Полёт японского журавля. Я русский

После крепкого чая Михаилу стало легче. Спазмы волнения прошли, и он попросил закурить папиросу.

– Ты же не курил, насколько мне не изменяет память. Ты это брось, Идзима. Втянешься, потом не отвяжется привычка.

– Я прошу вас.

– Ну и чёрт с тобой. Вижу, что ты окончательно испортился. Кури на здоровье.

Они молча выкурили по одной, стоя напротив открытой форточки.

– В общем, так, Миша. Для китайских товарищей ты Ким Сан Дё, военный советник, который погиб, выполняя свой интернациональный долг. Извини, что помучал тебя, ты это заслужил. Мы недавно разбирали дела и наткнулись на одного нашего товарища. В пятьдесят третьем, там же, в Корее, он подорвался на мине, кстати, казах. Хороший разведчик, опытный. С тобой у него сходства немного, но главное, что он тоже азиат. С фотографией фотохудожник немного поработает, иначе корейцы могут не признать его, вернее тебя. Тьфу ты, совсем запутал меня. Ну не станут же китайцы его могилу раскапывать. Пусть думают что хотят, а мы со своей стороны сделали всё, что они просили. Вот вам Ким Сан Дё, был в Корее, погиб в начале июля пятьдесят третьего. А тебе пока придётся не высовываться. Может даже выехать в глубинку придёться. Ну, дальше Приморья, думаю, не стоит бежать. Заляжешь на дно где-нибудь в таёжном посёлке, браконьеров погоняешь, а там посмотрим. Поработаем ещё, потрудимся на благо нашего отечества. Ты как, готов?

– Хоть завтра.

– О как заговорил. А как же семья, жена? Ты брось, из полымя да в воду. Горячка нам не нужна. Жди пока взысканий по всей форме. Хотя, опять же. Какая форма. Тебя же нет. Ты же погиб в Корее, как герой.

– Но как вы можете, товарищ подполковник?

– Шучу я. Конечно, взыщем, – сказал Вязов улыбаясь. – Ещё как взыщем. А теперь на ковёр. Заправься, и приведи себя в порядок, разведчик.

Главный сидел за большим столом в облаке табачного дыма, и пересматривал снимки. После каждого снимка, а их было около десятка, он глубоко затягивался папиросой, удивлённо хмыкал, поглядывая на подчинённых.

– Да, дела. Ну что же, коллеги. Будем выяснять. Так сказать, из первых рук хочу услышать.

Михаил без энтузиазма снова начал свой рассказ, стараясь ничего не пропускать. Лев Терентьевич, щуплый на вид, сухой, и очень живой человек, своими пышными седыми и прожженными усами был похож на старого дворового пса. Развалившись в кресле, он внимательно слушал, лишь нервно постукивая карандашом по толстому стеклу, накрывавшему зелёное сукно столешницы.

– Что будем делать, Илья Ильич? – спросил он, поглядывая то на Михаила, то на Вязова. – Китайские товарищи в Москве недвусмысленно намекают, что их человек погиб неслучайно.

– Я понимаю, товарищ…

– Ни хрена ты не понимаешь, – спокойно перебил Лев Терентьевич. – Мне ночью с Москвой разговор держать, что я скажу? Вы хоть это понимаете?

Главный в расстройстве отбросил карандаш, и полез за портсигаром. Молча раскурив очередную беломорину он махнул рукой на стулья. Молчали минут десять. Всё это время Лев Терентьевич пересматривал китайский отчёт и хмурился.

– Но скажи, пожалуйста, столько времени прошло. – Лев Тереньтьевич стал считать на пальцах. – Значит, Пусанская осада когда была? Осенью пятидесятого. Шестнадцатого сентября американцы начали наступление. Потом было отступление, во время которого вы сделали вылазку в Кунсан. Идея правильная, конечно, но это на тот момент. Сейчас это можно рассматривать уже двояко. Наши вышли из Кореи в пятьдесят третьем, летом. Мда. Почти пять лет прошло. Как говориться, преступление без срока давности. А что, Ван Куан Ли. Вы молодец. Такого богатыря завалили, – неожиданно произнёс Лев Тереньтьевич. – Сы Пу очень серьёзный разведчик. Он ещё с японцами воевал. Его послужной список вам и не снился. – Главный в который раз смерил Михаила взглядом и усмехнулся. – Ну и мы, выходит, тоже не лыком шиты оказались. Прямо, как я в свои лучшие годы.

