Полёт японского журавля. Я русский

Ну конечно, это был Трофим, вернее Трофимов Сергей, его друг из Снегирихи, работавший в бригаде взрывников. Они не виделись почти семь лет. Трофим едва не раздавил его в своих объятиях, и долго тряс, словно пустой мешок, выбивая из него своими маховиками всю накопившуюся хандру.

– Миха! Ну, не хрена себе? Миха, ты? Я не верю своим глазам, – рычал Трофим. – Но если это ты, то почему такой грустный? Это надо срочно исправить. Ты не о чём не догадываешься?

Михаил пожал плечами, продолжая улыбаться, понимая, что Трофим валяет дурака.

– Ты это брось, свои восточные хитрости. Встретились два боевых товарища… За это полагается… Ну, шевели копытамию. За это полагается… вы – пить! Конечно, выпить! Как говорится, поступило предложение наполнить бокалы! – Трофим, как всегда, не отличался красноречием, но был искренним, и не скрывал радости от встречи. Они оставили дружков на берегу и пошли в ближайший ресторан пропивать последние деньги Трофима. Через час Михаил уже едва водил зрачками, тыкаясь, словно слепой щенок, пьяным лицом в богатырские кулаки своего старого друга. Домой их привезло такси.

Утро застало их в глубокой лёжке на полу. Варвара уже ушла на работу, оставив угрожающую записку на столе. Трофим на маленьком коврике, по-детски подложив ладошки под толстые щёки, храпел во всю глотку, сотрясая стены коммунальной квартиры.

– Сколько мы выпили вчера? – спросил Михаил, после того, как они окончательно проснулись, и сидели напротив окна, тупо глядя в никуда.

– А хрен его знает, Миха, – улыбаясь во весь рот, ответил Трофим, роясь в кармане брюк. – Я сам болею. И как говорится, есть предложение восполнить пробелы памяти. Не сходить ли нам за пивом? У тебя деньги есть?

Они просидели до обеда, дождавшись, когда пришла жена и, действительно, устроила им разнос. Потом они сидели на лавочке и курили. За этим слабо отрезвляющим занятием Трофим рассказал, как оказался во Владивостоке. Он, по-прежнему, работал взрывником на руднике, на севере Приморья, а сюда приехал с желанием дать жизни жару, и показать «наших», из-за чего пришлось пропить все деньги.

– Так что, бросай свою работу, и приезжай к нам, на рудник, – в десятый раз, заканчивая разговор, предлагал Трофим, не в силах встать со скамейки. – Рудник «Дальний». Запомнил? «Дальний».

Когда Трофим уковылял в поисках своих покинутых товарищей, пообещав вскоре вернуться, Михаил закурил ещё одну папиросу и задумался. Что-то в рассказе Сергея показалось ему необычным, и даже таинственным, гораздо большим, чем просто темой дикого заработка. Да и встреча их на пустынном берегу Амурского залива уже не выглядела случайной. Он и до этого слышал о проблеме этого рудника, но то была информация закрытого содержания, не для всех. Ещё при подготовке к китайской заброске он соприкоснулся с темой урана и его добычи. Руды этой катастрофически не хватало в Советском Союзе, особенно если учитывать далеко идущие планы в ядерной энергетике. Рудник «Дальний» как раз и был той секретной точкой на карте, где добывали урановую руду. Не её одну, разумеется, но один из рудников этого удалённого района добывал именно урановую руду, и вокруг неё существовали какие-то проблемы. После письма Изаму Михаил понимал, что мирное пребывание его в Союзе – это уже вопрос времени, и если он не изменит свою жизнь коренным образом, то все предсказания друга могут сбыться, а этого он допустить не мог. Рудник «Дальний» мог стать местом, где ему можно было спрятаться и затеряться. Пройдёт время, и о нём забудут. Жизнь всё ещё продолжалась, вырисовывая перед ним очередной крутой поворот, в который надо было ещё правильно вписаться.

