Полёт японского журавля. Я русский

Выйдя из кабинета Вязов облегчённо вздохнул. – Ну, как тебе, Миша, наш новый?

– Сам он ещё тот лис.

– Это хорошо! Именно такие люди и должны работать в разведке. Проницательные и когда надо прямые. Да, ловко он нас раскрыл. Как двоечников. Но если бы мы ему не помогли, то вряд ли.

Они вышли из здания, и через десять минут уже гуляли по парку.

– Ты сегодня что-то неважно выглядишь, Миша. Вчера тоже хмурной был. Случилось что? Хотя, можешь не отвечать. И так всё понятно. С Варей, наверное.

– Вроде того.

– Ничего-ничего, всё это на пользу. Перемелется, мука будет. Да, сегодня вечером прошу ко мне.

– Праздник у вас? – спросил Михаил, уже ища в уме способ, чтобы вежливо отказаться от приглашения.

– Он ещё спрашивает. Ты забыл, что в этом году как пятнадцать лет в Советском Союзе.

– Признаться, я и не думал, Илья Ильич.

– А думать надо. Это событие надо непременно отметить, так что вечером ко мне. И жена моя давно не видела тебя, так что прошу любезнейше не опаздывать. Уха ждать не будет. Уедешь в свою Тмутаракань, когда ещё посидим, по душам поговорим.

Напоминание о круглой дате сильно смутило Михаила. Действительно, это была целая жизнь, Михаил вдруг увидел, что его жизнь в Японии и в России почти сравнялись по количеству лет. Он поёжился от холода и, глядя вслед уходящему Вязову, подумал, что его много связывает с этим ставшим уже родным за эти годы человеком. Оказывалось, что держит человека не сама земля, вернее не только она, но и люди. В них он находил себе убежище и радость. Теперь все его воспоминания о Японии хоть и вызывали чувства грусти, но всякий раз заглушались насущными делами здесь, в России. Он не хотел себе признаваться, но выходило так, что японского в нём становилось всё меньше и меньше, и вместе с этим, его всё больше одолевало желание увидеть свою родину. Напомнив ему о пятнадцати годах, прожитых в Советском Союзе, Вязов, того не желая, вновь разворошил тлеющие угли непреходящего желания – вернуться домой. Михаил поднял воротник пальто и побрёл в сторону дома, где его ждала пустая комната. Там уже ничего не было, кроме матраса и чемодана, да и сам вопрос пребывания его в этой комнате уже был решённым, ценой вопроса было время.

В гостях у Вязова было хорошо. Было странно видеть в доме у русского человека много восточных предметов, в том числе и книги, но более всего Михаила уже в который раз поразила хозяйка дома Анна Сергеевна. Несмотря на своё русское имя, она была китаянкой. Это была странная пара, во многом необычная и в то же время очень гармоничная. Первая встреча с этой женщиной состоялась ещё в разведшколе, где Анна Сергеевна преподавала восточные языки. История их семейной жизни для него была загадкой, он лишь знал, что этих людей очень давно связала общая работа в Порт Артуре, и Анна Сергеевна несколько лет работала в Китае. У Вязовых не было детей, и, Михаилу иногда казалось, что Вязовы выбрали именно его для этой роли. Осознавая это, он всячески отталкивал от себя эту мысль, и в то же время принимал её в благодарность этим замечательным людям. Он и не скрывал от себя, что любил и Вязова, и его жену, и был к ним привязан, словно приблудившийся щенок. Может, так оно и было на самом деле, но мысль эта нисколько не огорчала его, видимо, так распорядилась судьба.

Прощались у подъезда. Было холодно, колючий ветер трепал седую прядь Вязовских волос, тот, казалось, не замечал холода, стоял прямо, молча оглядывая безлюдную улицу: деревья давно стояли голыми в ожидании снега, и лишь большой дуб посреди двора шумел не опавшей листвой. Михаил, как обычно, ждал последнее напутствие: это было традицией, оставлять напоследок что-то особенное. Вязов не изменил себе.

–Как приедешь, дай телеграмму. В этот же день. Всё понял? Закончишь с формальностями, и на почту. Усёк?

Слова показались странными для Михаила. Это было слишком просто, банально, для самой важной инструкции, и в то же время неожиданно.

–Ладно, пожав плечами, произнёс разочарованно Михаил, при этом ловя в глазах собеседника искорки скрытого лукавства: Вязов что-то не договаривал. – А в чём дело, Илья Ильич.

