Убийство – дело житейское

Уже ночью, лежа на отглаженном, кипенно-белом белье, он думал:

– Эвелину просто не узнать – исхудала, поседела, да и прическа у нее стала дурацкая. Но все-таки она необыкновенная женщина. Живая и зажигательная. А какая компанейская! И так артистична! Интересно, почему она всегда избегала моего общества? Приезжала не чаще двух раз в году, да и то, когда я был в отъезде. Наверняка, моя благоверная ее отвадила от нашего дома. Понятно, не хотела, чтобы я их сравнивал. Еще бы! Лина так доброжелательна. К тому же хорошая хозяйка: и дома порядок, и готовит прекрасно… Не чета моей Фросе!

За всю свою долгую семейную жизнь, Ал впервые назвал собственную жену не Евой, а Фросей. Сам-то он не обратил на это внимание, но если бы задумался, что за этим стоит, то был бы крайне обескуражен.

По утру, проводив разомлевшего свата, Пазевская стала названивать Заминовой. Наговорив Диле кучу комплиментов, Лина попросила приятельницу привести в порядок ее внешний вид и обеспечить новой одеждой.

– Дорогуша, пойми, я похудела и постарела. Волосы у меня стали, как у старой негритянки, а одежда болтается, как на вешалке. Я, конечно, делаю все, чтобы побыстрее поправиться, но все равно, прежние наряды мне не подходят. Дней через десять, я отправляюсь к Рийденам. Хочу выглядеть так, чтобы вызвать уважение у зятя и у внучки. Учти, он доктор философии, а она эмансипированная и весьма неглупая девица. За твою заботу отплачу: летом, когда Зухра приедет на каникулы, буду с ней заниматься. А сейчас ты возьмись за меня. Мне нужно все на высшем уровне: полная экипировка плюс хороший парикмахер. Ты в столице бываешь регулярно, вращаешься в кругах людей влиятельных, их вкусы знаешь. В общем, я тебе доверяю. Учти, все услуги я оплачу.

Заминова была рада услужить Эвелине Родионовне, так как понимала – без ее опеки Зухра проведет лето, как стрекоза на лужайке. А этого Дильбар боялась больше всего на свете. За годы занятий ее дочери в классе у Пазевской, она поняла главное – в искусстве, как и в спорте каникул не бывает. Поэтому, рассыпавшись в любезностях, она пригласили Эвелину посетить ее тогда, когда той будет удобно.

Условившись с Заминовой о встрече, Лина позвонила на завод Андрею Гавриловичу и попросила его прислать к ней мастера, который у нее на веранде делал рамы и вставлял в них стекла. Эвелине он тогда пришелся по душе, особенно ее умиляло его прозвище – «Авдееч», связанное, как она впоследствии узнала, с его отчеством – полное имя этого умельца-золотые руки, похоже, знали только в заводском отделе кадров.

Авдееч пришел к Пазевской сразу же после работы и, услышав ее просьбу, стал хохотать так, будто попал в цирк на представление дрессированных обезьян.

– Зря ты смеешься, приятель! Сам же видел, я постоянно теряю ключи от всего, что запирается! Вот и на аптечке у меня висит замочек. Я ее закрываю – у меня там флакон сильнодействующего яда. Не дай Бог, Таня по ошибке примет, не откачаем! А у меня сердце шалит. Часто необходимо срочно принять лекарство, вот я в прединфарктном состоянии и бегаю по квартире. Ключ ищу. Научи меня замки открывать так, как делаешь ты! Тебе ведь для этого достаточно обычной шпильки! Я хорошая ученица, и руки у меня на месте. Платить буду, как за уроки музыки. Для тебя это забава, а мне пригодится. Высокой квалификации мне не надо, но на бытовом уровне просто необходимо. И не волнуйся, в жизни не проболтаюсь, чем мы тут с тобой будем заниматься!

