Три минуты вечности

Все произошло настолько быстро, что даже сейчас я не могу восстановить четко все последовательность событий.

Роже сплюнул кровь на пол, немного отдышался и слегка пнул ногой своего лежащего ничком приятеля, который минуту назад приставал ко мне:

– Люк, эй, Люк, ты живой?

Люк издал какое-то невнятное мычание и замолк:

– Ну, ничего, отойдешь, – проговорил Роже. А затем он, неспеша, подошел к тому, мужику, что держал меня, протянул к нему руку. Я заметила, как в полутьме что – то блеснуло. Это был маленький, почти игрушечный черный пистолет. Его дуло направилось точно на лежащего навзничь Гастона.

– Как ты надоел мне, щенок. – злобно выплюнул он, – от тебя одни неприятности. Даже и не знаю, как нам решить эту проблему лучше.

Я почувствовала, как испарина покрыла мое лицо. Все происходило, словно в страшном фильме, с неудачно подобранными актерами. Мне было до смерти страшно.

А потом все произошло очень быстро. Роже взвел курок. Я думаю, он не собирался стрелять, просто хотел напугать Гастона, но тот вдруг дернулся и изо всех сил ударил Роже ногой в живот, а затем в следующую секунду оказался на ногах. Роже в приступе дикой боли согнулся пополам, а Гастона пригвоздило ударом в грудь к стене.

Роже выпрямился, морщась, резко вскинул пистолет. Его заплывшие глазки смотрели на Гастона в упор, наливаясь кровью.

Вот теперь я прекрасно понимала, что сейчас должно произойти. Я поняла, что еще мгновение и Гастон навсегда исчезнет из моей жизни. Теперь я отдавала себе отчет в том, какой он, в том, что мой отец был во всем полностью прав, но разве я могла просто стоять и смотреть, как человек, самый важный для меня в эту секунду, может больше не быть со мной. Не улыбаться своей мечтательной улыбкой, не обнимать меня… Я просто не могла позволить им это сделать.

Последнее, что я помню, как вырвалась из рук мужчины, ослабившего хватку. А потом была темнота и тупая боль в области груди. Я не знаю, вернее до сих пор не понимаю, отчего мое сердце болело больше: то ли от пули, то ли от сознания того, что мы все равно не будем больше никогда вместе. Но все было кончено.

Кристина, мы подчас делаем много ошибок, мы верим не тем, мы любим не тех. Мы отдаем себя тем, кто, возможно, этого недостоин. Но любовь, она важнее всего. За нее можно убить, за нее можно умереть. Это единственное, ради чего стоит бороться. И пусть иногда эта борьба превращается в бесконечность, но мгновения ее слаще и нежнее любого спокойствия.

Я не должна была говорить всего этого, но иначе, сказав то, что якобы должно спасти тебя, я, возможно, совершила бы непоправимую ошибку…

Мы долго молчали. Жюстин просто держала меня за руку и смотрела куда-то вдаль. Каждая из нас думала сейчас о чем-то своем. А потом я подняла глаза, заглянула в лицо Жюстин и тихо прошептала:

– Спасибо тебе…

Жюстин улыбнулась:

– Мне пора, Кристина. Мне уже пора. Я рада, что повстречала тебя. В мире очень мало таких светлых и чистых людей, как ты. Я буду скучать.

По моему лицо заструились слезы, и чем сильнее я пыталась их сдержать, тем быстрее они бежали по моим щекам. Жюстин осторожно поднялась с кровати и потянула меня к себе.

Какое-то время мы просто стояли обнявшись. А потом я почувствовала, что ее больше нет рядом. Она превратилась в воздух. Руки безжизненно упали. Я медленно подошла к окну, ноги совсем отказывались меня слушаться. Долго-долго я стояла возле открытой настежь оконной рамы и до рези в глазах всматривалась в буро-красное солнце, сонно выплывающее из-за горизонта.

Глава 14.

– Ром! – я остолбенела на пороге своей квартиры,– не ожидала вас здесь увидеть.

Слова, замирали на языке. Не зная, что сказать, я беззвучно показала рукой в сторону комнаты.

– Проходите.

Меня била едва заметная дрожь, но я старалась унять ее, приняв как можно более беззаботный вид.

