Зайтан-Бродяга

Сдирает нелюдь чулком змеиную шкуру, я помогаю. На этом моя помощь с разделкой свежины и закончилась. Приставил меня Скуластый к костру. Велел разжечь огонь и завалить палками. Этим я и занялся. Натаскал веток, распалил костёр.

Сижу, побрасываю в огонь сучья, в голове неразбериха. Хочу упорядочить мысли, но что-то не получается. Не должен я доверять людоеду, нелюдь он. А если посмотреть с другой стороны? Правильные слова говорит Скуластый, доверие – это главное. В Тихом одиночки живут дольше, здесь же одному не выжить. Разные мы, и это тоже верно. Кхала совсем не такая как я. Мысли умеет читать. А я вообще кто? Запутал меня крукль, в башке кавардак, ничего не понимаю. Кто такой кхаутан? Почему Скуластый решил – рождён я далеко за горами? Где они? Бросаю ветки, погряз в раздумьях. С каждой минутой мысли всё мрачней и мрачней.

Распотрошил Скуластый змею, отнёс кишки к реке. Вернулся мокрый, умытый, принялся рубить ползучую на большие куски. Надоело мне сидеть у огня. Подошёл к людоеду, сел, смотрю как он работает.

– Грустишь? – Спросил крукль и поскрёб щеку. Размазал по морде свежую кровь. Он и до этого не был милашкой, а теперь и подавно урод-уродом. – Гони прочь страхи. – Присоветовал Скуластый. – Всё обойдётся. Кханкая с нами, не пропадём.

– Кто такой кхаутан? Что это?

– Не скажу. – Завертел головой Скуластый. – Кханкая расскажет. Она больше знает.

– О пряхах тоже не расскажешь?

– Почему же, расскажу. Что ты хочешь узнать?

– Зачем ты им помогал?

– Выбора не было. – Тяжело выдохнул нелюдь. – Поймали меня. Вот и пришлось делать всё то что велели. И людей ловил и зверьё отлавливал.

– Попадись ты мне в Тихом. – Заглянул людоеду в глаза. – Убил бы не задумываясь.

– Не ты один такой. – Скуластый отсёк тесаком кусок мяса, отложил на траву. – Все кроме кханкхая желают мне смерти.

– Что такое кханкая?

– Тоже что и печатницы, но с одной разницей. Кханкая приходят и уходят, а печатницы-айкхи остаются. – Скуластый отогнал мошку, мазнул грязной рукой себя по лицу, добавилось кровавых полос. – Кханкхая всем помогают, добрые они. Айкхи совсем другие. Мужика кем бы он ни был, человек, крукль, гуатр или шимб, окрутят, в постель затащат. Познаешь их любовь, голову потеряешь.

– Про кханкая так же говорят. Печатницы слепые, горбатые, живут в норах.

– Кто живёт в норах? – Рубит крукль змею, усердно работает.

– Печатницы.

– Шахши уштр. – Прорычал крукль и отложил тесак. – Слепая, горбатая дрянь мой народ держит в неволе. За перевалом много земли. Зелено там, хорошо. Только нет жизни.

– Ты и там бывал?

– Бывал. – Кивнул Скуластый. – Пряхи в большой дружбе с шахши уштр.

– Дорогу через болото знаешь?

– Нет, дороги я не знаю. Пряхи нас туда переносили, как они это делают не спрашивай, не скажу.

– Как ты у прях оказался?

– За огнём следи. Отойти мне нужно. Принесу травы. Мясо обернём, зароем в угли. Подбрось ещё веток.

– Ступай. Подброшу.

Вернулся людоед довольно скоро и опять мокрый. Притащил большую охапку речной травы стебельник. Травка такая, широколистая, солёная с горчинкой и попахивает неприятно. Рычит крукль, довольный он, улыбается.

– Чему радуешься? – Спросил ковыряю палкой угли, возвращаю в костёр угольки что вывалились.

– Рыбы много. Закончу с мясом, пойду к реке.

– Ответь мне Бмрхат.

– Бмхарт моё имя. – Поправил Скуластый. Оборачивает мясо травой. Мошек отгоняет, хлопает себя по морде. Только что был вымытый, и снова вся рожа в чёрных и красных полосах. – Бмрхат – это ветка без листьев.

