Пение мёртвых птиц

Нож и пистолет… Макаров замер. Что ещё? Как именно следует убивать Али? Он не знал. Лучше всего перестраховаться и выспросить у Сени через Интернет. Если только он ещё не спит.

Но Макаров не собирался медлить и откладывать охоту на потом. Он ещё раз пробежал глазами по багажнику, и решил надеть на левую руку тряпичный рукав, вокруг которого намотал и закрепил цепь. Обыкновенную боевую цепь с грузом, безо всяких серпов. Этого должно хватить.

Дима захлопнул багажник, достал с заднего сидения «Волги» отцовскую куртку и накинул её, чтобы скрыть снаряжение. Дёрнув шнур, погасил свет и вышел на улицу.

Рогов, конечно, всё ещё ждал его. Ветеринар подступил слишком близко к неизведанному, и уже успел почувствовать вкус приближающейся разгадки, чтобы вот так взять и спокойно уйти спать.

– Есть телефон, в Интернет выйти? – спросил Дима, запирая гараж на ключ.

– Э-э-э… Сейчас.

Рогов похлопал себя по карманам:

– Наверное, дома оставил.

– Ладно.

Можно сходить на постоялый двор, попросить смартфон у Сони. Дима сунул Рогову ключ от гаража и повёл за собой. Он не был уверен, как ему теперь стоит поступать с ветеринаром, куда его девать. Но гораздо больше его сейчас волновал другой вопрос. Али способна почувствовать «силу воина» – говорилось в сказке. Если так, то успела ли она почувствовать самого Диму? И если да, то что она предпримет, или уже предприняла?

Шли быстро. Макаров не делал скидку на скорость ветеринара. Когда он вышел на улицу, где располагался постоялый двор, Рогов уже успел отстать метров на сто.

– Жди у калитки, – бросил охотник себе за спину, и вошёл во двор.

Свет нигде не горел. Наверное, уже спят.

Парень аккуратно шагает в коридор…

– Дима!!!

Краем глаза он замечает огромный силуэт на кухне и моментально отскакивает за угол. Прямо из-под ствола ружья.

От резкого рывка врезается в стену. Вжимается в неё.

– Пётр Васильевич? – громко спрашивает Макаров из укрытия, вынимая пистолет.

Темно, хоть глаз коли. Сонин визг всё ещё стоит в ушах. Если б не она…

Тяжёлый, как булыжник, голос невнятно даёт утвердительный ответ.

– Отпустите девочку! – требует Дима. – Вы же не хотите причинить ей вред?!

– Не хочу, – подтверждает бас из кухни. – Но ещё как причиню, если надо будет!!!

Судя по говору, Зубарев страшно пьян, а значит вполне может осуществить любую угрозу.

– Не надо, – Макаров аккуратно выглядывает одним глазом в коридор – слишком темно. – Я знаю, что у вас приключилось.

– А знаю я, что ты знаешь! – ревёт медведем Пётр Васильевич. – Всё ты любишь знать! И она поняла, что ты до всего догадался уже! Не мог просто уехать! Я же и ремонт твоей машине оплатил. Езжай куда хочешь. А ты всё думаешь. А ты не можешь спокойно! Всё вынюхиваешь!

Дима прикинул какие ещё убедительные укрытия, кроме угла, за которым он уже притаился, есть в коридоре по пути до кухни. Насчитал всего два – дверь в одну из комнат, и тумбу с цветочным горшком у стены. Вот только дверь заперта, её ещё нужно успеть вовремя отворить.

– Я же не хотел, – оправдывался Пётр Васильевич. – Я же ж… Думал ты уедешь и всё. Но ты же не уедешь! Вот мне и пришлось! А я ж специально, чтобы всем хорошо, Григоричу заплатил, за твою машину проклятую.

– Я знаю, я это ценю, – громко ответил парень. – Но вы даже утра не дождались. Когда мне было уехать-то?

– А ты б и не уехал! Она сказала, что ты б не уехал.

