Поздняя весна. Повести и рассказы

– Обязательно почитаю, – обещала я, – но, только после того, как сделаю вам массаж, и вы примете ванну.

– Чёрт побери, Яничка! – Милан начинал заводиться. – Вы понимаете, что…

– Не понимаю! – Рявкнула я командирским басом. – Не понимаю и понимать не хочу! Живо встал с кровати, снял рубашку и сел на стул!

От неожиданности Милан подчинился, и я приступила к массажу, погасив бьющий по глазам яркий верхний свет. Комнату уже успел заполнить аромат лаванды, а ещё я включила индийскую музыку для релаксации. Постепенно пациент расслабился под моими руками, и мы лениво переговаривались на разные приятные темы.

После я отправила Милана в ванную, снабдив его успокаивающей пеной и чистой пижамой из его шкафа. Последнюю он, кажется, не надевал и даже не держал в руках очень давно.

Оставшись одна, я проветрила комнату, разобрала постель, взбила подушки. В общем, сделала всё, чтобы Милан, вернувшись, сразу же захотел погрузиться в сон, но, не тут-то было.

Вернувшись из ванной, Милан принялся показывать мне ту самую архивную справку, подтверждающую шестую степень нашего с ним родства. Он радовался этой информации, как ребёнок. Видимо, усмотрел в дальнем родстве некое оправдание нашего с ним дикого обряда братания.

После Милан захотел, чтобы я почитала ему вслух свои последние стихи. Я ответила, что почитаю, если он ляжет в кровать… Детский сад «Лошадка», честное слово!

После серии мягких препирательств Милан согласился лечь, и я принялась читать. Я старалась делать это как можно монотоннее, чтобы навеять сон, но Милан возмутился:

– Яничка! Это никуда не годится! Разве можно читать столь унылым голосом такой прекрасный стих!

Пришлось, как говорила руководительница нашего школьного драмкружка, «включить эмоции».

Во всех этих милых хлопотах и чудесных разговорах незаметно прошло два часа, и в дверях появился заспанный, едва держащийся на ногах Яромир. Бедняга! Я совсем забыла сказать ему, чтобы не ставил сегодня будильник на каждые два часа, потому что я совершенно спокойно могу сама в эту ночь присмотреть за Миланом. Надо бы нам установить дежурства.

Убедившись, что всё в порядке, и в петле никто не висит, Збогар удалился.

– Бедный Ярек! – Изрёк Милан после того, как за его другом закрылась дверь. – По всей ночи не спит, ходит туда-сюда! Ты бы осмотрела его, сестрёнка. Вдруг с ним не всё ладно?

«Ты это серьёзно? – Завертелся мелким бесом на языке каверзный вопрос. – Интересно, а из-за кого это Ярек у нас не спит?»

Мы пообщались ещё минут пятнадцать, и я собралась уходить, предварительно погасив свет, но Милан запротестовал:

– Не выключай, сестрёнка! Я ещё немного почитаю.

Нет, ну, что с ним прикажете делать?!

– Почитай, только недолго, – разрешила я, но при этом подумала, что утром кое-кто у меня попляшет, ибо пощады не будет.

Пожелав Милану спокойной ночи, я отправилась в свою комнату.

Только я закрыла за собой дверь и собралась двинуться по коридору налево, как мои ноги наткнулись в темноте на что-то мягкое, и я чуть было не перелетела через нечто большое и тёплое, доходившее мне почти до груди. Я так испугалась, что горло перехватил спазм, и я была не в силах даже закричать.

Глава 8

Раньше свет в коридоре второго этажа зажигался сразу же, как только кто-то туда заходил. Теперь система сломалась, лампочки перегорели, и никакого света в этом коридоре не было от слова «совсем», только далеко впереди светила слабенькая лампочка на лестнице. Видимо, дом Котников уже не первый месяц, а, возможно, и год, приходил в упадок, как и их брак.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я поняла, что куча непонятно чего, о которую я запнулась на полном скаку, это, на самом деле, Яромир. Он решил подождать меня возле комнаты Милана, присел на пол, да, и заснул, положив голову руки, а их, в свою очередь, на согнутые колени. Как он потом рассказывал, ему показалось, что его, спящего, огрели сверху мешком непонятно за какие грехи.

Яромир вскочил на ноги, увлекая меня за собой, и, мы, сцепившиеся руками и бормоча извинения, потащились на свет, к лестнице.

