Возле Чистых прудов

«Мчатся дни мои, скачут, словно черные кошки…»

Мчатся дни мои, скачут, словно черные кошки.Эх, гулял я когда-то – ни забот, ни хлопот, —Длинный, тощий, лохматый да в потертой одежке,Ждал красавицу Ирку у Покровских ворот.Важный, взрослый теперь я, весь такой разодетый,А у Ирки и вовсе олигарх – ухажер,И большой, вроде танка, джип болотного цветаВозит Ирку на службу за высокий забор.Я ищу среди ночи свет в знакомом окошке,Помню трели трамвая, светофоров конвой,Как же мы целовались на краю, на подножке,И с улыбкой вдогонку нам свистел постовой!Эх, увязли, пропали мы в шальной круговерти,Вот везут мою Ирку сквозь морозную тьму, —И шофер, и охрана, как болотные черти,Тонут в серой трясине, в сигаретном дыму.Я плетусь восвояси, ног продрогших не чуя,Я в потемках исчезну, снег следы заметет.Эх, умчался трамвай наш. «Где ты, Ирка, – шепчу я, —Та, которую ждал я у Покровских ворот…» 1999

«Мы в гостях. Мы пьем до дна…»

Мы в гостях. Мы пьем до дна.В черном вся, как сатана,Катька, Славкина жена,Нам дает добавку.Тесть, полковник, тоже пьет —За державу, за народ.Далеко у них пойдетНаш товарищ Славка.Трень да брень, припев-куплет.Помнишь Таньку? Нет так нет!Был тебе зеленый свет,А потом – отставка!Как же он шумел-гулял,Он в ансамбле правил бал!Танька пела, он играл —Наш товарищ Славка.На балкон идем курить.Быть ему начальством, быть,В гору топать во всю прыть.Эй, товарищ, глянь-ка!Эй, прищурь получше глаз!Вон, в полночный этот час,На трамвае, мимо насЕдет наша Танька.Елка, свечи. Сказка, сон. Звон бокалов – чудный звон!Глянец, блеск со всех сторон,Вензеля на вазах.«Это я горю в огне, —Славка шутит в стороне, —Это колокол по мнеЗазвонил, зараза!»Он цепляет вилкой шпрот,Он с гостями водку пьет.Шею режет, горло рветГалстук, как удавка.Кулебяки, пирогиТяжелы, как утюги.«Боже правый, помоги», —Тихо шепчет Славка.По развалам хрусталяСерпантинная петляВьется, взоры веселя,Ни конца, ни края.Тесть кемарит, сыт и пьян.И плывет в ночной туман,Как в бескрайний океан,Танька на трамвае… 2003

«Мы за школой, на пустыре мяч гоняли – лупили с лету…»

Мы за школой, на пустыре мяч гоняли – лупили с лету.Все мы форварды, все герои, и соперник наш обречен.Мелюзгу из второго «А» – Светку ставили на ворота,И, бесстрашная, как пантера, Светка прыгала за мячом.Нас зовут играть двор на двор. Будет бой. Светка вслед нам машет.Слишком мы сильны и могучи, чтоб девчонок с собою брать.Светка шепчет: «Ладно, пока! Я вот здесь с букетом ромашекХоть до вечера, хоть до ночи у качелей вас буду ждать!»Восемь – ноль. Девять – ноль. Десять – ноль. Мы свое сполна получили.Ветер воет зло и угрюмо. Мы плетемся домой без сил.Светка ждет, одна. Мы в ответ всех собак на нее спустили:«Отойди. Отстань! Все нечестно! Нас судья, подлец, засудил!»Дядя Саша, бывший штангист, алкоголик в старых кроссовках —Нам сказал: «Берегите Светку, без нее игра – не игра».Светка выросла, в цирк пошла, и под куполом на веревкахКрутит сальто. Ей розы дарят за смертельные номера.Годы мчатся, черт бы их взял. Наша песня почти допета.Ну и кто нас когда услышал? Вот беснуются холода.Вот посланец из теплых стран в «Мерседесе» черного цветаК нам во двор прикатил за Светкой и увез ее навсегда.Мы, понурые, пиво пьем, мы по горло вязнем в печали,Одурев от летящих листьев и от крика гусиных стай.Если б был у нас «Мерседес», мы бы тоже ее катали,Только нет у нас «Мерседеса». Вот и все. Санек, наливай… 2001