–Ни в чём, я сказал, ты услышал. Всё. Лёгкой дорожки тебе Миша.

Они пожали друг другу руки, и Михаил, ёжась в воротнике пальто, побрёл на свою квартиру, где оставался один матрац и собранный чемодан. Эту ночь он не спал.

Дальний.

Он ехал в автобусе на север, иногда закрывая глаза и видя перед собой всю свою жизнь. Куда я еду, зачем, и от чего спасаюсь? – Задавал себе в сотый раз вопрос Михаил и не получал ответа. Что-то нелепое, неправильное было в его расставании с прошлым.

– Молодой человек, вам выходить, – сказала звонкая попутчица, – Дальний.

Михаил рассеянно кивнул и пошёл к выходу. После душного автобуса воздух нового места показался ему не просто прохладным, а обжигающе холодным и каким-то прозрачным. Проникновение этого воздуха было таким внезапным, что Михаил даже встал в ступор. Всё, что его окружало, было неестественно прозрачным и чистым. Был конец ноября, и сопки вокруг были покрыты белым ослепительным снегом. Где я, куда я попал? – растерянно спрашивал себя Михаил, оглядываясь по сторонам. – Это тоже Россия?

Вокруг были горы, а у их подножья рассыпался горящими угольками окон рабочий посёлок, с необычным названием – Дальний. Солнце висело низко, почти касаясь сопок, и казалось, что окна не светятся отраженным светом, а горят своим собственным ярко оранжевым огнем – такой был необычный эффект. Он пошёл наудачу по улице, и сразу же столкнулся с новым для себя явлением – с ним все здоровались. Все, кто проходил мимо, кивали ему и громко здоровались, словно он жил здесь всю свою жизнь. Ещё в автобусе он наметил для себя манеру поведения на новом месте – быть незаметным, неизвестным, словно он тень, но все его помыслы рассыпались от первой же улыбки проходящего мимо мальчишки; это было вторым потрясением, которое он испытал после того, как вышел из автобуса. «– Где я? Куда я попал? Неужели это Россия?»

Дорога привела его к поселковому совету, где он без труда нашёл отдел кадров и паспортный стол и, несмотря на то, что уже был конец рабочего дня, его быстро поставили на учёт и даже нашли рабочее место, как и предполагалось, не на руднике, а в самом посёлке. Поначалу предложение его даже рассмешило, но потом он в очередной раз признал, что ничего более удачного и быть не могло.

– А что? – даже обиделась женщина, в бюро по трудоустройству. – Фотограф у нас хорошо зарабатывал, пока не спился.

Доводы о спившемся фотографе Михаилу очень понравились. Правда, от чего он спился, выяснять Михаил не стал. Получив ордер на вселение в общежитие, он улыбнулся женщине, и пошёл искать почту. Со слов первого встречного он без труда нашёл почтовое отделение: за стойкой сидела симпатичная русоволосая, немного рыжеватая девушка, глядя на которую, Михаил подумал, почему-то о Варе. Он составил текст телеграммы, как и обещал, не скупясь на знаки препинания и деепричастия, заплатил, и уже собрался уходить, но девушка неожиданно окликнула его:

– А вы случайно не Ван Куан Ли?

Михаил растерянно кивнул.

– А вам письмо.

– Какое письмо? – Михаил растянулся в нелепой улыбке, протягивая руку.

– До востребования. Нужны документы… Паспорт у вас есть? Или удостоверение какое-нибудь.

Не скрывая изумления Михаил полез за паспортом. – Разумеется.

Почерк был Вязова. Михаил едва сдержался, чтобы не разорвать конверт на глазах у девушки. Выйдя на улицу, он огляделся, осторожно разорвал конверт и стал бегло читать. Потом прочитал ещё два раза медленно, вчитываясь в каждое слово: «Здравствуй Миша. Поздравляю с прибытием на новое место, но это чепуха. Решил сделать тебе сюрприз, так сказать, привести в чувства. От надёжного источника узнал, что твоя жена посещала женскую консультацию, она беременна. А ты балда этого не заметил. Извини, что не сказал, как это делают нормальные люди. Думаю, поймёшь. Понимаю, что с Варей у тебя сложно, раз не сказала сама, но ты на неё не обижайся. Она женщина, и это её оправдывает, и у неё это первый раз. Вопрос буду держать под контролем, когда надо, дам знатью. А пока привыкай, осваивайся, работай. До встречи. Вязов.»