– Извини. Бмхарт, ты зачем дурачком прикидывался? Слова коверкал. Неужели нельзя было с самого начала.

– Нельзя. – Грубо перебил людоед. – Жизнь заставила. Сам посуди, кто станет убивать и без того подыхающего крукля, да ещё и не большого ума? На жалость давил. Кханкхая подыграла, помогла Серёгу обмануть. Был бы ты рядом, прибили бы вы меня. – Скуластый оскалился. Рожа грязная, в крови. Проснись в эту минуту мои друзья, драпанут в разные стороны, или пришибут его на месте. Заметил крукль мой взгляд. Пропал оскал, брови сползлись к переносице. – Что снова не так? – Спросил Скуластый. – Не вру я. Клянусь своим именем. Всё так и было.

– Тебе бы умыться. – Посоветовал я. – Рожа у тебя страшная.

– На себя посмотри. – Прорычал Скуластый. – Тоже мне, красавец.

– Да я не о том. В крови вся морда.

– В крови? – Скуластый потрогал щеку, но от этого она не стала чище, скорее наоборот, ещё больше измаралась. – Закончим. Пойду к реке по рыбу, там и умоюсь.

– Ты зачем мясо в стебельник заворачиваешь? – Спросил и указал пальцем на гору привядших листьев. – Эту траву только бородарь и ест. Гадкая она, вонючая.

– Сам ты вонючий. – Прорычал крукль. – Астихш, для живота помощник. Колики проходят, какаешь хорошо.

От моста донеслись крики напуганной птицы. Скуластый вскочил, оббежал костёр, встал с подветренной стороны и принялся громко втягивать носом воздух. Простоял он в такой позе довольно долго, вдыхает, выдыхает, слушает. Вернулся и взялся за работу. Заворачивает мясо в траву, укладывает домиком.

– От кого бежишь? – Полюбопытствовал я. – Кого боишься?

– Не бегу я. – Ответил Скуластый и снова посмотрел в сторону моста. – Врёшь.

– Ну, да. Вру. – Заговорил поникшим голосом.

– Расскажи. – Попросил я.

– Ладно. – Согласился людоед.

Больше смерти, Скуластый боится прях, это те маленькие человечки, что нас пленили на старом кладбище. Он до сих пор не верит, что их больше нет. Пробыл Скуластый в услужении пряхам больше двух лет. Как к ним попал не помнит. Говорит – голова сильно болела, рылись в ней, копались пряхи. Долго он страдал от этой боли, ничего не ел и не пил, а когда боль прошла делал всё то, что ему приказывали. Ловил людей, зверей, ходил к поселениям, смотрел, слушал.

Выходит, не только Кхала может читать мысли. Скуластый уверен, маленькие человечки тоже это делают. Мучают, задают один и тот же вопрос – где искать цханов – болотников? Зачем они им, он не знает. Ищут давно, но пока безрезультатно.

Рассказал Скуластый, что пряхи убивают всех, кто им мешает. Уничтожают целые поселения, убивают зверей. Он это сам видел и не раз. Страшная картина, даже на слух пробирает мороз по коже.

Небо резко чернеет, поднимается ветер. Люди или звери собираются в одном месте. Приходят отовсюду как не в себе. Когда все собрались, слышится глухой хлопок, округу накрывает прозрачный пузырь. Деревья, трава, дома, люди, зверье, всё растягивается, выгибается. Проходит немного времени, пузырь лопается. Всё то что было под ним, посечено, сломано, люди и животные мертвы.

Услыхал я об этом и сразу вспомнил шипарей, тех у которых мы лопатины вырезали. Деревья, кусты посечены, зверьё точно ломали их, всё сходится.

– Погоди. – Остановил Скуластого, и подбросил в костёр дровишек. Для жарки ползучей нужны угли, много углей. Так сказал крукль. Вот я подбрасываю палки. Скуластый заворачивает большие куски мяса в листья стебельника. Не знаю, что из этого получится, но я бы мясо в эту траву не положил. – А что за пузырь? Откуда он берётся?