«Мы по-тихому, хитро и ловко…»

В. Кузину

Мы по-тихому, хитро и ловко,Перепрыгнули школьный забор —Здесь тоска, как на горле веревка —Душит, дергает, жмет. Мы с товарищем ВовкойЗакатились в Серебряный Бор.Завуч зол, и вконец озверелаИсторичка, как Баба-яга.Нам смотреть на нее надоело.Прогулять шесть уроков – хорошее дело,Мы ударились с Вовкой в бега!Мы корабли из сосновой корыВырезали,В дюнах песчаных на гребень горыВылезали,В роще березовой возле рекиУ причалаБелок печеньем кормили с рукиДо отвала.Мы на хлипкой тарзанке катались,Мы с косого обрыва в песок,Хохоча и свистя, кувыркались,Мы сосновыми шишками в небо бросались,Дождь в отместку хлестал нас и сек.Мы с Володькой счастливыми были,Мы в пельменной бездомному псуПо дешевке костей накупилиИ по чистой траве, где ни грязи, ни пыли,С ним вприпрыжку носились в лесу!В небе высоком безудержный гамПодняли птицы.Вот и стемнело. Пора по домамРасходиться.И по привычке потом, не со зла,Так уж было,Светка-отличница нас предала —Доложила.В порошок нас, в опилки стирая,Педсовет был азартен и лют —Хор солистов, матерая стая.Лишь физрук проворчал: «Что за школа такая,Если ноги туда не идут?»Как на полном ходу электричка,Сам директор наехал на нас,И не то чтоб совсем истеричка,Но в конвульсиях билась, тряслась историчка,И у физика дергался глаз.Вот и давай нам с души соскребать,Словно копоть,Дурь день за днем, чтоб нам ровно шагать,В ногу топать.Все, кто любил нас, пылая, горя,Были – сплыли.Нет физрука – на покой втихаряПроводили…Мы опять на уроке скучаем,Нас почти что прошибла слеза:Ох, велик же он был, нескончаемСписок жертв при царе – мы сидим, изучаемКатерину из драмы «Гроза».Чацкий будет, как бобик, кусаться:«Во как всех я вас к стенке припер!»И Каренина выступит вкратце, —Им бы всем, чем под поезд и в реку бросаться,Закатиться в Серебряный Бор!Им бы свободного ветра глоток,Им бы, что ли,Самую малость, хоть крошку, чутокВольной воли.Вот, например, из меня пуп землиПолучился:Я из коры вырезать кораблиНаучился…2016

Москва, Серебряный бор, 1973. В первом ряду: Александр Самыгин, Сергей Киреев, Николай Мурашов, Владимир Кузин

«Мы пролезли, проникли в святая святых…»

Мы пролезли, проникли в святая святых,В рай, к великим вождям, за высокий забор.Все при нас – кипарисы, фонтаны, цветы,Тихий берег, прохлада, простор.Мы искали приют средь людской толкотни,А в укромных угодьях – особый режим.Мы, от хохота при смерти, рядом, одни,Обессилев, на листьях лежим.Вот, опухнув от отдыха, дружной толпойХодят тетки в панамах, телами трясут,И принес нам, свистя, рваный рупь на пропойСвежий ветер – болтун, баламут.В волнах, в пенной пучине застряли, теснясь,Катера, корабли, как в башке бигуди.Мы с любимой страной не выходим на связь,Мы за кадром. Спасибо, вожди!Двух бульдогов пузатый пасет старшина,Службу бдит на посту с целью быть начеку.Сухарей, чтоб хрустел, и в бутылке винаМы оставим ему, чудаку.И чугунный над нами застыл истукан.Эй, браток, будь при деле! Уснем – не буди!Мы в раю. Мы под пальмой подняли стакан.Пьем за вас, дорогие вожди! 1988

«Мы прошлую жизнь позабыли с тобою…»

Т. К.