– Видно тебе, Лина, это действительно, нужно. У тебя сейчас глаза, как у моего кореша. Он когда-то вытащил меня из огня… Я ведь воевал. Меня контузило… Друг он мне был настоящий. Слава Богу, оба живы остались…Так вот, я согласен, хозяйка. Заплатишь столько, сколько сможешь. Деньги лишними не бывают. Только я плохой учитель. Что не так, могу и послать… Ты уж на меня не обижайся… Это по привычке, не со зла… Я сейчас пойду домой, отдохну, возьму кое-какие вещички и вернусь.

– Жду тебя к восьми. Как, Авдееч, тебя это устроит?

– Пойдет, хозяйка. Буду вовремя. По такому делу ты бы мне сейчас рюмочку налила…Уж больно твой заказ необыкновенный. И как это ты разглядела, что я спец в этом черном деле?

Авдееч «опрокинул» рюмку водки, занюхал рукавом и, по-свойски подмигнув Эвелине, хихикая, удалился.

Вечером мастер явился в чистом костюме, наглаженный и побритый. В руках у него был потертый чемоданчик.

– Не смейся, подруга. Я сегодня, вроде бы, твой учитель. Потому при параде.

Глядя на блестящие, расширенные зрачки своей именитой ученицы, Авдееч рассмеялся:

– А ты, похоже, в душе партизанка! Ты, случайно не воевала?

– Не довелось, дружок. Но боюсь, что скоро придется наверстывать упущенное. Не перевелась еще фашистская нечисть в нашем краю!

Через два дня после начала занятий с Авдеечем, Лина отнесла большую часть денег, что держала в коробке за книгами в сберкассу, так как поняла, что все ее запоры – просто символ, преграда для и без того честных людей.

В тот же вечер, обговорив с Заминовой сумму, необходимую ей на новый гардероб и на подарки столичным родственникам, Лина впервые после смерти Фаргина задумалась о том, на какие средства придется жить дальше. Пока она трудилась, ей и заработанного хватало. Когда же она, оказавшись не у дел, заболела и поняла, что долго не протянет, то посчитала, что денег Жени ей хватит и на свою короткую жизнь, и на достойные похороны, и на небольшое наследство для Тани. Младшая дочь, судя по ее редким звонкам, жила нормально и ни в чем не нуждалась, а потому ни советские деньги, ни половина родного дома ей были не нужны. И вот теперь, почувствовав в себе огромный запас жизненной энергии, Пазевская подсчитала, что наследство Фаргина растает довольно скоро. После этого ей с Таней придется жить на свои пенсии.

Неожиданно Эвелина Родионовна осознала, что в тот период, когда она работала, ей для удовлетворения амбиций вполне хватало творческого общения с учениками и ежегодных выступлений с сольными концертами. Они приносили ей столь глубокое удовлетворение, что она не замечала ни скромности своего быта, ни заурядности своего гардероба. Ко всему, Лину всегда так заполняла музыка, так согревала привязанность друга и родственников, уважение коллег и учеников, что и без высокой должности, значительного дохода и влиятельного супруга, она ощущала себя состоявшимся человеком.

Теперь же, потеряв по милости Джамили почву под ногами, Пазевская почувствовала нужду в иных средствах, которые помогли бы ей сохранить привычное ощущение собственной значительности. Впервые в жизни Эвелина Родионовна до конца осознала, насколько обычной, среднестатистической женщине необходимы настоящие деньги и солидный муж, имеющий вес в обществе. Внезапно ей пришло в голову, что именно за то, что она не принадлежала к подобной категории, ее так и ненавидела подруга.

– Возможно, в этом и состоит суть того, что Миля выбрала именно меня в качестве жертвы, когда надумала самоутвердиться. Скорее всего, ее бесила моя независимость от самых, что ни есть естественных потребностей нормальной советской бабенки.