Всю неделю он провёл в глубоких раздумьях. Жена приходила с работы поздно, уставшая, и вся его молчаливая игра не могла не действовать ей на нервы. Последний год был не самым тёплым в их жизни. Михаил видел, как они понемногу расходятся в стороны, виной тому была и работа, как его, так и её, его нескончаемые командировки по краю, и, быть может, и то, что они по-прежнему делили на двоих одну комнату. Варвара стала жёсткой, иногда даже властной. Казалось бы, такие простые вещи, как громкое жевание во время еды, или стук чайной ложки о стакан, или непроизвольный храп могли вызвать в ней раздражение. Он понимал, что кроме простых бытовых трудностей их семейную жизнь омрачает одна невидимая – у них не было детей, а значит, это была неполноценная, не настоящая семья, а лишь её подобие. Другим поводом для возникновения конфликтов, по-прежнему, было то, что они небыли расписаны, и если Варя не поднимала этого вопроса, то это не значило, что она о нём не думала. Было ещё немало невидимых камней, о которые спотыкалась их дружная когда-то семья. Любил ли он её? Несомненно. Михаил любил жену всем сердцем, жалел, угождая ей в любом капризе, но помочь ей разрешить накопившиеся душевные проблемы он не мог, и быть может, потому, что не знал её русской души. Он понимал, что, сколько бы ни прожил здесь среди русских людей, все они для него, по-прежнему, оставались непонятными, в том числе и Варя. Любила ли она его? Или это была привычка? Один из его сослуживцев сказал однажды, что женщина вынуждена сдавать себя в аренду, с одной лишь целью – родить для себя ребёнка. Мысль эта была в его понимании циничной и, вместе с тем, до простоты верной. Варя по природе своей была матерью и хотела иметь детей. Но и он мечтал о сыне. И теперь, оказавшись в лавине проблем, он видел, как рушится его привычный мир, как уплотняется даже воздух, окружавший его, где каждый шаг и каждый вздох даётся всё тяжелей. Но он не паниковал, а просто продолжал наблюдать, как когда-то советовал Вязов. Наблюдал и ждал, и даже не удивился, когда однажды в телефоне услышал его голос: – Приходи, есть тема, которую надо обговорить, – сказал Вязов коротко и повесил трубку.

Его начальник сидел в том же кабинете, но на его двери вместо фамилии и инициалов висела лишь табличка с номером. Это нововведение говорило о том, что время действительно изменилось. Сам Вязов, седовласый с большими залысинами уже не выглядел статным офицером как когда-то, одно оставалось в нём неизменно – его ясный взгляд и продуманность каждого слова.

– Хорошо, что пришёл, – сказал вместо приветствия Вязов. Михаил долго рассматривал своего начальника, ловя себя на мысли, что время поработало не только над вещами, но и над людьми. – Сходим сначала пообедаем, а потом решим, как жить дальше.

Начало разговора заинтриговало Михаила. Пока шли по коридору, пока стояли в очереди с подносами, Вязов задавал обычные житейские вопросы, спрашивал о жене, о работе, о здоровье. Михаил поймал себя на мысли, что сам он о Вязове почти ничего не знает, кроме того, что жену его зовут Марья Сергеевна, что она китаянка, и прекрасно готовит. Потом они молча съели свой обед, после чего вышли на улицу.

– Ты видишь, что всё меняется, – начал Вязов издалека. Михаил молча кивнул. – Терентьича на пенсию проводили. Слыхал?

Михаил удивился. Его не вызывали на ковер больше года, доклады он всё время подавал на стол своего начальника, а им был Вязов, поэтому уход Льва Терентьевича для него был новостью. Услышав её, он почему-то загрустил.

– Ладно, не переживай. Всех когда-нибудь спишут, – отшутился Вязов. – Хотя нашего брата держат до последнего, так что на скорый отдых не рассчитывай.