Спустившись в гостиную, мы оба уже немного пришли в себя, и Збогар заявил, что хочет со мной поговорить. Самое время, конечно!

Я ему так и сказала, но Яромир утверждал, что дело не терпит никаких отлагательств и принялся извиняться за давешнюю шутку про монастырь. Нашёл что вспомнить! Лично я уже начала забывать её. Ярек напомнил мне своими извинениями, что я обещала Милану не шутить с ним больше на тему монастырей.

Очень не вовремя я дала это обещание, потому что после извинений Яромир принялся называть меня ангелом и говорить, что сам Бог меня им послал и ещё какую-то белиберду в этом духе. Меня так и тянуло спросить, а не самое ли место ангелу в монастыре? Какая жалость, что нельзя! Вот, смеху-то было бы!

Я оборвала поток красноречия спортсмена-антифеминиста заявлением о том, что он может не вставать больше этой ночью. Через час с небольшим я сама навещу Милана, а с завтрашнего дня установим дежурства.

Однако Яромир не согласился уступить мне сегодняшнюю ночь, ни под каким предлогом.

– Вы устали с дороги, Яничка! – Упорно твердил он. – Вдобавок, вы столько сделали за сегодня! Нет. Этой ночью я сам прослежу за Миланом.

Пришлось мне согласиться и взять на себя завтрашнюю ночь.

Ночь – это крайне интересное время суток. Вроде бы, темно, страшно, в голову лезет всякое. Тут бы поскорее заснуть или, по крайней мере, думать и говорить исключительно о чём-то светлом и добром, но, нет. Ночью всегда тянет на разговоры о чём-то страшном, о смерти, например. Видимо, поэтому я, после того, как мы с Яромиром установили график дежурств, спросила его, почему он решил, будто Милан может наложить на себя руки. Может быть, Милан обещал это сделать сгоряча? Или он много говорил о смерти, пока меня не было?

– Моя мать покончила с собой, – буднично сообщил Яромир. – Она повесилась ночью, ближе к утру. Перед этим её долго лечили в психоневрологической клинике, и лечение, вроде бы, дало результаты, а потом… Знаете, Яна, самоубийство – это самое ужасное, что есть в мире!

Я не могла не согласиться. Мне как фельдшеру «Скорой» приходится время от времени иметь дело с мёртвыми, но ни одна другая смерть не выглядит столь устрашающе, как самоубийство. Бедный Яромир! Пережить самоубийство самого близкого человека!.. Родной матери… Ужас!

Милан ничего подобного, оказывается, не обещал и не говорил о смерти, но мало ли что может прийти в голову человеку, потерявшему любовь всей жизни? Конечно, будет лучше, если мы станем за ним присматривать.

Я пожелала великолепному спортсмену и замечательному другу Яромиру Збогару спокойного остатка ночи и поднялась, чтобы идти к себе, но он догнал меня и удержал за руку.

– Янина… – Начал он. – Мне очень неловко об этом говорить… Эта моя утренняя ложь про химчистку!.. По правде сказать, я ляпнул первое, что пришло в голову. Не надо было…

– Вы взрослый человек, Яромир, и не должны ни перед кем обосновывать свои поступки, – оборвала я его излияния. – Захотели – уехали, не захотели – передумали. Кому какая разница?

Яромир обрадованно закивал и продолжил:

– Я не уехал, потому что…

– Потому что вы устали от выкрутасов Милана и насмешек Ивана. Вы не видели, чем можете помочь своему другу. Вы извелись, Яромир. Узнав, что приезжает сестра Милана, медик и психолог по образованию, вы почувствовали облегчение и решили, что спокойно сдадите его с рук на руки и отправитесь восвояси, – Яромир кивал моим словам, улыбаясь. – Однако, стоя в саду под цветущими деревьями, вы передумали уезжать, потому что… – напряжённый кивок, – устыдились своей слабости! – Лицо Яромира заметно вытянулось; он явно не ожидал такого заключения моей оправдательной речи. – Спокойной ночи, Яромир! – Пожелала я и чмокнула его в лоб с расчётом на то, что он отпустит, наконец, мою руку, которую до сих пор нервно сжимал в своей.

Так оно примерно и произошло. Яромир ослабил хватку, но при этом потянул меня на себя. В последние доли секунды я разгадала его манёвр и, вместо того, чтобы сопротивляться, подалась вперёд и вбок, пролетев мимо своего нового друга. При этом я вырвала свою кисть из его, сделала на прощанье книксен и быстро взбежала вверх по лестнице.