Получив приглашение Алкиса временно взять на себя заботу о зяте и его дочери, Лина с новой энергией стала готовиться в дорогу. Накануне отъезда в столицу Эвелина Родионовна, навестив Таню в больнице, обрадовалась: дочь похудела, помолодела и в ее манерах снова стала сквозить утраченная после лечения у Миликова живость.

Татьяна беспрестанно повторяла матери все, что знала о членах своей семьи, подробно описывала их вкусы, манеры, привычки. Впервые в жизни Эвелина Родионовна пожалела о том, что так редко навещала своих столичных родственников. И вот теперь, чтобы наверстать упущенное, ей приходилось интересоваться всем – от любимого цвета носок зятя, до размера бюстгальтера свахи.

Лина показала дочери подарки, которые собиралась вручить Рийденам и спросила, не вызовут ли они у тех презрение за ее провинциальный вкус и бедность. Таня расхохоталась, а после пояснила, что о таких «шмотках» эти скряги только мечтают. Купить себе нечто подобное они, разумеется, в состоянии, но жмутся: переплачивать перекупщикам не желают, зато день и ночь злятся, что в спецмагазинах, куда они прикреплены благодаря должности Алкиса, таких вещей не продают

Перед уходом, немного смущаясь, Лина обратилась к дочери с вопросом:

– Прости меня, родная, за цинизм… Умоляю, скажи как на духу, ты не передумала разводиться? Еще не поздно! Полечишься здесь полгода, за это время Валя получит паспорт, окончит школу и покинет дом. Ну, а ты останешься при муже-профессоре и при хорошей квартире. К тому же будешь жить в достатке и не здесь, а в столице… Ты же понимаешь – Михаил сам по доброй воле от тебя никогда не отступится. Ну, а потом, может, ему станет стыдно, и он покается? Верующие говорят, будто сам Всевышний прощает грехи людей, испытывающих муки совести.

– О чем ты говоришь, мама? Да разве слепой может страдать от вспышек молнии? А глухой от раскатов грома? У Миши совести нет. А если и была когда-то, он ее выжег каленым железом. Он считает, что совесть – признак идиотии. Он убежден – гениальность и добродетель несовместимы. По его мнению, только абсолютные бездари специально надевают маску порядочности, чтобы заполучить хоть чье-то признание. Даже у молоденьких девушек Михаила не привлекает ангелоподобная внешность. Ему подавай такую, за которой угадывается натура Мессалины! С другими ему скучно. Полагаешь, он один такой? Да, когда Рийден привел меня в свою компанию, то Агин и Миликов тут же во всеуслышание заявили, будто я «удручающе естественна». Правда позже посоветовались и пришли к выводу, что на данном этапе жизни Миши я именно то, что ему надобно. Ты, мама, даже представить себе не можешь, как я их ненавижу! И совсем не за то, что они подонки. Это их проблема. Дело в том, что по их милости, я стала сама себе отвратительна… Я презираю себя за свое простодушие! Пойми, в течение десяти лет я, как форменная идиотка, преклонялась перед ними. Себя считала тупицей, пригодной лишь на то, чтобы обслуживать Рийденов… Рийденов – элиту нашей интеллигенции – таких образованных, талантливых, известных! И все это рухнуло в одночасье. Теперь я задыхаюсь от бессилия. А все потому, что не в состоянии ничего изменить ни в своем прошлом, ни в настоящем. Я бы могла всю жизнь проходить с высоко поднятой головой, держаться с достоинством, а я вечно унижалась. Как преданная собака старалась выслужиться, чтобы получить одобрение. Чье одобрение? Преступников? Мне так больно, говорить не могу…Прошу тебя об одном – помоги мне избавиться от этой компании. В тот день, когда я сменю фамилию, я стану здоровой!