– Точно, не уехал бы, – согласился Дима.

– Ну вот, – протянул Зубарев. – И она сказала. Не уедет. Убей!

– Но вы же не убийца.

Макаров как мог тянул время, пытаясь придумать выход из ситуации. Был, конечно, вариант без вреда для себя просто уйти. Путь от его угла до выходной двери никак не простреливался с кухни. Можно будет выйти наружу и попытаться обойти Зубарева с окна. Да только будет ли тот ждать? Зубарев пьян и в отчаянии. Али послала его убить Диму. Пётр Васильевич пришёл, а Димы нет, вот он и взял в заложницы Соню. И где-то ещё тут должна быть её мать. Если Зубарев решит, что Макаров пытается сбежать, он может рассвирепеть и застрелить их обеих.

– Нет! Конечно нет! – ответил Зубарев. – Но ради сына… Ради сыночка, Дима!.. Богом клянусь, я тебя убью!!! И Соньку убью, если ты, падла, щасже не выйдешь в коридор.

Он встряхнул девушку, та заскулила от страха.

Макаров слышал, как надломился её голос. Ещё немного, она сорвётся и начнёт рыдать – это может не понравится Зубареву.

– Щасже!!! – рявкнул Пётр Васильевич.

И ни одной толковой идеи в голове.

– Хорошо, я выхожу. Медленно. Только давайте без поспешных решений.

Макаров действительно осторожно вышел в коридор, держа обеими руками пистолет, нацеленный в чёрное пятно на кухне. Здесь, в доме, без лунного света, едва способного пробиться через занавески, ещё темней, чем снаружи. Парень даже толком не различал Зубарева и Соню. Они сливались.

– Что там у тебя? – недовольно спросил Пётр Васильевич.

– Ничего.

Дима ждал, когда глаза привыкнут к темноте, но процесс шёл слишком медленно. В «живом» пятне на кухне явно выделялся только длинный ствол охотничьего ружья. Парень с облегчением отметил, что пока оно смотрит в пол.

– Я могу помочь вам, – заверил Макаров.

– Никто не может помочь мне! – огрызнулся Пётр Васильевич. – Я сам виноват. Сам! Она убила Свету. Светочку мою любимую!

Теперь помимо ярости и водки в голосе Зубарева звучали слёзы:

– И Митеньку… Это из-за меня.

– Никто не виноват, – умиротворяющим голосом произнёс Дима, продолжая держать силуэт на мушке.

Он услышал, как Соня всхлипнула, и как следом постаралась глубоко вдохнуть, видимо, чтобы успокоиться. Но вдох вышел дробным – девушку трясло.

Макаров нашёл глазами голову. Вернее, ту часть тени, в которую слились обе головы: Сони и Петра Васильевича. Дима проследил тень вниз внимательным взглядом и понял, что Зубарев очень осторожно стоит за спиной девушки. Едва ли она закрывает его собой целиком, слишком велика разница меж их габаритами. Но в темноте прицелиться нормально просто невозможно. В висках у Димы застучало.

– А ну стой! – ружьё вздёрнулось вверх, когда Макаров попытался приблизиться к кухне всего на один шаг. – Не двигайся, мать твою! Думаешь, я шучу?!

Судя по истерике в его рёве, Пётр Васильевич явно не шутил. От решимости нажать на спусковой крючок его теперь отделяли какие-то секунды, Дима чувствовал это.

Тело обдало жаром изнутри. Сердце колотилось так, что едва не калечило себя о рёбра.

Соня легонько хныкнула. Зубарев снова встряхнул её, и Макаров понял, что тот держит девушку за шею.

«Хотел спасти всех?!», – неожиданно из глубины памяти раздался голос Диминого отца.

Спина у Макарова похолодела. Он судорожно выдохнул, почувствовав, как трясётся всем телом.

«Ты что?! Хочешь стать героем, или как?!», – распалялся отец в яростной иронии.