– Я не специально, товарищ полковник. Так получилось.

– Ну да, он первый намахнулся, как говорят у нас в деревнях. Ладно, что умолчал в отчёте, мы за это накажем тебя по всей строгости, а вот что пирс в Кунсане не взорвал, это, слава богу. Гора с плеч. Я так понимаю, что это твоё гуманное решение было, и своевременное, хочу заметить. Хотя, приказ-то ты не выполнил, не выполнил. – Лев Тереньтьевич пристально посмотрел на Михаила, долго выпуская табачный дым: глаза его предельно сузились, после чего заискрились лукавой улыбкой. – И слава богу, Миша! Американцам того и надо сейчас, чтобы крайних да виноватых искать. Сами напакостили, а вину на нас хотят повесить, всех собак, так сказать, собрать в кучу. Тут ещё этого пирса не хватало. Дело в том, что сухогруз тот, что японскими беженцами был набит, при выходе из бухты на мине подорвался. Спаслись единицы. Так-то, мои дорогие.

Эта новость ошарашила Михаила. Он хорошо помнил, как едва не угодил на борт этого сухогруза. Вспомнил и толстую японку, которой помог нести вещи до трапа. Это было удивительно, но судьба вновь пронесла его мимо острых уступов и оставила жить.

… – А у нас, как говориться, руки незапятнанные, и совесть чиста, – продолжал Лев Терентьевич. – Вот потому это дело и всплыло вместе с их сверхсекретным агентом. Сы Пу – это его легенда, как и наш Ким Сан Дё. Одно странно, как он попал в команду парашютистов. Кстати, заброска у вас удалась великолепная, в лучших традициях советских десантников. Я доволен. Признаться, как с души камень сняло. Людей, конечно, жаль, но это война… Между прочим… – Главный снова сузил глаза, всё так же лукаво поглядывая на Михаила, – северные корейцы представили Ким Сан Дё к своей награде, какой-то большой. Но… – Лев Тереньтьевич сделал грустное лицо и развёл руками. – Теперь только посмертно, полагаю. Ладно, это всё неактуально. Вернёмся к нашей теме. Отчёт ваш пойдёт в дело, ту ещё надо кое где подшлифовать, детали, так сказать, свести, чтобы ниток не торчало. Дело-то действительно серьёзное, с китайцами дела у нас обстоят не важно, а тут ещё за него, кстати, уже комиссия международная взялась. Это у нас после драки кулаками не машут, а у них ещё как машут. Но и мы не лыком шиты. Вам товарищ Ван Куан Ли придётся по новой заполнить анкеты, вдруг их запросят. Но для этого сначала научитесь писать как все нормальные люди, правой рукой. Вы же левша, насколько мне известно. На это даю неделю. – Лев Терентьевич лукаво улыбнулся. – Надо Миша переучиться, мало ли что. Анкету могут по запросу китайцам послать, а там твой левый почерк. А казах наш правшой был, тоже факт легко проверяемый. Так что постарайся. Если Москва запросит твои документы, то за тебя уже никто не сможет ручаться. Я знаю как это непросто, но обстоятельства требуют от нас продуманных взвешенных шагов. У нас с вами далеко идущие планы, и отдавать вас на растерзание мы не собираемся. Отбодаемся как-нибудь. Можете идти, и обо всём никому ни слова, ни полслова.

Вязов и Михаил замычали в один голос и на взмах начальника дружно удалились.

– Повезло тебе товарищ Ван Куан Ли. Сам не верю ушам своим, и глазам тоже. Тронул ты нашего полкана. Обычно он с живого кожу сдирает, а тут даже против шерсти не погладил. Ничего не пойму. Чем ты его тронул? А чем ты вообще людей трогаешь, кстати? Женщин, например.

– Обаянием, теплотой сердечной…

– Всё, иди, зарабатывай на хлеб насущный, жену люби… Обаяй, как ты это можешь. Когда надо будет, позвоню. Не забыл позывной?

– Да, по поводу баяна.

Прошло два года. Они так и жили в своей уютной комнате, поделенной надвое. Варвара по-прежнему работала в школе, Михаил в геодезии. Жили они дружно, несмотря на то, что один вопрос их семейной жизни так и остался неясным. Время от времени Варя поднимала его, но встречая грустный и молчаливый взгляд Михаила, оставляла на потом, понимая, что требовать что-либо от человека, которого любишь, нельзя. В то же время Варя чувствовала, что её семейное положение очень неопределённое, что счастье её тихой семейной жизни может оборваться в один миг. Однажды Михаил пришёл домой очень поздно.

