Убийство – дело житейское

– А еще что-нибудь Вам сообщил этот Ваш, как его поприличнее назвать, не знаю.

– Сообщил. Сказал, что Зинаида с любовником находятся под следствием. Свиров-младший хлопочет о наследстве. В органах все верят признанию Игоря, а Вам сочувствуют, Вы же, несмотря на свой многолетний союз с Фаргиным, остались ни с чем. Все знают, что после смерти Жени его дочь осталась при крупных деньгах. Иначе, откуда бы взялись все ее приобретения?

– Да, что и говорить! Бедная Пазевская. Еще осенью я была для всех проституткой, фанатичкой и растлителем юных душ. Зимой я превратилась в легенду местной педагогики, а теперь, весной, оказалась в роли профессиональной нищенки. Не понимаю. Жить что ли людям нечем, или наша провинциальная скука так всех разлагает? Скажите, Иса, я, что, самый главный клоун в нашем городе? Почему все постоянно перемывают мне косточки? Честно жила, отлично работала. За матерью, сестрой и своими мужиками ухаживала, как за собственными детьми. Откуда такой нездоровый интерес к моей персоне?

– Этот вопрос не ко мне, Эвелина Родионовна. Миля тоже вызывала у всех болезненное любопытство. Видимо это крест тех, кто не похож на окружающих. Уверяю Вас, мы с Таней никому не будем интересны, даже если нам повезет и у нас будет все: хорошие дети, удобный дом, и каждый год мы станем ездить отдыхать на море. Вообще-то, после Джамили-ханум это единственное, о чем я мечтаю. Думаю, что и Таня этого хочет. Она такого натерпелась от своего гениального Рийдена, что еле ноги унесла.

Исмаил ушел, а Эвелина посмотрела на часы.

– Господи, еще нет и одиннадцати, а мне кажется, будто скоро рассвет. Какие-то безразмерные, бесконечные дни. События несутся с так, словно машину времени запустили с двойной скоростью. Как на моем проигрывателе, когда пластинку с оборотами 33, ставишь на скорость 78… Ну и что мне делать с монетами? Официально их не реализуешь. Можно сдать государству, и оно оставит мне какие-то проценты. Женю жалко. Потратил всю жизнь, собирал, и чтобы я большую часть отдала неизвестно кому? Да на них, наверняка, построят очередную дачу для кого-нибудь, вроде товарища Коняева. Обойдутся!

Около полуночи позвонил Рийден-старший. Услышав охрипший голос Лины, забеспокоился. Эвелина ответила, что немного простыла, убираясь в гараже. На ее вопрос о жизни в доме зятя, Алкис ответил однозначно: – “Ничего нового”.

– Поясни, – не удержалась Эвелина.

– Миша третирует падчерицу, Фрося пытается его утихомирить, а Валя все время молчит. Только по ночам плачет. До рассвета в ее комнате слышны всхлипывания и шелест страниц – видимо читает какой-то душещипательный роман. Я, дорогая, звоню предупредить тебя: – Утром уезжаю по делам дня на три. Звонить не буду, так что не волнуйся и береги себя. И помни, я твердо решил завести персонального питона по имени Лина, так что готовься попасть ко мне в клетку.

– Я еще не решила, Ал. Давай сначала разберемся с детьми, а уж после будем заниматься собственными проблемами. Главное, не снимай прослушивание с квартиры Михаила. Один Господь ведает, что там может случиться.

– Я прислушаюсь к зову твоей интуиции. Похоже, она у тебя действительно, как у змеи. Говорят, это единственные существа на планете, которые чувствуют приближение землетрясения!

Попрощавшись с другом, Эвелина пошла в комнату дочери. Таня спала безмятежно, раскинувшись, словно Тициановская Венера. Поправив подушку, Лина поцеловала ее и решила, что с утра пойдет в церковь и поставит свечку Богу, проявившему милосердие к ее доброй и хорошей девочке.