Мы прошлую жизнь позабыли с тобою,Ты помнишь, как в ночь сумасбродную туТы бросила в реку кольцо золотоеИ чайки кружились, крича на лету?…Родня и подруги твои говорили:«Да кто он такой? Ни кола, ни двора!»А мы до рассвета в обнимку бродили,А мы целовались с тобой до утра.И плечи твои, и ладони, и губыЯ грел, как умел, и от счастья плясал,И ветер валил водосточные трубы,И ливень листву на деревьях кромсал.И слышал весь город, весь мир, нам казалось,Как наши с тобою стучали сердца,А после мне мама, вздыхая, сказала:«Сынок, если любишь, иди до конца…»Сто лет пролетело, и счастье рукой намПо-прежнему машет, и прочь со двораОт нас ни на шаг, потому что мы помним,Как мы целовались в ту ночь до утра… 2014

«Мы с самолета травим химией…»

Мы с самолета травим химиейИ грызунов, и саранчу.Прости мне, Господи, грехи мои, —Садись, Маруся, прокачу!Она тихонько дверью скрипнула,С рассветом вышла голубымИ в «кукурузник» мой запрыгнула,И мы летим, летим, летим!Штормит, однако. Мне икотоюВвиду похмелья сводит рот.Но я держусь. Мотор работает.Маруся семечки грызет!Худые, как туберкулезники,Березы белые внизу,А мы – советские колхозники,И мы летим через грозу!Внизу хоромы трехэтажные,Там пузо греет жирный жлоб.Туда башкой войти отважно яХочу, как «Боинг» в небоскреб!Я разобраться с ним, пронырою,Хочу при солнечном луче.Оно взошло! И я пикирую!И Манька дремлет на плече!Спокойно спят поля с капустою,Река и роща, сельский клуб.А я герой, я это чувствую!Гастелло! Чкалов! Кожедуб!Как будто вниз лечу с обрыва я,Маруся шепчет: «Нет, не сметь!Рули и знай, что мы счастливыеИ что любовь главней, чем смерть!»Прошли на бреющем под окнами:«Живи покуда, боров, хряк!»И Маня крестик тихо чмокнула,Когда я выправил рычаг!Ему, пузатому Рокфеллеру,Шарфом махаю, кверху взмыв:«Держись подальше от пропеллера,В сарае спи, и будешь жив!»А значит, пьянку бесшабашнуюГотов затеять стар и млад,Когда колхозники над пашнеюНа «кукурузнике» летят!А я черешню ем с черникоюИ запиваю зельем злым,А воробьи вокруг чирикают,И мы летим, летим, летим!Буржуи, как жуки-навозники,Пускай ползут, куда хотят,Когда советские колхозникиНа «кукурузнике» летят! 2001

«На мосту стояли, целовались…»

