Осень давнего года. Книга первая

– А он тебе, Зинуша, нужен, сувенир? – тихо спросил отец. – Что ты с ним делать будешь? Ты и к настоящей Царь-пушке скривившись подходила, я видел.

– И пусть! – проверещала сестрица. – Дали бы мне деньги, я бы на них что-нибудь дельное себе купила вместо этой дурацкой пушки!

– Да ведь ты «лапшу» просила, Зина. Ее и получила! – возмутилась мама. – Чего же опять требуешь?»

– Не разговаривай с грубиянкой, мать, – Георгий Петрович тяжело опустился на стул. – Ты же видишь, девчонка только два слова знает: «я» и «мне». А мы-то с тобой надеялись…

Зина захохотала:

– На что, родаки мои наивные? Паинькой хотели дочку сделать? А не вышло, да?

Георгий Петрович прижал руку к сердцу, со всхлипом вдохнул воздух и повалился со стула. Сережа с мамой еле успели подхватить внезапно отяжелевшее тело. Зина выскочила за порог. Хлопнула дверь соседнего номера. «Господи, какая же Зина бессердечная! – отчаянно вскрикнула Анна Никифоровна. – Отца довела до приступа и убежала, паршивка! Сынок, милый, на тебя вся надежда. Давай быстрее беги вниз, к администратору, и вызывайте „скорую“! Я с папой буду, нельзя его одного оставить. Может, Гошенька последние свои минуты на Земле доживает – мы ведь не знаем, что с ним. Беги, Сережа!» Задохнувшись от ужаса, мальчик помчался за помощью. К счастью, «скорая» приехала быстро и увезла Георгия Петровича в больницу. Его спасли.

Из гостиницы пришлось съезжать, потому что денег у семьи оставалось мало. Через четыре дня отпускники собирались возвращаться домой, в Омск. Но этим планам не суждено было сбыться. Перед Анной Никифоровной, Зинаидой и Сергеем встали две важнейшие задачи: ухаживать за больным отцом и где-то раздобывать средства на жизнь. Сняли комнатку рядом с кардиоклиникой, чтобы мама с Сережей могли дежурить возле Георгия Петровича. Видеть Зину папа отказался наотрез… Анна Никифоровна заявила дочери: «Пойдешь мыть подъезды вместе со мной. Без разговоров! Отцу нужны дорогие лекарства. Платить за комнату и питание тоже надо». Притихшая после недавних событий сестра молча кивнула. Но все же спросила: «А Сережка? Он-то что будет делать? Только возле папы сидеть?» – «Сидеть?! А ты когда-нибудь ухаживала за лежачим больным? Вот и помалкивай!» – сурово отрезала мать.

Сергей усмехнулся: «Ты не расстраивайся, добрая сестренка. Я за твой счет жить не стану. Буду машины мыть рядом, возле торгового центра. Уже договорился. Так что, может, и тебя еще накормлю – кто знает?» Зина усмехнулась. Мама заплакала навзрыд – не выдержали нервы.

Домой семья вернулась только через месяц. Да и то Георгию Петровичу пришлось после приезда в Омск снова улечься на больничную койку – долечиваться. Но ничего! Ведь они уже были в родном городе, а дома, что называется, и стены помогают. Сережа устроил Царь-пушку в «зале», на телевизоре. Это было самое почетное место в доме. Бомбарда стояла во всей своей грозной красе. Узорчатый ствол орудия был направлен налево, за окно. Сережа, уже познавший вкус настоящей беды, смотрел на игрушку с надеждой. Понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Пусть пушка была не бронзовой, как там, в Кремле. Пусть она целиком вместе с подставкой и ядрами умещалась на телевизоре! Но в ее светлом камне была та же горделивая мощь, та же тяжесть, что и в облике ее старшей сестры. «Храни нас, Царь-пушка», – просил мальчик, поглаживая длинный ствол. На всякий случай в другой руке Сергей держал тряпку – якобы он просто вытирает пыль с сувенира. Зинаида, как известно, любила неожиданно войти в комнату…

Отец, вернувшись из больницы домой, обрадовался до слез: «Так ты решил, Сережа, Царь-пушку сюда поставить? Хорошо придумал, молодец». Со старшей дочерью Георгий Петрович только сухо поздоровался – все еще не простил ей происшедшего в Москве. Глаза Зинаиды были полны слез, но она продолжала стоять возле отца, не желая уходить в детскую. Георгий Петрович, отвернувшись от девушки, весело разговаривал с мамой и Сережей. Мальчик смотрел на сестру и думал: «Ну, пересиль ты себя! Попроси у папы прощения! Ведь знаешь, что виновата в его болезни». Но Зина упорно молчала.