Ром возвышался надо мной, казавшись намного выше своего истинного роста, и настороженно всматривался в мое лицо. Он молчал достаточно долго, просто стоя, прислонившись к дверному косяку. Чувствуя себя неуютно, я нервно теребила оборку черного легкого платья. Наконец, он нехотя отстранился от и едва слышно проговорил:

– Я не буду заходить, мисс. Внизу нас ждут лошади. С вами хотят поговорить. Собирайтесь. Я буду на улице.

Я абсолютно не нашлась, что ему ответить. Не сказав мне больше ничего, он круто развернулся и, слегка задев меня длинными ножнами, горделиво прошествовал в сторону выхода.

От неожиданности я даже забыла прикрыть дверь. Просто схватила длинный плащ, висевший на вешалке, и быстро последовала за ним.

Сейчас я даже не представляла, что думать и как себя вести. Конечно, я догадывалась, кто хочет со мной говорить, но как ни странно, страха я совсем не чувствовала, наверное, в последнее время я готовила себя к тому, что это должно было произойти. Я помнила слова Лорана о том, что любой попавший в ад никогда не сможет вернуться обратно, но сейчас почему – то все эти мысли, снедавшие меня, отошли на второй план. Сама не понимая, откуда во мне столько неожиданной храбрости, я быстро сбежала по ступенькам и вышла на улицу.

« Я буду решать проблемы по мере их поступления» – постоянно мысленно повторяя эту фразу, я старалась отгородиться от паники, грозившей настигнуть меня с каждым шагом.

Ром уже сидел верхом на своей вороной лошади, когда я спустилась. Рядом стоял еще один конь, видимо, приготовленный для меня. Мой спутник даже не удостоил меня малейшим взглядом, пока я, путаясь в многочисленных юбках, неуклюже взбиралась в седло.

В таком же, ничем не нарушаемом молчании, мы двинулись по узкому переулку, в направлении выезда из Коллектора.

В те секунды в голову заползали малодушные мысли о том, что неплохо бы сейчас появиться Себастиану и отправить этого человека, или кто он там был, восвояси. Но с другой стороны я была даже рада тому, что могу поговорить наконец-то с кем-то, от кого хоть что-то зависит.

Спустя некоторое время мы выехали за пределы города и кони перешли на рысь.

Солнце уже практически скрылось за горизонтом, посылая прощальные лучи на остывающую землю. Здесь на широкой алее, открытой для ветров, уже чувствовалось холодное дыхание осени или даже зимы. В этом странном мире, все сменяло друг друга так быстро, в том числе и времена года.

Наконец, впереди показались верхушки деревьев. Я снова увидела тот лес, в который так по неосторожности когда-то заехала. Но все же, благодаря этой поездке, которая чуть не стоила мне жизни, зародились те чувства, каковые даже теперь вызывали во мне сладкую дрожь, уберегая от чувства страха, витавшее, казалось, даже в воздухе.

Лес, в который мы въехали жил своей жизнью. Даже в этой практически непроглядной темноте, я могла с легкостью различить силуэты, снующие туда-сюда между стволами. После того, как неожиданно хрустнула ветка, где-то справа от меня, я непроизвольно сжалась, как от удара. Послышался пронзительный волчий вой. Зажмурясь, я доверила лошади идти самой, так как, похоже я единственная боялась всего происходящего. Плотнее надвинув капюшон на лицо, я иногда открывала глаза, постоянно видя гордую и прямую спину Рома, ехавшего впереди, и, словно ничего не замечающего. Мне очень хотелось нарушить молчание, которое висело между нами, сказать хоть что-то, отвлечься от окружающего, но врядли Ром, захотел бы поддержать беседу.

Так мы ехали довольно долго, пока, наконец, деревья не начали редеть, а затем и вовсе расступились, открывая, вытянутую равнину, поросшую ядовито-зеленым мхом. С противоположной стороны ее подпирали высокие каменистые горы, с неровными острыми словно пики вершинами, которые терялись высоко-высоко в небе.

К тому моменту, когда мы окончательно выехали из леса, я продрогла настолько, что уже не могла унять дрожь. А тут еще, как назло, пошел противный мелкий дождик, через несколько минут превратившийся в холодный осенний ливень.

Мои тяжелые юбки через пару минут прилипли к ногам, плащ моментально пропитался влагой и уныло повис. Холодные дождевые капли разбивались об него, скатываясь мне на лицо. Сейчас мне казалось, что так я не замерзала ни разу в жизни. Кинув взгляд на руки, я даже через темноту видела, как они посинели и с трудом меня слушались.