На мосту стояли, целовалисьЯ да Любка, ели мармелад!Соловьи на ветках заливались,Я разлил по полной в аккурат.И сказал я: «Милая, родная,Я две сотки принял неспроста,Хочешь, рыбкой прыгну для тебя яПрямо в реку с этого моста!»У меня в груди бушует пламя!Я ходил, хотя и был не прав,На медведя с голыми руками,Нож с ружьем по пьянке потеряв.«Мне тебя порадовать охота!Я – спортсмен, в натуре, без понтов,Я желаю подвига, полета,Только свистни, Любка, я готов!»«Жаль тебя, – она в ответ сказала, —Если ты назад из глубиныНе вернешься, значит, все пропалоВ плане жизни, счастья и весны!»За рекою колокол трезвонил,Птицы пели. Счастье! Благодать!Жизнь одна, – прикинул я и понял —Мне костей тут точно не собрать!Ладно, Любка, лучше спеть дуэтом,Но зато на следующий разЯ в полете сальто с пируэтомДля тебя исполню на заказ!Вот живу я, все вокруг вкушаю, —Тот, кто умный, тоже так живи!Вот я Любку замуж приглашаюПо причине пламенной любви!Любка смотрит в землю. Нет ответа.Есть вопрос: «Ты как сюда попал?Где они, прыжки и пируэты, —Те, что ты исполнить обещал?Сделай, что ли, двадцать приседаний,Отожмись от пола восемь раз!А не можешь – значит, до свиданья!Да, ты понял – к черту с моих глаз!Ты ко мне привил, как оказалось,Страсть к полету, тягу к куражу!В общем, я с гимнастами связалась,С циркачами время провожу!»Эх, несутся годы без оглядки,Эх, судьба смеется, как свинья!Острый нож сует мне под лопатки,Эх, пропала молодость моя!Я в плаще гуляю на природе,Сыт, спокоен, цел и невредим.Парк. Луна. Заморыш-пароходик.Тот же мост. И я на нем, один.Ветер воет тенором унылым,Гонит листья, словно саранчу.Я стучу ключами по перилам,«SOS! Спасите!» – вот что я стучу.Любка, может, где-то там в каютеС кем-нибудь, стаканами звеня,Пьет портвейн в прохладе и уютеИ в окошко смотрит на меня.Помню, помню Любкины ладони,Как я грел их. Берег был в цвету.Птицы пели, колокол трезвонил,Мы вдвоем стояли на мосту… 1997

«На палубе с артистами…»

На палубе с артистамиОн пляшет, пиво пьет.От старой тихой пристаниОтходит пароход.Волна кривая катится.Прохлада. Гладь да тишь.А ты в коротком платьицеПод вербою стоишь.Со смехом, с твердой вероюВ счастливую звездуОн пьет портвейн с мадероюИ прочую бурду.Поник бурьян с крапивою,Листва летит с дубов.Они кино красивоеСнимали про любовь.Чего ему кручиниться?Он шлепал босикомВ обшарпанной гостиницеПод серым потолком,И мух гонял газетою,И резал огурец,И звал тебя Джульеттою,И водку пил, подлец!И зуб его из золота,И сам он вместе с темПомощника какого-тоВедущий ассистент.Он пил коньяк с какавоюПод трели соловья:«Иди сюда, кудрявая,Хорошая моя!»Луна в окошке морщиласьВ рассветной полутьме,И все. И лето кончилось,И вот он – на корме.Мотает жидкой гривою,Роняет морду в плов.Они кино красивоеСнимали про любовь.За скалы солнце прячется,И ветер гнет камыш,А ты в коротком платьицеНа пристани стоишь… 2005

«Наш бумажный смешной самолетик…»

А. Морозову и О. Морозовой

Наш бумажный смешной самолетикИз тетрадного сложен листа.Вы куда его, звезды, зовете?Что ты, ветер, ему нашептал?Танец скорби, тоски и печалиЛунный луч исполнял на стекле.Мы себя, как умели, спасали,Мы, зажмурив глаза, написалиПо три слова на каждом крыле.Он в полете очнулся и ожил.Он чуть виден сквозь иней и снег,И слова, вон, просты и похожи:«Я тебя…» «Да, и я тебя тоже…До могилы, до гроба, навек…»Пусть друг друга с тобой уберечь мыНе смогли от потерь и обид,Но, свободный, шальной и беспечный,Он летит, он летит, он летит.Тут и там разрывая на частиРазвеселых ветров хоровод,Сквозь метель, непогоду, ненастьеНаш бумажный летит самолет.Беспросветная, темная, злая,Ночь над городом серым висит,Но я помню, я верю, я знаю,Он летит, он летит, он летит… 1994

