Полная версия
Сделай это нежно
Осторожно, чтобы не порезаться о выщербленный край, Богдан пил молоко.
Но оно не было сладким…
Наука на будущее
Скайп
Петя работает в банке «сисадмином».
Правда, «Петей» он был двадцать лет назад.
Сейчас он Петр, но никто до сих пор его так не называет. Говорят «Петя» или Сисадмин, что означает «системный администратор». Работы у него много. Но в свободное время, которое приходится на вечер, Петя подрабатывает, настраивая домашние компьютерные сети разным клиентам.
Порой делает такие концы, что – ого‑го‑го!
Мотается из одного района города в другой. Но клиенты у него уже по многу лет, состоятельные, с некоторыми он дружит с юности. Платят хорошо, почему бы и не помотаться?
Сегодня вечером Петя, жуя купленный в «Макдональдсе» двойной чизбургер, сидит в большой комнате с камином у одного из заказчиков и щелкает клавишами, исправляет ошибку в системе, которая произошла из-за шестилетнего пацана: полез искать игрушки, напустил вирусов. Заказчик Пете доверяет: ушел на пару часов по своим делам, жена в парикмахерской, пацана отправили к бабушке.
И представляет себе Петя, что это его собственный дом.
Развалился в кожаном кресле, жует, попивает из стакана винцо, которое налил хозяин, слушает, как потрескивают в камине дрова. И знает, что совсем скоро так будет и у него: дом, камин, машина. И цель эта достаточно близка, ведь и в банке, и клиенты Петю не обижают, денежки капают.
Работы тут не много.
Петя давно уже все наладил, минут за тридцать. А теперь просто наслаждается теплом и ощущением моделирования собственной жизни. «Кликая» страницы автосайтов, листает, выискивает, какую машину купить, любуется изображениями «порше», «субару», «лексусов», «саабов», вычитывает, какая сколько бензина жрет, у какой лучший объем двигателя, какой разгон до ста километров и т. д. Читает отзывы.
Надоедает…
Заходит на свою страничку ФБ, просматривает «Одноклассники». Вино хорошее, красное сухое – чилийское. Глоток застревает в горле: Ленька сообщил, что их товарищ Саша по прозвищу Ломаный (ведь нос ему еще в пятом классе перебили в какой-то детской игре) уже «приказал долго жить». Петя глотает вино с мыслью: «Это ж надо… Царство Небесное…».
Закрывает страничку, тупо смотрит в экран. И хочется ему поговорить. Хотя бы с тем же Ленькой, расспросить о других – кто где?
Ну и нет проблем! Выходит в скайп. Все равно еще полчаса париться здесь перед камином: ключа ему не оставили, да и не расплатились.
Так что надо ждать.
В скайпе у Пети друзей немного. Он, Петя, Петр Сергеевич Кошуба, не слишком разговорчив, не очень интересен для других, на то он и «сисадмин». Ему лучше в платах и системах копаться, удивляясь, до чего может дойти прогресс и что с этим «мировым разумом» может быть дальше. Захватит ли он Землю, будет ли это к лучшему?
Смотрит Петя на куцый список своих знакомых и видит, что поговорить не с кем. Две женщины пенсионного возраста из отдела, начальник, Зуза из Теребовли (когда-то вместе, сто лет назад, в фотокружок ходили), трое неизвестных со скучными «никами».
Если бы какая-нибудь женщина – пусть далекая, давняя, случайная, но такая, которой можно сказать что-то такое…
Что-то, о чем думаешь по ночам.
Нет, не о сексе.
О «вечном». Или хотя бы о том, что вчера сжег холостяцкую пароварку, на которой так легко кашу варить: заложил, включил – и айда к компу! Ничего не выкипает, ничего из-под крышки на плиту не лезет. И вот теперь надо нести ее в мастерскую. Потому что в компах Петя «дока», а с пароварками дела не имел. А потом добавить о Ломаном Саше – так, между прочим, чтобы не напрягать – мол, был такой дружбан детства, рыжий-конопатый, а вот – видишь! – умер. Хоть и молодой еще был. Разве это возраст, чтобы умирать?