11

Трое суток Эвелина Родионовна осыпала подарками сестру, вылечившую ее дочь, и предавалась фантазиям о том, как дружно будет жить с молодоженами, когда у них появится здоровенький, пухленький малыш, и как часто станет миловаться с Алкисом, который станет ее навещать. Она планировала уговорить его помочь ей реализовать часть монет – это позволило бы ее семье жить в настоящем достатке. Лина даже надумала вернуться на полставки на работу в училище, чтобы взять себе в класс нескольких ярких ребят. Ей казалось, что общение с одаренными подростками поможет ей еще долго сохранять творческую активность, моложавость и привлекательность.

На четвертые сутки, часов в восемь вечера позвонил Николай.

– Эвелина Родионовна, я связался с вами по поручению шефа. У нас ЧП. Срочно прилетайте, билет на ближайший рейс Вам уже забронирован. Я с машиной буду ждать Вас в аэропорту.

– Что с Алкисом, он ранен?

– Он в военном госпитале. Поместили в связи с тяжелым приступом стенокардии. Требует Вас.

– А где Фрося?

– Она в реанимации. Сутки, как без сознания. Врачи полагают, она долго не протянет.

– А Миша?

– Михаил в морге. Пулевое ранение. Вскрытие показало наличие наркотика в крови.

– А Валя?

– Девочка задержана. Обвиняется в предумышленном убийстве.

– Так она застрелила Мишу?

– Да и при свидетеле. У них дома в тот момент был Агин. Все сидели за столом на лоджии, обедали. Валя объявила, что у нее есть сюрприз для отчима. Сказала, что хочет отблагодарить его, развратника и наркомана, за убийство ее матери. После, выстрелила в упор. Оружие трофейное, незарегистрированное. Выхватить у нее пистолет было невозможно. На лоджии тесно – выскочить из-за стола никто не успел.

– Бедная Фрося! Как она это выдержала?

– После выстрела она орала, что подсунула пистолет Вале, чтобы она застрелила Таню, когда та вернется. Она рассчитывала, что девчонка поступит, как настоящая женщина – прикончит соперницу. В этом случае она бы утаила, что Валя уже месяц, как совершеннолетняя. Кричала, что теперь девчонку за убийство поставят к стенке. Подлинные сведения о дате ее рождения припрятаны, и у Бори есть их копии. А уж он отомстит за гибель друга. Потом с Ефросиньей Павловной случился удар. Тут подоспели ребята, что прослушивали их квартиру и вызвали скорую. Все остальное прошло, как положено.

– Вы немедленно сообщили обо всем Рийдену, и он прилетел.

– Прилетел в полночь. В самолете ему стало плохо. Вынесли на носилках и прямо в реанимацию. Сейчас он уже в палате. Доктора говорят, что шеф родился в рубашке. Ему вовремя оказали помощь. Он ждет Вас. Поторопитесь, самолет вылетает в двадцать один час.

– Алкис разрешил Вам все это мне рассказать?

– Обязал. Сказал, что без этой информации Вы с места не сдвинетесь. Эвелина, Родионовна, поторопитесь, у Вас времени в обрез.

– Я еду, Коля. Ждите меня!

– Мама, кто звонил? – спросила Таня, появляясь их кухни.

– Звонила госпожа Месть. Я улетаю к Алкису, через два часа посадка на самолет. Позвони Исмаилу, попроси, чтобы он меня подбросил в аэропорт… Кстати, ты свободна. Можешь, хоть завтра идти с ним под венец. Валентина пристрелила Мишу… Посмотри, как невероятно складывается Судьба. Аджина, которая пыталась меня извести, покончила с собой… Жениного убийцу прикончили его жена с любовником. Твоего душегуба застрелила его падчерица… Не стой же, открыв рот, Татьяна! Звони Исе.

… В столичном аэропорту Пазевскую встретил Николай и без лишних слов повез в военный госпиталь. Лину без проволочек впустили к Рийдену, предупредив, что он еще очень слаб, а потому для беседы у них есть только десять минут. Алкис лежал с закрытыми глазами. Лицо его отливало зеленью, на худых белых руках проступили синие пятна от инъекций.