Пистолет трясётся в руках. Зубарев плотней прижимает Соню к себе, сдавливая ей горло. Девушка хрипит. Ружьё целится точно парню в грудь.

«Ты должен был выстрелить, Дима! Стрелять!»

«Я не мог прицелиться», – эхом отзываются его собственные оправдания.

«Не нужно было целиться!!! Нужно было стрелять!»

Хаштару незримо и беззвучно опускается на плечи Макарова, тяжёлым и страшным укором. Возможно, прямо сейчас, где-то, как и здесь, ночь. И жуткий демон, сложив пальцы на черепе своей жертвы, лишив её даже возможности изливать свои муки в виде крика, жрёт её прямо на улице. Ещё живую. Потому что он – Дима – не умеет принимать сложные решения. И что важнее всего, потому что он не умеет делать этого вовремя.

– Витеньку я тронуть не позволю, – как бы прося прощения, выговаривает Зубарев.

Мысли путаются. Всё путается. Прошлое, настоящее. Скрипящие зубы хаштару, пережёвывающие человеческую плоть, и Сонин хрип. Постоялый двор и та комната, незнакомого Диме паренька. Кровь ключом бьющая в жилах от адреналина, и надрывающийся от ярости голос отца.

В одно мгновение Дима вскипает, взрывается, сдвигает угол пистолета на один градус и спускает крючок. За выстрелом следует объединённый вскрик боли Петра Васильевича и Сони. Девушка рушится на пол, мужик отлетает спиной на стену. Ружьё громко брякает возле его ног, выскочив из руки и так и не пальнув в ответ.

Макаров бросился на кухню, щёлкнув налету выключатель. Свет резанул глаза.

Стол был опрокинут к дальней стене, ещё до прихода Димы, видимо, Зубаревым.

Соня громко и протяжно выла, спрятав лицо в пол. Пётр Васильевич гудел, как холодильник – плечо зияло огнестрелом.

Парень прыгнул к нему и как следует отвесил в челюсть. Тот окончательно свалился на бок и заплакал:

– Нет! Нет… Витя! Она сказала, если я не сделаю, то она утопит его!

Макаров опустился на пол рядом с Соней, отодвинул ружьё подальше, и развернул девушку к себе. Та мгновенно отозвалась ещё большим рёвом и попыталась вырваться. Её руки были связаны, плечо кровоточило.

– Прости, мне пришлось, – залепетал Дима, разрезая ножом верёвки. – Это ничего, это ерунда, заживёт.

Соня ничего не отвечала. Она его не видела. Она его не слышала. Только что она почти истерично дёргалась, как рыбёшка, втянутая в лодку, и вот уже полностью обмякла.

– Где твоя мама? – спросил Дима. – Она в порядке?

– Не… Не знаю, – давя комки боли в горле, выдала девушка не своим голосом. – Он ударил её… По голове… – Ей было сложно говорить, но не из-за раны. Она боялась подумать, что там может быть с мамой. – Она где-то…

Послышались торопливые шаги – в дом вбежал Рогов, и притаился за углом, где совсем недавно прятался Дима.

– Что у вас здесь творится?! – перепугано закричал ветеринар из укрытия. – Я слышал выстрел!

Пётр Васильевич продолжал плакать, повторяя:

– Мой мальчик!..

– Артём, иди сюда!

Ветеринар опасливо вошёл в коридор, Дима с ходу распорядился ему осмотреть рану Сони и остановить кровь, после сделать тоже самое с Зубаревым, и поискать в доме матушку Сони – у неё возможно травма головы. Сам Дима тем временем связал пьяного Петра Васильевича цепью, снятою с руки.

– Вызови скорую из города, объясни им всё, – продолжал раздавать команды Макаров, на фоне стонов подстреленных. – Скажи, что также пострадал мальчик, девяти лет, от длительного нахождения в воде.

– Чего?! – не понял Рогов. – Что здесь происходит?!