Смотрит Петя в пустую рамочку «Искать» и не знает, кого ему найти хочется.
Грустно…
А чтобы веселее стало, набирает – «Наполеон».
Цедит вино, подбрасывает дров в камин и спиной чувствует: пошли звонки.
Надо же, думает Петя, кто-то уже и Наполеоном себя называет! Чего только в сети не найдешь.
Ворошит Петя дрова и, как позволил хозяин, льет в огонь эфирное масло с запахом хвои.
Огонь пахнет Новым годом, детством, пляшет перед глазами, завораживает Петю, убаюкивает. Но чувствует Петя и другое – шевеление в экране.
Идет к креслу – кто там появился в сети?
И видит круглую физиономию какого-то дяденьки, который лезет щеками прямо в экран.
Потом отступает назад. На нем треугольная черная шляпа с кокардой, эполеты, а за спиной – такой антураж, будто живет этот чудик в замке: картины, канделябры…
Смотрит дяденька на Петю, Петя смотрит на дяденьку.
А тот говорит что-то на французском.
Петя точно слышит: да, это французский, а в школе и в универе он английский учил. Но это не проблема, не зря же Петя в компах «шарит»: находит рамку «Перевести» – а чем черт не шутит: позабавимся!
И действительно забава удается, ведь слышит Петя немного механический голос «автопереводчика»:
– Наконец-то… Хоть кто-то догадался… А то только и слышал: «Вызываем дух Наполеона!» К кому только ни приходил из-за этого чертова блюдечка! Аристократы недобитые, о чем только ни спрашивают! Будет ли война? Выйдет ли кто-то там за кого-то замуж, найдется ли попугай… Бред сплошной. Надоело! Даже вашу Ахмет… Ахматову видел. На французском говорила. Красивая женщина, горбоносая, почти как я. Люблю горбоносых. Они все умные…
Дяденька то отступает, то приближается – предъявляет себя во всей красе.
Петя смотрит на этот маскарад – на белые брюки-«лосины», на животик, отвисающий из-под короткого камзола, на круглые красные щеки и аккуратные бачки на них. Действительно вылитый Наполеон, как в кино!
Радуется Петя, что набрел на веселого человека, спрашивает:
– Вы Наполеон?
Дяденька закладывает руку за борт камзола, левую ногу вперед выставляет, гордо голову закидывает и говорит:
– А вы разве не узнали?
– Конечно, узнал, – говорит Петя. – Очень похожи!
– Что значит – «похожи»? – хмурит брови дяденька, а механический переводчик делает его голос суровым. – Я и есть Наполеон Первый Бонапарт. А лучше: Буонапарте, император Франции!
Петя не возражает. Ладно: Буонапарте так Буонапарте!
Может он, Петя, тоже в глубине души Марк Аврелий или Леонардо да Винчи.
Подумать надо.
А этот Буонапарте всматривается в Петю и тоже радуется, что нашел с кем поболтать. И продолжает приветливо:
– …а как вызовут – сами сразу же начинают пугаться. За руки хватаются, дамы соль нюхают, чтобы в себя прийти. А мне это все не интересно: они же меня не видят! Не верят. Ведь люди только своим глазам доверяют. Крестные знамения накладывают. И скучно мне от этого становится… Скучно, брат. Здесь вообще скучно. Даже скучнее, чем в Джеймстауне, в Лонгвуд-хаусе. Там я хоть книжки читал. И соратники со мной были – Анри-Грасьен, Шарль, Эмануэль де Лас Каз, Гаспар. А это – огромная поддержка! У тебя есть соратники?
Петя морщит лоб, вспоминает.
– Сотрудники только, – отвечает тихо.
