Мужчина, которого она полюбила. Реальная сказка

– Какие деньги? – все в той же манере продолжала Варвара.

– Деньги отложенные на море! – пояснила разозленная мать. – Между прочим, на её же каникулы! – это уже Александра Сергеевна адресовала младшей дочери. – Господи, в кои-то веки захотела нормального отпуска! – тон мамы сменился со злого на страдальческий. В этот момент Кира продолжала что-то причитать, почти плача.

– Кира, зачем ты взяла деньги? – продолжала допрос Варя.

– Да не брала я их! – заорал обиженный подросток.

– Тогда где они? – снова вступила мама.

– Мама, почему ты решила, что это она их взяла? – спросила Варвара.

– А кто? Бабушка не брала, отец тоже. Больше некому! – мама развела руками.

– Может ты их сама переложила куда-то? – уточнила Варя, заранее зная, что напрасно.

– По-твоему я не проверила бы?! Я все облазила. Их нигде нет! – с этими словами мама вышла из комнаты. Из коридора донеслось. – Прощай, отпуск.

Кира удалилась в свою комнату, бормоча «Конечно, Кира! Кто взял? Кира!». Отец поднял голову и сменил точку обзора на телевизор.

– Пойдем пить чай, – сказала бабушка, дотронувшись до Вариного плеча. – Есть будешь?

Выходные Вари потерпели полное фиаско, не начавшись. Два суток ей пришлось провести в напряженном коллективном молчании всех членов семьи и выслушивании жалоб каждого её представителя в отдельности. «Вечно у твоей матери все не Слава Богу. А потому, что ребенка надо воспитывать. Она вон шляется на улице с утра до вечера. Раньше хоть какой-то контроль над ней был, а теперь вообще сама себе предоставлена» – говорила бабушка Екатерина Алексеевна. Да, полная тезка российской императрицы, ибо у неё еще и фамилия была Романова. За это, и не только за это, бабушку за глаза в семье называли королева-мать. «Я не знаю, что делать. В понедельник надо отдать деньги за путевки, иначе бронь снимут. Занять не у кого. Плакал отпуск. Не понимаю, куда она их потратила. Чего ей не хватает?» – унывала мама. «Мяяяяу» – против орала кошка Фрося. Только отец молчал. Хотя его большую часть времени и дома то не было. Из скандала он ретировался на чердак, служивший художнику регионального масштаба Николая Денисовичу Иванову мастерской. Но самое ужасное заключалось даже не в этом состоянии холодной войны, а в том, что Варя не знала, кому верить и что делать. Она не была уверена, что Кира взяла деньги. Ей по-просту не хотелось верить, что сестра может взять без спросу чужое, еще и такую сумму. Моментально компенсировать матери утраченную сумму Варвара не могла, потому что жила от получки до получки, как говорили в советское время. Зарплаты в институте, стипендии аспиранта и нескольких подработок хватало на оплату квартиры, небольшое «пособие» для дам семейства и еду. Последняя была единственным, на чем Варя могла экономить. В воскресенье Варя вырвалась из душного скандала, так и не понимая, где возьмет деньги, но пообещав помочь.

Для Вари, давно живущей отдельно, каждая поездка домой была особым состоянием. Она попадала в атмосферу, где люди живут по общему графику и почти не бывают в одиночестве. Отдельные комнаты в доме имели два человека: Екатерина Алексеевна и Кира. Николай Денисович, как мы уже сказали, много времени проводил в мастерской. Ему с супругой отведена была та самая гостиная – проходная комната. Для неё это был выход из привычной зоны комфорта, часто приятный, но периодами, как в этот раз, дающийся с трудом.

«Что делать? Что делать? Что делать? – бесконечно задавала Варя себе один и тот же вопрос, наблюдая снова в окне полустанки и ровные линии сосен и берез вдоль дороги. – Что делать?». Она прекрасно знала, чем закончатся терзания, но оттягивала момент. Варя могла взять кредит, но тогда каждый месяц придется выделять еще сумму на его погашение. По определенным причинам Варя с опаской относилась к подобным займам.