– Привет, дружок! – негромко сказала Эвелина, заходя в палату. – Ты тут один, это хорошо. Можно поговорить без свидетелей.

– Рад тебя видеть. Спасибо, что приехала. Всегда считал, что с любой проблемой справлюсь сам. А вот припекло и без твоей помощи не обойдусь. Надо спасти Валю. Помоги ей. Я понимаю, что прошу невозможное. Она виновата. Таню извела, Мишу убила… Но она все-таки не закоренелая преступница. Она жертва. Объясни, как это возможно, что она на два месяца старше, чем записано у нее в метриках? Я лично не понимаю этой механики. Если ей уже шестнадцать, у нее одна мера ответственности. А если нет – то значительно мягче. Пойми, ее же будут судить за предумышленное убийство!

Алкис умолк. Желваки выступили на его лице, и он скрипнул зубами.

– Это я виноват. Должен был спрятать свой пистолет так, чтобы до него ни одна живая душа не добралась.

– Ал, дорогой, судя по всему, его взяла Фрося. Уж поверь мне на слово, нет такой жены, которая бы не залезла к мужу в сейф. А по поводу Вали могу сказать одно. Я всю дорогу об этом думала. Возможен только один вариант. Поля родила ее семимесячной. Потом девочку два месяца держали в больнице в боксе. Вероятно, кто-то из твоих дам нашел способ оформить документы на Валю не тогда, когда она появилась на свет, а когда ее выписывали. Вообще-то, я, как женщина, не нахожу в этом никакого криминала. Нормальному ребенку нужно девять месяцев, чтобы стать полноценным созданием. А все это время провел он в материнской утробе или в боксе – это дело медицины, а не юриспруденции.

– Скажи это в нашем суде, Лина. Тебя обсмеют. Я хорошо помню, как Фрося через пять месяцев после свадьбы увезла Полю к вам в автономию. Хотела, чтобы за ней присматривал Сидоренко. Потом она позвонила, сказала, что Иван положил невестку к себе в больницу на сохранение и пообещал сделать все возможное, чтобы у нас был здоровый малыш. Вот и все. Примерно, через два месяца, Фрося привезла Полину с Валечкой, сказала, что девочка родилась недоношенной…Но, по-моему, она была в норме. Хотя я, честно говоря, в этом ничего не понимаю.

– Если тебя немного провели, Ал, это не беда. Я знаю Ивана. Он никогда не совершит подлог так, чтобы его можно было бы уличить. Метрики у Вали только одни. Сидоренко всю жизнь работал чисто. Конечно я все, что возможно выясню. Лучше скажи, что там у вас наговорила Валя после ареста.

– Сказала, что об убийстве матери узнала из романа, который написал Миша. Там герой убивает жену за то, что она его обманула. Прижила ребенка от какого-то хлыща. Сообщила, что Михаил ее соблазнил, когда ей не было и тринадцати лет. Что наркота и пистолет принадлежат ему. Хранил он все это в тайнике у нее в комнате, а она просто воспользовалась оружием, так как хотела отомстить за мать и за себя.

– Гражданка, Вам пора уходить, – сказала медсестра, заглядывая в дверь.

– Ал, попроси, чтобы тело Миши придержали в морге еще несколько дней. На его похороны, наверняка, прилетит Миликов. Я должна успеть обследовать его квартиру. Если есть какие-то бумаги на Валю у Агина, значит, их копии хранятся и у Ми-Ми. И второе. Я сегодня же поеду в Фросе и буду около нее дежурить. Вдруг придет в себя, и что-нибудь скажет. Распорядись, чтобы меня к ней пропустили. И, главное, выздоравливай! Ты почти шестнадцать лет холостой. Может, я еще за тебя и замуж пойду. Если повезет, доживу до положения генеральши! Иду, иду! – сказала Лина медсестре, сердито распахнувшей дверь палаты.