– Просто сделай всё так, – и Дима подтянул Зубарева за грудки. – Говори, где она?

Мужчина только продолжал плакать.

– У меня нет на это времени! – разозлился Макаров и встряхнул здоровенного мужика так же легко, как тот сам только что тряс Соню. – Как ты её подчинил?

– Ты не сможешь.

Разум охотника холоден.

– КАК?!!! – парень орёт так яростно, что забрызгивает лицо Зубарева слюной.

– И я больше не смогу, – продолжает отрешённо бредить пьяный Пётр Васильевич. – Она мне теперь не доверяет…

Макаров издаёт гневный рёв, внезапным рывком распрямляется и поднимает тушу Зубарева в воздух над собой.

Охотник силён.

От неожиданности Зубарев как будто немного трезвеет.

Диме вспоминается, как пару минут назад он спорил с Роговым о длине волос Алины.

– Скажи?! – скалится он. – Ты остриг её?!

– Да…

Макаров разжимает пальцы, и опутанный боевой цепью Зубарев мешком валится на пол.

Глянув на ошеломлённого Рогова и Соню, стискивающую зубы от боли, Дима крикнул ветеринару:

– Вызывай уже скорую!

– Телефон… – робко напомнил Рогов.

– Ну так поищи чей-нибудь здесь, в доме, не стой столбом!

Напугав несчастного ветеринара криком, Макаров выскочил с постоялого двора и бросился к жилищу Петра Васильевича.

Улица. Закоулок. Не церемонясь, Дима вбегает в чужой двор, сшибая калитку. Лай собаки. Шуршание цепи, закреплённой на будке. Шум. Макаров перепрыгивает через забор. Сокращает через ещё один двор. Уже на месте. Уже там. Свет в окнах, естественно, не горит. Врывается на крыльцо. Вышибает дверь. Петли летят. Гром. Щепки.

– Витя?!

Никто не отзывается. Макаров ураганом проносится по комнатам, распахивая все двери стремительными ударами.

– Витя?! – зовёт он, но мальчик не откликается.

Дима взбегает на мансарду. Две пустые детские кровати. Одна расправлена и измята, как будто с неё только что кто-то встал. На стульчике рядом аккуратно сложенная лежит детская одежда.

Макаров заглядывает в шкаф.

Макаров заглядывает под кровать.

Макаров заглядывает в себя.

Мальчишки здесь нет.

Охотник выскакивает наружу, выбегает на дорогу, смотрит по сторонам – пустынная ночная улица. Тихозёрцы давно легли спать.

На мгновение Дима замирает.

Охотник навязывает условия.

На мгновение Дима замирает. Но только на мгновение.

В следующее – он уже бросается в сторону заброшенной турбазы. Ему предстоит четырёхкилометровый кросс наперегонки со смертью.

VII: Али

– Дитя идёт, букет рвёт. Матери подарит – пускай собирает…

Али птицей пролетела над полем, по которому прогуливалась забредшая слишком далеко от дома девочка. Уделив человеческому ребёнку лишь минуту своего внимания, Али тут же забыла о нём. Вскоре, она уже оставила позади и то поле, и следующие за ним зелёные холмы. Залетела в густой лес и собралась опускаться. Сперва она села на ветку, но сразу же легонько соскользнула вниз, на землю.

Лапки тут же принялись вздуваться и расти. Плюсна стремительно развилась в таранную кость, из которой тотчас возникли и отделились ладьевидные и клиновидные косточки. Их буйный рост и все изменения были видны прямо под тонким слоем плоти.

Земля вокруг теперь уже стоп высохла. Пожухла трава.

Али становилась всё больше и больше. Только что бывшая монолитной кость в её лапке, а точнее уже ноге, со звонким щелчком расщепилась на большую и малую берцовые. Так же разделилась и кость внутри крыла, почти ставшего рукой. Али видела, как образуются локтевая и лучевая кости, разделяемые длинной полоской света, прошивающего предплечье насквозь. Мейоз костных тканей.