– К черту! – говорит его визави. – Соратников надо иметь. Вот представь себе: твой дом окружен каменной стеной в шесть – по-вашему – километров, вокруг – часовые на каждом метре. Что ни сделаешь, они флажками друг другу знак подают – ни сядь, ни ляг. Остров. Море. Что остается? Соратники! Те, кто с тобой – до последнего вздоха. Любовь? Хм… Была там одна… Не лучше Жозефины. А уже о Марии-Луизе нечего и говорить. Жози хоть и бесплодна была, из-за чего и расстались, а такая, как мне нужно. Она ко мне просилась в изгнание. А Мари – отреклась, хоть у нас и сын был. У тебя хоть баба надежная есть?
Пете неловко отвечать на такой вопрос незнакомого человека, он пожимает плечами, вспоминая, что даже об испорченной пароварке не с кем перемолвиться.
– А‑а‑а, можешь не отвечать – и так вижу: нет! – говорит собеседник. – Глаза у тебя пустые, без блеска. Бабником надо быть! Без этого тебе никакая победа не в радость. Есть такие бабы, взять которых не менее важно, чем крепость взять! Да, да, не удивляйся. Я в твоем возрасте четко знал: научишься с женщинами вести себя как следует – ни один бой не проиграешь. И пуля тебя не возьмет! Очень рекомендую…
Пожимает Петя плечами, поглядывает на часы. Говорит вежливо:
– Хорошо, спасибо. Приятно было познакомиться. Пора мне – работа…
Думает – а если он, этот дядька, потом как привяжется со своими разговорами и будет все время его к скайпу вызывать. Нехорошо это – с полоумными связываться.
– Понимаю, – говорит механическим голосом автопереводчик. – Понимаю… Жаль. Хотя бы скажи, как зовут тебя.
– Леонардо да Винчи, – говорит Петя и нажимает на отбой.
Еще немножко посидел. А там и хозяин вернулся. Расплатился, как положено. Еще попросил на закачку какую-то порнушку поставить.
И пошел Петя домой. А это – целых восемь остановок автобусом и три станции на метро.
По дороге думал, что вместо того, чтобы о «субару» мечтать, лучше обычный «фиат Гранде Пунто» приобрести. До нужной суммы только десять тысяч осталось собрать, в евро – около тысячи. Нормально.
Дома Петя пельмени сварил.
Пока варил, как обычно, комп включил, почту посмотрел, нет ли заказов, поставил на закачку ту же порнушку, что клиент посоветовал.
И так ему на душе неуютно стало, так стыдно, так тоскливо. Вспомнил, как тот «Наполеон» сказал, что блеска в его глазах нет. А откуда ему взяться, этому блеску, если жизнь такая скучная. Сплошь – скучная. Он бы охотно на тот остров отчалил, о котором мужик говорил. Наверное, там и солнце, и море, и рыбу можно ловить. А то, что стена – так стена та не для него. Кстати, что это за остров такой?
Набирает Петя в Интернете сведения о Наполеоне. Но не о том, что ему сегодня мозги пудрил, а о настоящем – императоре. И выпадают ему картинки – репродукции портретов знаменитого полководца и бесславного изгнанника в разном возрасте.
И видит Петя картину Поля Делароша: сидит его собеседник, ноги в белых лосинах и высоких сапогах расставил, взгляд тяжелый, «из-под бровей», вокруг – беспорядок, камзол скомкан. И так он похож на того, чья физиономия на экране маячила!
И о Джеймстауне – порте на острове Святой Елены, – о Лонгвуд-хаусе, окруженном стеной, есть.
И можно обо всем этом не думать.
Разве что сделать еще один прикол, так, для развлечения.
Хотя ничего себе – развлечение! Выводит Петя на скайпе одним пальцем имя Саши Ломаного. Того самого, о котором сегодня Ленька написал.