– Передай Коле наш пароль. Это слово «мост». Он организует все, о чем ты меня сейчас попросила.

Николай, услышав заветное слово, громко хмыкнул, но от комментариев воздержался. Он довез Лину до квартиры Миликовых, а сам отправился в отделение скорой помощи, где находилась Евросинья Павловна. Ему предстояла нелегкая беседа с дежурным врачом: надо было доказать, что пребывание Пазевской рядом с умирающей важно для следствия, и тот рискует головой, отказав Коле в такой малости.

… Эвелина Родионовна своим звонком в дверь переполошила Марину и Стаса. Только увидев Лину в глазок, они успокоились и впустили ее. Оставив в прихожей вещи, Эвелина прошла в комнату, села в кресло и без всякой лирики рассказала о случившемся. Молодые люди, вытаращив глаза, словно перепуганные и взъерошенные совята, обалдело смотрели на тетушку.

– Еще раз повтори, пожалуйста. Я со сна не врубилась, – заикаясь, пробормотала Марина. – Если я правильно поняла, Мишу вчера убили, Фрося при смерти, Алкис в реанимации, а Валя за решеткой.

– Все так и есть. С этим буду разбираться я. Вы мне нужны для другого. Надо обезвредить Агина. У него есть копии бумаг, в которых указано, что Валя родилась на два месяца раньше, чем записано в ее метриках. Фрося отдала их на хранение Борису. Что это за документы, я не знаю. Понимаю главное – их надо обменять на пленку со снимками. Борис согласится. Он человек разумный.

– Боитесь, что девчонку поставят к стенке?

– Я не знаю, что ее ждет. Я хочу, чтобы Валя отвечала по закону. Но только так, как ей положено по возрасту, указанному в документах. Аферы ее бабки и мамаши не должны иметь к этому никакого отношения.

– Я все сделаю, Эвелина Родионовна. В юности сгоряча можно такое натворить, что после не расхлебаешь. Без помощи хорошего человека можно и жизни лишиться. Я лично без Загориной, давно был бы трупом. А мне было уже двадцать лет, когда я попал в переделку. А Валя? Та просто соплячка!

– Спасибо, Стасик. Еще одна просьба. Если позвонит Софа, Вы ничего не знаете. Я сама ей обо всем сообщу, когда станет известна дата похорон Миши.

Не успела Эвелина выпить кофе, как объявился Николай и сказал, что обо всем договорился в больнице. Там Лину ждут, хотя из-за этого разговора он в лице дежурного медперсонала нажил себе кровных врагов.

В «Скорой» Пазевскую встретили с плохо скрываемой ненавистью – персонал предположил, что ее подослали следить за их работой. Однако, узнав, что больной она приходится свахой, немного поостыли, решив, что перед ними обыкновенная блатная баба, а не доносчица.

Эвелину переодели в больничное белье и уложили в реанимацию рядом с Фросей, благо, соседняя койка оказалась свободна.

Под утро Ефросинья Павловна очнулась, увидела Лину, узнала и попросила попить.

– Ты здесь. Это хорошо, – заплетающимся языком пролепетала умирающая. – Знаешь, я безумно хотела иметь детей. Много. А Носов меня бросил. Алкис – пустоцвет. Я помогала Поле. Думала, будут внуки. А она подсунула нам чужое отродье. Через полгода я это поняла. Девчонка оказалась не нашей породы. Мой приятель узнал, с кем эта шлюха путалась. А эта дрянь мне твердила, что девчонка похожа на Алкиса. Сифаева была проституткой! Я ее возненавидела. Уговорила сына от нее избавиться. План придумала. Пришлось делать все самой. Только Боря и помогал. Миша и Митя слабаки. Куда им… Думала, у Тани будут дети. А она тоже пустой стручок. Я знала, Миша спит с Валей. Надеялась, у них будут дети. Она же молодая, здоровая. А она убила Мишеньку.

– А откуда у нее пистолет?