«Не с «шестерки» пошел я, с козыря…»

Не с «шестерки» пошел я, с козыря,Зорким глазом во тьме вращаю,Жму на «газ», я главней бульдозера,Я на тракторе баб катаю!Братья-други, соседи-хроники,Спят с похмелья и встать не могут.Я не сплю. Я под звук гармоникиВзял да выехал в путь-дорогу!Я ударник, я сельский труженик,Еду, шишки в окно кидаю,Я орел средь козлов контуженых,Я на тракторе баб катаю!Ну чего мне с унылой рожеюНа гусиную гавкать стаю?Ой, в порыве, в полете тоже я,Я на тракторе баб катаю!Девкам по хрену гололедица!Пир горой на лесной полянке!Бьем, крестясь, по Большой Медведице,По Юпитеру из берданки!Машка даст мне пирог с капустою,Клавка даст кулябяку с мясом,Я на подвиги их напутствуюПрибауткой и переплясом!Заболели вожди и померли,Спите, что ж теперь, баю-баю!Я живой, я под кайфом по мируСам катаюсь и баб катаю!Вот допили, опять поехали!Воспари, вознесись над бездной,Весь с заплатами и прорехамиМой товарищ, мой конь железный!Я Россию, страну великую,Из окошка обозреваю,Я в гудок на нее бибикаю,Я на тракторе баб катаю!Зверя лютого, тварь зубастуюПесней вгоним в тоску и трепет!Девки, слышь ты, живут и здравствуют,Пляшут вальс на ходу в прицепе!Чух-чух-чух! У меня служениеВольной воле, родному краю,Я застой привожу в движение,Я на тракторе баб катаю!Я горазд на затею дерзкую —Жизнь, любовь, где хочу, внедряю,Я живу, и люблю, и действую,Я на тракторе баб катаю! 1994

«Небо…»

Небо       сыпет снежную крошку.Тополь       почернел и продрог.Снова       мать сидит у окошка:Что ж ты       не приходишь, сынок?Легче       нес, тащил бы ты крест свой,Если б       хоть на час забежал.Мы бы       посидели, как в детстве,Ты бы       все, как есть, рассказал.Вечер.       Ты к любимой невестеМчишься.       Вам до ночи гулять.Знаю —       вы уедете вместеСчастье       за морями искать.Город —       не запомнить названья —Ждет вас,       и еще сто дорог.Мне бы       помахать на прощанье,Что ж ты       не приходишь, сынок? 2009

«Он уезжал, и тени черные метались…»

Он уезжал, и тени черные металисьПо голым стенам, и на стол лилось вино.Они три дня в пустой квартире расставались,И были сумерки, и снег летел в окно.Она плечами повела: «Да все пустое!Ну что с того, что ты красавец и герой?Хочу сейчас, а не потом, чтоб пир гороюИ чаша полная, и дом с большой родней!»И он рукой махнул, и встал легко и резко,И прочь ушел: «Привет родне, прости-прощай!»А снег летел, и ветер комкал занавеску,И телефон в углу трезвонил, как трамвай.А за стеной гармонь хрипела зло и гулко.Она минуту прождала, совсем чуть-чуть…Она неслась за ним по скользким закоулкам:«Постой, да где ты, да ответь хоть что-нибудь!»Она судьбу кляла взахлеб и ту минуту,И псы скулили про унылый свой удел,И месяц плелся сквозь метель – горбатый, гнутый.И рядом не было его. И снег летел… 1992

«Он в простынях увяз по локоть…»