– Не знаю. – Хмурый взгляд прояснился, Скуластый тяжело вздохнул. – Пряхи нам ничего не говорили, спрашивать я боялся. Они только и делают что приказывают. Щебечут по-своему, и всегда злые. За непослушание наказывают. У них, есть такие штуки, надевают их на руки. С виду перчатки, но что-то в них не так. Наденет, протянет руку и не касаясь твоего горла точно клещами сожмёт. Хрипишь, задыхаешься, пряхи смеются. Весело им. – Скуластый закончил с мясом, вытер о штаны руки и присел у костра. Раздвинул по сторонам горящие ветки и недолго поразмыслив выдохнул. – Вот что я заметил. Перед тем как появляется пузырь, небо воет. Один раз, увидел чёрную точку, летела она в нашу сторону.

– Летела? Только птицы умеют летать.

– Нет, птицы такими не бывают. Я думаю, эта летающая штука нас и переносила от места к месту.

– Вот ты на враки горазд. – Не поверил я, и чуть было не рассмеялся. Но посмотрел на крукля и моё веселье улетучилось как дым от костра. Скуластый опустил голову, ковыряет палкой угли.

– Ты чего?

– В дом на кладбище мы перебрались недавно. До этого, жили в пещере у солёного озера. Гадкое место, везде соль, одежда портится, ноги и руки разъедает.

– А где это? – Я даже и не слышал о таком озере. Подумал – вот бы мне туда, соль в наших краях в большом спросе. – Не знаю. – Уж как-то совсем грустно выдохнул людоед. – Мы засыпали, а просыпались совсем в другом месте.

– А почему на тебя рычал родич?

– Какой ещё родич? – Спросил крукль и упёр озадаченный взгляд мне в переносицу. – Нет у меня родичей. Один я.

– А как же те, на огороде? Они тоже крукли или ты этого не заметил?

– Ну, да. Крукли. – Согласился Скуластый. – Они из оседлых. А я. – Скуластый поскрёб затылок. – Кочевник.

– Так чего он рычал? Что оседлому в кочевнике не понравилось?

– Враждуем мы. Оседлые, сам видел какие огромные. Один на один с ними не выйдешь. Оседлые считают, мы их детишек крадём.

– А это не так?

– Откуда мне знать. – Скуластый пожал плечами. – Может и так.

– Понятно. – Кивнул и поворошил палкой угли. Дровишки успели перегореть, разгрёб угольки постучал палкой по своему ботинку и заметил. – Нет огня, всё прогорело.

– Ага. Прогорело. – Оживился людоед. – Разгребай ямки, я мясо положу. Поверх зелёной травой завалим. Дымком прокоптится, а как трава прогорит можно вытаскивать, готово мясо.

10

Костерок пыхтит ароматным дымком. Лёгкий ветерок треплет запах еды, несёт его в сторону спящих. Карлуха начал ворочаться, заходила ходуном трава плетуха. Убрал я с него одеяло. Поглядел на меня мелкий, что-то проворчал о погоде. Скривил недовольное лицо, и повернулся на бок. Рафат скрутился калачиком, зарылся в своё тряпьё. Кхалла и Серёга спят в обнимку.

Прижалась она к Серёге, уткнулась носиком в грудь. Когда спит, очень хорошенькая. Нет строгости в бровях, да и губы не поджимает. Ресницы большие, длинные, а ещё, конопушки у неё на носу. Почему раньше я их не замечал?

– Что, нравится кханкхая? – Поравнявшись со мною спросил Скуластый. Уходил он купаться, вернулся и не с пустыми руками. Притащил распотрошённую, большую рыбину и приличную охапку речной травы. С рыбой всё понятно, но вот трава зачем? Вон её сколько у костра лежит, пропадает.

– Ого, какая. – Прикрыл спящих, рассматриваю добычу. Голова у рыбы плоская, огромный рот, чешуи вообще нет.

– Это ещё маленький. Я в этом месте вдвое больше штртапа ловил. – Похвастался крукль. – В траву обернём, поверх углей целиком уложим. Рыба быстро жарится. Жирок стечёт, запах пойдёт отменный. Вкуснотища.

– А ужин-то у нас с разносолами. – Заметил я и подмигнул круклю. Не такой он и страшный этот Бмхарт. Имя конечно ужасное, да и он далеко не красавец.