– Что случилось? – спросил Михаил, понимая, что Вязов умышленно тянет время.

– Я ухожу из внешнего отдела, – сказал он коротко.

– Или переводят?

– Нет, на этот раз я ухожу сам и рад этому.

– Но, что случилось?

– Какой же ты упрямый, Миша. Сам что ли не видишь?

– Это из-за бирки на двери?

Они оба расхохотались.

– Ладно, шутки в сторону, перерыв скоро закончится, а новый начальник сердится, когда подчинённые где-то бродят. Прошли сильные изменения внутри нашего ведомства, много молодых появилось, а это всегда связано с ломкой дров. Ну, и вот. С Китаем, сам видишь, что получилось. Туда сейчас ходу нет, того и гляди кулаками грозить начнём. У нас Япония, Миша, замаячила. Наш ближайший сосед, а мы ничего не делали там со времён окончания второй мировой войны, а то и больше. Надо налаживать связи, а у нас нет даже мирного договора с этой страной, декларация от пятьдесят шестого года не в счёт. Дело это, разумеется, важное, но боюсь, что кто-то хочет прыгнуть через весь лестничный марш. В общем, параллельно с формированием японского дипкорпуса, у нового руководства есть планы по созданию новой агентурной сети в этой стране. И как можно скорее. Как ты понимаешь, одно без другого быть не может. Что молчишь?

– А что говорить? Вы ведь ещё не всё сказали.

– Но тогда, слушай дальше. Как уже сказал, я ухожу из внешней разведки. Это не бегство, Миша. Просто, мне не нужна карьера, а кто-то о ней мечтает, и ради бога. Внутренние дела тоже обязывают трудиться, не покладая рук, да что тебе рассказывать. А говорю я тебе это не потому, что сам попал в непростую ситуацию, а потому, что когда-то дал тебе слово, что ты не будешь работать против своей исторической родины. И нарушать это слово не собираюсь.

– Да, я не забыл этого, – подтвердил Михаил. После этих слов ему даже стало легче дышать, но вместе с тем, появился страх перед неизвестным, о котором Вязов ещё не успел сказать. Больше всего его поразило совпадение – звонок Вязова и письмо от Изаму, свалившиеся на него почти одновременно.

– Конечно, мне удобно продолжать работу с тобой, и поэтому, если ты не против.

– Я не против.

– Тогда не перебивай. Прежде всего, тебе надо написать заявление о переходе в другой отдел, в мой будущий отдел, и все твои бумаги лягут в архив. А второе, найти интересное для себя направление и начать работать. Я могу кое-что тебе предложить, но, может, у тебя самого что-то есть на примете?

– Кажется, есть, – стараясь быть как можно сдержанней, сказал Михаил, чувствуя, что из него выходит накопившаяся тяжесть.

– Тогда завтра с подробным описанием планов и задач. На ковре мы не должны мычать как коровы, так что, приходи пораньше, обсудим.

Когда на следующий день Вязов выслушал Михаила и прочитал изложенный им на бумаге план, то первая реакция слегка огорошила его, если не сказать больше.

– Выброси это в урну, – сказал Вязов.

– Но, Илья Ильич? Я всю ночь сидел, глаз не сомкнул.

– Вот именно, «я». Выброси, сказал. Порви и выброси. Хотя погоди, лучше я его спрячу в сейф. А теперь послушай. Ты молодец, что увидел эту проблему, и грамотно её изложил. Её и раньше поднимали, но надеялись на китайские рудники. Однако, на китайцев где сядешь, там и слезешь. Может оказаться, что мы в самое вовремя с тобой, Миша. После обеда я иду к главному, и там вскользь затрону эту тему, что называется, закину удочку, и по ходу разговора, а он непременно возникнет, предложу твой вариант. Тебя я называть не буду, но скажу, что есть подходящая кандидатура, уже готовая к работе. Рудник «Дальний» это же наше поприще. Главный всё это обдумает, а потом, через пару дней вызовет меня, и озадачит, словно это его идея. А нам это и нужно. В общем, готовься. Мосты не сжигай, но долгов, желательно, чтобы не оставалось.