Он в простынях увяз по локоть,Он был приветлив, весел, мил.Она ему читала Блока,А он лежал и пиво пил.Как поплавок, вагон качался,И голос мягкий в полутьмеЕе души едва касался,И свет луны в окне казалсяЦветным пятном на полотне.Огни мелькали, птицы, тучи,Березы, елки, провода.Он понимал – она всех лучшеИ если с ней – то навсегда!А за стеной давали жару,А сердце грохало в груди:«Гуляй, живи, пока не старый,Да вон их сколько – пруд пруди!»Потом на плечи и ладониИм ошалелый падал снег,И на заснеженном перронеОна прощалась с ним навек.И посошочек на дорожкуОн взял на грудь: «Привет. Пора!»И с песней прыгнул на подножкуИ куролесил до утра!Пора промчалась золотая,Прошли горячие деньки,Красавиц томных толпы, стаи,Подруг веселых косяки!Замка щелчок, как лязг затвора,Звучал в ночи. Он уходил.И помнил ту одну, с которойОн был приветлив, весел, мил.«Я вас люблю, и все такое», —Она тогда сказала вслух,А он ослаб от перепоя,А он от проводов опух.А он сквозь дрему гнал усталоИз головы вокзальный гул.Она ему стихи читала,А он лежал и в ус не дул… 1996

«Пивная «Ландыш» – наша светлая заря…»

Т. К.

Пивная «Ландыш» – наша светлая заря,Здесь нету стен, а стулья сроду не стояли.А нам-то что? А снег в начале октябряПошел в тот год. Мы третий день с тобой гуляли.И я сказал, хлебнув совсем чуть-чуть:«А свадьбы-то и не было у нас!Так и давай ее, чего тянуть? —Вот прямо здесь сыграем и сейчас!»…Сомнительные личности вокруг —У столиков – с десяток человек —Сигналили: «Сюда! Нормально, друг!»Москва-река. Пивная. Первый снег.И я тебе, веселый стих читая вслух,Вокруг запястья повязал кленовый стебель, —Браслет как будто, и снежинок белый пухНа кружках таял, и листва кружилась в небе.Кружился ветер в танце над водой,И нам спортсмен веслом махал: «Привет!»И личности галдели вразнобой:«Ребята, горько! Жить вам тыщу лет!»И милицейский строгий старшинаНа шум явился, глянул и застыл,И почесал затылок, и до днаСтакан за наше счастье осушил.И тетя Нина с королевского плеча —Та, что за стойкой, нам взяла и подарилаНа блюде закусь – астраханского леща.«Эй, вы, чтоб все у вас по правде было!»И шар земной летит, как колобок!Куда? Зачем? Не выпьешь – не поймешь.И все у нас по правде, видит Бог,И пусть нам врут, что миром правит ложь!…Снесли пивную. Личностей тех нет.Живу и помню всех до одного.И мы с тобою вместе тридцать лет.И нету нас счастливей никого… 2010

«Они навсегда расставались…»

Они навсегда расставались,Он плечи ей грел и ладони,Они на ветру целовалисьНа пыльном проклятом перроне.И он, на потеху вокзалу,И выпив, быть может, чуть лишку,В одежке своей обветшалойБежал за вагоном вприпрыжку.Она ему тонкой рукоюМахала едва, еле-еле.Закат догорал за рекою,Осенние листья летели…Она, вон, девчонка простая,Артисткою стала в столице.Он был, и пропал, и растаял,Как сон, как слеза на реснице.Потом с ней другие прощались,И корчилось сердце от боли,И годы шальные промчались,Как волки по снежному полю.Потом она, брошена всеми,В лохмотьях каких-то убогих,В палате, где серые стены,Сидела одна на пороге.И только его вспоминала,Заката последнюю вспышкуИ как он вдогонку по шпаламБежал за вагоном вприпрыжку.И помнила свет семафора,И ветра безумные трели,И пыльный перрон, над которымОсенние листья летели… 2005

«Парк. Пивная «Ландыш». Вот оно, начало…»

Т. К.