– Спят? – Спросил Скуластый.

– Ага, спят. Карлуха ворочался, остальные дрыхнут. Что-то не действует на них аромат.

– Ничего скоро проснутся. – Заверил людоед.

– Небо темнеет. – Встревожился я. – Вечереет. Далеко до города, успеем до темноты?

– Успеем. – Пообещал крукль и напрягся. Повёл головой из стороны в сторону, крадучись пошёл к кустам, что растут на склоне. Внизу огромные камни, шумит река.

–Ты чего? – Волнение Скуластого передалось и мне. Подошёл ближе, встал рядом, заглянул за куст. Трава, мох, вдалеке камыш. Река бежит по порогам, скатывается, падает, поднимаются брызги. Гремит от реки, грохочет.

– Вон там. – Скуластый указал пальцем. – Видишь, чёрное пятно.

– Нет. Не вижу. – Гляжу в указанном направлении, камни в молочной дымке, вода и больше ничего.

– Там, укхтун охотится. Плохи наши дела. Укхтун, чкхныхтов как букашек давит рвёт на части. Как бы нас не унюхал, уходить нужно.

– Пошли наших растормошим.

– Не выйдет. – Скуластый вернулся к костру, поднял плеть. – Отойди. – Приказал крукль. Я отошёл, а он взмахнул, и одним ударом срезал верхушку раскидистого куста. Перехватил хвост-плеть в другую руку и срубил толстые ветки почти у корней. Свалился куст, упал, скатился к камням по склону. Теперь река как на ладони.

– Почему не выйдет? – Взял тесак помогаю людоеду воевать с кустами. Секирой конечно быстрей, плечи болят, уже махал, хватит.

– Пока сами не проснутся, нам их не поднять. Нужно очистить склон. Укхтун перед тем как напасть, прячется. Не выходит на открытое место.

– Расчистим и что потом? – Стало мне как-то не по себе. С одной стороны, зубастая стая, с другой какой-то укхтун, а мы посредине.

– Ждать. – Выпалил Скуластый расчищая плетью обзор на реку.

– И чего нам ждать?

– Когда укхтун вдоволь наестся. Голодные они очень злые. А когда насытятся, могут и не тронуть. – Пояснил людоед. – Ты, приглядывай за тропинкой к мосту. А я, за укхтуном присмотрю. Еды здесь много, может и обойдётся. – Скуластый полез вниз, запрыгал по камням ловко спустился к валуну. Полез под него, начал что-то рыть. Убирает камни, выгребает руками песок.

Не стал я расспрашивать, зачем он это делает? Может ищет чего? А может ещё по какой нужде в песке роется. Машу тесаком, расчищаю себе дорогу к мосту. Режу, секу паутину на колючих кустах вместе с ветками. Птички поют, пищат мошки. Не видно и не слышно стаи. Да и в сон не клонит. Стало быть, нечего нам её бояться. Нарубил колючих веток, завалил ими тропу и вернулся к костру. Прогорела трава, угли едва тлеют. Рыба лежит пропадает, роятся над нею мошки.

– Да уж. – Вздохну и принялся вытаскивать из золы мясо. Сгорит ужин останемся голодные. Довольно быстро я справился с этим делом. Уложил куски домиком, горка получилась приличного размера. Пахнет мясо, вкусно призывно, захотелось попробовать маленький кусочек. Но это неправильно, проснутся друзья, все вместе и покушаем.

Отвлёкся на рыбу, негоже ей пропадать. Взялся за траву, ту что принёс людоед. Как её мотать, с какой стороны начинать? Посмотрел, повертел в руках и выбросил. Скрутил рыбу в кольцо, хвост насколько смог запихал рыбине в рот. Неплохо получилось, а главное поместилась она целиком на углях. И только я закончил засыпать рыбу золой, как от реки потянуло болотом, пахнуло протухшими яйцами. Встал я по ветру как это делает людоед, втянул носом воздух. Вонь усилилась. – Что за. – Побрёл к склону остановился на краю, да так и замер. На валуне сидит крукль. Не верти он головой во все стороны, я бы и не заметил. Измазался людоед чем-то коричнево-зелёным. Я и раньше его побаивался, а теперь и близко не подойду. Заметил он меня и поманил рукой.