Когда-то давно её отец загорелся мечтой стать модным художником на Западе. Это, конечно, требовало определенных вложений. Варе было тогда лет 7–8, а Кира только родилась. Николай Денисович взял кредит под залог двушки, в которой они жили вчетвером, и отбыл, для начала, в Европу, предварительно сговорившись с каким-то художественным агентом. Вроде бы у него были связи в престижных галереях. Отец обещал маме, что каждый месяц будет присылать деньги на погашение долга, что дела непременно быстро пойдут в гору и они уедут из России, в то время нищей и бесперспективной. Вышло совсем не так. Агент очень быстро куда-то пропал. Отец, поскитавшись несколько месяцев за границей, вернулся на Родину. Денег, как вы догадываетесь, не привез. Сначала Александра Сергеевна пыталась выплачивать кредит. Потом поняла, что не тянет. Она тогда отчаянно пыталась быть самостоятельной, поэтому ничего не говорила ни своим родителям, которые были против её выбора спутника жизни, ни родителям мужа. Независимым от последних пытался быть отец. Вообщем, закончилось все тем, что однажды в дверь молодой семьи постучали кредиторы. А 90-е были еще той проверкой на прочность. Прописанные двое несовершеннолетних детей никого не остановили. Так Ивановы остались без квартиры. Когда все узнал Варин дед, мамин папа, разразился страшный скандал. Мама с маленькими дочерьми переехала к своим родителям. Николай Денисович – к своим. Но скоро Варварин дед, не последний человек в городе, работник горисполкома, умер. А вместе с его смертью пошатнулись и семейные устои патриархата. Правда, за русским патриархатом часто скрывается матриархат. Но сейчас не об этом. Вообщем, Варины родители помирились. Ивановы полым составом стали жить с Екатериной Алексеевной.

Второй вариант достать деньги был отчасти проще и не такой страшный: попросить денег в долг у Марка. Но для этого Варя должна была договориться с собственной совестью. Переговоры такого уровня всегда давались ей с трудом. Она жила, подсознательно понимая, что всегда может обратиться к другу за финансовой помощью, не затрудняя его этим. Иногда Варя даже представляла себе подобный диалог, но никогда не реализовывала. Не могла. Духу не хватало. Лучше неделю протянуть до зарплаты на одной гречке, но не пойти к Марку. Стыдно.

Глава 11

Пока Варвара терзается совестью, а Егор прибывает под действием эндорфина, рассказчик позволит себе очередное отступление, обратив внимание читателя на персонажей второго плана. Подобно тому, как свита делает короля, второстепенные действующие лица делают главных героев. А их за последнюю главу появилось немало.

Екатерина Алексеевна Романова родилась в том самом славном городе в многовековой историей, в котором Егор неожиданно вошел второй раз в уже знакомую реку. Но волею судеб отличница, немного спортсменка и комсомолка большую часть сознательной жизни провела в небольшом городке, где мы с ней и познакомились. Она скучала по городу детства, но никогда не жалела о том, что вышла замуж за Вариного деда Сергея Анатольевича Романова. Детство проходит, а города перерождаются, меняясь до неузнаваемости.

Молодой паренек с имуществом, умещающемся в один чемодан, в котором Екатерина Алексеевна разглядела надежного мужчину для жизни, целиком и полностью оправдал все её ожидания. Сергей Анатольевич сделал хорошую карьеру, всю жизнь проработав в горисполкоме на руководящей должности, получил звание «Почетного гражданина города» и ни разу не дал кому-нибудь повода сказать о себе худо. Его ругали за твердость характера, за требовательность, но не за отсутсвие чести и совести. Про таких, как Варин дед, фразу «хороший был мужик» произносят с восхищением. В отличии от Екатерины Алексеевны, супруг в городе был своим, потому что в нем вырос. Тот, кто не был коллегой, был его одноклассником. Кто не был одноклассником, встречался с ним в комсомоле и т.д.