Впрочем, через несколько дней у сестры намечался день рождения: ей исполнялось девятнадцать лет. Уже приглашены были подружки, составлено праздничное меню – оно тоже лежало на видном месте, на журнальном столике. Отец взглянул на него – и отбросил в сторону. Зина, всхлипнув, наконец выскочила из комнаты.

Георгий Петрович сумел превозмочь себя только через пару месяцев. Он начал – хотя и сквозь зубы – общаться с дочерью. Впервые это случилось в воскресенье, светлым октябрьским утром, за завтраком. «Зинаида, подай мне сахарницу», – сказал папа. Девушка выронила ложечку и кинулась исполнять его просьбу. В кухне у Иноземцевых было тесно, сахарницу обычно держали на подоконнике, а в тот раз забыли поставить на стол. Все заулыбались, приободрились. Мама предложила: «Может, пойдем сегодня в музей? Как раньше?» Георгий Петрович тщательно размешал сахар в чае и поднял глаза: «Как раньше, уже никогда не будет. И ты это, Аня, хорошо понимаешь. Дочке твой музей нужен, как собаке боковой карман. Верно, Зина?» Сестра отвернулась. «Я решил простить тебя, дочь – для спокойствия в семье. Ты-то ведь прощения ни у кого из родных не попросила – значит, считаешь себя правой, а нас дурачками. Ну, и оставайся при своем гордом мнении, если хочешь, – Бог с тобой. Но уж больно мама расстраивается, по ночам плачет. Да и Сережа нервный ходит. А я хочу, чтобы он спокойно учился. Ну, вот я все и сказал. Завтракаем дальше». Семейство опять уткнулось в свои чашки. Зина выбрала себе самый маленький бутерброд и, давясь, съела. Вышла, тихо притворив за собой дверь.

Через три дня, придя домой из школы, Сергей нашел на кухонном столе записку:

Вы считаете меня плохой дочерью. Жить с вами

дальше я не буду. Устроилась в общежитие при

комбинате. Любите своего Сереженьку, он у вас

хороший.

Зина

Мальчик бросился в детскую и застыл при виде распахнутого шкафа и выдвинутых ящиков стола. Зинаида действительно ушла: ее вещей в комнате не было. Родители приняли дурную весть внешне спокойно – только мама поднесла руки к горлу, а у отца как-то странно задергался глаз. «Что ж, – сказал он, – будем теперь жить втроем. Но ты, Аня, не смей бегать к Зинке в общежитие и звать подлую девчонку домой. Узнаю – брошу тебя и уйду, поняла?» У Сережи застрял в горле крик: «Да наоборот! Идите к ней, родители! Тогда Зина поймет, что на самом-то деле вы ее любите!» Но мальчик вздохнул и не сказал ни слова. Авторитет Георгия Петровича в семье был непререкаем…

