипуляторам, двигавшим руки босса.
– Может, тебя не устраивает скупость здешнего реквизита? – поинтересовался динамик, и тогда отец размахнулся, чтобы разбить сам проигрыватель.
Однако нанести удар не удалось, поскольку отца оглушило камнем, сорвавшимся с потолка пещеры.
– Приятель, тебе придётся уяснить, – произнёс динамик, – что и уместность моих реплик, издревле записанных на этой пластинке ради нынешнего разговора с тобой, да и вообще всё, целесообразно происходящее сейчас вокруг тебя, свидетельствуют о следующем: свобода твоей воли – фикция. Поскольку события твоей жизни давным-давно до мелочей предопределены.
Мой отец был недоверчив и упрям. Он снова подошёл к проигрывателю – на сей раз, чтобы взяться за лапку звукоснимателя. Отец хотел узнать: что произойдёт, если оборвать связь динамика с пластинкой? Однако в тот же миг над головой отца опять зловеще затрещал новый без видимых причин откалывающийся кусок камня. Отцу пришлось отскочить и задуматься о том, что он находится во власти непривычного и не совсем приятного явления.
– Не волнуйся, приятель, – приказал отцу динамик, – ты останешься жить: иначе я с тобой и не возился бы. Дабы ты окончательно убедился, что мои реплики записаны заранее, возьми с собой из запаса в автомате любую – на твой выбор – пластинку. И когда поставишь её дома на свой проигрыватель, мы завершим этот разговор.
Отец унёс выбранную наугад пластинку домой и там из разговора с нею узнал, что Хозяева – те самые, на которых мой народ паразитировал, – организуют этнографическую экспедицию для проверки гипотезы палеоконтактов между ископаемыми цивилизациями ядра галактики. И что ради данной цели Хозяевами уже построен по старинным чертежам примитивный трансгалактический фотонолёт класса «земля-Вселенная».
В один из укромных уголков этого фотонолёта – согласно инструкции пластинки – наша семья вскоре и перебралась. Но когда я вырос, нам пришлось бежать с корабля на спасательной шлюпке. Поскольку назревала авария, которую, как мы однажды отчётливо почувствовали, экипаж Хозяев был не в силах предотвратить…
– Теперь я иногда, – зажмурившись, тоном максимальной жуткости проговорил капитан, – ломаю голову над вопросом: что за природу имел встреченный отцом феномен? Ведь с виду он представлял собой цепь случайностей. Но вёл себя, тем не менее, вполне целесообразно. Похоже, тот феномен был чужим для материального мира и исследовал самих наших Хозяев. А показанные им возможности позволяют предположить: его контроль над судьбой моей семьи и над тем, что происходит лично со мной, не прекратился до сих пор… – всё-таки не выдержав и скатившись аж на подвывающие интонации, закончил капитан. И открыл глаза.
Выражение вежливого ужаса, с которым смотрел на него Продолговатый, немного расстроило капитана: он так старался убедить собеседников в правдивости изложенного, что и сам начал ощущать трудноуловимую связь рассказанной истории с реальностью.
– Капитан, – сочувственно покачал головой 5–6 Разрядов, – все знают, что делёж шкуры неубитого медведя считается эталоном абсурдности. Но разве нельзя снять шкуру с живого медведя так, чтобы он ещё некоторое время пожил? А разве не может медведь быть ободранным уже после того, как умрёт естественной смертью, то есть не будет убит охотником? Так вот, капитан, многие лобовые, неразрешимые противоречия существуют только в наших теориях. Из-за бедности, из-за ущербности последних в сравнении с богатством практики. А это богатство почти всегда позволяет развести феномены, на первый взгляд, конфликтующие напрямую, в лоб – по совершенно разным уровням.
– Правильно говоришь, – поддержал Разрядова Продолговатый. – Ваш отец, капитан, в этой истории, похоже, просто не захотел тратить силы, чтобы выяснить истинную причину озадачившего его противоречия. И ради любования неведомым пренебрёг удовольствием от применения скепсиса и логики.