Парк. Пивная «Ландыш». Вот оно, начало.Мы с тобой в обнимку по Москве бродили,Листьями шуршали, а потом с причалаНа речной трамвайчик прыгнули, поплыли.И матрос веселый танец буги-вугиНам включил: пляшите, помогу, не струшу!И мотив веселый, легкий и упругий,Как стрела шальная, нам вонзился в душу!Слева санаторий, серые заборы.Важные персоны лечат там печенку, —Сморщенные, злые, словно мухоморы,Да и те, вон, машут нам с тобой вдогонку!Месяц еле светит над Москвой-рекою.Город в полудреме, как в стальной кольчуге,Знай себе скучает, только мы с тобоюНа ветру танцуем танец буги-вуги!Девки молодые с рыжими кудрямиНа мосту собрались, воют, как белуги!Им на борт охота – да хоть с кем, хоть с нами,Хоть с матросом вместе сбацать буги-вуги!Вот и путь окончен. «Дотанцуем позже, —Ты сказала с грустью, – дальше сам кумекай!Будь здоров. Поеду». «Нет уж, я продолжу!До утра, до завтра, до скончанья века!»Век живем. Наш ангел начеку, при деле.Нас с тобой обходят ураганы, вьюги.Мы ж тогда не пузо на песочке грели,А всю ночь кружились в ритме буги-вуги! 2015

«Пионерское лето. Прощальный костер…»

Пионерское лето. Прощальный костер.Искры в небо летят, и светлы облака.Завтра в путь. И печален у нас разговор,И минуты бегут, и разлука близка.Свист ночной электрички до дрожи, до болиДушу вдребезги, в клочья кромсает и рвет,И старинные вальсы наш друг дядя КоляНам сегодня играет всю ночь напролет.Старый тополь в потемках по горло увяз,Звезды тают в полете осколками льда.Будет новое лето, и кто-то из насНе вернется сюда никогда, никогда.На пилотках и галстуках завтра друг другуМы, прощаясь, напишем свои адреса,А сейчас я веду тебя в танце по кругу,Нам осталось всего полчаса, полчаса…«Мы сто лет будем жить», – я шепчу, я твержу,Это после у нас все пойдет кувырком,А пока я тебя осторожно кружуНа ветру, возле сосен, под звездным дождем.Нам с тобой зимовать, как судам на приколе,И судьба между нами мосты разведет.Наш костер догорает. Играй, дядя Коля,Ветер, ветер холодный вдали, в чистом полеНапоследок тебе подпоет, подпоет…2010

Подмосковье, 1972, пионерский лагерь «Ленинец», С. Киреев (справа, в прыжке)

«Плачут птицы, тает эхо, замирает звук…»

Т. К.

Плачут птицы, тает эхо, замирает звук,Лес в ознобе, и над озером зажглась звезда.Видишь, снова гуси-лебеди летят на юг?Нам бы вместе вслед за ними, все равно куда.Завтра – поезд, ты останешься, а мне опять —В стаю, сутолоку, смуту, болтовню и бред,Свет погасим, печь затопим и не будем спать,И туман падет на землю, как пушистый плед.Ты свечу на стол поставишь и нальешь вина,Сядешь, выпьешь неумело, рот скривишь смешно.Ветер, затемно шатаясь по полям без сна,Марш разлуки нам с тобою пропоет в окно.Дай мне руку, погадаю, все равно о чем,Дай же, слышишь, только б за руку тебя держать,Хочешь, кольца обручальные из трав сплетем?Хочешь, будем до рассвета в трех соснах петлять?Мало дней у нас с тобою и любви в обрез,Вон, еще один уходит, как вода из рук,Это сумерки спустились на осенний лес,Это снова гуси-лебеди летят на юг… 1989

«По стеклам лупит дождик разудалый…»