Незаметно пролетели полтора года. Имя Зинаиды в доме не упоминалось. Сергей очень скучал по сестре. Иногда он отправлялся к комбинату, чтобы хоть издали посмотреть на Зину. Она выходила с работы веселая, в окружении щебечущих подруг. «Забыла сестренка про нас, – горько думал Сергей. – Больно нужны ей родные, а уж я-то и подавно!» Но однажды, во вторую зиму после расставания с Зинаидой, Сережа вернулся из школы пораньше. Он сразу понял, что дома кто-то есть. И явно не папа с мамой! – родители в это время дня еще работали. С замершим сердцем мальчик прошел в большую комнату. На диване, одетая, восседала старшая сестра – даже не удосужилась сбросить пальто и шапку! Перед ней на журнальном столике серебрилась Царь-пушка. «Привет!» – от волнения голос Сережи внезапно охрип. Зина вздрогнула: «Здорово, братик! Сижу вот, смотрю на гадский камешек и думаю: как же его грохнуть? Из-за этой дребедени и скандал в Москве возник, и отец заболел. Будь она проклята, эта игрушка!» Сережа, подскочив к столику, схватил памятную вещицу и отбежал с ней к двери, крикнув: «Не смей! Сувенир мне папа подарил, я не дам его разбить. И пушка ни в чем не виновата!» Глаза Зины загорелись недобрым огнем: «А кто виноват? Может, я? Как бы не так! Просто папочке с мамочкой дурацкая игрушка дороже дочери оказалась. Они меня из дома выгнали!» – «Нет, ты сама нас бросила, – ответил сестре Сергей. – Но признать этого не хочешь. Потому что привыкла других винить в собственной глупости и злобе». Бережно прижав Царь-пушку к груди, мальчик унес ее в детскую. Оглянувшись на дверь – не вошла бы Зинаида! – он спрятал свое сокровище за кипой тетрадок в письменном столе. «Пока, братик! – послышалось из коридора. – Счастливо оставаться. Больше не увидимся, я скоро замуж выхожу! Снились вы мне все в гробу в белых тапках!» Мальчик невольно содрогнулся. Хлопнула дверь. Сестра оставила родной дом.

Вечером папа сразу заметил, что сувенира на месте нет. «Ты что, Сережа, к себе в комнату пушечку забрал? – спросил он. – Ну, и ладно. Пусть она постоянно с тобой рядом будет». Сергей вздохнул – не рассказывать же отцу о приходе Зины! В последнее время Георгий Петрович постоянно держался за сердце, очень исхудал и постарел. Таблетки отец теперь пил горстями. И руки у папы так тряслись, что он не мог удержать стакан воды, расплескивал ее на пол… Мальчик молча повернулся и побрел к себе. Достал из стола Царь-пушку, принес ее в «зал» и снова поставил на телевизор. С радостью услышал, как отец сказал: «До чего хороша!» Открылась входная дверь. Сергей вышел встретить маму. Вешая ее пальто на крючок, мальчик услыхал тихий стон и не сразу понял, что произошло. Но Анна Никифоровна прямо в сапогах кинулась в «зал» и закричала: «Сережа, папа без сознания! Беги к Пушилиным, в шестнадцатую, вызывай по телефону „скорую“! Господи, только бы они дома были!»

К счастью, соседи оказались дома. «Скорая помощь» приехала минут через десять. Сергей, шатаясь, шел по подъезду за носилками – их волокли вниз два дюжих санитара. Мальчик не мог оторвать глаз от лица Георгия Петровича. Оно стало неузнаваемым – страшно опухшим, бледным до синевы…