Поищите лёгкую добычу в другом месте, господин Збогар! Здесь вам ничего подобного не светит. Человек, который днём собирался идти в монастырь, ночью не… Впрочем, не будем об этом. Милан запретил.

Я вбежала в свою комнату, на всякий случай заперла дверь, поставила будильник на половину восьмого утра, переоделась в пижаму и скользнула под одеяло. В восемь часов утра все идут на пробежку. Кто не выспался, я не виновата!

Глава 9

Утром выяснилось, что его величество Иван Робертович Котник куда-то ночью (С утра?) подевались, поэтому в логово тигра по имени Милан Котник мы с Яромиром Збогаром отправились вдвоём, «подбадривая» друг друга смущёнными взглядами.

Как и следовало ожидать, Милан спал сном праведника. Интересно, во сколько он заснул? Это произошло явно позднее четырёх утра, потому что, когда Яромир заходил к нему в это время, Милан ещё не спал, хотя уже клевал носом над книгой.

Я включила «Имперский марш» из «Звёздных войн» на телефоне и сунула его прямо под ухо своему кровному брату и благодетелю. Яромир тем временем убрал с него одеяло. Не начал стягивать, а именно сложил и убрал подальше, дабы предотвратить никому не нужную борьбу за этот любимый всеми недоспавшими гражданами предмет.

От наших хлопот Милан недовольно сморщился, открыл глаза и резко сел на кровати.

– Что случилось? – Выпалил он. – Который час?

– Восемь утра, Милан, – буднично сообщила я. – Нам с вами пора на пробежку.

– Зачем? – Удивился Милан. – Я не хочу!

Он попытался откинуться обратно на подушки, но был заботливо удержан Яреком в сидячем положении. Я тем временем аккуратно извлекла подушки из-за его спины и отнесла их в другой конец комнаты, где пристроила на банкетку. Милан рассвирепел, но ещё как-то пытался держать себя в руках.

– Почему вы хотите идти на пробежку непременно со мной? – Зло поинтересовался он. – Неужели больше не с кем пойти? В конце концов, вы вполне себе самостоятельны и можете…

– Не могу! – Отрезала я. – Я одна стесняюсь.

– Так, идите с Яромиром!

– Яромир тоже стесняется, – сообщила я Милану под большим секретом.

Збогар тихонько прыснул, но сумел удержаться от смеха.

– Вставайте, Милан! Нам без вас никак не обойтись! – Серьёзно изрекла я и принялась выкидывать из шкафа Милана на его кровать всё, что хотя бы отдалённо напоминало спортивную одежду.

– Что вы себе позволяете, Янина?! – Взорвался Милан. – Вы постоянно командуете и манипулируете мной!

Я замерла с поднятой рукой, обернулась к Милану и радостно воскликнула:

– Милан, вы гений! От вас ничего не утаишь! Вы видели, как он раскусил меня, а? – Обратилась я к Яромиру, уже уставшему сдерживать смех. – Да, Милан, я командую и манипулирую вами! Но, согласитесь, я делаю это красиво…

Ярек сделался красным, как помидор, и отвернулся к окну, сами, мол, разбирайтесь, кто у вас тут кем манипулирует.

– Ну, знаете!.. – Злился Милан. – Я от вас такого не ожидал. Чтобы вы, мои так называемые лучшие друзья!.. В частности, вы, Янка!..

Я уставилась на Милана укоряющим взглядом и, неотрывно глядя в его глаза цвета разбушевавшейся морской пучины, тихо, но очень отчётливо поинтересовалась:

– Янка? Вы, Милан, только что назвали меня Янкой?!

Милан смутился и, кажется, даже испугался. Надо сказать, Яромир тоже выглядел немного испуганным. Милан, однако, быстро овладел собой и выпалил:

– Да! Я назвал вас Янкой! И, что?

Я продолжала гипнотизировать Милана взглядом кобры, готовящейся к прыжку, и добилась своего – он в смущении опустил глаза.

– Ничего, – ответила я, наконец, так же тихо. – Мне нравится. Всегда меня так называйте.

Тут моё внимание отвлекли какие-то странные хрюкающе-булькающие звуки. Это Яромир, корчась и заливаясь слезами от смеха, тихо сползал по стене.

– Вот, видите, что вы наделали? – Грозно спросила я Милана, указывая на Збогара. Всё это время я держала в руках какую-то вещь, то ли спортивные штаны, то ли толстовку. – Приводите в чувство вашего друга, и я жду вас обоих внизу. Одетых! – Внесла я ценное уточнение, швыряя эту вещь прямо в Милана.