Варина бабушка вплоть до выхода на пенсию была директором Городского Дворца Культуры. На работе ей часто приходилось проявлять твердость характера и крепость духа, которые она часто забывала усмирять дома. Поэтому на долю Александры Сергеевны, единственного ребенка в семье Романовых, выпало детство в условиях жесткой дисциплины. И если папа изредка давал слабину в общении с дочерью, то с мамой шутки были плохи. Варина мама получила классическое женское образование: хореография, музыкальная школа, кружок кройки и шитья, кружок вышивки, а еще дополнительные занятия английским. «Ребенок должен быть занят делом» – считали родители. Закончив школу, Александра Сергеевна уехала учиться на филфак, и через несколько месяцев вернулась с мужем-художником. О своем замужестве дочь сообщила родителям постфактум. В торжественный момент объявления сей знаменательной новости Сергей Анатольевич крепко сжал руки в кулаки, тяжело вздохнув, а Екатерина Алексеевна вскинула вверх брови, закусив нижнюю губу. К информации о замужестве присовокуплялось объявление о переводе на заочное и беременности.

Супругам Романовым удалось сохранить должности после развала Союза, хотя и пришлось подстраиваться под новые реалии. Тогда дед чаще стал принимать сердечные капли. Подрастающая Варя тогда жила с родителями отдельно в квартире, которую «выбил» для молодоженов Сергей Анатольевич. На последних курсах института Александра Сергеевна пошла работать в школу. Николай Денисович зарабатывал ведением кружка по рисованию в ГДК и заказными портретами местных партийных деятелей и ударников труда. Но чем явственнее становился закат «большой эпохи», тем меньше становилось заказов. Время от времени Николай Денисович участвовал в выставках, где его работы принимали на ура. Его даже приняли в областную ячейку Союза художников. Хвалили Николая Денисовича и как преподавателя. Но доходов хорошие отзывы не увеличивали.

Но Варю все эти трудности не касались. Она была жизнерадостным ребенком, живущим в достатке и радости. Отдав всю строгость на воспитание дочери, Романовы растаяли перед внучкой. Спустя семь лет после рождения Варвары появилась Кира. Но ей пожить в лучах дедовской любви удалось совсем недолго. Со смертью Сергея Анатольевича довольно быстро растаяли его многочисленные друзья и связи. Романовы-Ивановы превратились в обычную семью, выживающую в условиях становления нового российского государства.

Папиных родителей Варя почти не знала и видела всего несколько раз. Они жили далеко, умерли рано.

Глава 12

«Это ошибка, – думала Аня Дубровская, собирая по номеру отеля свою одежду, пока Егор принимал душ, весло что-то напевая на английском языке. – Надо немедленно это прекратить». Но ошибка повторилась снова и снова.

Шесть месяцев Егор просыпался и засыпал счастливым, получая удовольствие от тайны. Они скрывались от друзей и коллег, родственников, журналистов. Изображали на съемочной площадке холод и безразличие, а потом Егор подкарауливал Аню, чтобы поцеловать. Ему нравился секс в гримерке «Мосфильма», когда все уже разошлись, но вероятность неожиданного стука в запертую дверь все же возможна. Нравилось смотреть, как Аня ест по утрам овсяную кашу на воде, по его мнению совершенно невкусную. Нравилось ходить с ней в кино по ночам, чтобы случайно не встретить кого-нибудь. Ему нравилось все. Он, как наркоман пытавшийся излечиться от зависимости, сорвался и не мог остановиться. Не хотел. А неуверенные попытки Ани отказать ему Егор принимал за стеснения, не обращая на них особого внимания.

Наступила весна, пусть еще незаметная в перемене погоды, но ощущаемая в воздухе. Весна прекрасна рождением новой жизни. Наверно, поэтому мы все её так ждем. Нам хочется перемен, приятных новостей, радующих глаз красок. Весна вселяет в человека уверенность в собственных силах. Дышать становится легче. Одежды становится меньше, и уже ни что не сковывает движений. Человек готов к совершению поступков.

– Ты – женщина, ты – книга между книг, Ты – свернутый, запечатленный свиток; В его строках и дум и слов избыток, В его листах безумен каждый миг. Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток! – Егор декламировал Брюсова, стоя на кровати обернутый в простынь на манер древних римлян. – Он жжет огнем, едва в уста проник; Но пьющий пламя подавляет крик. И славословит бешено средь пыток.