Что-то изменилось в окружающем пейзаже, снег стал ярче, словно с глаз спала пелена. До этой минуты тело его словно спало, находилось в забытьи, но после прочитанного всё разом изменилось, новость перекрывала всё. Своим письмом Илья Ильич совершил очередной трюк с его сознанием, заставил светиться, даже гореть. Окружающий мир показался близким, знакомым, но что именно в нём, он понять не мог, это ускользало от понимания, но, несомненно, было связанно с письмом. Михаил вспомнил Тимофея. Старик однажды рассказал о том, как лошадь долгое время возвращается в то место, где родилась, но когда приносит жеребёнка, становится привязанной к нему, и уже не убегает. Осознание этого скрытого природой механизма вызывало волнение, и вместе с тем, радость. Что-то раз и навсегда установилось в его душе. Он поёжился от непривычной свежести воздуха и побрёл по натоптанной тропинке, потом почему-то сошёл с неё и пошел по целине. Он не знал, каким будет его пребывание на этой земле, и как его примут люди, ведь, по сути, он был разведчиком, шпионом, человеком с чужим именем, но был уверен, что судьба ведёт его так, как требует сердце. Он не думал, что именно здесь ему предстоит вырастить своих сыновей, и что когда-то он снова испытает чувство любви к женщине, к другой женщине, и оно захлестнёт его на многие годы. Он шёл вдоль натоптанной пешеходной дорожки по свежему пушистому снегу и улыбался проходившим мимо людям, они тоже улыбались ему и его странной причуде – улыбаясь идти по нехоженой тропе.

Кто-то долго и настойчиво тарабанил в дверь. После красной лампы проявочной комнаты все предметы выглядели тёмными, но по силуэту в проёме двери Михаил сразу определил знакомые очертания: высокий, прямой, поджарый, это был Вязов. Илья Ильич несколько секунд стоял в дверях, словно раздумывал, входить или нет. Оглядев с улицы внутреннее пространство фотоателье, он всё же вошёл. Они обнялись. Потом Михаил сделал снимок на память, после чего они пили чай в тесном чуланчике, где хранилось запасное и вышедшее из строя оборудование, и где стоял приспособленный для отдыха маленький столик с электроплиткой. Вязов нахваливал пряники, хотя, для них требовались, как он выразился, попробовав на зуб первый попавшийся, кусачки. Для чая обычно времени не хватало, да и пить его в одиночку Михаил не любил, но что-нибудь сладкое к чаю держал всегда.

– Следующий раз приеду, смени, пожалуйста, пряники, – шутливо попросил Илья Ильич, внимательно рассматривая своего бывшего подчинённого. Оба они дружно рассмеялись, Михаил пообещал, что будет раз в месяц менять пряники, а там уж кому как повезёт. Перед этим они повесили табличку «проявка», и Вязов на целый час погрузился в чтение рукописей, которые Михаил собирал в течение полугода. Это была как всегда кропотливая, нудная работа – отчёт о том, что происходило в жизни посёлка и рудника, и где искать концы потерянных ниток: прежде всего контору волновало золото. Другим важным вопросом оставалась руда, точнее, содержание в ней урана, так необходимого атомной промышленности.

– По руднику не много, – посетовал, откладывая тетрадь Вязов. –Но оно и понятно, сидя в фотоателье много не накопаешь. Но кое что ты всё же наскрёб Миша. А как тебе удалось вычислить начальника химлаборатории?

– Вы помогли Илья Ильич. Последний разговор по телефону помните?

– Ну да, контейнер с ртутью. Да… Вот так всю жизнь проживёшь, и не узнаешь, что золото можно извлекать с помощью ртути. Ты это сам догадался, или надоумил кто? Хотя, что это я… Ты же спец в таких вопросах. Как никак… Между прочим, того, кто его вёз так и не нашли. Но он был из местных, ваших. Где-то на полустанке спрыгнул, и в лес. Видать охотник. Кстати, как у вас с этим делом обстоит? Хорошо бы поохотится, самое же время. Изюбри не ревут ещё? Мечта моя заветная, поглядеть, как эти зверюги себе молодых маток собирают в гаремы. Ну да ладно, успеется.

– Конечно, сходим, Илья Ильич, – спохватился Михаил, уловив нотки печали в голосе своего начальника. – У меня уже ружьё имеется.

– Ну, с этим мы непременно, когда ты здесь все тропы освоишь, а пока так, прогуляемся на досуге. Лето вот-вот закончится. А сопки здесь красивые. Согласись, что Приморье осенью неподражаемо.