В голове осталась только одна мысль: «Скорее бы мы уже приехали». Иначе я просто умру прямо здесь от обморожения. Порывистый ветер больно разбивал об мое лицо ледяные капли. Только сейчас я заметила, что они перемешиваются с хлопьями талого снега.

«Ну, вот, только этого сейчас и не хватало» – в полном отчаянии подумала я, понимая насколько не подходяще я теперь одета.

Внезапно Ром слегка обернулся в мою сторону и проговорил:

– Нужно еще немного потерпеть. Скоро вы сможете согреться. Нам необходимо добраться до гор.

Мне очень захотелось заплакать, когда я увидела, как же далеко еще до этих самых гор. Десять минут назад мне казалось, что поляна, на которую мы въехали значительно меньше, но теперь эти горы похоже становились все дальше, пока мы двигались в их сторону.

Однако вскоре мы приблизились к подножию каменных великанов и не надолго я даже залюбовалась их царственной и величественной красотой.

Недалеко от того места, где мы остановились я увидела небольшой темный предмет, по очертаниям напоминающий палатку. Ром легко спрыгнул с коня, небрежно стряхнул капли с капюшона плаща и вплотную приблизился ко мне. Я даже не успела ничего сказать, как он обхватил меня поперек талии и снял с лошади. Только теперь я почувствовала, как онемело от холода все мое тело. Но Ром с невозмутимым видом двинулся в сторону предмета, мне пришлось превозмогая боль, последовать за ним.

Предмет, выделяющийся на фоне серых гор, оказался ни чем иным, как небольшим паланкином, какого – то неопределенного цвета, стоящим прямо на земле.

– Полезайте, – приказал мне Ром, – но я не рискнула возражать, в душе радуясь тому, что смогу хоть как-то укрыться от пронизывающего осеннего холода.

– Мы пробудем в пути еще некоторое время. Дальнейшее ваше путешествие будет проходить в паланкине. Я должен предупредить вас, не нужно отодвигать шторы. Зрелище, которое может предстать вашим глазам, врядли окажется вам приятным.

Он галантно, преувеличенно галантно, отодвинул штору, прикрывающую вход.

Я путаясь в тесемках, развязала намокший плащ, который скорее причинял мне неудобство и скинула его прямо на вымокшую траву. Садясь в паланкин и думая о том, кто же его понесет, я машинально окинула взглядом горы, при этом заметив, покрытую снегом и едва различимую ночной темноте тропинку, петляющую в складках узкого скалистого ущелья.

Но задать все эти вопросы, которые метались в моей голове, я естественно не рискнула, отлично понимая, что ответов на них все равно не услышу.

Устроившись внутри, я к своему великому счастью обнаружила, что паланкин сделан из непромокаемой ткани и в нем было сухо и достаточно тепло.

Среди подушек я нашла небольшое светло – серое махровое полотенце, и тут же начала сушить волосы, липнувшие к лицу.

В голове, как ни странно не было ни одной мысли и как я не пыталась сосредоточиться, абсолютно ничего не выходило. Сейчас, когда мне не приходилось думать о стихии, бушевавшей за тонкими стенками паланкина, я должна была собраться и решить наконец-то как буду себя дальше вести. И как встретит меня тот, кого я теперь, в глубине души, боялась сильнее всего.

Небрежно откинувшись на подушки, я старалась припомнить все, что когда – то слышала или читала о нем, но ничего определенного в голову не приходило. В конце концов, бросив эту бесполезную затею, я обратилась мыслями к Себастиану. Что же с ним? Где он теперь? Знает ли он о том, куда мы теперь направляемся? Я пришла к выводу, что на врядли. Ведь он определенно не позволил бы мне отправиться в это опасное путешествие, если бы был в курсе. На секунду мне мучительно захотелось, чтобы он оказался рядом, чтобы я могла спрятаться за его плечо, чтобы могла позволить кому-то справиться со всем, что обрушилось на меня. Однако, как могла я отгоняла эти малодушные мысли, стараясь придать своему виду больше уверенности и храбрости. Однако, по правде сказать, получалось у меня это довольно плохо. Наверное, ведь это даже хорошо, что Себастиана сейчас нет со мной рядом. Иначе, в попытках защитить меня, он мог тем самым причинить вред самому себе. А это, признаться, для меня сейчас было даже страшнее предстоящей встречи.