– То есть ваш отец рановато сдался, – подвёл итог 5–6 Разрядов. – В проигрывателях могли быть вмонтированы, например, замаскированные передающие устройства. Или, возможно, кто-то управлял на расстоянии структурой пластинок…
11. Инопланетные учёные
Когда трое борцов с гигангстерами выбрались из темпорального укрытия, то увидели, что примерно в ста метрах над ними в окружении нескольких ветролётов и свистолётов движется дёргающийся воздушный аппарат. 5–6 Разрядов со свежими силами напрягся – и запрыгнул на него: лишь две глубокие рытвины от ног остались на дороге.
Аппарат, оказавшийся небольшим мускулолётом, приземлился, его прежний экипаж испуганно разбежался, а Разрядов торжествующе привязал на главную мачту аппарата чёрный пиратский флаг. Капитан и Продолговатый заняли сидения, все нажали на педали – и мускулолёт взмыл в небо.
У этого мускулолёта большие парные винты с поперечными осями – как у колёс автомобиля – крутились на противоположных краях рамы. И положение их лопастей – работавших как плоскости махолёта – изменял автомат перекоса – типа вертолётного. Причём изменял так, что когда лопасть шла вниз, то её плоскость поворачивалась в горизонтальное положение, а когда шла вверх, то устанавливалась вертикально.
Разрыв в высоте между свежеиспечённым пиратским мускулолётом и бросившимися в погоню ветролётами сопровождения, несмотря на все усилия Разрядова, увеличивалась медленно. Но капитану и этого оказалось достаточно, чтобы он начал страдать от нехватки воздуха.
А уж когда Разрядов ради облегчения мускулолёта выкинул за борт аварийные парашюты, приговаривая, что их, мол, нужно предохранять от износа – капитан вообще потерял сознание.
В себя он пришёл уже только на земле. И увидел рядом, помимо Разрядова и Продолговатого, ещё двух гуманоидов в белых халатах: одного лет 40–45, а другого лет около 588,4–588,5.
– Вот это, помоложе – профессор Дециметр, а постарше – профессор Килограмм, – представил гуманоидов Продолговатый, – наши с Разрядовым научные руководители.
Капитан в науках не разбирался, но на всякий случай изобразил восхищение перед инопланетными учёными, носившими чем-то очень знакомые и потому, должно быть, знаменитые имена.
Профессор Дециметр сообщил, что маршал Жукошвили, предводитель гигангстеров, стягивает войска в район деревни Ватерполо.
– Ватерполо? Это ведь в графстве Дебошир, да? – уточнил Разрядов.
– Всё правильно, – кивнул Дециметр. – Сейчас я, ребятки, переправлю вас туда по недрополитену.
Профессор Килограмм, в свою очередь, любезно предложил капитану надеть для защиты от гигангстеров сделанный в единственном пока экземпляре сверхпрочный скафандр из чёрных дыр.
– Не бойтесь, – посоветовал профессор капитану, увидев, как проворно тот шарахнулся от предлагаемого изделия, – скафандр скомпонован так, что внутри него гравитационные поля чёрных дыр взаимно подавляются и нейтрализуются. Это вполне реально, капитан. Вспомните: ведь и в поселениях бурильщиков внутри такого сильного источника гравитации, как Солнце, расположенных почти у его центра, и в юпитерианской глубинке – например, в самом Юпитербурге – колонисты живут при совершенно нормальной, при земной силе тяжести.
Капитан настолько поразился тому, что инопланетный учёный находится в курсе земных дел – и, в частности, знаком даже с давней проблемой ликвидации белых пятен на Солнце, – что послушно надел подозрительный скафандр и присоединился к Разрядову и Продолговатому, сноровисто загрузившими оружием вагоны недрополитена. Профессор Дециметр нажал на кнопку включения недропортации, и вскоре трое борцов с гигангстерами уже стояли в поле перед многочисленным противником.