Он поймал её на лету, всё так же сидя на кровати и ошалело моргая мне вслед. «Надеюсь, у него не начнёт дёргаться глаз от наших неусыпных забот», – подумалось мне.

Пробежка удалась на славу. Мы обежали квартал, потом сквер. После погоняли мячи Яромира по лужайке и вернулись в дом, необыкновенно довольные собой и друг другом. Я сказала, что приму душ и приготовлю завтрак для всех. Это свершится примерно через тридцать – сорок минут. Милан завёл песню, что он не ест так рано, но я опять взглянула на него взглядом василиска и повторила, что жду к завтраку всех, сделав на последнем слове особое ударение. Он устало махнул рукой и отправился в свою комнату. Яромир, идущий следом за ним, неожиданно обернулся и показал поднятый вверх большой палец, радостно улыбаясь при этом. Я улыбнулась в ответ и подумала, в который раз, какая у него хорошая, открытая улыбка.

Приняв душ и переодевшись, я взялась готовить завтрак: смешала два яйца с молоком и, обмакивая в эту смесь кусочки батона, жарила гренки. Ещё нарезала овощной салат, выставила паштет, джем, потёрла сыр, заварила чай и приготовила кофе. Милан спустился довольно скоро и принялся таскать гренки прямо из-под моей руки. В ответ я улыбалась ему доброй, сестринской улыбкой, но при этом очень хотелось спросить, кто это у нас там не ест в такую рань? Конечно, я не стала этого делать. Пусть кушает. Вон, он какой худой!

Завтрак обещал быть восхитительным, и он был таким до тех пор, пока мы, расположившись втроём за дубовым столом Милана, не спеша поглощали гренки с овощным салатиком, пили чай-кофе и вели неспешную беседу обо всём на свете. В самый её разгар явился вдруг Иван в сопровождении верного Марека. Он нёс в руках кипу каких-то бумаг.

Бумаги оказались жёлтыми газетами. Ванька эффектно швырнул их на стол и произнёс:

– Полюбуйтесь, что про вас пишут!

Вообще-то, в наш век высоких технологий он мог бы открыть нам пару ссылок на соответствующие сайты, но паренёк, видимо, решил, что так будет нагляднее. Как в старых фильмах!

Впрочем, он оказался прав: так нагляднее, потому как видно всё и сразу. Вся жадность журналюг до сенсаций, вся их богатая и не совсем чистая, а местами откровенно грязная фантазия, вся пестрота их представлений об отношениях мужчины и женщины… Читать это было одновременно смешно, грустно и гадко, а ещё поневоле охватывала жалость к потребителям подобных статеек.

Мы все трое одновременно склонились над стопкой газет и принялись без спешки перебирать их. Милан и Яромир были опытными, можно сказать, матёрыми звёздами и видели много подобной печатной продукции за свою жизнь. Мне было, честно говоря, начхать, что там пишут, но любопытно взглянуть себе в глаза, отпечатанные на страницах газет.

Что же ты, Янка, натворила на этот раз?

Натворила я, как вскоре выяснилось, изрядно.

Одна из газетёнок утверждала, что я покорила сердце закоренелого холостяка, шовиниста-антифеминиста-мини-футболиста Яромира Збогара, и скоро выхожу за него замуж. Даже фотография прилагалась, где Яромир, дурачась во время прогулки в парке, стоит передо мной на одном колене и целует мою руку.

Другая провозглашала меня новой девушкой Милана, который, оказывается, развёлся со своей женой ещё в прошлом году. Правда, ни он, ни Светка тогда ещё не подозревали, что они уже не муж и жена. Только разве такие мелочи остановят коней безудержной фантазии, готовых растоптать всё и всех на своём пути? Авторы этой заметки тоже не забыли проиллюстрировать её. На газетном фото мы с Миланом сидели рядом за столиком в том самом ресторанчике и радостно улыбались.

Третья утверждала, что я, молоденькая разлучница, разбила семью известного музыканта, и им было плевать, что я не такая уж молоденькая. О том, что я в своей жизни ничего ценнее вазы из магазина сувениров и подарков не разбивала, даже не хочется начинать. Здесь с газетного фото на зрителя вполоборота смотрела загадочно-стервозная Янина Рупник. Я так и не поняла, где и когда это фото было сделано.