Вечером Пазевская заглянула к Урмановым и попросила их приглядеть за ее домом. Сказала, если бы заранее планировала свой отъезд, то непременно сделала в заборе калитку, и тогда ее просьба не была бы для них обременительна. Внимательно приглядевшись к Исмаилу, Эвелина расстроилась. Ей показалось, что после смерти супруги он резко сдал. Иса, конечно, нянчился с внуком, но даже во время игры с ребенком его взгляд оставался безжизненным.

Сам Урманов в глубине души тоже считал, что очень постарел. Еще осенью, познакомившись с досье на жену, он почувствовал, что сник. Миля своей ложью ударила его по каким-то уж очень чувствительным струнам – он потерял интерес к жизни, охладел к женщинам и завял. Иса стал много нервничать, беспрерывно есть, неумеренно пить, и за несколько месяцев превратился в обрюзгшего, несимпатичного и неухоженного пожилого человека.

– Я присмотрю за Вашим домом и сделаю дверь, – пообещал Урманов. – Мне будет приятно наведываться к вам. Вспомню наши с Таней летние посиделки.

– Исмаил-ака, Вы же знаете, что по субботам и воскресеньям в нервном отделении остается только дежурный врач. Если попросить Сидоренко, он сможет договориться, чтобы Таню на это время отпускали домой. Вам обоим не повредит возобновить вашу дружбу. А соорудите калитку, так и знать об этом никто не будет.

– Хорошая идея! – оживился Иса и взгляд его потеплел.

На рассвете, услышав клаксон подъехавшего такси, Пазевская вышла на крыльцо и помахала рукой шоферу. Тот вышел из машины и помог Эвелине погрузить в багажник два больших новых чемодана и огромный пакет. Заперев в комнатах двери, Лина еще раз оглядела себя в большом зеркале, висящем в прихожей.

– Пока была местной знаменитостью, одевалась, как домработница. Теперь еду к Рийденам домработницей, а вырядилась, как провинциальная дива! Смех, да и только! – прошептала Пазевская, грустно покачала головой, вышла из дома и, глубоко вздохнув, решительно захлопнула за собой тяжелую входную дверь.

Часть II

Одержимые мщением

1

В аэропорту Пазевскую встречал Рйден-старший. Увидел он ее издали, но, к своему стыду не узнал. Многие годы, он отдавал должное свахе, как женщине живой и обаятельной. Однако в последнее время думал о ней только, как о милой пожилой провинциалке. Это впечатление укрепилось у него во время поездки за невесткой, когда он застал Лину дома с неокрашенной головой и в старой одежде, висевшей на ней, как на вешалке.

Алкис Степанович обратил внимание на изысканно одетую темноволосую даму, приветливо помахавшую ему рукой, однако, ему в голову не пришло, что это его сваха. Только когда она подошла к нему вплотную, улыбнулась и чмокнула в щеку, он сообразил, что перед ним мать Тани.

– Вы уж простите меня, Алкис, за этот маскарад. Просто решила не демонстрировать у вас здесь, в столице свой возраст и свои болячки.

– Это Вы извините меня, Линочка…Я тогда, как форменный медведь, ввалился к Вам, даже не предупредив заранее!

– Полагаю, Ал, у Вас это профессиональная привычка. Наверное, очень интересно заставать людей врасплох. Такого наглядишься!

– Язва, похуже моей Фроси, – решил Рийден, впервые осознав, что при Пазевской даже в душе не может величать супругу Евой.

Жестким взглядом профессионала, оглядев свою собеседницу, Алкис мгновенно оценил все, что придавало ей столь элегантный вид: роскошное темно-серое пальто с серебристой ламой, шапку-ушанку из платиновой норки, слишком изящную чтобы ее мог носить мужчина, черные сапоги на достаточно высоких каблуках, дорогие модные аксессуары – черные кожаные сумка, перчатки и большой алый пакет. Рийдану понравилось, что на Лине не было шарфа – из-под пушистого серого воротника выглядывал ворот черного свитера.