Листья нижних ветвей близстоящей липы потускнели. На стремительно растущем теле шкура расползалась, словно по швам.

К тому моменту, как Али прекратила метаморфозу и выпрямилась в полный рост, маленький участок леса на полтора метра вокруг неё слегка подскрючился, лишённый влаги, и как будто несколько постарел.

Смахнув с плеч словно пыль остаток чёрных перьев, Али побрела, куда сердце потянет.

Поднялась на горку. Через несколько шагов её глазам предстала ужасная картина – молодой волк угодил в капкан и уже собирался отгрызать себе лапу. Всё кругом было заляпано кровью. Волк скулил.

В груди Али защемило. Она бросилась к раненому зверю, одним движением распахнула ловушку и замерла: прямо в этой позе её настигло озарение. Освобождённое животное поскакало прочь на трёх лапах. Али оторвала невидящий взор от капкана и уставилась куда-то глубоко в лес:

– Охотник идёт…

Настороженная, она вскочила, всем своим существом обратившись во слух. Никому на её месте не удалось бы расслышать отсюда ничего, кроме её же хриплого шёпота:

– …ружьё несёт!

Она закружилась на месте, но, быстро определившись с направлением, снова замерла, приговаривая сама себе:

– Зверей стреляет, птиц пугает.

Внезапно Али сорвалась с места и бросилась в лесную чащу, пригибаясь к земле, опасаясь, что кто-нибудь может её заметить:

– Лесу вредит – ему лучше уйти!

Торопливо переставляя ноги, она перебегала от дерева к дереву, пока, наконец, воочию не увидела того самого человека, о котором говорила сама с собой.

Али притаилась за сосновым стволом и стала наблюдать, как широкоплечий мужчина, осторожно ступал по краю оврага. По-видимому, он надеялся срезать таким образом путь, чтобы не подниматься в гору, через дремучий кустарник. Али буквально нутром почувствовала исходящую от чужака мощь:

– Силён и удалец, – невольно признала она, и её черты сами собой стали меняться. Огромные клыки оторвались от челюсти и, упав на землю, обратились в опавшие ветки. Голос смягчился. – Зверя будущий отец!

Повсюду на её теле сыпью возникли крохотные островки кожи. И практически сразу разрослись, заполоняя собой всю поверхность тела.

Напрасно мужчина выбрал короткий путь. Всего один неверный шаг заставил ногу поскользнуться на влажной глиняной тропе, и вот он уже летит вниз. Неудачный кувырок завершился ударом головы о твёрдую почву. Мгновение, и «удалец» исчез в заводи на дне оврага.

Али перепугалась и тотчас метнулась к обрыву. Внизу, под её ногами, отчаянно барахтался тонущий охотник.

– Нахлебался воды, так и сгинет один!

Теперь уже дева, она склонила над пропастью голову, и её чудесные длинные волосы, в которые вместо ленточек были вплетены лозы и листва, вдруг сделались ещё длиннее, и ещё, и ещё!.. Они продолжали расти, пока не спустились до самой воды.

Охотник инстинктивно схватился за них. Не сразу он понял, что послужило ему спасением, но когда, наконец, поднял вверх голову, то обомлел.

Али вытащила его из оврага. Мужчина едва стоял на ногах – не то после удара, не то поражённый увиденным чудом.

Ничего не происходило. И позже всё так же – ничего.

– Я умер? – спросил он, наконец, спасшую его деву, и та покачала головой в ответ. – Тогда мне это снится?

Али засмеялась и снова помотала головой.

Осторожно, будто боясь разогнать мираж, охотник притронулся к ней тыльной стороной ладони.

– Но разве бывают у людей такие волосы?

И вдруг как по волшебству, косы девы принялись укорачиваться. Мужчина вздрогнул и отскочил назад. А волосы Али становились всё короче, пока не сделались прежней длины, способные только укрыть от глаза её соски.

– Как?..

Али снова лишь рассмеялась в ответ.