Шум дождя и приходящие в голову мысли видимо совсем унесли меня далеко, так как я не смогла расслышать приближающихся к моему паланкину уверенных шагов.

Из оцепенения, охватившего меня, вывело то, что паланкин вдруг резко дернулся, затем на несколько мгновения угрожающе накренился и я почувствовала, что земли подо мной уже нет. Ненадолго потеряв опору, я выронила полотенце и в испуге замахала руками, ища равновесие, но затем все снова выровнялось и я поняла, что мы наконец двинулись вперед.

Теперь меня определенно била нервная дрожь. В панике прислушиваясь к завываниям ветра, я старалась уловить какие-то обрывки разговоров, но даже превратившись в слух, поняла что за стенками паланкина, кроме стихийных звуков природы, не раздавалось ни одного постороннего шороха.

Так мы продвигались довольно долго, мучительно долго, как казалось мне, ибо каждая минута была для меня длиннее вечности.

Я действительно не представляла, чем же закончиться для меня наша грядущая встреча, но как бы не повернулся разговор, самое главное сделать так, чтобы не причинить никакого вреда Себастиану. Пытаясь унять сердцебиение, я невольно вспоминала те прекрасные минуты, когда могла чувствовать Себастиана рядом, когда могла касаться его. Я словно заново видела его глаза, смотрящие на меня с неподдельной нежностью и любовью. Глаза, наполненные страхом перед чем-то новым и непознанным. На память пришла та минута, когда я впервые увидела своего Себастиана, как он был невыразимо прекрасен, как он ослеплял меня одним своим присутствием.

Как же сильно я любила его, даже теперь, особенно теперь, когда решалась наша судьба и я могла навсегда его потерять.

А потом я услышала, что дождь перестал. Ветер стих и все вокруг наполнилось какой-то зловещей и устрашающей тишиной. Согревшись и немного придя в себя, я наконец смогла мыслить настолько рационально, насколько это вообще было возможно в данной ситуации. И во мне проснулось любопытство. Мне неожиданно очень остро захотелось увидеть, кто же все – таки сопровождает меня с той стороны паланкина. Превозмогая страх, я трясущимися пальцами сначала едва коснулась стенки паланкина, но затем постаралась взять себя в руки.

Через несколько минут я все-таки слегка отодвинула занавеску и непроизвольно зажмурилась. Внос ударил тяжелый сладкий приторный запах. Наклонив голову я пыталась дышать через рот, но запах невыносимо быстро заполнил мои легкие до отказа, вызывая тяжелые спазмы в желудке.

Почему-то вспомнились уроки химии в интернате и неудавшийся опыт учителя. Сера! Теперь я понимала, что эта самая вонь была ничем иным как серой в огромной, чудовищной концентрации, которая безжалостно въедалась в кожу, устраивалась в волосах, оплетая их.

Мне казалось, что если я сделаю еще хотя бы один крошечных вдох, то меня либо стошнит, либо я просто потеряю сознание, но вернуть занавеску обратно было выше моих сил и все-таки приоткрыла глаза, хотя перед ними из-за подступившей дурноты и плавали разноцветные тени…

Я резко, неимоверно резко, запахнула штору, забилась в угол паланкина, прижала руку к груди, чувствуя, как мое сердце бьется где-то в горле. Ужас сковал меня напрочь, я не могла пошевелиться. На глаза навернулись слезы. Я хочу обратно! Хочу обратно! Себастиан, где ты! Дыхание было неровным и постоянно сбивалось. Я даже забыла о том, что секунду назад не чувствовала ничего, кроме дурноты. Даже кошмарный запах я абсолютно перестала ощущать.

То, что я увидела, превзошло самые ужасные мои представления. Я смогла увидеть что-то за шторкой паланкина только мгновение, но картина настолько прочно отпечаталась в моей памяти, что я была уверена, еще не раз будет являться мне в кошмарных снах.

Я увидела раскинувшуюся на сколько хватало глаз долину, до красна выжженую палящим солнцем. Пожухлая бурого цвета трава уныло клонилась к земле, грозя переломиться. Растрескавшаяся земля, покрытая словно глубокими морщинами изломами, алкала хотя бы не много живительной влаги, которую не видала очень давно. И даже тяжелые набрякшие тучи не могли сгладить эти страшные бездонные борозды. Здесь в этом опаленном месте не было никакого признака жизни, кроме пожухших трупов этой самой травы. Только голая изодранная почва и вплотную спустившееся к ней небо, давящее и делавшее картину все более мертвой. Но самое страшное, что удалось увидеть мне были те существа, что несли паланкин.