– А у нас был гость, – прямо у порога сообщила Варя.

– Интересно, кто мог быть нашим гостем? – спросил Михаил, перебирая в уме всех своих знакомых.

– Ну, он на тебя похож, немного.

– Гость был китайцем? – словно выстрелил Михаил, бросая портфель.

– Ну, да, наверное. А что тут такого?

У Михаила даже вспотел лоб от волнения. – Как он выглядел? Точно опиши мне, пожалуйста.

– Но что стряслось. К тебе пришёл твой, ну, земляк, что ли.

– Вот, моя земля! Кто приходил, могу я узнать?

Варя растерялась и начала говорить всё по порядку. – Он повыше тебя.… С усами… Но почему ты так взволнован? – Она вдруг задумалась. – Это странно, Миша. Ты таким никогда не был. Мне даже стало страшно.

Михаил подошел к жене и взял её за плечи. – Прости, я устал немного на работе. У нас сдача объекта, пришлось понервничать. Кто, всё-таки, был?

– Он назвал себя… Ой, я забыла.

– Может Владимир? – неуверенно спросил Михаил, вспомнив о своём друге и моля бога, чтобы это оказался именно он. – Он высокий, лицо у него странное. Волосы чёрные, а глаза серые.

– Ну да, точно. Володя и был.

Михаил сел на стул и скинул с головы шляпу. – Володька…. Почему ты его не задержала. Ну, надо же. Я его сто лет не видел.

– Да как же? Он ждал тебя два часа. Посмотри, сколько сейчас времени.

– Извини, Варенька, я что-то потерялся во времени. Отчёт по полевым работам сдаём, много чертежей. – Михаил попробовал встать со стула, но ноги едва держали, они буквально опустели. Это был страх, о котором он и не мог подозревать. Он открыл окно и выкурил несколько папирос, чем очень сильно удивил жену.

– Не буду больше, правда. Это я так, разбередило. О Володьке вспомнил.

– Это твой друг?

– Мой самый большой и единственный друг в этой… – Он едва не сказал: «в этой стране», но оборвал фразу на полуслове, и продолжил: – В этой жизни.

– Днём звонили тебе, про какой-то баян говорили.

– Какой ещё баян? Ах, ну да, баян. Это по объявлению. Сто лет назад повесил, а они всё звонят.

Михаил вздохнул. Звонил Вязов. С утра надо было идти в контору. Звонок несколько озадачил его, но памятуя о том, что последний раз он был у Вязова несколько месяцев назад, он успокоился. Приход Изаму выбил его из равновесия, он подумал, что приходил кто-то неизвестный ему; в голове молниеносно возник последний разговор на ковре у главного. Разумеется, допустить то, что его могли отдать на растерзание китайцам, было нелепо, но и исключать это он тоже не мог. Писать правой он научился быстро, даже стал рисовать, чего раньше за его левой рукой не наблюдалось. Анкеты все переписал, и всё было у него вроде бы в норме, но этот неожиданный приход Изаму ставил всё на место. Он был уязвим, даже очень. И теперь, когда впереди могла маячить какая-нибудь командировка, он уже думал не о себе, а о Варе, о том, что она может оказаться вот так один на один с кем угодно, если его будут искать. После таких переживаний, у него развеялись все иллюзии относительно их спокойной жизни. На следующий день эти переживания воплотились в реальность.

Вечером, когда Варя пришла из школы, он стоял у окна, снова курил и даже не заметил её внизу под окном.

– Что случилось Миша? Ты же говорил, что больше не будешь курить.

Он словно не услышал её, продолжая закручивать сценарии своих мысленных построений. На подоконнике в пепельнице уже лежало пять окурков папирос.

– Извини, не услышал тебя, – опомнился Михаил, задавливая окурок. Он посмотрел прямо в её глаза: – Я должен уехать. Надолго уехать. Только не спрашивай куда, просто так надо, – заговорил он нервно.

– Но что случилось, Миша? Откуда этот тон? Что значит так надо? Ты уедешь, а я снова останусь одна? Ради бога скажи что произошло? – Варя уронила свой портфель на пол, облокотилась о дверной проём и заплакала. Он знал, что в таких случаях надо, чтобы женщина выплакалась. Пока она ходила умываться, он достал из-под кровати чемодан и выгреб из него все свои сбережения.

– Вот, всё, что мне удалось скопить. Прости, что не говорил.