– Все очень дорогое и почти новое, – пришел к выводу Алкис, с любопытством вглядываясь в темные волосы, выбившиеся из-под ушанки. Они были почти такими же черными, как и огромные, сверкающие глаза, освещающие ее раскрасневшееся гладкое лицо с перламутрово-розовыми губами.

– Мороз или косметика? – на мгновенье задумался Ал, но отбросил эту мысль, решив, что ответ на этот вопрос вне его компетенции.

– Лина, познакомьтесь – это Николай – мой шофер и товарищ, – отрекомендовал Рийден своего спутника.

– Эвелина Родионовна, – дружелюбно протянув руку, представилась Пазевская.

– Ал Степанович, я в справочном узнал: недавно приземлился большой самолет из Москвы, так что багаж Эвелины Родионовны прибудет минут через сорок, не раньше, – оповестил начальника Коля.

– Что же нам делать? – пробормотал Рийден, нерешительно взглянув Лине в глаза.

– Наверняка, постоянно торчит в мужской компании, вот и смущается, – решила Эвелина и предложила: – А что, Ал, если нам вдвоем где-нибудь выпить по чашечке кофе? По-моему, нам всем незачем здесь сидеть, ожидая мои чемоданы. Мы с вами можем спокойно посидеть в баре, а когда прибудет багаж, Николай нас позовет. Я, полагаю, Алкис, для Вас, с Вашим пропуском везде зеленый свет!

Оставив Коле квитанции на чемоданы, Пазевская уверенно взяла свата под руку и направилась с ним в кафе «Интуриста».

– Ай да мадам! Не то, что его Фроська! Та за чашечку кофе удавится. А эта может еще и Алкиса угостить, да так, что он и отказаться-то не посмеет! Эта дамочка держится с достоинством и, явно, не мелочится! – с одобрением подумал Николай, пряча в карман багажные квитанции Эвелины Родионовны.

Через час Коля, появившись в дверях кафе с чемоданами, застал картину, от которой его прошиб пот. Он работал с Рийденом уже много лет и как все его подчиненные знал, что тот в принципе, человек не курящий. Ал затягивался крайне редко и только в критических ситуациях, предпочитая тянуть самую, что ни на есть крепкую дрянь. Сам Николай столкнулся с этим только раз, оказавшись под началом Алкиса, когда тот руководил операцией по захвату крупной партии наркотиков. И вот сейчас он наблюдал, как его шеф с сигаретой «Мальборо» в зубах пытается прикурить от зажигалки, которую Лина держит перед его носом. Чтобы пламя не дергалось, Рийден крепко придерживал руку своей спутницы за запястье.

– А она красиво выглядит. Наверняка, последний писк моды! – решил Николай. И действительно, на Лине было надето очень эффектное платье из плотного серого трикотажа с черным воротом и такими же манжетами. Ее прическа тоже отличалась оригинальностью – походила на кудрявую темную шапочку.

Лина, погасив зажигалку, кинула на шофера огненный взгляд и помахала рукой. Алкис затянулся сигаретой, выдохнул дым и оглянулся. Коле показалось, будто на лице начальника блуждает идиотская улыбка.

– Ну, все, спекся босс, – заключил водитель и, покачав головой, пошел к машине. И действительно, Рийден так расчувствовался, что уступил Эвелине Родионовне место рядом с Николаем.

– Вы город давно не видели, так что приземляйтесь впереди. Мы с Колей столько наездили, что я могу подремать и на заднем сидении.

Пазевская села рядом с шофером, аккуратно поправила пальто и шапку, передала пакет назад Алкису, улыбнулась и с затаенным волнением прошептала:

– Ну что, дружок, трогаемся?

Николай утвердительно кивнул головой и врубил на полную скорость. Он гнал, как сумасшедший. Если бы не служебный номер на машине, его бы останавливали на каждом перекрестке. Доехали с ветерком, дорога до дома Рийдена не заняла и пятнадцати минут. Поднимая на третий этаж чемоданы Пазевской, Коля шепотом матерился, как бывший зэк

– Что с тобой? Ты просто трясешься, – тихо поинтересовался Ал.