– Кто ты? – почти перейдя на шёпот, спросил охотник.

– Али, Дали, Албаста, Алвасти, Албыс… Выбирай, что по нраву, и сам назовись.

– Я…

Заплетающимся языком мужчина проблеял:

– Петя, – и прокашлявшись, поспешил поправить сам себя. – Пётр.

Охотник во все глаза таращился на свою спасительницу, а та внимательно разглядывала его, обходя с разных сторон, величаво поднимая ножку при каждом шаге.

– Но откуда ты взялась? Ты здесь живёшь?

Дева кивнула.

– В лесу? Одна?

– Где ж мне тут побыть одной? Лес для многих созданий родной.

Пётр всё ещё не верил своим глазам:

– Что за чудо с твоими волосами?

Али улыбнулась ещё ярче:

– У людей сила в телах, воля в умах. У меня и то и другое в волосах.

Она вдруг прекратила ходить кругами и приблизилась к охотнику.

Тот хотел спросить что-нибудь ещё, но дева упредила его попытки, запечатав слова на его губах своим тонким перстом. Их взгляды соединились. Через секунду Али уже целовала его. Охотник не сопротивлялся…

С тех пор, когда бы Пётр Зубарев не ступил в лес, Али всюду следовала за ним по пятам в облике нагой мавки, с листвой в волосах и перепачканная землёй, но от этого не менее прекрасная.

Однажды охотника застала врасплох медведица.

Сначала Пётр наткнулся на медвежонка. И прежде, чем успел отступить, могучая и страшная мать детёныша, возникла из ниоткуда, круша стену из тонких деревьев.

Медведица.

Первичная и неоспоримая, как сам лес. Она заревела, и рык её был способен поселить страх в сердце самого храброго воина. У Зубарева не было шансов.

Однако медведица не успела причинить Петру вреда. Гуляющая поблизости Али, мгновенно успокоила животное одним своим присутствием. У охотника душа ушла в пятки, он не понимал, что происходит: только что готовый броситься на него зверь, вдруг замер.

Медведица тяжело дышала, облака горячего воздуха вырывались наружу из огромных чёрных ноздрей, и грудь издавала нервное гудение, бросающее в дрожь всю округу. Но медведица бездействовала.

Али приблизилась к ней, нежно погладила по шее, и та совсем присмирела. Взгляд сделался пустым.

– Ты его, прошу тебя, не тронь, – зашептала мавка животному. – Он чаду моему отец, поверь.

Тем временем Пётр аккуратно снял с плеча ружьё:

– Али, – позвал он, но та не ответила. – Али, всё нормально? Ты долго сможешь её удерживать?

– Мой ребёнок – будущий король, – обещала дева погружённой в морок медведице. – Это будет самый дивный зверь!

Зубарев свёл мушку с прицелом. Громыхнуло ружьё. Али вздрогнула. Медведица взвыла. Громкий, гулкий, трубный рёв. Охотник выстрелил второй раз. Зверь свалился.

Побледневшая Али, не в силах смотреть, отвернулась. Но пролитая кровь навсегда отпечаталась в её памяти.

В последствии ей ещё много раз приходилось быть свидетельницей тому, как Пётр убивал самых прекрасных, по её мнению, созданий. Противней всего Али было от мысли, что она вынуждена ему помогать. В её чреве рос ребёнок, которого она не сможет родить без помощи мужа.

Али пыталась понять Зубарева. Много раз спрашивала, зачем он губит животных, но тот лишь восхищался собой и чудесной лесной мавкой, которая неизменно приносила ему удачу и множество трофеев. Очень скоро он превратился в самого зажиточного охотника в округе.

Время шло. Через девять месяцев со дня их первой встречи Али впервые не стала дожидаться возвращения Петра в лес, а первой двинулась к нему, заявившись в его родное село. На сей раз она придала своему облику опрятный вид, и предстала не нагая, а в красивом русском сарафане. Счастливая, она разыскала Зубарева, чтобы сообщить ему радостную новость – настал час рожать их ребёнка.