Когда Михаил вернулся домой, Варя сидела за журналами, было начало учебного года, и ей приходилось до полуночи сидеть над ними, вписывая фамилии в предметные разделы. Она уже не работала с начальными классами, а вела отдельные предметы – русский язык и литературу. Классов было много, и школа всё больше поглощала её. Он не стал её отвлекать и сел пересматривать газеты. Делал он это осторожно, стараясь не шелестеть бумагой. В последнее время они мало разговаривали и почти не выходили вместе в город. Михаил ещё не знал, как начать разговор о возможном переезде, но тема вынуждала его всё время об этом думать. Жена словно считала с его лица эти мысли и начала первой.

– Опять в экспедицию зовут? – с иронией в голосе спросила она.

– А как ты догадалась? – Михаил даже растерялся и поэтому на агрессию ответил тем же.

Жена пожала плечами, давая понять, что все, что ей нужно, она уже выяснила, и снова уткнулась в журнал.

Потом они молча поужинали приготовленной Михаилом рыбой. Он привычно ел руками, а потом вытер пальцы полотенцем.

– Это для чистых рук, – неожиданно взвилась жена.

– Ну, извини, я не знал, – соврал Михаил, вытирая уже уголки рта тем же полотенцем. – Я потом постираю, не волнуйся.

Это взорвало Варю ещё больше, она отбросила вилку и выскочила из-за стола.

– Всё ты знаешь! Все нормальные люди едят вилками и ложками, а мой – деревяшками, как нерусь. Она замолчала, и вдруг расплакалась.

Его не обидело брошенное в сердцах «нерусь». Он порой по десять раз на дню слышал это в тех или иных формах в свой адрес. Жена не смогла произнести – «мой муж». Было время, когда она говорила: «мой муженёк» и никого не стеснялась, но то время как-то незаметно ушло, и от этого на душе было пусто.

– Спасибо, – сказал Михаил, как можно сдержанней, вставая из-за стола. Конечно, ужин был немного испорчен, но по опыту последних месяцев он знал, что впереди ещё ждёт десерт. Он не хотел продолжения и решил выйти на свежий воздух. Он даже подумал предложить ей прогуляться, но слова жены прервали его сборы.

– Мне недавно попался в руки твой паспорт, – неожиданно сказала она.

– Ты рылась в моих вещах? – спросил Михаил, ещё не понимая, к чему может клонить жена.

– Рылась. Под кроватью пыли – хоть картошку сажай, – бросила жена.

– Чемодан лежал в шкафу, – спокойно продолжал Михаил, понимая, что это лишь раззадорит Варю.

– Я не помню, где лежал твой пыльный чемодан. Помню что в паспорте я не нашла печати.

– Какой? – Здесь Михаил оказался в окончательном тупике, не зная, к чему ведёт жена. Сцены подобные этой происходили не раз, но заканчивались ничем, здесь же Варя оставлять тему, похоже, не собиралась. Он чувствовал, что в ней начали разгораться тлеющие угли.

– Однажды я тебя спросила, есть ли у тебя жена. И не к ней ли ты уезжаешь. Хотя ты всё время куда-то уезжаешь и, наверное, не помнишь этого. Но я не забыла. Тебя потом не было почти год, – начала жена. Её большие воспалённые глаза уже были наполнены слезами и, глядя в них, Михаил явственно почувствовал, как теряет не только контроль над собой, но и силы. Глаза были словно провод, по которому утекала его энергия. Против этого взгляда он был беззащитен. – Ты тогда сказал, что едешь к ней.

Михаил опустился на стул и тяжело вздохнул.

– Но это так давно было! Варя, при чём тут старые дела? Я всё забыл, и мы решили больше не вспоминать об этом!