И думает про себя, что он скоро совсем рехнется, хоть на стенку лезь. Можно было бы, конечно, спиться, как нормальному человеку в его состоянии полной свободы и одиночества. Можно эмигрировать куда глаза глядят или просто путевку купить в Шарм-аль‑Шейх. Можно пойти в какой-нибудь клуб, снять себе хорошую шлюху, деньги есть – «субару» подождет.
«Кликает» Петя на вызов, ждет. Звонки идут.
На экране возникает лицо Сашки – радостное и немного растерянное.
– О, старик! – кричит Петя. – Привет! Прикинь: Ленька – ну, ты его знаешь! – написал, что ты, что ты… Прости! Что ты ласты склеил! Прикинь, какой козел! Это ж надо так пошутить! У меня из-за этого весь вечер наперекосяк! Рад тебя видеть! Как ты?
– Привет, – говорит Ломаный. – Я тоже рад! Не ожидал, что ты меня вспомнишь…
Петя подумал, что, да, действительно, какой же он остолоп, почему никогда не звонил Саше. В школе они были не разлей вода! И, если честно, это он расквасил ему нос в той давней драке. Интересно, помнит об этом Саша, простил ли? Почему же никогда не спросил у него?
Как-то лет шесть назад случайно встретились в городе: «Как ты?» – «Нормально. А ты?» – «О’кей!» И разбежались в разные стороны. Словно не было тех кухонь с портвейном и гитарой, тех экзаменов по алгебре, когда они друг другу «шпоры» подсовывали и оба оказались за дверью – для пересдачи.
Что же за жизнь такая нынче – «нормальная»? Что означает это «нормально» и это «о’кей»?
Нормально – это два билета на автобус с работы домой, два жетона на метро.
А «о’кей»…
Ну что там еще: коплю на машину, есть работа. Пиво, сауна, тренажерный зал три раза в неделю, порнушка по вечерам.
И вот теперь Саша смотрит на него с экрана – лицо в тумане – и говорит, что не ожидал, что его вспомнят. И это уже что-то, а не это «нормально-о’кей».
– Ну что тут такого, – говорит Петя, – я тебя и не забывал! Просто такая карусель, сам понимаешь.
И он хочет рассказать другу о…
О чем?
Об испорченной пароварке?
О банке?
О клиентах своих, достигших большего, чем он?
О том, какую машину планирует купить?
Но говорить по компу – это ерунда, это не заменит живого хлопка ладони о ладонь.
– Давай на пиво! Говори – когда? Все брошу на фиг! – радостно кричит Петя.
Саша улыбается. Такой же рыжий-конопатый – почти не изменился. И когда-то расквашенный нос – «уточкой».
Смотрит на него Петя и понимает, что вот оно – главное и важное: стукнуть кулаком друг друга в плечо на углу Прорезной и Пушкинской.
А возможно, что-нибудь сделать вместе. Еще не поздно!
Скажем, была же у них мечта открыть придорожную кафешку с автозаправкой для дальнобойщиков. И чтобы там, вместо попсы, крутилась на «плазме» старая добрая голливудская классика: «Касабланка», «Пролетая над гнездом кукушки»…
Или – выкупить старый кораблик, оснастить его по последнему слову техники и дизайна.
Сделать на нем мини-отель для невест. Возить их после свадьбы пару дней по Днепру.
Чем не хорошая идея? Р‑р‑романтика! Сейчас свадьбы пышные, богатые, клиенты найдутся!
– Помнишь? – захлебывается от радости Петя. – А что? Два дня возим их вдоль побережья. Кухню и все коммуникации беру на себя, за тобой – техническое обеспечение. Два дня делаем свадебный круиз – два дня на уборку и отдых. Раскрутимся – возьмем парочку горничных и повара. Ну и маршрут может быть интересным, с выходом в море.
За спиной у Саши молочный туман.
Наверное, снег пошел.
– Ну так что, забиваем стрелку на завтра? Я отгул возьму! Ну его все к черту! – уговаривает Петя. – Работа – не волк! Жизнь проходит!