– От моего солдафона. Этот дурак думал, я не знаю, что у него в сейфе. Я его игрушки переложила в шифоньер. Знала, Валя утащит. Думала, она хочет соперницу убрать. Миша ведь говорил, что Таня вернется. Я и на этот раз все рассчитала. Таню в могилу. Валю в колонию. Миша свободен… Мог бы нормально жениться. А эта дрянь моего сыночка пристрелила. Должна была Таню прикончить, а убила моего ненаглядного. Ну, теперь ей недолго осталось жить…Ей уже шестнадцать. Исполнилось…

– Ну и гадюка, – думала Пазевская. – Погубила Полю, подстроила взаимоуничтожение Тани и Вали. А теперь подготовила все, чтобы и девчонка получила высшую меру. Не приведи, Господи, сообщит врачам, что оружие принадлежит Алкису. Он же тогда тоже помрет. Окочурится от сердечного приступа!

– А Вы зря думаете, что моя дочь бесплодна! – в сердцах выпалила Эвелина. – Таня уже в положении. Не от Миши, конечно. Это Ваш сын пустоцвет, а не его женщины. Он может спать с кем угодно, и все это будет без толку!

Ефросинья Павловна уставилась на Лину широко открытыми глазами. Потом они померкли.

– Миша уже ни с кем не сможет спать…Он будет спать в земле… Рядом со мной. А эту сучку расстреляют! Вышку дадут! – гневно воскликнула Фрося, приподнявшись на локте. – Понимаешь? Вышку! Ее поставят к стенке! Ей конец! – завопила, что есть силы умирающая и ничком упала на изголовье.

Ее выкрики услышали врачи и, выгнав из палаты Пазевскую, взялись за дело. Однако все их усилия были тщетны. Через полчаса Ефросиньи Павловны не стало.

– Господи, не наказывай слишком строго душу этой заблудшей, – шептала Лина, стоя в коридоре у окна.

… На рассвете Пазевская вернулась на квартиру Миликовых, рухнула без сил и забылась тяжелым сном. Она не слышала, как молодые разбежались по делам. Разбудил Эвелину Родионовну следователь. Он пришел поговорить с ней о последних минутах жизни Ефросиньи Павловны. Своих людей к ней он не приставлял, так как не предполагал, что она придет в себя – врачи его убедили, будто это невозможно.

– Они сказали правильно. Фрося в себя так и не пришла. В бреду она говорила, будто вместе с Агиным убила свою первую невестку и требовала «вышки» для Вали, застрелившей ее сына. Меня она так и не узнала, хотя мы расстались несколько дней тому назад, – объяснила Пазевская. На вопрос сыщика, с какой целью Лина возвратилась в столицу, Эвелина объяснила, что ее пригласил сват – полковник Рийден. Алкис Степанович. Он хотел, чтобы кто-то из родственников ухаживал за ним и его супругой.

– Мне показалось, что врачи сделали все, чтобы спасти Ефросинью Павловну. Но, сами понимаете, не всякой матери под силу пережить смерть своего единственного сына! – завершила речь Эвелина. Следователь что-то пометил в своей записной книжечке и ушел, а Лина, не мешкая ни минуты, собрала кое-какие продукты и отправилась в больницу к Алкису.

– Меня скоро выписывают, – объяснил Ал, увидев свою подругу. – Не представляю, что буду делать один в своей грязной квартире. Прошу, поживи у меня. После того, что случилось, я просто загнусь. Пока будет следствие, я даже уехать не смогу. Потом, Вале надо передачи носить. Об адвокате я уже позаботился. Но дело практически безнадежно – преднамеренное убийство девушкой, достигшей шестнадцати лет…

– Ты все правильно решил, Алкис. Но я и не собираюсь сидеть, сложа руки. У меня есть свой план.

– Ладно, Лина, действуй по своему усмотрению. После суда над Валей я выйду в отставку. Возможно, уеду к брату. Но сейчас главное – спасти девочку. Она – все, что у меня осталось после двадцати пяти лет брака.