– Да черт его знает, что происходит! Около этой бабы начинаешь дурить, сам не зная почему. Посмотрит своими фарами – и конец. Чувствуешь себя, точно кролик перед удавом. По-моему, и Вы не в форме, Ал Степанович!

– И не говори, друг… Мне тоже как-то не по себе. Такое впечатление, что наркоту курнул.

– А Вы курили?

– Естественно пробовал. Конфискуем килограммами, и чтобы не знать, что берем? Ребенок я, что ли? Только не говори жене, она это в жизни не поймет!

Рийдены встретили Эвелину Родионовну крайне холодно. Ефросинья Павловна, беспрерывно сморкаясь и, шумно шаркая ногами, кисло улыбнулась. Не успев коснуться протянутой руки гостьи, она зашлась от надсадного кашля – усиленно изображала тяжелобольную.

Михаил повел себя просто вызывающе – высверливая тещу подозрительным взглядом, он лишь издали надменно слегка кивнул ей головой и отвернулся.

Валентина тоже не отставала от взрослых. Глядя на Эвелину в упор и презрительно усмехаясь, она нагло изрекла:

– Привет, бабуля! А я уже друзьям сообщила, что теперь у нас будет домработница. И не какая-то старуха с рынка. А концертирующая пианистка с дипломом Киевской консерватории!

– Почти что так, девочка. Но с этим мы разберемся позже. А сейчас примерь-ка батник, что я тебе привезла. Может, подойдет? И вообще, я всем привезла подарки. Я ведь вас так давно не видела – хотела порадовать!

Эвелина Родионовна вытащила из пакета итальянскую кофточку умопомрачительной расцветки для Валентины, немецкую светло-серую рубашку с галстуком для Миши, белую французскую рубашку Алкису и черный, вышитый ярким шелком китайский халат для Ефросиньи. Подарки были настолько дорогими и подобраны с таким вкусом, что у всех открылись рты от удивления.

– С этой старухой надо поладить, от нее пользы больше, чем от всей моей семейки, – тут же решила Валя и, скромно потупив глаза, чмокнула Лину в щеку.

– Деловая баба и себе на уме, не то, что ее дочь! – оценил Эвелину Миша и, снисходительно улыбнувшись, вежливо поблагодарил тещу.

– Транжирка чертова, – подумала Фрося, буркнула: – Спасибо, – и, схватив халат, легким шагом направилась в спальню мерить обнову. Впервые в жизни Алкис разглядывал своих домочадцев, как бы со стороны, и на душе у него становилось все противнее и противнее. Он решил, что не только он сам, но и Лина заметила изменившуюся походку Фроси, жадно вцепившуюся в дорогую тряпку, расчетливо-холодный взгляд Валентины, брошенный в ее сторону, когда она развернула подаренный батник и уважительно-удивленно вздернутые брови Михаила, внимательно рассматривающего этикетки на выбранном с таким вкусом презенте.

– Ее бы к нам в милицию. Действует, как рентген. Пять минут, и все без масок! – вздохнул Рийден-старший.

– А что же Вы, Алкис, не взглянете на рубашку? Может, размер не Ваш? Когда выбирала, решила, что белая Вам подойдет в любой ситуации.

– Спасибо, Лина. Вы очень добры и всех нас так побаловали, просто слов нет! – сердечно поблагодарил Алкис, но ему тут же пришло на ум, что для одинокой женщины, живущей на пенсию этот жест чересчур уж роскошен.

– Поймите, друзья! Я теперь свободна, потому и предложила свою помощь. Разумеется, как только Таня поправится, она сюда вернется. Ну а я уеду, – объяснила свой приезд Пазевская не в меру возбужденным родственникам.