Михаил нехотя кивнул, потупив взгляд.

– Чего загрустил? Аж тоскливо стало от твоей кислой физиономии.

– В Японии тоже красиво осенью.

– А… Всё скучаешь по родине. Это хорошо.

– Почему же? Что хорошего в скуке. Вы непонятно говорите.

– Если скучаешь по родине, значит сердце ещё живое. Не переживай Миша по прошлому, у тебя ещё целая жизнь впереди.

– Смогу я когда-нибудь вернуться туда? Илья Ильич…

– Об этом лучше не думай, – тихо, но властно произнёс Вязов. – Пока здесь твоё место. Мы все Миша с других планет, а живём вот, на этой грешной земле, как бог повелел. Так мой отец говорил, царство ему небесное. Давай лучше вернёмся к делам. Зыков фамилия того прыгуна, и его мы, конечно же, поймаем, не та птица, чтобы улететь, а вот как твоего химика прищучить. Не дурак же, если такое придумал, в старой штольне амальгаму отливать. Значит и подельники имеются. В общем, на днях сюда прибудет бригада наших людей, ты с ними на контакт не иди, но, в случае чего они к тебе обратятся. Чайком их попоишь. Только пряники сменить не забудь.

– О чём вы говорите…

– Ладно, ладно, это я так, пошутил над тобой. Я ведь тебе главного ещё не сказал Михаил Ван Куан Ли. Ну, догадывайся. Ты же умеешь это делать, ты же разведчик.

– Это не честно, Илья Ильич, – заволновался Михаил, разглядывая Вязова с ног до головы. Как я могу догадаться?

– Ну спроси тогда меня о чём-нибудь, например о Варе, – предложил Вязов как-то по-особому улыбаясь. – Варю не забыл ещё, жену свою?

Михаил вздрогнул при упоминании о Варе, хотя думал о ней каждый день и непрестанно.

– Что с ней? Она здорова?

– Ничего, здорова, ещё как здорова, – продолжал темнить Вязов, всё больше расплываясь в улыбке.

– Илья Ильич, так не честно, вы тянете жилы из меня. Что с ней?

– Варя на восьмом месяце, родит скоро. Считать, надеюсь, не разучился?

Михаил вскочил со стула и заходил по комнате. Вязов тоже встал, и с силой стал трясти Михаила за плечи. – Ты скоро станешь отцом, понимаешь! Здесь твоя земля Миша! И теперь ты уже никуда не денешься от неё, никуда.

Уехал Вязов на последнем автобусе, пообещав сообщить, когда родит Варя. Михаил не находил себе места, порываясь поехать вместе с ним, но Вязов строго осёк его, напомнив, что впереди событий бегут только собаки и сплетники, но пообещал звонить раз в неделю, по понедельникам.

Варя родила точно в срок, который высчитал Михаил, ориентируясь на тот самый последний день их совместной жизни, когда они ещё были вместе. Он часто вспоминал ту последнюю ночь, прокручивая в памяти слова и мысли, которыми делились они, сидя напротив окна. Было странным, как память могла сохранить всё до мелочей из прошлого, которое на самом деле было совсем недавно, но в то же время казалось бесконечно далёким, словно происходило в другой жизни. Какой могла быть их будущая встреча, Михаил ещё не знал, но твёрдо верил, что жизнь его в самом начале, и эта мысль была наиболее странной и удивительной. Он столько прожил и пережил в этой жизни, и казалось, что ничего нового она не преподнесёт, но Вязов оказывался прав, жизнь только начиналась.

Его самым большим удивлением было то, что Варя родила двойню, двух мальчиков. «У тебя пацаны, ты слышишь, балда ты стоеросовая! – Кричал в трубку Вязов. – Двойня! Двух парней родила для тебя». Михаил слушал, голос держа перед собой трубку, и плакал, повторяя в сотый раз имя Вари. В эти мгновения он впервые в жизни был счастлив, и когда возвращался с переговорного пункта, почему-то видел перед собой не только её, но и Ядвигу, и Йошико. Они были перед ним такие, какими он помнил их в той прошлой жизни, и которая пролетела перед ним как одно мгновение, и вылилась в эту неожиданную радость.

Он бегал на переговорный каждый день, выпытывая у Вязова все подробности. Тот, разумеется, скоро психанул, и пригрозил бросать трубку, если Михаил будет так несдержан и сентиментален. Однако дал добро на поездку, и сообщил когда можно приезжать за Варей. План её переезда в Дальний был разработан самим Вязовым, и разумеется, держался в строгой тайне.