– Иди сюда. – Шипит людоед, боится звать громко. – Поспеши, я и тебя намажу.

– Спасибо. Не нужно. – Поблагодарил, зажал пальцами нос и отошёл подальше. Сильно сомневаюсь, что кто-то осмелится напасть, вонь глаза режет. Теперь я и не знаю, когда наши проснуться и проснуться ли вообще? Ветерок дует от реки, дышать нечем. Что за вонючку отрыл Скуластый?

Людоед остался на валуне. А я, решил проверить как поживает мирок снов и безделья? Разбудить их нужно. Благо идти не далеко, вот они лежат, дрыхнут под плетухой. Поднял траву, хватит в тепле и сухости отдыхать, пора бы и проснуться. Подул холодный ветерок, Карлуха натянул куртку на голову. Рафат зарылся в тряпьё. Кхалла спряталась под Серёгой, накрыл он её ручищей, прижал к себе. Тихо посапывает Серёга и не воняет ему.

Взялся тормошить Серёгу, а он даже не шевелится, сопит точно чайник на огне. Взялся за Карлуху. Я и трепал его и таскал из стороны в сторону, но так и не разбудил. Рафата не стал трогать, проку от моих стараний никакого, спят точно черноносы в берлоге.

Намаялся, устал, присел возле Карлухи, ветер дунул в лицо потрепал волосы и улетел. Спасибо ему, немного, но разогнал дурной запах. Птицы кружат в небе, опустились пониже, жди дождя. Делишки у нас я вам скажу неважные, совсем плохи наши дела. Эти спят, на реке чудище кушает, у моста стая, над головой сгущаются тучи. Что делать не знаю и подсказать некому. Куда не глянь, отовсюду неприятности. Гадкое состояние, только и остаётся как уповать на случай и удачу.

Сижу на травке рассматриваю большого синего жука, не даю ему залезть на Карлуху. Палочкой придерживаю, а он шипит сжимает и разжимает рога-клещи, пугает. Увлёкся я этим занятием и не услышал, как подкрались сзади. А когда понял – сижу не один уже поздно. Дышит кто-то в затылок, часто дышит, почти непрерывно.

Вот и всё, прозевал зверюгу. Тесак остался у костра, Скуластый на камнях прячется. От спящих друзей не жду помощи, кто бы им помог?

Сижу минуту, другую. Дыхание холодит затылок. На поляне свежо, даже холодно, а у меня спина от горячего пота промокла. А тот, что прячется сзади, даже не шевелится, только и делает что дышит.

Время потянулась как смола с подломленной ветки. Я сижу, он дышит. Устал трястись от страха, а что делать не знаю? Уже и тухлыми яйцами от реки совсем не воняет и не пугает близкий дождь. И тут, точно небо прорвало, окатит меня холодной водой.

Вскочил и бегом к костру, схватил первое что попалось под руку, куски мяса и давай ими бросать. Лежит Коротун, дрыхнет, а позади него на плетухе возвышается чёрный холм. Зверюга за ворохом травы прячется, но что за зверь не разглядеть. Угодил кусок мяса, в Коротуна и развалился. Поднял зверь огромную морду, обнюхал еду. Чихнул, смотрит на меня большими глазищами, зубы торчат как ножи, вывалил на бок язык, поднял нос по ветру. Нюхает.

– Лохматый? – Выдохнул я, ноги подкосились уселся, руки дрожат. Лохматый услыхал своё имя, подбежал и давай меня вылизывать. Радуется нашей встрече, клокочет горлом, носом толкает в грудь. Я тоже рад, глажу его, треплю за мокрые бока.

– Чего так холодно? – Жалуется Карлуха. – Почему мокрый? Дождь? Что за. – Коротун скривил недовольное лицо, стряхнул с себя мясо.

– Проснулся!? – Выкрикнул я и поспешил к другу. Лохматый опередил, навис над Коротуном.

– Что, и ты здесь? – Зевает Карлуха, потягивается. – Чего уставился? – Спросил мелкий и щёлкнул Лохматого по носу. Зверь громко фыркнул, на что Коротун небрежно махнул рукой и объявил. – Пойду отолью. – Ухватил зверюгу за холку, с его помощью и поднялся. Потянулся Карлуха, скорчил недовольную рожицу. – Чем это воняет?