Опять потянулись тревожные дни. Любимый папа лежал в «реанимации», и пускали к нему не слишком часто. Сережа каждый раз, входя с мамой в палату, ждал: ну, сегодня-то отцу наконец станет лучше, и он улыбнется им по-прежнему, и пошутит… Но проходила неделя за неделей, а Георгий Петрович не выздоравливал. Наконец лечащий врач сказал, пряча глаза, что надежды «крайне мало». Удрученные Сергей с мамой вышли из больницы. Была сырая февральская оттепель, сыпал мелкий дождь. «Неужели папа умрет? – неотступно думал мальчик. – Нет, не может быть. Как мы останемся без отца – я, и мама, и… Зина?» Словно разгадав мысли сына, Анна Никифоровна остановилась, схватила Сережу за рукав. Дрожащим голосом сказала: «Идем, милый, в общежитие. Я чувствую: папа совсем плох. А если он уйдет от нас, не простив Зину? Если моя доченька даже не увидит отца перед смертью?» Как подстегнутые, они побежали в темноте по лужам. Хотя Сергей крепко держал маму под руку, Анна Никифоровна несколько раз поскальзывалась и падала. Почти задохнувшись, они влетели в холл общежития. Спросили у дежурной, где живет Иноземцева Зинаида. Комната сестры оказалось на пятом этаже, в самом конце коридора. Дверь им открыла неряшливая девица. Грубо спросила: «Чего надо?», и от нее пахнуло спиртным. Захохотала: «А, это вы, Зинкины родственнички? Те самые, которые знать ее не хотели и из дома выгнали? А пацан – Зинушин брательник? Странно: она говорила, что он полный дебил. А вроде не похож»… Почувствовав, что мама покачнулась, Сергей с силой произнес: «Перестаньте пороть чушь! Скажите, где Зина?» – «Ха, чушь! – взвизгнула девица. – Что, правда глаза колет? Зинаида мне много чего про свою семейку рассказывала. Все знаю: и как вы ее с детства гнобили, Золушку из несчастной девчонки сделали, всю домашнюю работу на нее свалили. И как голодом морили. Она, сидя на хлебе и воде, плохо училась. Поэтому Зинуху дома и за человека-то не считали. И как в школу она ходила в лохмотьях и драных туфлях, а все новенькое в семье только брату-полудурку покупали – очень любили его родители за убогость. Пардон, это же ты, пацан? Да вроде абсолютно нормальный на вид… А Зинка говорила, что ты чуть ли не слюни пускаешь и еле-еле ходить умеешь!» Анна Никифоровна вцепилась пальцами в косяк двери и начала сползать вниз. «Ой, Вам плохо? – засуетилась девушка и подхватила женщину под локоть. – Заходите в комнату, присядьте. Здесь можно отдохнуть, на Зинкиной кровати. Вы простите меня, дуру. Я тут наговорила… Теперь понимаю, что Зина все врала. Выпейте вот водички, пожалуйста. Извиняюсь, не знаю, как Вас зовут». – «Анна Никифоровна». – «Нет, Анна Никифоровна, не похожи Вы на злыдню. У меня-то глаз наметанный. Я думала, Вы вроде моей мамаши, пьющей да беспутной, прости Господи. Но нет, у Вас глаза добрые и вид домовитой, порядочной женщины. Сынок Ваш тоже умненький и положительный. Но зачем мне тогда Зинаида про свою семью такую лабуду гнала?!» – «Послушайте, – попросил Сергей, – как Вас?» – «Лена!» – «Пожалуйста, Лена, не извиняйтесь больше. Я хорошо знаю сестру и… не удивлен ее поведением. Вы лучше скажите, где Зина? Скоро ли придет?» Девушка вздохнула: «А не придет она сюда, не надейтесь». – «Что с дочкой?! – прошептала Анна Никифоровна. – Она жива?» – «Да жива, конечно, – замахала руками Елена. – Но разве Вы ничего не знаете?» – «О чем?» – «Да Зинуха же замуж вышла и сразу уехала».

«Замуж? А нам об этом ни словечка не промолвила?! О-ох, доченька милая!» Потрясенная Анна Никифоровна глухо зарыдала. «Вот и я говорю, – пробормотала Елена. – Дура она, Зинка. От таких хороших родных взяла и отказалась!»

«Погодите, – Сергей схватил девушку за руку. – А куда, куда моя сестра уехала? Вы поймите, у нас папа при смерти. Нужно ей об этом сообщить!» – «Да не знаю я. Зина сказала: хочу, дескать, денег заработать и кооперативную квартиру купить. У меня, мол, теперь появилась семья, а жить негде. Вроде они с Колей – это муж ее – куда-то в Надым подались за длинным рублем. Я один раз случайно их разговор слышала: что-то про полярные ночи и морозы за пятьдесят градусов». – «А писать она Вам не обещала?» – «Ну-у… Сказала, если будет настроение, черкнет пару строк. Тебя как зовут-то?» – «Сергей». – «Не сомневайся, Серый. Ты мне домашний адресок оставь. Если Зинаида напишет, я сразу к вам приду и сообщу!»

На следующий день была суббота. Утром мама разбудила Сергея и сказала: «Слава Богу, сегодня мне не надо на работу. Весь день смогу рядом с Гошей провести. Ты, сынок, давай в школу собирайся». Но мальчик, мучимый предчувствиями, наотрез отказался идти на занятия. Он заявил: «Я с тобой, мама. Ведь неизвестно, что…» – и, испугавшись, замолчал. Но Анна Никифоровна поняла Сергея и заплакала.