– У тебя в паспорте нет печатей. А это значит, что ты никогда не женился и не разводился.

Михаил молчал. Доводы жены были вполне естественны, хотя и вредные для обоих. Она словно пыталась разбудить в себе злую собаку, готовую сорваться с цепи.

… – Ты мне врал. Я выросла в детдоме и привыкла говорить правду. Я не могу терпеть, когда лгут. После этого я даже думать о тебе не могу.

– Прости, пожалуйста. Так вышло, понимаешь. Давай забудем об этом.

– Но почему ты не скажешь всё как есть? Кто ты, почему уезжаешь, к кому? У тебя кто-то есть?

– Да есть, – соврал он. Варя бросилась из комнаты, опрокинув стул, но Михаил перехватил её, сгрёб в охапку и едва ли не бросил на кровать. Она уже не могла сдерживать рыдания, это было состояние, близкое к истерике, и Михаилу потребовалось много усилий, чтобы удержать её.

– Ты опять соврал! Я так больше не могу.

– Прошу тебя, успокойся, – твердил он, с трудом удерживая её в руках. Ты только не плачь. Хотя плачь, конечно, плачь. – Он посадил её себе на колени и стал тихо покачивать. Незаметно она успокоилась. Потом, когда слёзы её высохли, а лицо всё ещё оставалось горячим, он нежно поцеловал её в горячий висок. Она открыла ему своё лицо, губы её были очень горячими, а глаза растерянными. С женой что-то произошло, словно внутри неё кто-то произвел особую настройку. Она с жаром обняла его, словно проникла в него своей плотью. Она стала рассказывать ему о своих переживаниях, трудностях на работе, связанных с тем, что у них неопределённые семейные отношения, о том, что из-за постоянной работы она превратилась в кусок железа и видит это, но ничего не может с этим поделать. О том, что за последний год к ней несколько раз приставал коллега по работе, думая, что она незамужняя женщина, что отчасти и было на самом деле. Она говорила, пока слёзы её не высохли, а потом не отпускала до того момента, пока у обоих уже не кончились силы, и всё, что было у каждого внутри, они отдали друг другу без остатка. Это было словно взрыв, прорыв накопившихся за долгие годы обид и внутренних несогласий.

– Мне кажется, такого никогда не было со мной, – сказала она, тихо поднимаясь среди ночи. Она накинула на плечи его рубашку, достала из нагрудного кармана сигареты и закурила. Он знал, что жена его иногда курит, но ничего не говорил, ведь за ним этот грех тоже водился. – Знаешь, нам надо разойтись, – произнесла она спокойно и тихо.

– Варя, что ты такое говоришь? – Слова жены огорошили его.

– Не перебивай меня, прошу. Из нас никто не виноват, я это знаю. Мы прожили столько лет, но каждый своей жизнью. Мы держимся за прошлое, больше нас ничего не связывает. Ты был хорошим мужем и любил меня, да и до сих пор любишь, наверное.

– А ты?

– Я не знаю. Когда тебя нет, мне плохо, я схожу с ума. Но когда ты рядом, мне хочется делать тебе больно. Я не знаю, почему. Иногда на улице я ловлю взгляды людей. Они и раньше были, но я не обращала на это внимания.

– Тебе стыдно за то, что я азиат?

– Мне не стыдно, но я чувствую как меня уязвляют эти взгляды. Да бог с ними, с людьми. Всё гораздо серьёзнее Миша.

– Ты переживаешь, что у нас нет детей?

– Да, наверное, и иногда я думаю, что это мне в наказание за то, что я тебя полюбила. А теперь… Прости меня Миша.

Она снова кинулась к нему и долго не могла выплакаться.