Эти деньги были его зарплатой, пока он был в командировке в Корее и Китае. Сумма оказалась немалая.

– На что мне эти деньги? И откуда такая сумма, Миша?

– Это мой заработок, не волнуйся. Я был в экспедициях, а там… Ну, на что в тайге деньги, скажи. Вот они и накопились за много лет. Денег нам хватало. Ну как я могу тебе говорить неправду?

– И ты опять едешь в эту экспедицию? Ну ладно. Раз надо, то поезжай. Но скажи, если это возможно, почему так неопределённо? Я знаю, что подобные мероприятия всегда планируют, а ты исчезаешь словно навсегда… И так неожиданно.

– Я ведь и до тебя часто уезжал. – Михаил уже предвидел такой характер разговора, и приготовил подходящий рассказ о своих долгих отлучках. – Я геолог, Варя. И по долгу службы нам приходится колесить по всей стране. Исследования требуют много времени. Одна наша группа не могла вернуться больше года. Это было на Крайнем Севере. У них не было связи, пришлось всю зиму кочевать с оленеводами по тундре. Если бы не эти оленеводы, то все члены группы погибли бы. Они чудом выжили. Посмотри на карту севера. Там ничего нет, одна тайга и тундра. Но земля там очень богатая. То, что мы ищем, это государственная тайна, но тебе я скажу, только, пожалуйста, никому не говори. Мы ищем драгоценные металлы, в основном, золото. Но об этом никто не должен знать. Последние годы меня не брали, учитывая моё семейное положение, но в этот раз мне придётся уехать.

– Когда ты вернёшься? – с напряжением в голосе, спросила Варя. – Скажи только, что ты вернёшься, и я буду тебя ждать.

Он взял её руки и прижал к себе. – Я вернусь, непременно вернусь.

Всю неделю каждый день с утра до позднего вечера Михаил пропадал в конторе, работая над будущей операцией, приходил домой уже без сил. В последний вечер, когда он вернулся поздно, вымотанный и молчаливый, Варя опять не выдержала и заплакала.

– Ну что происходит, Миша? Я тебя не узнаю. У меня земля уходит из-под ног, я только и думаю, что о тебе, о том, как останусь одна. Это невыносимо, Миша! У всех мужья как мужья, дома сидят, работают, а ты мотаешься неизвестно где. Я так больше не могу!

Она снова расплакалась, и на этот раз ему пришлось её успокаивать. Однако вскоре она начала снова.

– Но мы же об этом говорили, Варя. Я готовлюсь к поездке, у нас много работы.

… – Я всё узнала, Миша. Прости меня, но я скажу, что я думаю. Твои экспедиции – это всё враньё. Никакая геологическая партия не длится более одного сезона. Я, конечно, допускаю, что раньше, до войны, или до революции, люди могли потеряться и прозимовать в тайге, или на острове на каком,

даже погибнуть. Но сегодня у всех есть рации. Понимаешь, рации. Есть самолёты и вертолёты. Скажи мне правду! Я знаю, что это будет нелегко, услышать правду. Но жить в неведении, во лжи ещё хуже. Скажи, я прошу тебя! – почти закричала Варя.

– Да, ты права, – сиплым голосом произнёс Михаил, не пряча глаз. Он понял, что дальше говорить неправду он не может, но говорить правду он тоже не имел права. Он не знал, что ответить жене.

– У тебя есть другая женщина? Я верно сказала? Ведь так?

– Так, – неожиданно вырвалось у Михаила. Он понял, что эта случайная ложь будет для него единственным выходом, и ничего другого он сказать не сможет. – Прости меня. У меня есть ещё одна семья. Так вышло.

– И ты всё это время ездил туда?

– Не всё.

– Спасибо за правду. – Она подошла так близко, что он слышал, как стучит её сердце. Губы её тряслись. По её лицу он понял, что она сейчас его ударит. Это произошло через секунду. Она ударила его по щеке, а потом упала на его плечи. – Мишка! Ну что же ты натворил! Что же ты наделал!

Он обнял её и тоже заплакал.

Когда все слёзы высохли, и когда за окном уже стали заметны всполохи утренней зари, они всё ещё сидели у письменного стола.

– Когда меня не будет, ты, пожалуйста, ни о чём не говори ни на работе, нигде. Не нужно никому знать о нашей жизни, – попросил Михаил.

– Конечно, – равнодушно ответила Варя. – Да и о какой жизни говорить?