– О семейной жизни поговорим после, когда выздоровеешь. И учти, твоя змея ждет, не дождется, когда ты ее согреешь.

Эвелина поцеловала Ала в небритую щеку, шепнула: – Держись, старина! – и удалилась.

– Ну и жизнь пошла! – ворчала она, пытаясь остановить такси. – Еще немного и я, как Иса, буду мечтать о скучной пристани. Похоже, после пережитого, нудное бюргерское существование станет для меня синонимом счастья.

…Эвелина Родионовна расположилась на отдых в кабинете Ми-Ми. Не успела она хорошенько выспаться, как появился насупленный Градов. Не говоря ни слова, он положил на стол несколько листочков, сказал, что у него мигрень и ушел в спальню прилечь. Лина схватила с таким трудом добытые бумаги и углубилась в их чтение. Помимо выписки из какого-то регистрационного журнала, там было заявление двух врачей и одной санитарки. Составленные по всем правилам с подписями, заверенными в отделе кадров роддома, они свидетельствовали о том, что Полина Рийден родила девочку раньше положенного срока, из-за чего восемь недель ребенок находился в отделении для недоношенных. Далее стояло число и месяц выписки младенца из роддома. Эта дата в метриках Вали была записана, как время ее появления на свет.

Тяжело вздыхая, Эвелина позвонила Ирине Родионовне, объяснила сложившуюся ситуацию, и стала выспрашивать о тех, кто подписал эти бумаги.

– Не волнуйся, Лина, этих дам я знаю. За эти годы одна стала абсолютно склеротичной старухой, вторая переехала жить куда-то в Россию, а третья превратилась в такую взяточницу, что боится милиции, как чумы. Она сама приплатит, лишь бы не зарисовываться в органах. Лучше скажи, когда похороны Миши. Я сообщила Сидоренко о трагедии в семье Рийденов, так он расстроился до слез. Собирается ехать к вам, чтобы выразить Алкису свое соболезнование. Иван Петрович рассказал мне, что Ал спас жизнь его родному брату, когда тот оказался в окружении, а после помог избежать концлагеря. Поэтому Сидоренко и помогал родственникам Рийдена. Сначала Полине с ребенком, а потом тебе с Таней. Из-за этого и произошла эта неразбериха с метриками Вали. Иван не смог отказать Ефросинье Павловне. Она страдала оттого, что Миша мог стать отцом в любой момент. Потому и привезла невестку к нам. Рассчитывала, что Поля родит в срок, то есть еще через два месяца после их появления здесь. В таком случае Фрося объявила бы знакомым, будто ребенок недоношенный. Тогда в глазах окружающих ее семья выглядела бы респектабельно. А Полина возьми, да и разродись, едва они здесь появились. А это произошло как раз через пять месяцев, после регистрации их брака. Вот Ефросинья и уговорила пойти Ивана на подлог. Записать датой рождения Вали то число, которым ее выписали из роддома. Сидоренко пошел на это. Он искренне полагал, что дело пустяковое. Это же не мальчик, возраст которого напрямую связан с призывом в армию. Тем более, здесь речь шла о каких-то двух месяцах. Надеюсь, ты теперь все уразумела? И учти, Лина, на похоронах должна присутствовать Таня. Я уговорю ее поехать. Отправлю вместе с Иваном. Она, практически, здорова, но компания хорошего врача ей не помешает.

Распрощавшись с сестрой, Эвелина с волнением подумала, что по гроб жизни обязана Алкису: если бы не его дружба с Сидоренко, она уже давно была бы изъеденным трупом, а Таня инвалидом, обреченным на жалкое существование.

– Не мне осуждать Ала, который хранил в сейфе трофей, за который его друг заплатил кровью или Ивана, который, сам не ведая того, дает шанс выжить девчонке, отомстившей за свою загубленную жизнь и за убийство матери, – размышляла Эвелина Родионовна, роясь в бумагах Миликова. Час работы, и из папки с аккуратно подшитыми счетами, сберкнижками и документами Лина извлекла разыскиваемые листки.