12. Битва при Ватерполо
Как только полчища гигангстеров пошли в атаку, 5–6 Разрядов генералиссимо прокричал: «За меня, ребята…» – и ринулся навстречу врагу, воодушевляя спутников личным примером. Капитан сразу сделал вид, что сильно занят, и остался на месте.
Однако призыв Разрядова услышали самоходные роботы из динамита; звеня медалями за прошлые и будущие боевые заслуги, роботы храбро повылезали из транспортировочных ящиков и тоже бросились на атакующих гигангстеров.
Но тут заработал замаскированный вражеский пустотомёт. И поле, по которому бежали роботы, изъязвили глубокие котлованы. А потом оно превратилось вообще в одну бездонную пропасть. Из неё, с размаху вбивая пальцы в отвесные каменные стены, смог выбраться только сам Разрядов.
На его поросшем мускулами лице вздулись вены: из-за мгновенной потери всей пехоты абориген принял взбешённое решение самолично отомстить врагу.
Приговаривая «Жизнь – это удел тру́сов», 5–6 Разрядов схватил поданный капитаном боевой топор с оптическим прицелом, разбежался и, оттолкнувшись от края пропасти, прыгнул на пару сотен метров вверх.
Казалось, что Разрядов неминуемо рухнет в бездну, но в высшей точке прыжка гуманоид швырнул топор в пустотомёт с такой неистовой силой, что за счёт отдачи от броска полетел назад и приземлился точно на прежнее место.
Брошенный топор, правда, просвистел мимо цели, и капитан почувствовал лёгкий стыд: ведь это именно он, капитан, по незнанию всё перепутал и поставил на топор вместо оптического прицела тубус от микроскопа.
Ничуть не расстроившись, 5–6 Разрядов начал прикидывать: хватит ли отдачи у его сверхзвукового плевка для повторения приёма с подпрыгиванием? А потом в сердцах чуть было не плюнул во врагов порцией слюны в форме бумеранга. Однако решив в конце концов, что противовоздушная оборона противника непробиваема, Разрядов выпустил на гигангстеров подземные торпеды с термоядерными зарядами. И вскоре вдали вспухли величественные слоистые шапки взрывов.
Мощь противника сразу заметно ослабла: в ответ он метнул лишь несколько жиденьких эпицентров стихийных бедствий.
Капитан навёл на очаг победы оптический прицел, укреплённый на винтовке, стабилизированной противотреморным гироскопом, и увидел, что гигангстеры спешно устанавливают механизм циклопических размеров. Из которого вскоре вылезло и стало быстро расти, приближаясь прямо к Разрядову, огромное орудийное дуло.
– Что это такое? – опасливо поинтересовался капитан у Разрядова. – Пушка, всегда стреляющая в упор?
– Почти, – ответил Разрядов, мельком взглянув на дуло. – Это телескопический бомбопровод.
Разрядов быстро приварил к приблизившемуся бомбопроводу несколько дополнительных секций, и вражеские бомбы стали рваться с перелётом.
Первоначальный испуг капитана прошёл: навязанный ему перед боем скафандр с бронёй из спрессованного пространства хотя был очень тяжёлым, но зато надёжно поглощал все летевшие в него пули, осколки и ракеты. Даже ядерные взрывы и жёсткое излучение бесследно проваливались в броню скафандра, не в силах в ближайшие годы дойти до тела капитана.
– Разрядов, Разрядов, – позвал вдруг Продолговатый, – смотри, какая плохая примета: мне напрочь снесло половину черепа. А это точно не к добру. Это явно к чему-нибудь похуже. Может быть, например, даже к смерти…
– Возьми себя в руки, паникёр, – раздражённо одёрнул Разрядов Продолговатого. – И делом займись, а не приставай с глупыми суевериями…
Продолговатый пристыжённо замолчал, взял себя в руки и начал стрелять из пистолета, как настоящий герой: обойму во врага – последнюю пулю себе в висок, обойму во врага – последнюю пулю себе в висок и т. д., но в конце концов действительно скончался.