Однако охотнику не понравилось, что Али пришла к нему в дом. И ещё более дикой показалась идея собственноручно разрезать кому бы то ни было живот.

– Но ведь я тебя люблю! – настаивала дева. – Мы можем создать семью!

– У меня уже есть семья, – раздражался Пётр, выпроваживая свою лесную хранительницу за ворота.

Та искренне удивилась.

– Жена и двое детей! Пожалуйста, уходи пока они не вернулись!

– Ладно, – подавленно ответила Али. – Я смогу дальше жить без тебя… Но помоги мне родить дитя!

– Да ты с ума что ли сошла?! – прошипел Зубарев, опасливо озираясь, наблюдают ли за ними соседи. – Хочешь распороть себе брюхо, валяй! Но только без меня!

В последний раз перед уходом Али спросила – если бы у Петра не было другой семьи, согласился бы он помочь ей с родами? Тот, даже не слушая, ответил: «Да, да, да!», только бы она поскорей ушла, пока по селу не поползли слухи.

Напрасно он говорил так легкомысленно. Наивная Али вернулась под окна его дома той же ночью. Она ничего не знала о законах мира людей и поступила так, как научилась у самого Зубарева. «Нащупав» ментальность Светланы – супруги Петра – Али надавила на неё тяжелейшим мороком, способным склонить даже коня. Во сне атакованный рассудок женщины породил жуткий ночной кошмар. Зубарева проснулась и вышла к окну. Али стояла на улице в образе покойной матери Светланы. Ничего не понимая затуманенным сознанием, женщина вышла на улицу, в чём была, и позволила Али увести себя на сельский пруд…

Али даже не пыталась скрыть содеянного, а сразу пришла к Петру, чтобы сообщить, что его прежней жены больше нет, и снова попросила охотника помочь с родами.

– В каком смысле «утопила»? – с бледным лицом переспросил Зубарев.

Али стояла на крыльце, поглаживала живот и сквозь распахнутую дверь наблюдала через сени, как ополоумевший внезапно Пётр бегал по дому из угла в угол. Сначала он юркнул куда-то влево. В окне, в стороне от крыльца, загорелся свет. Сквозь тонкие задёрнутые шторы маячила перепуганная тень.

Ребёнок толкнул живот изнутри. Али успокоила его добрым словом.

Зубарев выскочил в коридор, напротив крыльца, и тут же исчез из виду. С той стороны, где он скрылся, зажёгся новый источник света.

Пётр осмотрел все комнаты первого этажа, но не угомонился, и взбежал по лестнице наверх.

Али терпеливо дожидалась. Она не очень понимала, что происходит. Похоже Пётр почему-то не поверил ей на слово, и решил отыскать Светлану в доме. За то время, что он потратил на перепроверки, он мог бы уже дважды разрезать Али живот и выпустить на волю её ребёнка.

Дитя снова толкнулось.

Послышался топот. Зубарев торопливо спустился с лестницы и проскочил мимо Али во двор. Вслед за ним на ступеньках появились два маленьких мальчика, трущих руками глаза спросонок.

– Света! – кричал Пётр.

Он оббежал дом вокруг, заскочил в какую-то небольшую пристройку, выпрыгнул наружу и только теперь помчался в сторону сельского пруда, крича на всю улицу просьбы о помощи.

– Вы кто? Что случилось? Где мама? – испуганно спросил один из мальчишек, который повыше. А второй вдруг просто заплакал.

Али смотрела на детей Петра округлыми глазами и не понимала, что им отвечать.

Вскоре всё село стояло на ушах: вынимали утопленницу. Зубарев был безутешен. Али – обескуражена. Осознав, что для охотника существует некая неведомая и непостижимая ей самой разница между ценностью жизни людей и животных, она решила удалиться в лес, пока шумиха не поутихнет, и вернулась только на следующий день с той же просьбой.