В палате еще царили сумерки. Георгий Петрович дышал тяжело, со всхлипами. Мать и сын тихо позвали его, но папа не услышал. Они терпеливо ждали. Прошел час, яркое солнце залило комнату. Руки отца внезапно задвигались, судорожно перебирая складки одеяла. Мама ахнула: «Это папа обирается, сынок! Конец уже близок». Сережа затрясся от рыданий. Потом всмотрелся в черты умирающего: лицо Георгия Петровича истончилось, стало как будто восковым. Мучительно шли минуты. Наконец папа широко открыл глаза. «Мы здесь, Гоша. Мы с тобой». – сказала Анна Никифоровна. Отец силился что-то вымолвить и не мог. Он только строго смотрел на своих родных. «Ты хочешь видеть Зину?» – спросила мама. Папа с трудом кивнул. «Нет тут, Гоша, нашей доченьки – горестно прошептала Анна Никифоровна. – Замуж она вышла и уехала. Не может Зиночка с тобой проститься». Отец нахмурился и замычал. «Что ты хочешь сказать, милый? – голос мамы сорвался в хрип. – Ты простил ее?» – «Давно», – ясно произнес Георгий Петрович и закрыл глаза. Жизнь оставила его.

На похоронах было много народу. Оказалось, что столько людей – знакомых и даже вовсе незнакомых Сереже – знали и любили Георгия Петровича! Пришла, к его удивлению, и Елена. Объяснила: «Я хоть чем-то помогу Вам, Анна Никифоровна. Зины-то нет». Самая страшная минута настала, когда все гости разбрелись после поминок. В доме повисла тишина. Сережа стоял у порога и думал: «А папа больше никогда, никогда, никогда не войдет в эту дверь».

Потянулись тоскливые дни. Анна Никифоровна очень старалась, но никак не могла оправиться от горя. В доме пахло валерьянкой. Сергей с головой ушел в учебу, надеясь порадовать маму своими успехами. А она, казалось, не замечала ни наступающей светлой весны, ни сочувствия соседей, ни любви сына. Бухгалтерское дело женщине пришлось оставить. Анна Никифоровна быстро слепла и уже не могла разбирать цифры в подсчетах. Поэтому она устроилась мыть полы в подъездах, как тогда, в Москве, – ведь им с Сережей надо было на что-то жить! Мальчик, стиснув зубы, думал: «Ладно, ничего. Учебный год скоро закончится. Я пойду работать, освобожу маму от тяжелого труда. Пусть спокойно лечит нервы и отдыхает».

Беда грянула в середине мая. Сережа вечером был на тренировке. Мальчик не мог понять, почему у него вдруг заныло сердце. Силился настроиться на спорт – безуспешно. Наконец Сергей выскочил из зала, покидал вещи в сумку и бегом направился домой. Залетев в прихожую, крикнул: «Мам, ты где?» В ответ – тишина. Но ведь Анна Никифоровна уже давно должна была вернуться домой! Рванул дверь кухни. Мама, запрокинув голову, сидела за столом. Мертвая. Перед ней на столешнице были разложены коробочки с таблетками. Стоял стакан с водой.

Дальнейшее Сергей помнил плохо. В памяти остались клочки пережитого. Кажется, он выбежал в подъезд и с криком стучал в двери соседей. Потом в квартире толпились милиционеры, и мальчик отвечал на какие-то вопросы… Белое лицо мамы в гробу, тихие поминки. И – одна отчетливая картина. Сергей один в пустой ночной квартире. Стоит в большой комнате перед телевизором. В свете луны мерцает Царь-пушка. Мальчик с упреком спрашивает у нее: «Ну что ж ты, милая? Почему нас не защитила? А ведь создана была охранять мир и покой!»