– Старик, – говорит Саша, – постой, старик. Как бы тебе объяснить…
Он жует губами воздух.
– Что – жена не пустит? – сердится Петя. – Работа? Заболел? Что мешает?
– И жена, и заболел, и работа… – жует губами слова Саша. – Но, знаешь, ты обращайся ко мне! Хорошо? Обещаешь? А?
Петя скисает, сдувается, как воздушный шарик, кивает.
– Ну-ну-ну, – успокаивает его Саша и подносит к экрану кулак: – А ну, давай, как раньше!
Петя медленно поднимает свою сжатую ладонь к самому экрану, упирается в стекло – в кулак друга. Это означает: мир, никто никому ничего не должен.
– Так-то вот! – улыбается Саша.
Он молчит, мнется, а потом тихо добавляет:
– И еще одно… Ты не шути так больше. Это оскорбительно для местных. Они хорошо знают друг друга…
– Ты о чем? – не понимает Петя.
– Ну… Тут один… Один чувак сказал, что ты выдаешь себя за Леонардо да Винчи. Я понимаю, конечно, что это шутка. Но они здесь к шуткам не очень… А Леонардо просто таки озверел!
Связь прерывается.
Петя сидит перед заставкой на экране. На ней – горы, море, одинокая пальма.
Переваривает услышанное, улыбается приятным воспоминаниям. Эх, жаль – не договорили.
О каком Леонардо речь, о Леньке, что ли?
Не проблема! Вспоминает Петя, что в старом блокноте, кажется, был домашний телефон Ломаного.
Точно – так и есть.
Набирает номер. Слышит длинные гудки. Наконец трубку берет какая-то женщина с сонным заторможенным голосом. Петя боится жен своих приятелей. Сашину он видел только на сайте в свадебном наряде.
Красивая такая.
– Простите, можно поговорить с Александром? – вежливо спрашивает Петя.
– Его нет… – отвечает заторможенный голос.
– А когда будет? – спрашивает Петя.
– Уже никогда! Никогда!! – кричит голос.
И трубка пищит и пищит Пете в ухо пронзительными гудками отбоя.
…Петя не любит задумываться над разного рода непонятными вещами.
Их сейчас пруд пруди. Одно спасение – не думать, не вдаваться в лишние подробности. Все равно кто-то за тебя решает. Те, для кого ты мелочь неразумная, инфузория, молекула в массе других молекул.
Никто тебя не слушает.
Цены повышают без твоего на то согласия, соглашения на газ или нефть заключают, тебя не спросив, территорию разбазаривают, как заблагорассудится.
Что остается Пете? Клавиши на компе нажимать, строить свой мирок в собственном доме. Понемногу сходить с ума.
Не думать. Не задумываться. Воспринимать все как есть в этот момент.
Петя и не задумывается. Только щиплет себя за небритую щеку. До синяков уже нащипал.
И решает…
Будь что будет. Нажимает на скайп, набирает в окошке – руки дрожат! – «Кошуба Анастасия Федоровна». И замирает над надписью «вызов».
Пахнет ему яблочным пирогом и крюшоном – напитком таким, из мороженой клюквы.
Пахнет елкой, мандаринами и оливье.
От этого имени пахнет…
Он сто лет не ел оливье! А как готовить этот крюшон, до сих пор не представляет – небесный был напиток.
Пахнет платком – из фланели, цветастым таким, в сине-сиреневых цветах. Он весь камфорой пропах: когда у него ухо болело, он в этом платке с подложенным комочком ваты целыми днями ходил…
Вызывает.
Идут гудки.
Длинные-длинные, как снег.
Ругает себя Петя последними словами – зачем такое делать? Но экран мигает, черная рамка просветляется. Видимость плохая.
Но платок он замечает сразу. В обрамлении сине-сиреневых цветов – лицо в морщинах, глаза синие. Всегда все удивлялись: откуда такие глаза у старого человека?