Дочитав куплет, Ермаков спрыгнул с кровати.

– Ты – женщина, и этим ты права. От века убрана короной звездной, – Егор продолжал чтение, шагая по коридору к Ане, на кухню. – Ты – в наших безднах образ божества! Мы для тебя влечем ярем железный, Тебе мы служим, тверди гор дробя, И молимся – от века – на тебя!

На последней строчке Ермаков упал на одно колено, сделав выпад и выставив одну руку вперед. С него начала падать простынь, но он успел её подхватить.

– Егор, нам надо поговорить, – Аня насыпала в зеленый чай три ложки сахара и начала активно его мешать.

Это показалось Егору странным, потому что его жена никогда не пила чай с сахаром. Но постарался придать лицу серьезное выражение.

– Сядь, пожалуйста, – попросила Аня, отойдя к окну и продолжая мешать сахар. Теперь она смотрела в окно. – Егор, так больше не может продолжатся.

– Абсолютно с тобой согласен, – раздался за Алиной спиной радостный мужской голос. Ей эта радость была сродни ножа под лопатку.

– Так больше не может продолжатся. Нам надо расстаться. Все, что происходило в последнее время – одна большая ошибка. Я дала слабину. Я виновата перед тобой. Виновата за то, что дала этому так далеко зайти. Прости.

Аня перестала стучать чайной ложкой о стенки чашки. Улыбка исчезла с лица Егора.

– Посмотри на меня, – попросил он.

Дубровская повернулась, и Егора как током ударило. Он уже видел этот взгляд. Так же она смотрела на него, когда они разводились, – не сомневаясь. Все шесть месяцев он был один, а ему казалось вдвоем. Счастье слепит.

Через полчаса Ермаков ехал в такси к себе домой. Март – месяц мусора и букетов – сырел, пачкая обувь прохожих. Водителям и пассажирам, стоящим в огромной пробке, ничего не оставалось, как наблюдать эту депрессивную картину на фоне пасмурного неба.

– Эй, брат, что такой печальный? – спросил с акцентом водитель.

– Жена ушла, – ответил Егор.

– Ушла – вернется, – весело ответил шофер.

– Нет, не вернется.

– Не вернется, так другую найдешь.

– Другую не хочу, – сказал Егор, отворачивая к окну, чтобы прекратить разговор.

– Откуда тебе знать, чего ты хочешь? Всю правду только Аллах знает, а ты всего лишь человек. – поставил точку водитель.

Егор открыл окно. Как всегда, закурил. Таксист включил с флешки музыку. К большему удивлению Егора, из магнитофона раздался русский язык. Но исполнителя он не узнал. Молодой парень пел под гитару:

Не уходи, еще во мне посиди

Вставь в мои сны, свой цветной DVD

Во мне по находись, по находи, но уходить погоди

На глазах распустились цветы

Только ты… Не бросишь мое тело во льды

В этой груди, найдется место для твоих святынь

Не уходи, не уходи, не уходи, не уходи, не уходи (2 РАЗА)

Я не вижу но ты здесь есть

Под изгибами волны ждешь

Принимай меня, я твой весь

Мы уснем когда пойдет дождь

Ты, только… Не бросишь мое тело во льды

В этой груди, найдется место для твоих святынь

Не уходи, не уходи, не уходи….

(«Не уходи», группа «Кардио Бит»)

Глава 13

Варя взяла деньги у Марка, клятвенно обещая все вернуть. Хотя Марк сразу сказал, что это подарок Кире на день рождения. То, что Иванова считала «весьма внушительной суммой», Звонарёв счел «пустяком».