Я понимала, что мне никогда не хватит слов, чтобы описать то, как они выглядели. Ростом эти создания были не выше меня, хотя это могло мне показаться, так как они хоть и передвигались на двух ногах, однако сильно склонялись к земле. Их кожа была неопределенного желтовато-серого цвета, но возможно они были просто покрыты слоем бурой пыли, что клубами переносил с места на место порывистый огненный по температуре ветер. У того, которого я более или менее усела разглядеть на практически голом черепе сохранились остатки длинных неровных седых волос, клочками развивающихся в стороны. На месте носа была яма, зияющая ровно в центре вытянутого лица. Кожа была сплошь покрыта то ли язвами то струпьями, которые едва запеклись и кое-где оставались и вовсе открытыми, сочась желтоватого цвета жидкостью. Глаза, его глаза если так можно было назвать две на первый взгляд пустые глазницы, прикрытые набрякшими веками, были ужасны. Изо рта высовывался длинный тонкий язык, фиолетового цвета, которым он слизывал жидкость, сочившуюся из ран. Он был одет в остатки какого-то странного костюма, похожего по крою на японское кимоно, напрочь выцвевшее и короткое. Рукава едва доходили до локтя, обнажая длинные костистые руки с длинными заостренными ногтями желтого цвета, которые царапали землю, когда он опускал кисть вниз. Но самое ужасное, что могло произойти в эту секунду, показавшуюся мне вечностью, было то, что пока я оцепенев разглядывала его, существо неожиданно повернуло голову на тонкой жилистой шее и посмотрело на меня в упор. Я в ужасе машинально закрыла занавеску и прижалась к противоположной стене паланкина.

«Боже мой, Боже мой» – мысленно повторяла я, не в силах остановиться. Больше всего на свете сейчас я боялась, что это создание кинется в паланкин за мной следом. Мне казалось, что я умру сразу же, как оно коснется меня своими мерзкими руками.

Но вот прошло несколько минут, а ничего не происходило. Постепенно сердце пришло в норму и я поняла, что теперь мне нужно просто ждать, когда эта поездка наконец-то закончится.

Наверное, это и есть бекасы, в полусне думала я, на демонов они уж точно не похожи. Хотя, откуда мне знать как выглядят демоны, не очень – то много я их перевидала.

Не могу сказать точно, сколько еще по времени заняло наше путешествие, но когда мне уже начало казаться, что оно никогда не закончится, произошли вдруг некоторые перемены.

Паланкин неожиданно резко дернулся, а затем мне показалаось что его аккуратно поставили на землю. И снова ничего: ни единого звука, ни одного шороха. Я выпрямилась на подушках, не зная, что же мне теперь делать. Шторку паланкина сама бы я не отодвинула даже под страхом смерти. Однако, сидеть здесь и просто ждать тоже было для меня невыносимым. Когда я наконец, смогла совладать с собой и немного уняв дрожь потянулась рукой к краю импровизированной двери, она сильно меня испугав, резко сама подалась в сторону. Я снова увидела Рома.

Он наверное, сильно бы удивился узнав когда-нибудь, как приятно мне было лицезреть его лицо. Ром, практически не глядя в мою сторону, молча протянул мне руку.

Когда я с его помощью выбралась наружу и потирая затекшее тело осмотрелась, моему взгляду предстала прекрасная дубовая роща, простиравшаяся на сколько хватало глаз до самой узкой полоски горизонта. Буро-краное солнце, медленно катилось за горизонт, наряжая величественные вековые деревья в огненного цвета одеяния.

– Как это великолепно, – зачарованно промолвила я. – Здесь действительно очень красиво.

А потом я машинально огляделась по сторонам, боясь увидит тех ужасных существ, но, казалось, здесь их никогда не было. Все вокруг дышало удивительным спокойствием и гармонией.

– Нам уже пора, – услышала я над самым ухом повелительный голос. – Остаток пути мы проведем снова на лошадях.

– Нам еще долго, – без особой надежды в голосе пролепетала я.

– Нет, мисс,мы практически прибыли. В пути нас осталось пробыть не долее того, как закончится эта роща. Дом моего господина находится сразу за ней.