Разрядов, недовольно ворча, достал из аварийных запасов футляр для человека и поручил капитану заняться похоронами Продолговатого.
– Согласно религиозным обычаям нашей планеты, в могилу кладут лопату и две поллитры: дабы гуманоид, отошедший в загробный мир, сам себя похоронил. А вот этот пропуск в загорбный мир вложите Продолговатому в руку, – проинструктировал Разрядов капитана и вернулся к оставленному на время бою.
Когда капитан закончил хлопотать с автомогильными похоронами, рядом уже никого не было. Лишь на фоне окровавленных горных вершин пышно распускалась злокачественная мутантная растительность периодов ядерной войны, обычно пребывавшая в угнетённом состоянии или в форме спор.
После долгих поисков капитан обнаружил-таки 5–6 Разрядова – тот, как оказалось, ушёл в одиночку окружать вражескую армию. Разрядов шагал по позициям противника и участливо спрашивал: «Есть ли кто живой?» Но в ответ на этот двусмысленный вопрос со стороны противника доносилось только испуганное молчание.
– Отзовитесь, несчастные: мы отметим вашу дислокацию деревянными крестами, – внёс свою лепту в победное торжество капитан.
– Не знаю, зачем я с этими гигангстерами и связался, – хвастливо пожаловался 5–6 Разрядов капитану. – Они, похоже, не имеют даже отдалённого представления о моей сверхчеловечности. А я ведь и войны-то затеваю главным образом для того, чтобы побольше щадить.
– Всё так, Разрядов: ты чудовищно добрый гуманоид, – поддакнул капитан.
– А вам известно, капитан, – на лице туземца появилась богатырская улыбка, – что поскольку половину вклада в победу вносит сам побеждённый, то в выборе врагов мне почти всегда помогают ЭВМ?
– Да неужели? – притворно изумился капитан, с облегчением скидывая с себя тяжеленный килограммовский скафандр. – Ну, таких никчёмных врагов, как эти гигангстеры, не стал бы брать в расчёт ни один уважающий себя арифмометр.
Вдруг с фланга, отрезая Разрядова и капитана от легкомысленно оставленных боеприпасов и средств защиты, из засады выехала колонна маршрутных танков. Рядом с ними маршировал отряд гигангстеров, озверело размахивавших повестками на миротворческую войну.
– Ишь ты, – бодро удивился Разрядов, – мертвецы-то оказались с браком…
– Ага, – в тон Разрядову, скрывая испуг, поддакнул капитан. – На эти недоделанные трупы некрологов не напасёшься.
Разрядов вынул у себя из уха висевшую там в качестве серьги декоративную бомбу, имевшую форму, размеры и вес двухпудовой гири, и подорвал ею передовые танки. У него оставался ещё пулемётомёт, но против танковой брони он, конечно, был малоэффективен.
– Что ж, раз так плохо подготовились, теперь придётся совершать подвиги, – покладисто вздохнул Разрядов и, отмахиваясь от назойливых пуль, рванулся вперёд. Откуда сразу послышался его боевой клич «Поберегись, кто может».
В голове капитана подала голос осторожность: «Не беги за зовущими на подвиг: они сами и доводят всё до необходимости в подвиге». Повинуясь голосу осторожности, капитан срочно отступил к укрытию и оттуда впервые в жизни увидел в исполнении Разрядова приёмы самбо против танков и атомных бомб. Сам-то капитан знал всего лишь один приём самбо против комаров, да и тот, если по правде, был запрещённым.
Разрядов завязал одному танку узлом пушку, отдавил другому гусеницу и сцепился с третьим. Болевым приёмом вывернув поверженной машине двигатель наизнанку, танкоборец вскочил с земли и из канонической боевой позиции «стойка на ногах» принялся колотить наседавшие танки с такой силой и скоростью, что его раскалившиеся от ударов до красного свечения кулаки с грохотом преодолевали звуковой барьер.