– Извини. Но всё равно, не говори. Деньги, пожалуйста, возьми. Это моё требование, хотя, как я могу требовать чего-то от тебя. Я прошу.

– Ладно. Что ещё?

– Не думай обо мне плохо, просто так вышло, понимаешь. И прости, если сможешь.

Через час у подъезда остановилась «Победа». Он взял полупустой чемодан, и, не оглядываясь, тихо вышел из комнаты. Проходя по тёмному коридору, он услышал, как плачет жена. Он остановился. Дом провожал его в молчании. Он вышел на улицу, потом повернулся, перекрестил всё, что осталось за дверьми этого дома, и пошёл к машине.

Бомба.

Его долго готовили. По легенде, будучи советским специалистом, он ехал помогать дружественному китайскому народу поднимать экономику, а именно военно-промышленный комплекс. Он разучивал биографии своих двойников, чью жизнь ему, возможно, предстояло сыграть, модели поведения, варианты ухода и возвращения, включая нелегальный переход границы. Десятки историй были уложены в его памяти аккуратными стопами, сотни имён и фамилий, адресов и явок… Всё это пришлось учить на память не один месяц, и пересказывать по несколько раз в день. Конечно, он не горел желанием играть в разведчика, тем более покидать любимого человека, уютную квартиру, но маховик невидимой машины уже вовлёк его в движение, и выйти из него было уже не возможно, да он и не желал этого. Работа требовала от него максимальной самоотдачи, от которой его сердце начинало стучать сильнее, он словно начинал гореть. Помимо этих первичных обязанностей, Михаилу пришлось пройти ознакомительный курс ядерной физики и ракетостроения, поскольку причиной заброски было решение Хрущёва передать Китаю технологию производства атомной бомбы. Для ведомства, в котором работал Михаил, это было настоящим шоком, но приказы сверху не обсуждались. В срочном порядке были мобилизованы все дополнительные резервы, задействованы люди, работающие в сфере ядерной энергетики. Масштабы охвата потрясали воображение. Некоторые вопросы этого непростого дела комитет в срочном порядке решил взять под свой контроль, поскольку Мао Дзэдун уже не просил, а требовал от Хрущёва помощи в создании ядерного оружия. По этой причине тысячи советских учёных были отправлены в Китай. В числе их был и Михаил. Используя опыт работы в Порт Артуре, на этот раз он должен быть наблюдать за китайскими учёными, а так же проработать всю агентурную цепь в Пекине. На вопрос, сколько ему придётся пробыть в Китае, Вязов не раздумывая ответил – пока не построят бомбу. Это значило несколько лет. От осознания этого Михаила захлёстывало и отчаяние, и иступлённая решимость довести это, быть может, последнее и единственное настоящее дело в его жизни, до самого конца. Уезжая, он испытывал сложное чувство давления тяжёлого холодного груза неминуемого расставания с Варей, и в то же время, волнения, подталкивающего его вперёд. Он словно оказался на борту парусного судна, готового пуститься в дальнее странствие. Когда он сел в машину, и захлопнул за собой дверь, он залпом выдохнул и вмиг забыл о том, кто он и откуда. Он знал, что с этого мгновения начинается новая неизвестная жизнь, которая может закончиться в любую минуту и в любом месте земного шара, но от которой он не откажется никогда и ни при каких обстоятельствах.

На месте водителя сидел Вязов. Он не стал задавать ненужных вопросов по поводу прощания с женой.

– Давай, Миша, ещё раз, не пропуская, пока мы ещё дома, – продолжил Вязов инструктаж.

– Я долетаю до Алма-Аты. Там вливаюсь в группу советских учёных. По документам я молодой физик, еду в Китай с группой специалистов.

– Всё верно. В Пекине тебя заменят. Про запас у тебя будут китайские документы, пропуск, позволяющий беспрепятственно передвигаться по стране, документы советского учёного. Но пользоваться ими можно будет в крайнем случае, и только через наших дипломатов. В первую очередь ты китаец Чен Ли, который ищет работу в городе. Ты должен выйти на человека, который покажет тебе тайник, через него ты будешь получать деньги для связных, карточки на продукты и прочее. Особую ценность для нас имеют, как не покажется странным, талоны на питание. В Китае сейчас голод, и тебе это предстоит увидеть, поэтому с этим материалом особо бережно работай. Так же пропуски. Используй лишь по прямому назначению. Одна из твоих задач в том, чтобы выйти на коридоры, по которым к нам проникают перебежчики. Ты уже знаешь, что для нас это одна из самых щекотливых тем, и тебе придётся так же заняться этим вопросом. Для этого среди наших людей в Пекине есть человек, с которым ты будешь работать в этом направлении.