– Укхтун!!! – Размахивая плетью кричит Скуластый. Свистит хвост-плеть, рассекает воздух, крукль орёт, шипит, рычит. Лохматый вышел вперёд, посмотрел на людоеда и зарычал. Уселся на задние лапы, потёрся мордой о мой бок.

– Ты чего? – Спросил Карлуха и широко зевнул.

Коготь-нож просвистел опасно близко от морды Лохматого. Оскалился он, зарычал ещё громче, толкнул меня в бок. Хорошо толкну, сильно, свалился я в траву.

– Астиа шикш! – Орёт людоед, машет плетью.

– Стой! – Заорал Коротун и закрыл собою Лохматого. Плеть, шикнула точно пуля, и срезала от Карлухиной шевелюры добрую прядь волос. – Ну, держись гад. – Скрипя зубами вымолвил мелкий, поднял упавший клок и рванул с места.

Карлуха как таран врезался в Скуластого сшиб его с ног. Оседлал людоеда и дал в морду. Замахнулся второй раз, но не ударил. Сунул ему под нос срезанные волосы и пригрозил.

– Ещё раз. Убью.

– Это укхтун. – Простонал крукль. – Он, он.

– Заткнись, вонючка! – Рявкнул Карлуха и поднялся. – Ну, вот. – Потрогал Коротун штаны и горестно вздохнул. – Снова-здорово. Что же это творится? – Вопрос был адресован зверю. – Второй раз тебя вижу и второй раз штаны мокрые. Может и тебе врезать?

Зверь конечно же не ответил. Посмотрел на Карлуху огромными глазищами, ткнул носом мелкого в грудь. Повернул морду в сторону людоеда и зарычал. Лежит крукль не шевелится, перестал дышать, в глазах застыл ужас. Лохматый развернулся к нему задом, гребанул ламами, полетели трава и песок. Фыркнул зверь, поглядел на меня перевёл взгляд на Карлуху. Тихонько рыкнул и прошёлся языком Коротуну по щеке.

– Ну вот ещё. – Карлуха грубо оттолкнул Лохматого. Улыбается мелкий, нет во взгляде строгости и недовольства. – Отвяжись морда. – Треплет Карлуха зверя за бок. – Иди к Бродяге его и облизывай.

– Карлуха! Река там, ступай постирайся. – Указал я пальцем, взял Лохматого за холку и отвёл в сторону.

– Почему? – Сидит крукль на траве, таращится на Лохматого.

– Что почему? – Спросил Карлуха и потрогал подмоченные штаны.

– Он, он. – Заикается людоед, глядит на зверя.

– Наш он. – Брякнул Карлуха и побрёл к реке. – Тронешь, зубы пересчитаю. – Через плечо предупредил мелкий. – Ступай за мною вонючка. Что за дрянью ты измарался? Айда купаться.

Вместе они и ушли. Коротун впереди, крукль пятится, не отводит глаз от Лохматого.

– Доброе утро. – Выбравшись из-под Серёгиной руки поздоровалась Кхала. – Ты где рубаху порвал? – Потёрла глазки, поправила балахон. – У тебя щека оцарапана. Сейчас подлечу.

– Ничего страшно. – Поспешил успокоить. Присел рядом, обнял и спросил. – Как спалось, не замёрзла.

– Нет, не замёрзла. – Ответила совсем тихо, осматривается. – Где это мы?

– Мост там. – Указал взглядом.

– У тебя плечо. – Глядит карими глазищами, хлопает ресницами. – Что стряслось. – В голосе тревога, гладит ладошкой меня по щеке.

– Ничего не стряслось. Карлуха постирается будем кушать.

– Чем воняет? – Скривилась, почесала носик и потёрла глаза. – Серёжа, проснись. – Маленькие кулачки застучали по Серёгиному плечу. – Вставай лежебока.

– Кто, что?! – Вскочил Серёга, завертел головой. – Где? – Спросил и уселся.

– Всё там же. – Сообщил я. Подошёл Лохматый лизнул в щеку, улёгся рядом.