Яромир реагировал на выходки жёлтой прессы совершенно спокойно. Ещё бы! После скандала, пережитого им в прошлом году, всё, что мы сейчас просматривали, казалось ему детским лепетом.

Милан немного нервничал, но пока справлялся. Психанул он после того, как взглянул на газетку, лежавшую в самом низу стопки. Называлась она простенько и со вкусом – «Жёлтый тюльпан», а статейка в ней была, сказать, что мерзкой и грязной – не сказать ничего. Это был огромный ушат не помоев даже, а содержимого выгребной ямы. Видимо, Иван специально положил её в самый низ стопки. На десерт, так сказать.

На наши головы вылилась информация о том, что мы трое – я, Милан и Яромир – оказывается, уже давно проживаем под одной крышей в доме Котников, устраивая чудовищные оргии. На нас жалуются соседи, потому что наши адские развлечения в виде попоек, прилюдного занятия извращённым сексом втроём, не говоря уже о громкой музыке и диких криках, мешают им спать по ночам.

Самое ужасное заключалось в том, что мы пытались втянуть в свои безумные развлечения ангела Светусика и её малолетних детей, что и заставило нежную мать и любящую жену покинуть этот дом-содом, а заодно и непутёвого мужа, притворяющегося великим деятелем культуры.

Помимо всего прочего в статейке упоминалось наше с Миланом якобы близкое родство.

На одной иллюстрации к статейке мы были запечатлены все трое с отвратительно перекошенными лицами за столиком ресторана, а с другой на читателя смотрела пресвятая Мадонна – Светусик, прижимающая к груди своих ангелочков. Взгляд её был нежно-испуганным.

Всему есть предел.

Яромир с размаха кинул газетёнку на пол и принялся топтать её ногами. Милан сначала сидел неподвижно, стиснув виски, а потом поднялся, сказал, что хочет побыть один и ушёл в свою комнату.

Ванька сидел в кресле в позе великодержавного монарха и молча наблюдал за нами.

Отпсиховавшись, Яромир тоже рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

Я не знала, как на такое положено реагировать, поэтому молча уставилась в окно. Руки непроизвольно теребили бумажную салфетку. В голове – полнейший вакуум, в сердце тоже он, но какой-то странный. Мне было по-прежнему безразлично, что там обо мне пишут, но не покидало чувство, будто я и впрямь совершила что-то дурное.

Мою рефлексию на тему чувства вины непонятно за что прервал вызов мобильного. Звонила мой литературный агент, Марженка Рупель. Она уже всё видела.

– …страшного! – Говорила она успокоительным тоном. – Конечно, ты теперь, скорее всего, лишишься части своих поклонников… в основном, поклонниц, конечно… Ну, знаешь, есть такие престарелые тётеньки, вроде меня, которые полностью отождествляют автора с лирической героиней… Они теперь тебя точно невзлюбят: такие красивые, чистые стихи и вдруг – оргии! Да ещё и… кровосмешение! – Последнее слово Марженка произнесла с видимым усилием.

Называя себя престарелой тётенькой, мой литературный агент кокетничает. Ей, конечно, немало лет, а, точнее, целых сорок семь, но выглядит она при этом моей ровесницей. Стройная, модная, ухоженная Марженка всегда благоухает дорогим парфюмом, может очаровать кого угодно и способна впарить издателям буквально всё. Она нередко даёт советы своим подопечным по имиджу и поведению в обществе, и к ней стоит прислушиваться, потому что ерунды Марженка не советует.

– Ты как? – Поинтересовалась она. – Сильно переживаешь?

– Я переживаю из-за Милана, – честно призналась я. – Сама я немного не та величина, чтобы день и ночь страдать на эту тему.

Услышав имя Милана, Ванька скривился и вышел во двор, увлекая за собой Марека.

– Узнаю мою дорогую Яничку! – Рассмеялась Марженка. – Для нас всегда наш дорогой братец на первом месте!

Марженка не знает о нашем побратимстве, но думает, что мы приходимся друг другу родственниками. Ну, да, приходимся. Шестая вода на киселе. У нас и справка есть! Мы ведь любим, чтобы всё было правильно.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем! – Пообещала Марженка. – Главное, ведите себя, как обычно. Ни в коем случае не запирайтесь в четырёх стенах и никаких комментариев прессе без совета с адвокатами! – Посоветовала она, попрощалась и отключилась.

Отличный совет. Нам всем троим сейчас, как никогда, хочется выйти на люди и при этом молчать, как рыбы об лёд. Однако Марженку ослушаться нельзя, потом дороже выйдет.