– А что же с моей группой?

Вязов рассмеялся: – Здесь твоя задача упрощается. Группа учёных, с которой ты летишь, для тебя лишь прикрытие. Если всё сложиться положительно, то твоя работа будет самостоятельной, но пока загадывать не будем. На самом деле в группе есть наши люди, так что не волнуйся. Ещё раз повторюсь, что нам в первую очередь необходимо проверить цепочку связных. Это самое и самое важное. В Китае сейчас происходит непонятное, поэтому от тебя требуется предельная собранность и осторожность, будь осторожен со всеми без исключения. На это может уйти год, за это время ты успеешь освоиться, понять, где находишься, не исключаю, что у тебя появится там жена.

– Но как же так? Илья Ильич.

– Я сказал, не исключаю, этот вариант прорабатывается, но ты к нему должен быть готов, это работа.

– Илья Ильич, вы сказали, происходит непонятное. Что это значит?

– Молодец, что задал этот вопрос. Я ждал его, и держал его на последний момент. Ещё раз говорю, что поездка эта необычная, дело действительно опасное и ответственное. Мы и сами не понимаем, что происходит. Дело в том, что в Порт Артуре пропал один очень хорошо законспирированный агент. Представь себе, этот человек работал ещё на царскую Россию. Ему больших трудов стоило выйти на советскую разведку. Ещё два наших агента исчезли в Харбине. И тогда мы стали выяснять, что могло стать причиной. У меня в Москве есть надёжный источник, и из него стало известно, что недавно в Москву прилетал очень важный китайский чиновник, связанный со спецслужбами. Он правая рука Мао Цзэдуна. Если такие люди приезжают в одиночку, то они действуют от лица первого человека государства. Что-то вижу в этом нехорошее для нас. В общем, мы в огне, другого слова не подобрать.

– Агония, вы хотите сказать?

– Примерно так.

– Но, что могло случиться? Мало ли кто приезжал в Москву.

– Есть предположение, что по личной просьбе Мао наши чиновники от разведки выдали китайским спецслужбам всю нашу агентурную сеть.

– Но этого не может быть!

– Не кричи, Миша, всё равно никто не услышит. В этой жизни может быть всё.

– Но там живые люди! Они столько лет работали на СССР.

– Пока это только предположение, но поделиться им с тобой я обязан.

– Но вы же сами сказали, что агенты пропали. Ведь не может пропасть просто так человек. Но ведь это же война.

– Не паникуй, когда начнётся настоящая война, ты догадаешься. Ты не кипятись. Ты едешь в Китай под хорошим прикрытием. В случае чего, мы тебя отзовём. Люди могут пропасть по разным причинам. Постоянное напряжение, страх быть обнаруженным, люди просто могут скрываться. Поэтому мы отправляем именно тебя. В течение недели мы отправили несколько человек в те места, где менее опасно, для тебя осталось самое сложное – Пекин. Там китайские спецслужбы не то, что человека, муху не пропустят, но к нашим делегациям они пока относительно спокойны. За последний год они поймали двести американских диверсантов, и основное их внимание направлено именно на американцев. Но и нам не стоит расслабляться. Со временем ты освоишься, и связь с нашими людьми среди советских учёных будет идти так же и через тебя.

– Страховка?

– Да, здесь ты работаешь в составе большой статистической группы, и будешь пользоваться документами советского учёного. В Алма-Ате к тебе подойдёт наш человек для знакомства. Он обрисует тебе схему связей, контактов и способов передачи информации. Но всё это, как ты понимаешь, имеет официальный характер, а значит, имеет ограничения, связанные с протоколами, регламентом и прочими политическими условностями. Но разведка должна идти дальше, в этом её цель. Мы, и никто другой обязаны налаживать связь на неофициальном уровне, через чиновников всех рангов и уровней, и этим занимаются. Но с Китаем, почему-то не всё гладко. Можно сказать, что они нас в чём-то переигрывают.

– Вы хотите сказать, что китайских чиновников не удаётся подкупить? А наших можно?

– Ты всё видел при сдаче Порт Артура. Дело не в подкупности, Миша. А в особенностях национального характера. Восток, это всегда двойная игра. Вот почему такие люди как ты нам крайне необходимы. Только отнесись к моим словам правильно.