По стеклам лупит дождик разудалый,И электричка сквозь железный гулОтходит от Казанского вокзала,И я в углу обшарпанном уснул.И нерв души, обугленный, как спичка,Меня терзает. Помню дым и чад, —Отходит от вокзала электричка,Вот так же точно, тыщу лет назад.По шпалам стук – колеса бьют чечетку.Визгливый, плачет в тамбуре баян.Мы с другом Колькой едем на Чукотку,А там – на Полюс, через океан!Мы по два класса в школе отмотали,И нам любые бури нипочем,И если в плен полярники попали,То мы их обязательно спасем!У нас котомки ломятся от снеди,И компас – наш законный Бог и царь,Мы взяли все – и сахар для медведей,И котелок, и карту, и фонарь.Кругом народ – пришибленный, согнутый,А нам чего? Наш путь – на край Земли!И два сержанта сняли нас с маршрутаИ в кабинет за шкирку привели.И на одной протяжной хриплой нотеСтуча в окошко, ветер голосил,И старшина вздыхал: «Ну, вы даете!»И грустен был. И чаем нас поил.И семафора свет дрожал, металсяСиянием полярным на стекле,И черный кот под стулом кувыркался,И телефон трезвонил на столе.Мы слезы на пол редкие роняли,И грохот был великий, шум и гам,Когда отцы с военными ремнямиПришли к нам и сказали: «По домам!»Мы под конвоем тихо удалялись.Нам товарняк свистел за упокой,Луна и звезды в рельсах отражались,И старшина махал нам вслед рукой.Нам от тоски кромешной с непривычкиСдавило грудь и челюсти свело!Ушел наш поезд к черту на кулички,И наше время вместе с ним ушло!Ушло-прошло. Что было, то пропало.Другой расклад, другие времена.Вагон, качаясь, катит от вокзала,И друг мой Колька – вот он, у окна, —Понур и пьян. Чертей шальное войскоОн гонит прочь, соседей веселя.В руках посуды полная авоськаИ рваный шарф на шее – как петля.И на запястье – синяя наколка,И я ему о северных снегахТвержу взахлеб, кричу: «Ты помнишь, Колька,Как мы с судьбою бились в пух и прах?»Он с недосыпу скрючен, зол и бледен,Он крутит мордой: «Хватит. Ерунда.Мы все равно на Полюс не поедемНи завтра, ни сегодня, никогда».Он мне налил. Он сел культурно, сбоку:«Да ладно, было дело, мы в походХоть как-то, но отправились, ей-богу,А кто за нами? Черт его поймет…» 1992

«Помнишь ли, нет, как я с душой ломаной, рваной…»

Помнишь ли, нет, как я с душой ломаной, рванойВстретил тебя, за руку взял: «Здрасьте, привет!»,Как мы с тобой шли босиком вдоль океана —На фонари, за ночь устав, к людям, на свет.Пальмы, песок, ветер в кудрях – рай, да и только!Мне бы с тобой тысячу лет в этом раюЖить-поживать, пить, не спеша, пиво за стойкойИ при себе так и держать руку твою.Волны, рыча, наши следы стерли и смыли.Помню твой вздох, шепот в плечо мягкий, как снег:«Где тебя, где ветер гонял, черти носили?Что ж ты ко мне поздно пришел, мил человек!»Пел соловьем, сальто крутил перед тобою,Праздничный люд прочь от тебя грудью тесня,Устриц на спор ел в кабаке – вот, мол, какой я!И на песке пальцем чертил: «Помни меня!»«Помни меня, – был твой ответ, – да, разминулись,Да, ты гулял, дальнюю даль песней пьяня.Да, ты кружил возле других окон и улиц.И все равно – помни меня. Помни меня».Я улетел – к целям большим правильно топать.Годы прошли, перескочив с шага на бег.Душу во сне комкает, рвет тихий твой шепот:«Что ж ты ко мне поздно пришел, мил человек?» 1994