… – Я не знаю, кто в этом виноват. Может ты, может я… Но что это меняет? Мне уже много лет, вокруг столько детей, а я одна. Мне почему-то стало жаль прожитые годы. Я никогда раньше не думала над этим, а недавно подумала, что прожила их зря. Молчи только, не перебивай. Конечно, это не так, и я знаю, что ты меня не бросишь, и будешь терпеть до последнего. Но ведь это неправильно, и мне уже нужно больше, я чувствую, во мне что-то живёт, как зародыш и просится наружу, но я его не могу выпустить. Я всё время думаю об этом. Тебя подолгу небывает дома, а когда не спишь всю ночь, ждёшь, думаешь, а потом к утру, вдруг забудешься сном… Боже, как я устала ждать. Однажды я подумала, что у нас никогда не будет детей. Тогда во мне что-то проснулось неприятное, я стала придираться к тебе, появилось даже желание властвовать, мстить, оно и сейчас внутри меня сидит, и от этого так противно. А ты всё сносишь, стараешься не замечать, и я злюсь ещё больше. Но так нельзя.

– Я виноват перед тобой Варя.

– Да за что же? Я чувствую, что у тебя тоже что-то происходит, но понять тебя невозможно, и от этого я схожу с ума, становлюсь стервой. Иногда мне так стыдно за свои слова и поступки, но сделать ничего не могу. Я даже стала тебя тихо ненавидеть, особенно когда ты все мои придирки переводишь в шутку. Ты как с другой планеты. Иногда мне кажется, что ты лазутчик. Да, не удивляйся. Я даже хотела пойти в соответствующие органы. Боже, что это за чушь. Мне противно даже думать об этом.

Михаил уже подумал признаться ей, кто он, откуда, его охватило нестерпимое чувство вины и жалости, но жена вновь прильнула к нему и стала целовать его так неистово, словно эта ночь у неё была единственной и последней. Наутро она была спокойной и молчаливой. Из дома они вышли вместе, и со стороны казалось, что ничего не произошло. Перед тем как разойтись в разные стороны, она сухо улыбнулась, словно извиняясь за свою ночную слабость и пошла на остановку, ни разу не оглянувшись. Он провожал её взглядом, внутренне понимая, что всё, что произошло ночью, не случайность, и такого с ними уже больше не будет. Несмотря на тяжёлые мысли, он был благодарен Варе, и прежде всего за то, что она нашла в себе силы признаться и себе и ему, что нельзя держаться за прошлое.

Как и предсказывал Вязов, их вскоре вызвали на ковёр. Всю неделю перед этим Михаил провёл как на иголках. Не выходило из головы письмо Изаму, отношения с женой становились всё более сухими, хотя после той последней ночи она стала до необычности спокойной и даже осторожной. Она избегала резких слов, не стало упрёков, словно он был идеальным мужем, что, конечно, не соответствовало действительности. Когда он сообщил ей о предстоящем переезде в глубинку, она молча кивнула, хотя лицо её немного покраснело. Новость застала её врасплох.

– Конечно, уезжай, может, так будет лучше для нас обоих, – сказала она тихо.

Михаил молчал, смотрел в окно, не зная, как продолжать разговор. Было ещё одно «но», о котором его язык не поворачивался говорить. – Мне придётся выписаться из квартиры, сказал он, потупив взгляд.

– Я всё поняла. Я поняла Миша. Мы ведь не расписаны с тобой, и после того, как ты уедешь, мне придётся съехать отсюда. Можешь не волноваться, мне и самой давно надо было это понять. Время пришло, как видно.

– Я договорюсь с машиной, помогу тебе.

– Прошу тебя, не волнуйся, у тебя своих дел хватает. Я как-нибудь сама справлюсь.

– Ну, зачем ты так?