Не выцвели до самой старости!
Молчит Петя, застыл, в горле – еж, в груди – вакуум. Пожирает, впитывает в себя глазами это лицо. Пусть хоть так, но – пусть будет, пусть не исчезнет с экрана.
Кто же повесил туда эту старую фотографию? У Пети ни одной фотографии не сохранилось!
А лицо глазами мигнуло, сухонькие узенькие губы растянулись в улыбке:
– Петя… Умничек мой… Взрослый какой. А худой, Господи помилуй, какой худой… Стал ты космонавтом, Петя? А экзамен по алгебре – как, сдал? Есть кому тебе морковку натереть, как ты любишь – со сметанкой и сахаром?
Жарко становится Пете, горит все, впился глазами в экран, дышит, как паровоз.
– Ты не беспокойся, Петя. У меня все хорошо. Я тебя каждый день вспоминаю. И когда ты болел сильно – в прошлом году, помнишь? И когда по ночам ходишь. Когда зима, скользко, я каждый шаг твой выверяю. Не бойся. Бабушка обо всем заботится. Одно плохо, что один ты. Совсем один во всем мире. Нехорошо это. Сердце ноет из-за этого. Но и радость у меня есть: здесь говорят, что ты самым умным оказался. Самым умным из всех, ведь наладил связь! Я так горжусь тобой. Ты всегда лучшим был! Как Гагарин! Хвалят тебя очень.
Поправила края платка знакомым жестом, волосы седые спрятала – не любила седину на показ выставлять, стеснялась…
– Ты не грусти, Петя. Все наладится. Я знаю. Только – живи. Оно ведь как бывает: сначала думаешь, что все впереди, а оглянешься – полжизни как корова языком слизала. Двигайся, живи. А я уже помогу, как могу… Только обращайся чаще, не забывай. Ведь когда не обращаются к нам – у нас весточек нет. Мы не знаем, как и чем помочь… Понял?
Петя кивает, кивает, кивает головой.
Встряхивает ею, как в детстве, когда «честное слово» давал.
Смеется бабушка Анастасия Федоровна Кошуба, бабуся-Настуся.
– Вот и хорошо. Радость моя, Петенька… Умничек… Самый лучший… Я с тобой! Всегда…
Тускнеет экран, исчезает черное окошко.
Пальма и море стоят неподвижно…
Не взял Петя отгул.
Просто не пошел утром на работу. Не пошел и на следующий день.
И через неделю тоже.
Итак, некому его теперь сисадмином называть.
И, кстати, Петей тоже. Потому что не Петя он теперь в свои тридцать пять!
Ведь как представиться таким именем Жанне д’Арк? Или Фриде Кало? Или Николе Тесле?
Да и с императором Франции, Наполеоном Первым Буонапарте, лучше на равных разговаривать, как Кошуба Петр Сергеевич.
Столько всего от них набрался!
Устали все без общения, каждый хочет весточку в большой мир передать.
Начал Петр с истории.
Написал монографию, в которой довольно неожиданно провел сравнительный анализ политической ситуации в постсоветских странах с периодом прихода к власти своего «научного» консультанта, «мсье Буонапарте», который в ноябре 1799 году пришел к власти в качестве одного из трех консулов, став главным автором монархической конституции, а в конечном итоге и самим императором.
Внес уточнения в протоколы допросов святой Жанны. И в беллетристическом исследовании, построенном на фактах, недоступным другим, рассказал о дальнейших судьбах ее судей, часть из которых умерла «злой смертью».
Судья епископ Пьер Кошон – в кресле цирюльника, Жан Эстиве, ярый обвинитель, сразу после исполнения приговора утонул в болоте, Жан Леметр и Жан де ла Фонтэн – пропали без вести. А остальные, кто выжил, через двадцать пять лет выступили на процессе реабилитации. И получили прощение самой Девы – из ее собственных уст…
Начал поиски золота Полуботка. Правда, решил парочку лет еще придержать секрет, согласившись с паном Павлом: «Еще не время…»
Взял «интервью» чуть ли не у всех, о ком с детства знал, кого в школе изучали и на кого в кино ходили, убегая с уроков. Добавил некоторые детали к открытиям Ньютона, Паскаля, Бернулли.