Я поднялась, чтобы идти к себе.

– Яна, вы куда? – Спросил вдруг Яромир.

– К себе в комнату, а что?

– Не оставляйте меня одного, пожалуйста! Я уже устал быть один! – Взмолился он вдруг.

– Ярек, но вы же взрослый мальчик… – начала я и осеклась.

Давно не видела столько тоски в человеческих глазах.

– Пойдёмте, прогуляемся по саду, – предложила я, и Яромир с радостью согласился.

Глава 10

Сад был таким же унылым, как моё настроение, и выглядел столь же никому не нужным, как я сама. Яромир, видимо, и впрямь озверел от одиночества, если льнёт ко мне. Да, и к кому тут ещё льнуть, не к Ивану ведь!

Сначала мы бродили по дорожкам молча, но постепенно разговорились. Я сказала, что неплохо было бы устроить в саду Котников хороший ленинский субботник.

– Ух, ты! Что вы вспомнили! – Рассмеялся Яромир.

– Мы этого и не забывали! – Просветила его я. – У нас каждую весну школьники, студенты и служащие в добровольно-принудительном порядке выходят на территорию своих организаций и убирают весь зимний мусор. Ещё сажают цветы и деревья. Даже жители многоквартирных домов устраивают по весне субботники!

– Здорово! – Откликнулся Яромир.

Он загорелся идеей устроить субботник в саду Милана. Можно, конечно, вызвать службу благоустройства территории, но порядок, наведённый своими руками, больше ценится. Так сказал Яромир, и я не могла с ним не согласиться. Помимо этого, физический труд на свежем воздухе должен взбодрить Милана и облагородить Ваньку. Всё, решено. В ближайшие дни субботнику быть!

Неожиданно Яромир замер на месте и слегка побледнел.

– Милан! – Вскрикнул он. – Милан уже полчаса, если не больше, там один!

Яромир развернулся и поскакал в сторону крыльца резвой, футбольной рысцой. Я за ним едва поспевала. Отговаривать Яромира от похода в комнату Милана я даже не пыталась, потому, как это не имело никакого смысла.

Прискакав вслед за Яромиром на второй этаж, я остановилась и тормознула своего спутника.

– Будет лучше, если вы пойдёте сперва к нему один. Мужской разговор, и всё такое… Я к вам чуть позже присоединюсь.

Яромир торопливо кивнул и побежал дальше. Это надо – так переживать за друга! Видимо, перед моим приездом Милан и впрямь неслабо его «закопал», если Яромир решился уехать, оставив друга на попечение сестры-медсестры.

Я вошла в свою комнату и молча уставилась в зеркало. «Ну, и что мы такое сотворили?» – спросила я мысленно у своего отражения. Ответов на этот вопрос была масса, но ни один не приносил облегчения.

Мы – в смысле, мы с отражением, – приехали в Словению из самых благих побуждений, а именно, поддержать нашего друга и благодетеля в его несчастье, а заодно не дать ему свалиться с жестоким приступом невралгии. Мы делали всё возможное, чтобы вытянуть его из той апатии, меланхолии, унылой грусти, в которой он пребывал. Поход в салон с последующей прогулкой в парке, завершившейся ужином в ресторанчике. Какой в этом грех? В итоге – цистерна отборного дерьма на наши головы.

Думаю, та статейка в «Жёлтом тюльпане» заказная. Даже наверняка заказная! Никакая фантазия журналюг не пошла бы дальше разбитой мной семьи и давно состоявшегося развода. Легенда об оргиях явно была сочинена под заказ каким-то совершенно беспринципным борзописцем. Вопрос в том, кто мог заказать это произведение.

Светка? Для чего оно ей? Было бы понятно, если бы Милан от неё ушёл, отомстить ему, так сказать, за бездарно потраченные на путешествия по всему миру и ненавистные светские приёмы годы жизни, но она ушла сама.

Должно быть, у Милана есть недоброжелатель. Впрочем, они у всех есть, и «недоброжелатель» – это мягко сказано. Подобное мог заказать только враг. Кому и чем мог насолить музыкант Котник до такой степени?

Мои размышления в стиле мисс Марпл прервал телефонный звонок. На этот раз звонила наша королёвна, мадам Светусик. Интересно, что она нам скажет?

– Сука! – Послышалось из телефонной трубки, как только я отозвалась на звонок.

– Приятно познакомиться. Янина Рупник, – парировала я.