Помнится, Сергей ходил в школу, хотя ничего не слышал и не понимал на уроках. Да его и не спрашивали – учителя только сочувственно качали головами и вздыхали. С удивлением мальчик узнал, что закончил учебный год на одни «пятерки». Настало лето, и вот тут беда навалилась на Сергея по-настоящему. У мальчика закончились деньги, заработанные мамой. Он перестал ходить за продуктами. Это заметили соседи и стали подкармливать сироту. А Сереже, по правде говоря, не хотелось ни есть, ни искать работу, ни вообще жить. «Зачем?» – угрюмо спрашивал он у Царь-пушки. Та молча искрилась своими мраморными узорами. Но тяжкий ствол старинного орудия все так же упрямо смотрел в сторону и чуть вверх. Сережа вздыхал и плелся разогревать суп, принесенный соседкой.

Но вот однажды, в конце июня, вдруг знакомо проскрежетал ключ в замке. Распахнулась дверь. Сергей почувствовал, как его сердце замерло и ухнуло вниз. «Мама!» – закричал он и побежал в коридор.

«Ну, ты с ума-то не сходи!» – сказала Зинаида, сбрасывая туфли. За ее спиной стоял незнакомый мужчина. «Здравствуйте», – пробормотал Сережа.

«Привет, привет. Давай знакомиться. Я Коля, – шепеляво отозвался пришелец. – Муж, значит, твоей сестры». Белесые глаза Коли цепко ощупывали стены и потолок. Особенно ему, видно, понравился стенной шкаф в прихожей, сделанный Григорием Петровичем. Мужчина попробовал его крепость, дернув за ручки.

Зинаида, едва войдя в квартиру, сразу принялась распоряжаться. Отругала Сергея за пыль на мебели. Велела Коле быстрее внести чемоданы: один в «зал», другой – в детскую. Сама достала из сумки продукты и полетела на кухню, готовить.

Обед прошел в молчании. «Почему Зина не спрашивает про маму с папой? – удивлялся Сережа, ковыряя вилкой вермишель. – Она ведь и не знает, что родители умерли. Думает, конечно, что мама с папой еще на работе. Но хоть бы поинтересовалась, как у них дела, как здоровье, в конце концов? И почему Зинаида вообще заявилась?»

Когда попили чай, девушка тщательно вытерла стол и снова села напротив брата. Коля делал ей какие-то знаки и даже в нетерпении хлопнул ладонью по столешнице. Но Зина не сразу решилась заговорить. Ее глаза, избегая взгляда Сергея, блуждали по сторонам. Наконец девушка подняла голову:

– Ну, братец? Как дальше жить думаешь?

Сергей удивился:

– Дальше? Учиться! Ты погоди, Зин! Ты вообще знаешь, что папа с мамой…

– Да знаю, дорогой! – Зина жестко усмехнулась. – Имела глупость Ленке написать. Думала, она мне подруга! А Елена в ответ: и такая я, мол, и сякая, и родных своих не люблю, а они у меня хорошие-расхорошие, прям загляденье!

– А что? – глухо спросил Сергей. – Негодные были мы у тебя? И папа с мамой плохие, да?! Говори!

Зина смутилась, затеребила воротник кофты. В бой ринулся Коля:

– Ты, пацан, в сторону не съезжай! Чего теперь про родителей-то ваших базлать? Умерли, и слава Богу. Царствие им, стало быть, небесное.

Сергей тихо спросил:

– Куда я съезжаю? Вы что, не понимаете? Это же наши мама с папой! А вы, значит, оба с Зиной знали про их смерть?

– Про маму мы недавно узнали, Ленка мне уже второй раз написала, – заторопилась сестра, пряча глаза. – Если хочешь упрекнуть за то, что я на похороны не приезжала, так некогда мне было, работала я.

– Некогда?! – задохнулся Сережа. – Да ты…

Зина нагло зачастила:

– Да, на квартиру зарабатывала! Пахала, как лошадь, пока ты тут за родительскими спинами прохлаждался. Все, небось, книжечки почитывал! В шахматки играл!

Сергей вскипел:

– А тебе кто мешал то же самое делать?! Просто моя сестра тупица, и лентяйка, и скряга!

– Ша, родственнички! – гаркнул Коля. – Чего разорались? Вы по делу говорите.