Я храбро посмотрела прямо в лицо Рому и быстро без его помощи взобралась в седло той самой лошади, на которой ехала ранее. Я даже не успела понять откуда она снова вдруг взялась.

Теперь мы снова двигались оставляя позади себя все новые и новые гряды деревьев. Погода стояла прекрасная, вокруг пели птицы. Опускались прохладные летние сумерки и мне невольно становилось хорошо, от той красоты, которая царила вокруг. Тревожные мысли наконец, совсем отступили, и я смогла ненадолго отдаться созерцанию тех прелестей, открывавшихся моему взору.

Какое – то время мы ехали в полном молчании, пока Ром вдруг не произнес:

– Кристина, – он в первый раз назвал меня по имени, честно до настоящего момента я и не подозревала, что он его знает, – вы догадываетесь, куда я вас везу. Вернее, к кому?

– Да, – уверенно проговорила я.

– В таком случае, я считаю своим долгом сказать вам, что вам действительно необходимо прислушаться к тому, что вам будет говорить мессир. И даже не только принять все сказанное во внимание, но и последовать тем советам, которые он решит вам дать.

– Я подумаю над вашими словами, Ром. Спасибо.

Я намеренно сказала это таким тоном, чтобы Ром услышал, как сильно я не желаю продолжения этого разговора. Ведь сейчас, когда у меня в голове был и так настоящий хаос, подобные советы, только путали меня еще больше.

Кажется Ром это тоже понял и остаток путешествия мы провели в полном молчании и тишине, нарушаемой лишь щебетом пересмешника.

А потом неожиданно возник этот прекрасный особняк. Деревья вдруг словно расступились, открывая нашим глазам величественное здание, восемнадцатого века, выбеленное известкой. Ровно по центру, подпирая сводчатую белоснежную крышу высились широкие колонные, увитые плющом. К просторной стеклянной террасе, посередине которой высился восхитительной витиеватой формы фонтан, вела обширной подъездная аллея, усыпанная гравием и обсаженная по краями прекрасными стройными тополями. Все здесь дышало тишиной и вековым спокойствием.

Когда мы въехали в чугунные выкрашенные черной краской резные ворота, я машинально повернула голову на золотистые буквы, выписанные из тонких железных завитков, и остолбенела. На табличке по латыни было написано слово «Цербер».

– Цербер, – зачарованно промолвила я.

– Да, так называется поместье – ответил Ром.

– Но я честно, сказать, представляла его себе совсем по-другому.

– В ваших книгах, на которых все вы люди опираетесь написано много нелепиц.

– С каждым днем я это все отчетливее понимаю, – я усмехнулась.

– Наверное, – деловито проговорил Ром, – вы представляли себе Цербер в виде огромного трехголового пса, изрыгающего огонь? Не так ли?

– Да, что-то в этом роде, а еще я читала, что Цербер охраняет ворота в ад. Это тоже выдумка.

– Нет, здесь есть доля правды, Цербер находится как раз в самом начале владений ада, и можно сказать в какой-то степени их отграничивает, но врядли охраняет.

– Это странно, всю жизнь представляешь себе потусторонний мир в одном виде, а на самом деле, все оказывается далеко не так.

В ответ мне Ром только хмыкнул, но говорить больше ничего не стал. Но наверное, на то, чтобы что-то сказать ему просто не хватило бы времени, так как мы как раз остановились напротив изумительной красоты террасы. Ром спешился и помог мне несколько неуклюже слезть с коня. И пока я, впрочем без особого успеха, пыталась пригладить волосы и поправить платье, куда-то испарился. Я вздрогнула, когда услышала за спиной непередаваемо красивый голос, переливающийся всеми тембрами:

– Очаровательная Кристина. НУ, вот мы и встретились. Рад видеть вас у себя.

Замерев, я боялась даже оглянуться. Я прекрасно знала, кто стоит у меня за спиной.

Глава 15.

Он галантно подал мне руку и моя ладонь утонула в его. Боясь напрямую поднять глаза, я могла лишь украдкой разглядывать его, пока мы двигались вглубь террасы. Я даже не способна была описать, какие чувства обуревали меня в ту бесконечную минуту. Странно, но я не чувствовала ужаса или оцепенения. Скорее наоборот, пока мы молча двигались, моя голова стремительно прояснялась. Пытаясь созвать всю свою силу воли, я в немом отчаянии придумывала, что же буду говорить, когда мы наконец придем на место.