От термических напряжений лопалась броня, трупы смывало потоками кипячёной крови, а капитан сидел в укрытии и с завистью думал, что не смог бы драться так, как Разрядов, даже если надел бы реактивные кастеты.
Вдруг выпущенная гигангстерами снайперская ракета перебила Разрядову ногу. Тот упал, и капитан поспешно поднял белый флаг, издали уверяя гуманоида, что это, мол, его, капитана, национальное боевое знамя.
Разрядов обозвал капитана подлотрусом и с помощью шприца ввёл в покалеченную ногу культуру гремучего лишая. Преодолевая болькриком, 5-6 Разрядов оторвал заражённую конечность и, присвоив ей звание Героя Планеты, метнул под очередной танк. Где плоть, переработанная гремучим лишаём во взрывчатку, и сдетонировала.
Капитан начал срочно проверять: в порядке ли его обязательное у звездолётчиков приспособление для траурного снимания шапки без разгерметизации шлема?
Разрядов, жертвуя телом, ещё несколько минут пытался подавить натиск осмелевших гигангстеров. Но только после того как гуманоид вырвал у себя последний глаз и, метнув его в нападавших, пробил одному из них череп, капитан наконец схватил разводной ключ и кинулся под ближайший танк.
…Когда капитан выбрался из-под демонтированной машины, то на месте Разрядова обнаружил уже лишь его мозг, который хлестал нервами наседавших гигангстеров.
Дальнейшее капитан помнил смутно: вроде бы он, держа под мышкой мозг Разрядова, спасался от атаки атомобилей с гранато-мётлами. И в итоге был загнан в большой водоём, где ухитрился на плаву переделать обогревательную систему своего космического комбинезона в замораживающую.
Её капитан использовал как каркас для подводной лодки изо льда; эту лодку приводил в движение её же вращавшийся ледяной корпус с наружной винтовой резьбой.
После изнурительной гонки поперёк корпуса подлодки для придания ему вращения, гонки, схожей с бегом белки в колесе, капитан последними обрывками сознания обнаружил себя уже на берегу, сжимающим в рукахмозг 5–6 Разрядова, который был вморожен в кусок льда.
К счастью, капитан мог выдержать почти любые трудности: выросший в застенках лагеря смерти «Концентрированное Ничто», он с детства привык ко всевозможным пыткам как к играм и развлечениям.
Очнувшись на берегу, капитан увидел перед собой какого-то туземца, у которого немедленно потребовал пощады. Но, узнав в туземце профессора Килограмма, максимально сузил плечи, чтобы казаться поинтеллигентнее, и рассказал ему об исходе сражения.
13. Общение с профессором Дециметром
В медицинском отделении лаборатории профессор Килограмм положил осторожно размороженный мозг на операционный стол рядом с новым телом Разрядова. Потом надел асептический халат, тщательно вымыл руки и натянул резиновые перчатки. А затем достал из автоклава простерилизованный бубен и принялся скакать с ним вокруг операционного стола, отбивая шаманский ритм и выкрикивая гнусавые заклинания.
Когда мозг 5–6 Разрядова непонятно каким образом всё-таки втянулся в ткани и исчез в глубинах тела, капитан, аплодируя глазами, спросил у профессора: при помощи чего тот вылечил Разрядова?
– При помощи шарлатанства, разумеется, – с готовностью сообщил профессор Килограмм. – Не понимаю, чему вы удивляетесь: разве человеку столь уж трудно принять мировоззрение, в коем научны именно ведьмы и колдуны, а ракеты и ЭВМ – всего лишь мистика и выдумка?
Капитан, как ни силился, ничего подобного представить себе так и не смог. Зато начал смутно припоминать, что когда-то слышал про человека, который с виду мог творить настоящие чудеса – хотя на самом деле просто умело использовал неустойчивости окружавшей его среды. И потому его действия, чрезвычайно экономные по сравнению с обычными усилиями людей, казались окружающим мистическими.