Мальчик недоуменно пожал плечами. По какому еще делу?

Зина покраснела. Видно, в эту минуту сестру все-таки жег стыд! Но она зло сказала:

– Вот что, дорогой. Жить здесь больше не надейся. Кончилось твое время! Поедешь в детдом.

Сергей помертвел. Может, он ослышался?

– И не смотри на меня так, не разжалобишь! – продолжала сестра. – Довольно ты тут жировал да родительской любовью пользовался. А я тебя кормить и одевать не собираюсь. У меня теперь своя семья, понятно?

– Но ведь мы же с тобой не чужие! Как ты можешь выгонять из дома родного брата? Мама с папой…

– Отлезь, пацан, – угрожающе протянул Коля. – Кончились твои родители, и нечего их зазря поминать. Теперь я тут жить буду – с супругой!

Все еще не веря в сестрину подлость, Сергей прямо посмотрел в глаза Зинаиде. Та отвернулась. Мальчик встал из-за стола и, не помня себя, вышел. Все было кончено.

Через несколько дней приехали две равнодушные тетки из РОНО и с ними милиционер. Посмотрев какие-то бумаги, милиционер приказал мальчику:

– Бери вещи и идем! Нас ждет машина.

Больше всего на свете боясь расплакаться – не хотел он доставить такую радость Зинаиде и ее муженьку! – Сергей взял маленький чемоданчик и шагнул к двери. «Ну, ладно! – усмехался он, спускаясь по ступеням родного подъезда. – Ладно, Зинаида. Думаешь, выгнала меня, и от брата Сереги ничего дома не осталось? Ошибаешься! Царь-пушку я спрятал, тебе ее не найти. А значит, папин подарок продолжает меня охранять – да и тебя, дурочку, тоже». Надо сказать, сувенир Сережа сразу, в первый же вечер, убрал с глаз Зинаиды и Николая. Мальчик отлично помнил, как сестра в прошлый свой приход рвалась уничтожить орудие. Поэтому, выйдя из кухни после тяжелого разговора, мальчик забрал игрушку и поместил под диван в своей комнате, прямо у стены. Царь-пушку ни с какой стороны не было видно, и Сережа ненадолго успокоился. Но он понимал: брать вещицу с собой в детдом неразумно. Вряд ли Сергей сможет там сохранить дорогой его сердцу сувенир – его или разобьют, или утащат. Ночью, когда сестра с мужем уснули в «зале», мальчик принялся за дело. В углу стены, где стоял его диван, Сергей тихонько оторвал обои. Потом принес папины инструменты и начал долбить отверстие в штукатурке. Надо сказать, мальчику не сразу удалось совершить задуманное. Только на третью ночь Сережа бережно задвинул Царь-пушку в получившуюся нишу, закрыл дыру картоном. Сверху он все аккуратно заклеил обоями. Получилось отлично! Тайник был абсолютно незаметен на гладкой стене, и мальчик впервые после появления Зинаиды заснул спокойно.

Детский дом оказался сущим адом. В первый день Сергея избили до полусмерти. «А это прописка, наша давняя традиция!» – глумливо заявил восемнадцатилетний балбес по прозвищу Ляпа. Он-то и руководил расправой, приговаривая: «Всыпьте, парни, домашнему бутончику! Я уж обрыдался в последнее время! Думал, выпнут меня скоро из родных стен – и не успею больше никого „прописать“. А тут удача подвалила – новенького приняли!» На следующее утро завтрак Сережи забрал себе его сосед по столу справа, а обед – сосед слева. Ужин мальчик не отдал и был снова бит… Хотя, правду сказать, обидчиков на этот раз оказалось гораздо меньше, и им тоже крепко досталось от Сергея. Все же не зря он столько лет занимался спортом! Скоро мальчика оставили в покое, не отнимали больше еду. Но Сережа и сам часто лез в драку – не мог смотреть, как старшие воспитанники издеваются над малышами. Детвора начала, спасаясь от негодяев, подбегать к юноше и прятаться за его спину. Так пролетело лето. Но Сергей еще не подозревал, что главные битвы были у него впереди!