– Не волнуйся, всему своё время, – успокаивал в трубку Илья Ильич. – С Варей всё хорошо. На работу ещё не вышла… Сидит с малышами… Устаёт? А как ты хотел? Да у неё там целая бригада тимуровцев, двадцать пять помощников. Ты что, забыл, кем она работает? Ей даже подержать их не дают. Там даже график составлен, и очередь расписана на месяц вперёд. Не волнуйся, дети уже взрослые, это же седьмой класс. Лучше тебя и меня знают как детей пеленать. Ладно, всё, давай приезжай.

План Вязова был прост. Михаил брал личную машину Вязова, ту самую, на которой его когда-то вёзли в аэропорт во время китайской командировки. И на ней он должен был как бы перевезти Варю с детьми на новую квартиру. Конечно, для Вари это была неожиданность, и сам приезд Михаила вызвал у неё лишь смущение и тревогу, но стремительность и уверенность в действиях не дали ей усомниться, что за всем этим кроется подвох. Варю выселяли из общежития, где по уставу не разрешалось проживать с детьми. К этому обстоятельству Вязов разработал целую операцию, и даже показал Варе, как старый сослуживец её бывшего мужа, её новое место жительства. Это, конечно, было цинично, обманывать молодую женщину, но Вязов оправдывался тем перед своей совестью, что коммуналка, куда предполагалось вселить Варю с детьми, была тесной и неудобной, без ванны, хотя и с санузлом, но ужасными соседями и шумной улицей за окном. А выбирать Варе не приходилось.

Когда Михаил грузил вещи в машину, Варя молча стояла на пороге, покачивая коляску, где посапывали два толстощёких карапуза, Петя и Михаил. Отличить их было невозможно. Варя ревностно оберегала детей, лишь один раз, перед кормлением, позволив Михаилу взять их на руки. Оба, словно две капли воды, напомнили ему о том, кто он есть на самом деле – чужак с другой планеты, кого судьба забросила далеко от родных берегов, но подарила этих замечательных детей. Конечно, это были его дети, роднее которых на этой земле, пусть чужой, у него не было, и наверное, не будет, и Вязов оказывался прав, когда сказал, что теперь его Родина здесь, и пора перестать грезить о прошлом. Михаил ещё не знал как сложится их прерванные с Варей отношения, но был уверен, что дети всегда будут при нём, чтобы не произошло. Топливный бак автомобиля был залит доверху, и когда Варя села на заднее сидение, обложив себя детьми и вещами, Михаил глубоко вздохнул, и как однажды в далёкой юности, тихо произнёс – всё будет хорошо, положись на меня.

Варя опомнилась только когда они выехали из города; всё то время, пока они курсировали по наполненным городским улицам, она спала.

– Куда ты меня везёшь? – властно и сухо спросила она, разглядывая пейзаж за окном: там уже тянулись поля и перелески.

Михаил долго молчал, подбирая правильные слова, опасаясь, что это может вызвать истерику, на которую его бывшая жена была вполне способна: – Не волнуйся Варя. Мы едем ко мне. Ты же не сможешь представить, чтобы я допустил твою жизнь в той мышиной норе, которую тебе предоставила твоя школа.

– Ты всё это подстроил? – так же сухо, но уже без ноток тревоги, спросила Варя.

– Нет, что ты Варя, я бы до такого не додумался. Правда есть один мудрый человек… Очень давно, наверное в другой жизни, один человек мне сказал…

– Ну, что же ты замолчал? – Варя по-прежнему была сдержана, голос её был тихим, но холодным. – Кто ты, скажи хоть сейчас. Что ты за человек?

Михаил понял, что скрывать себя уже не может, и время его прошлых тайн закончилось. – Я работаю в органах госбезопасности.

Варя долго молчала, разглядывая бывшего мужа в зеркало заднего вида:

– И как давно?

– Всегда.

– Это государственная тайна, я полагаю, – с долей иронии произнесла Варя, всё так же сверля его своими большими глазами, в которых неожиданно стали появляться отголоски той далёкой Вари из прошлого.

– Это тайна, разумеется, – спокойно и с облегчением выдохнув, произнёс Михаил. – Прости, что не сказал сразу. Так было надо.

– И ты прости, – безучастно произнесла Варя после недолгой паузы, и отвернулась. Из её слов Михаил вдруг понял, что прошлого им не вернуть, как не старайся, но на руках у неё и у него были дети, и этого было достаточно, чтобы видеть будущее светлым и радостным.