«Интересно, – подумал капитан, – как поступил бы с мозгом 5–6 Разрядова тот человек? Может, применил бы скрытое стигмодействие по методу Гипнократа?»
– Ну, ребята, чем там закончилась ваша битва при Ватерполо? – оживлённо полюбопытствовал, заходя в операционную, профессор Дециметр.
– Его убили заживо, – кивнул капитан на 5–6 Разрядова.
– Всё так, – подтвердил Разрядов, – я отделался смертью.
– Пошли, герой-рецидивист, – озабоченно позвал Разрядова профессор Килограмм. – Тебе ещё нужно пройти сеанс маниакальной терапии у врача-психопациента.
– Слушайте, – заговорщически обратился к капитану профессор Дециметр, когда они остались вдвоём, – я на днях изобрёл протез зоны удовольствия мозга. Осталось только убедиться в его универсальности. Поэтому мне очень хочется побыстрее испытать протез на вас, капитан, – как на существе из другой области Вселенной…
– Вам очень хочется испытать, профессор? А я вот, напротив, не хочу иметь никакого отношения к вашему протезу изобретения, – отрезал подскочивший от неожиданности капитан.
– Что ж, у невежества имеются и некоторые положительные черты: например, свобода от многих предрассудков, – обнажая в улыбке сверкавшие белизной ровные зубы, изрёк самодельную сентенцию Дециметр.
– Вы сказали «у невежества», профессор? Вот это уже совсем другое дело. Невежество, – это моя родная стихия, – с трудом пересилив мгновенно возникшее желание сделать из зубов оскорбителя аккуратную кучку, принялся преувеличенно восторгаться капитан. – Я как раз крупнейший специалист в данной сфере. И даже один из авторов учебника по невежеству. Интересно, профессор: как вы догадались, что эта область знаний мне очень близка?
– Область знаний? Тогда, быть может, вы знаете, – переждав восторги собеседника, веско произнёс Дециметр, и его зубы опять призывно сверкнули, – что сегодня, когда кругом свирепствует повальное благополучие, усиление зон удовольствия протезированием всем нам просто жизненно необходимо?
– Конечно, не знаю, – жизнерадостно помотал головой капитан. – И признаюсь в этом – заметьте, профессор – с превеликим удовольствием. А вот не могли бы вы как специалист по протезам предугадать: понадобятся вам через минуту протезы зубов или нет?
– Капитан, давайте не будем отвлекаться от темы, – снисходительно улыбнулся Дециметр. – Надеюсь, вам известно хотя бы то, что чувство удовольствия возникает как результат электрохимических раздражений в особых частях мозга, в так называемых «зонах удовольствия»?
– Да с какой стати я должен знать подобную муру? – вытаращил глаза капитан. – Ведь это, наверное, что-нибудь жутко высоколобое, не правда ли, профессор? А не находите, что с начисто вышибленными зубами вы стали бы выглядеть ещё высоколобее?
– Проблема в том, – нетерпеливо перебил Дециметр капитана с его вопросами, – что сегодня в мире сложилось тревожное, близкое к кризисному положение дел. А именно: из-за всеобщего трусливого консерватизма в вопросах получения удовольствий огромные и всё возрастающие мощности цивилизации, тераватты её энергии тратятся в конечном счёте на создание жалких, совершенно микроскопических токов в наших мозгах. Да и то лишь на самой периферии зон удовольствия…
– До чего же назойливые звуки издают некоторые гуманоиды перед тем, как получить по зубам… – озабоченно забормотал капитан, сжимая кулаки и многообещающе их оглядывая.
– …И получается, – продолжил издавать звуки Дециметр, – что КПД нашей цивилизации – который можно выразить как отношение всеобщего почти невозрастающего удовольствия к стремительно растущим затратам ресурсов – он непрерывно уменьшается, приближаясь к нулю. И мы, значит, всё относительно слабее стимулируемся положительными подкреплениями. Но ведь этак можно превратиться вообще в бесчувственную биомассу…