– Все-таки, Фрося была гениальной бабой. Я ее, явно, недооценивала. Организовала убийство одной невестки. Подстроила так, что вторая загремела в дурдом. И все безнаказанно. Вот и с рождением внучки. Все сделала так, что в общественном мнении брак ее сына выглядел благопристойно. И при этом – такая дотошность с бумагами Вали. Ничего не поделаешь, истинная математичка. Но какая разница между нашим поколением и нынешними женщинами. Фрося шла на преступления только ради того, чтобы иметь потомство. Даже я, несмотря на гибель Саши, сохранила Леночку. А современные дамочки, что Софе, Марина или танцовщицы Караевой – все живут в свое удовольствие…О детях даже не помышляют. Рожают такие, как внучка Гаврилихи. И то, ради того, чтобы вылезти из грязи. А образованные, утонченные и самостоятельные думают только о себе. Если бы не ад, через который прошла Таня в заведении у Ми-Ми, она бы тоже о детях не думала. Жила бы так же, как эти умные, расчетливые и в меру эмоциональные особы.

Вскоре с работы пришла Марина. Увидев на столе два экземпляра документов, из-за которых Лина и Стас так намучились, улыбнулась, чмокнула тетушку в щеку, сказала – Ну, вы молодцы! – и пошла переодеваться.

– По-моему, твой Градов заболел. Подошла бы, спросила, как он там? – посоветовала Эвелина племяннице.

– Ничего. Отлежится, встанет и скажет, что ему нужно. На кухне в шкафу не аптечка, а целый магазин. Думаю, он все необходимое уже принял.

– Не возражаешь, если к нему подойду я?

– Иди, иди, тетя. Видно, тебе на роду написано быть клушей. Ты всегда за кем-то ухаживала, то за детьми, то за учениками, то за ближайшими родственниками. Не мне, а тебе замуж надо. Возьмешь какого-нибудь старикашку, и будешь делать привычную работенку. Тебе ведь без нее скучно! Лучше бы позанималась, а то, по-моему, уже забыла, как выглядит клавиатура.

– Я начала понемногу. Но всерьез не получается. Уж больно всякой всячины свалилось на меня!

– Я это понимаю. Но тебе уже можно так жить. Ты – пенсионерка. А мне нельзя. Я себе всегда говорю – нет дня, когда не было бы уважительной причины, чтобы не делать свое дело. То кто-то болеет, то сама дохлая, то тебя довели до ручки. Что ни день, то сюрприз. Один похлеще другого! Поверь, изнеженность никого до добра не доводит!

– Ты права, Мариночка. Но я все-таки подойду к Стасику.

Эвелина легонько постучала в дверь. Не услышав в ответ ни слова, она вошла. Градов расположился на кровати. Вытянувшись во весь рост и заложив кулаки под голову, он лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок.

– Стасик, может я смогу помочь? Наверняка у Вас что-то случилось. Неужто, Агин снова Вас достал? Может, поделитесь? Уверена, всем скопом мы положим его на лопатки!

Градов сел и пятерней расчесал спутанные волосы.

– Утром я пошел в свою Альма-матер. Думал, сердце екнет. Но, слава Богу, почувствовал, что теперь сердца у меня нет. Нашел Бориса, сунул ему под нос снимки и выложил условия обмена. Он меня сразу узнал, испугался, побелел и пообещал все сделать. Договорились, что обмен состоится в стекляшке – это кафе, что в центральном парке. Пришел я туда в назначенное время, а там вместо Агина – его рыжая стерва. Она отдала бумаги Вали, забрала у меня пленку и фотографии. Ну а потом пообещала, что через неделю моей ноги ни в одной из редакций республиканских газет не будет. Сказала, что деятельность папарацци несовместима с моральным кодексом строителей коммунизма, а потому о моих наклонностях подсматривать в замочную скважину узнают все, кто причастен к печатной продукции.