Уже затемно они въехали в посёлок, делая по пути короткие остановки, чтобы перекусить и перепеленать детей. На удивление Петька и Мишка в дороге вели себя достойно, как и подобало сыновьям разведчика, и почти не плакали. Варя пообещала молчать о том, с какой целью Михаил переехал в Дальний, а он пообещал, что не будет мешать её личной жизни, если она появится, с условием, что дети будут их общей заботой. Варя согласилась. Пунктом прибытия была отдельная квартира на углу школы, где Варе предстояло жить первое время, и работать в должности завуча. К этому приложил усилия сам Вязов, который уже ждал у порога школы вместе с директором, с большим букетом полевых цветов. После недолгой церемонии вступления Вари в новую жизнь, он отвёл Михаила в сторону, чтобы попрощаться, и вручить ему новый документ. Это было удостоверение внештатного сотрудника милиции, и корочки машиниста мотодрезины. С этого момента Михаил Ван Куан Ли уже был не фотографом, а горняком, который в свободное от работы время, обязан был следить за порядком. Жизнь продолжалась.

Последнее задание.

Командировка была на Курильские острова, на Кунашир. Ради этого пришлось взять отпуск за свой счёт, оставить дела, которых всегда было невпроворот, забыть о браконьерах. Дело было необычным, и если бы не его дружба с Володькой, который теперь работал на Курилах, то, скорее всего, нашли бы кого-то другого. Но Изаму категорически настоял, чтобы прислали именно его.

До Курил летали самолёты, но их движение всегда затрудняла непредсказуемая погода на островах, отчего рейсы часто откладывали. Поэтому Михаил решил добираться по воде из Находки. Сухогруз, на котором для него было зарезервирована каюта, уже стоял под погрузкой. На острова всегда было что везти, и ждать окончания погрузки пришлось несколько часов. В порт Михаил приехал загодя и, чтобы не терять времени даром, оставив в каюте вещи, решил прогуляться по берегу, не удаляясь слишком далеко от своего теплохода. День был солнечный, но слегка ветреный. У моря было много гуляющих, люди кидали в воду камни, пугая вездесущих чаек, рыбаки, в основном мальчишки, ловили мелкую рыбу у самого берега. Михаил купил конфет и с удовольствием поедал их, наслаждаясь беззаботным временем. Что его ждало на Кунашире или Итурупе, он про это думать не хотел и по привычке наблюдал за происходящим, и радовался хорошей погоде. Вскоре его внимание привлекла и даже удивила группа людей. Недалеко от берега столпились несколько человек с восточной внешностью. Когда Михаил проходил мимо, то краем уха уловил знакомую до боли, и в то же время резанувшую по уху речь. Это были японцы, группа туристов, и встречать их раньше в Находке ему не доводилось. Михаил остановился и стал подслушивать их разговор. Как не странно, говорили о том, где находится туалет. Это было вполне естественно для любого человека, тем более для иностранца. И речь японцев, и их непривычный, немного растерянный внешний вид разволновали Михаила. За столько лет он первый раз вот так, с глазу на глаз, столкнулся со своими земляками. Один из туристов, молодой мужчина, пытался говорить по-русски, останавливая прохожих, и у него это неплохо получалось. Скорее всего, это был любитель языка или студент, и всё же, его речь вызывала у прохожих лёгкое недоумение и смех. Но слушать его было интересно и даже забавно, хотя сам говорящий не видел себя смешным и был предельно серьёзным. Первой мыслью Михаила было подсказать ему нужную фразу, но его опередили. К группе подошла невысокая темноволосая девушка необычной внешности, – именно это бросилось в глаза Михаилу. Он догадался, что она переводчица этих туристов, – её правильный японский это выдавал. Конечно, она говорила с небольшим акцентом, но без явных ошибок.

– Вы переводчица? – спросил Михаил на японском, улучив подходящий момент. – Не знал, что у нас готовят таких хороших специалистов. – Конечно, он мог сказать эти слова и на русском, но ему хотелось произвести впечатление. Девушка немного растерялась, как впрочем, и стоящие рядом туристы.

– Вы японец? Вы говорите на японском. Вы из какой группы? – откровенно удивилась девушка.

– Я сам по себе, – перешёл на русский Михаил, тем самым подразнивая своих соотечественников. – У меня нет национальности, – немного смутился Михаил. – Хотелось произвести эффект на хорошенькую переводчицу. Я жду теплохода.