Завтрак, который собрала Ефросинья Повловна, был на редкость скудным. По всей видимости, Фрося хотела убедить сваху в своей физической немощи, а получилось, что продемонстрировала обыкновенную скупость и черствость.

– Хорошо хоть в аэропорту я сводил Лину в кафе, а то от стыда бы лопнул, – думал Ал. – Эвелина – настоящая аристократка, наверняка, наймет кого-нибудь себе в помощь, когда возьмется приводить в порядок Мишину берлогу. Не будет же она после болезни корячиться, проветривая ковры и намывая окна.

Сразу же после завтрака Эвелина Родионовна выразила желание уехать на квартиру зятя, чтобы поглядеть, с чем ей придется там иметь дело. Михаил с легким сердцем отдал теще ключи от дома, а Алкис пообещал подбросить туда Лину перед тем, как поедет на работу.

– Не вздумай гнать. Пока будем ехать, хочу успеть переговорить с Линой, – шепнул Ал Николаю, усаживаясь в машину.

По дороге Рийден, немного помявшись, предложил свахе возместить все расходы за уборку квартиры сына, включая затраты на помощников, которых он настоятельно порекомендовал ей взять. Потом, немного подумав, сказал, что хочет, чтобы Николай пару недель повозил Лину на его собственном «Москвиче», а заодно и обкатал его. Сам же Рийден решил, что это время обойдется без шофера, так как может и сам посидеть за баранкой служебного авто.

– Я, конечно, рассчитываю воспользоваться услугами химчистки, полагаю, надо будет немного обновить обстановку, кое-что прикупить. Однако, думаю, для вас это слишком дорогое удовольствие. Фрося не допустит таких трат.

– Не волнуйтесь, Линочка. У меня есть и свои деньги! – ответил Ал.

– Все врет! У шефа копейки своей нет! Жена отбирает все, что он зарабатывает, а потом выдает по рублю на расходы… Разве что премию заначит, да и то, если уже не проболтался об этом Фросе, – размышлял Коля, слушая разглагольствования своего начальника. Алкис исподлобья глянул на водителя и, увидев, что тот давится от смеха, гневно закашлялся. Николай громко шмыгнул носом и затих. В принципе, Коля был доволен, что наконец-то нашелся кто-то, кто заставил его босса посмотреть на себя и свою семейную жизнь со стороны.

– Классная баба, – подумал он о Пазевской и решил, что поможет ей прижать к ногтю всю эту паршивую компанию, которая в грош не ставит Рийдена – человека, его точки зрения, на редкость приличного.

Алкис забрал у Эвелины Родионовны брелок с ключами, отданный ей зятем, привычным жестом сунул его во внутренний карман, а потом вылез из машины. Мужчины взяли чемоданы и гуськом вошли в подъезд. Лина двинулась за ними, разглядывая чистые ступеньки и перила.

– Не знаете, Ал, здесь жильцы убираются сами, или приглашают кого-то?

– Никогда этим не интересовался. Но, думаю, что кого-то нанимают. Таня подъезд никогда не мыла, а Валя вообще не хозяйка. Ни дома, ни в школе от нее нет никакого толка. Абсолютно ни на что не годна…В дни нашей молодости таких обычно называли «финтифлюшками». Гонору, хоть отбавляй, а пользы ни на грош.

– Прекрасный повод познакомиться с соседями, – удовлетворенно подумала Эвелина, поднимаясь на четвертый этаж.

– Коля, глянь, на дверях появился второй замок! Не знаешь, когда Миша его поставил?

– Да, почитай уже месяца три, не меньше. Этот замок я ему сам выбирал. А вот кто врезал, не знаю. Он мне не говорил.

– Спрошу у Вали. Она, наверняка в курсе. Надо будет у нее взять второй ключ.

– У нее нет дубликата, шеф. Она сама просила меня достать запасной ключ. Но где я его возьму? Когда купил замок, весь комплект отдал Мише.