Так языки и выучил – в свободном общении.
Мир объездил. Даже два года преподавал в Гарварде, пока не надоело. Домой потянуло.
Вернулся – кораблик купил.
Не новый (хотя мог бы и яхту дорогущую приобрести), а такой, что провозился с ним полгода. Переоборудовал его в плавучий отель для невест, как и хотел когда-то. Все сам. И за повара сам, и за уборщика. Вольному воля.
Скайп включает регулярно.
Хотел было друзьям помочь связаться с близкими. Но, что удивительно, сколько ни сажал их перед экраном – темным окошко остается и звонки не идут…
Решил не злоупотреблять.
Только бабусю-Настусю каждый день видит, советуется с ней, слушается, как когда-то в детстве.
Научился у нее крюшон из клюквы варить, картошку жарить. Даже огурцы в стеклянные банки закрывать!
И она повеселела.
Рада за своего Петю.
Только одно ее беспокоит…
– Петя, – говорит как-то (только она и имеет право его Петей называть – во веки веков). – Я тут кое-где порылась… Запомни адрес: улица Елены Телиги, дом 14. Квартиру завтра уточню… Зовут Марина. Разведена, сын у нее есть. Замечательный мальчик, кстати, – поливочную систему для Африки выдумывает. Так вот, эта женщина – для тебя. Слушайся свою бабушку! Будет у вас еще двое детей. Только не тяни! А как прийти? Да так и приходи, как есть. Она тебя с порога узнает! Ждет давно тебя. Только, внучек, не забудь цветы взять. А бутылку – боже упаси! Цветы – это как положено мужчине. А еще возьми… Возьми куклу, ну из тех, что в коробках со слюдяным окошком продаются – эдакие, прости господи, сисястые, на длинных ножках. Она о ней до сих пор мечтает…
Наука на будущее
Лерик – личность экзальтированная, необычная.
Можно даже сказать – чрезвычайная. Тем он и взял свою восемнадцатилетнюю жену, Евгению.
Ведь вокруг нее, в небольшом городке, все личности заурядные – им бы пива попить в выходные и в сауну бы сходить раз в месяц. А вот так, чтобы о книге поговорить или какую-то репродукцию – скажем, Брейгеля или Босха – обсудить, так для этого собеседников днем с огнем не сыщешь.
Вот Евгения и запала на Лерика.
Лерик часами чертит умные графики.
Рисует горизонтальную линию со стрелкой в конце и говорит: «Смотри, это – я. Моя прямая». Затем чертит вертикальную: «А это – ты». Подписывает перпендикулярные стрелки – «Л» и «Е», то есть – Лерик, Евгения.
Разбивает каждую стрелку на равные отрезки, ставит на них какие-то числа: это дата знакомства, это дата первого поцелуя, дата знакомства с родителями, дата свадьбы и так далее. Посередине чертит «синусоиду чувств». Объясняет, где был спад, где подъем и почему.
И сразу Евгении становится понятно, что к чему в их жизни. И куда двигаться дальше в этой системе координат.
Так же Лерик о книгах и фильмах говорит: с карандашом в руках, с научным подходом, с полным знанием дела – где автор «не дотянул интригу», где «метафорический провал», где «финал, а где постфинал». И с важным видом добавляет, что если бы было у него время, он бы уже сто раз гениев тех переплюнул.
Но времени у Лерика нет, ведь он постоянно находится в экзальтированном состоянии открытия мира. И открывает он мир не для себя (для себя он уже давно его открыл и в графики уложил) – для Евгении! Ведь Евгению нужно развивать.