– Укхтун? – Потягиваясь спросила Кхала. Похоже, её совсем не напугало, даже не удивило присутствие зверя. – Ну и? – Глядит на Серёгу, улёгся он. – Просыпайся.

– Не сплю, я. – Оправдывается Серёга. – Прилёг на минутку. Эй? А тебе что, особое приглашение? – Заметил Серёга Рафата и давай его тормошить. – Вставай потерпевший.

– Отвяжись. – Ворчит Рафат, отмахнулся от Серёги как от назойливой мухи и повернулся на другой бок.

– Мать моя женщина. – Прохрипел Серёга, таращится на Лохматого. – Вот так псина. Не цапнет.

– Не трогай и не цапнет. – Предупредила Кхала. – Погоди. – Взгляд медленно переполз на меня. Глажу Лохматого по морде, а он, норовит в руку лизнуть. – Бродяга. – Позвала Кхала и спросила. – Твой укхтун?

– Мой.

– И зачем я спросила? Чей же он ещё может быть? – Улыбается Кхала, повисла у меня на шее, глядит на Лохматого. – Прикажи не трогать крукля.

– Когда он его трогал? Нелюдь как с цепи сорвался.

– Не называй его так. – Попросила и укусила меня за ухо.

– Ой! – Вскрикнул я. Вскочил Лохматый оскалился, глядит на Кхалу большими глазищами. Выгнулся дугой, готовится прыгнуть. – Тихо-тихо. – Поспешил успокоить зверя. Кхала спряталась у меня за спиной, прижалась. – Ты чего рычишь? – Потянулся к Лохматому, потрепал за морду. – Не делай так больше. Кхала друг. – Повернулся к кареглазой, обнял. – Она хорошая, самая лучшая. – Слушает Лохматый, склонил на бок голову, глядит. – Подойди. – Сказал строго и зверь подошёл. – Нюхай, запоминай. – Поцеловал Кхалу. Лохматый отвернулся, понюхал воздух. Повернул морду, подошёл ближе. Толкнул меня носом в лоб точно оттолкнул и лизнул Кхалу. Хорошо лизнул, прошёлся синим языком от подбородка до самого лба. Обнюхал, повернул морду, смотрит на Серёгу.

– Я тоже друг. – Заверил Серёга.

– Здесь, все друзья. – Объявил громко, ухватил Лохматого за шею. Прижался к себе зубастую морду, что бы Кхала не боялась. – Погладь.

– А не грызнёт? – Спросил Серёга. – Хорошо держишь?

– Сейчас и проверим. – Мне в ухо прошептала Кхала, потянулась рукой. Почувствовал Лохматый её прикосновение, повёл глазами и уселся. Гладят Серёга с Кхалой Лохматого, а он улёгся, подставил живот.

– Хороша псина. – Нахваливает Серёга. – Всегда мечтал о собаке. Это мальчик или девочка?

– Девочка. – Сообщила Кхала. – На снастях она. Неделя-другая и станет мамой.

– Девочка? – Переспросил я. – Ты в этом уверена? Я его, её Лохматым назвал.

– Был Лохматый, стала Лохматая. – Щёлкнула Кхала меня по носу. Лохматая, повернула голову, глянула вывалила язык и улеглась. – Плохое ты имя придумал. Она же девочка.

– Где девочка? – Брякнул Рафат и поднялся. В бороде трава, волосы взъерошены, торчат во все стороны. – Это. – Прохрипел бородатый и пополз к порубленным кустам.

– Стой. – Ухватил Серёга Рафата за шиворот. – Куда драпаешь?

– Оно настоящее? – Хрипит Рафат, трёт глаза. – Думал, спросонку привиделось. А оно вот как. Не привиделось.

– Джахла она. – Пропела Кхала, гладит Лохматую по морде.

– Почему Джахла? – Спросил и пожал плечами. – Сама придумала?

– Нет. Джахла сказала.

– Да ладно. – Сложно в такое поверить. Для меня не новость что Кхала читает чужие мысли, но что бы ещё и зверей? Лохматая поднялась глядит на меня. Кхала гладит её по морде, улыбается. – А давай проверим? Я отойду и позову. Сначала скажу Лохматая, а потом Джахла.