Жена ничего не ответила. Едва сдерживая эмоции, она собрала портфель и пошла на работу. Его тоже ждали дела, но весь день он провёл в тяжёлых мыслях об их внезапно оборвавшейся семейной жизни. Они больше не были мужем и женой, но при этом между ними появились простые человеческие отношения, Варя стала уважительно относиться к его делам, перестала срывать на нем злость и обиду, словно смирилась. Вскоре она переехала в общежитие для педагогических работников. Не без помощи Вязова ей предоставили маленькую, но отдельную комнату на первом этаже. Когда Михаил прощался с нею перед тем как уехать, она сидела на голой кровати и смотрела в запыленное стекло. За окном тянулся унылый осенний пейзаж со стройкой. Шло новое строительство.

– Вот всё и разъяснилось, – удовлетворённо произнёс новый главный, складывая бумаги в папку. Михаил и Вязов сидели по другую сторону стола и переглядывались. – Ваши выводы по рудному делу нашли подтверждение, Илья Ильич. Признаться, не думал, что из такого простого вопроса, как невыполнение плана, может выплыть такая серьёзная тема для работы. Да-да, здесь тянет на целое расследование. Мне прислали статистику по урановой руде на этом руднике, и вышло интересное наблюдение. Сознавайтесь, как у вас так вышло? На одной интуиции поймать такого кота за хвост вряд ли получится.

– Вы преувеличиваете, Николай Антонович. Случайное совпадение, не больше. К тому же, это теперь моя основная тема.

– Да-да. Уран сегодня для многих отделов нашего ведомства стал основной темой. Но всё равно, сознайтесь, что идея принадлежит не вам.

Вязов сделал непонимающее лицо, поглядывая на своего подчинённого.

… – Мы все здесь непростые люди, Илья Ильич. Это я про вашего подопечного. Прошёл Корею, Порт Артур… Мне ведь хватило ума заглянуть в личное дело товарища Ван Куан Ли. Если человека посылали в Новосибирск на конференцию по делам атомной энергетики, то, наверное, не случайным выглядит ваше предложение. Что, угадал, чья идея?

Михаил улыбнулся и бесхитростно почесал затылок.

– Было дело.

– Вот и я о том же. Эх, Михаил Михайлович. И стоило наводить конспирацию? Не проще ли было сразу с соображениями ко мне. И время сэкономили бы, и… А впрочем, вы тоже не лыком шиты, полагаю. Кто его знает, этого нового начальника. Я ведь у вас человек новый, неизвестный, а вам работать надо, дело делать. Давайте забудем об этом. Одно не пойму, какой вам смысл уезжать из города, да в такую глухомань. Я, конечно, человек новый здесь, людей здешних не знаю… Так что, заранее прошу извинить меня за излишние подозрения, но согласитесь, странно для молодого человека. Я ведь правильно понял, что именно вы хотите работать над этой темой? Угадал? Ладно, решено. Поезжайте в этот «Дальний», там действительно надо разобраться, что и почему. Место для работы уже подобрано, с жильём тоже разберёмся со временем. Пока на первых порах в общежитии поживёте. Вообще, этот посёлок нуждается в присмотре, так что перспектива вам обеспечена.

– А почему фотографом? – спросил Вязов.

– А как ещё, по-вашему? – даже рассмеялся Барабанов. – Вы же сами эту мысль мне подкинули на днях. Или я путаю?

Вязов рассеянно пожал плечами.

… – Ох и лиса же вы, Илья Ильич. Гляжу, мы сработаемся с вами. Конечно фотографом. Все местные сплетни, новости, людей. Всё надо узнать, прежде чем в пекло к чёрту лезть. Надо ведь всё по правилам сделать. Сначала профессию освоить, хотя, гляжу, у вас она уже есть.

– Не понял? Это вы о чём? – спросил за Михаила Вязов.

– Ну как же. У нас, можно сказать, готовый машинист тепловоза, через весь Китай проехал, а на руднике это, что ни говори, одна из первых профессий. Конечно, можно было бы и сразу оформиться на рудник, но спешить не будем. Сначала место подготовим, а уж потом. Так что собирайтесь, оформляйте новое дело и с богом.