Варя взяла у Марка деньги и сходила в театр с Ильей. А потом еще раз и еще. Хотя она и не понимала, зачем он туда ходит. Потому что как бы Илья не пытался скрыть, Варвара видела: ему скучно на каждом спектакле. Потом Безобиднов стал приезжать к Варваре каждые выходные: водить её гулять. Потом стал следить за тем, как она питается. Потом вкручивать ей дома лампочки и чинить краны. Последнее у потомственного ученого-гуманитария получалось не очень хорошо. Потом Илья познакомил Варвару со своими друзьями. Ей показалось, что они её изучали. Но поругала себя за мнительность. Потом Илья позвал Варю вместе встречать Новый год. Кульминацией всех этих событий стала новогодняя ночь, когда в полночь вдруг, точнее «вдруг» для Вари, выяснилось, что Илья вовсе не просто так ходил за ней месяц. «Почему бы и нет», – подумала Иванова, отвечая на страстные поцелуи Ильи.

Первые месяцы ей было хорошо. Она стала готовить. Все свободное время проводила с Ильей. Это было нетрудно: он приезжал к ней каждый вечер. В 35 лет Илья все еще жил с родителями. Варя старалась не замечать, как сильно Илья открывает кран или как не выключает за собой свет, уходя из комнаты. Вари очень нравилось, что теперь она как все. И ей нравилось нравится – ловить на себе восхищенные взгляды Ильи, чтобы она не делала.

Марк в этот период её совсем не узнавал. Когда они встречались втроем или вчетвером, он наблюдал за Варварой, как за посторонним человеком. Она стала мало говорить о работе, а раньше только о ней и болтала. Когда же дело дошло до вопросов о браке, Марку показалось, что он нашел у себя первый седой волос. «Что она в нем нашла? – размышлял Звонарёв сам с собой. – Зачем нам этот старпер? Ладно бы еще был с квартирой, машиной. А так, что он ей даст? Нет, он неплохой мужик, даже по-честному в неё влюбленный. Но Варюху он сделает несчастной. Она же на себя не похожа!». Самой большой опасностью для Звонарёва теперь была, ставшая такой вероятной, Варина свадьба. Однако, ему нравилось замечать в ней и другие перемены: чуть заметную чертовщинку в глазах и женственный изгиб силуэта. За выполнение физиологической функции он Безобиднову был даже благодарен, но не более того.

К счастью Марка, Илья Аркадьевич был не из скоропалительных мужчин. В отличие от Вари, которая первые несколько месяцев просто не унималась. Она познакомилась с родителями Ильи и уговорила его съездить к своему семейству. От первой встречи Варвара была в эйфории, от второй – готова была забиться в угол, потому что видела, как неуютно себя чувствует Илья. Она делала ему подарки, покупала вещи. Начала задумываться о совместном жилье и представлять, гипотетически, сможет ли провести с этим человеком всю жизнь.

Но через несколько месяцев не замечать открытый кран и не выключенный свет стало сложнее. По утрам ей приходилось тихо собираться, чтобы не разбудить «нового жильца». Вечером она уже не могла посидеть на кухне в кромешной тьме и поразмышлять. А еще появился тревожный страх, что так тихо и спокойно пройдет вся её жизнь. Заботливый Илья продолжал смотреть на неё восхищенно, искренне не понимая, почему ему надо съезжать от родителей или искать более престижную и высокооплачиваемую должность, ведь его все устраивает и он не бедствует. Безобиднов то пресекал Варины разговоры о будущем, то просил родить ему сына, обещая подарить ему железную дорогу. Он с радостью планировал отпуск и никогда не спрашивал Варю о деньгах, но при этом как-то в общем разговоре заявил, что женщина и мужчины должны вместе работать над семейным бюджетом. Варя запомнила. Илья один раз подарил Варе цветы, когда она обижено заявила, что он за ней даже толком не ухаживал. Но при этом Безобиднов регулярно забивал её холодильник едой, а по выходным готовил невероятно вкусные первое, второе и третье.

Для этой пары тоже наступил март. Но Варвара не собиралась резать с плеча и бросать единственного мужчину, пришедшего добровольно в её жизнь. Она приглушала в плеере слова «привычно все включая ночь и постель… сегодня точно прощай» и проживала новый день. Она запретила Марку обсуждать Илью. Её подсознательное пока не готово было выйти на уровень сознательного.

Глава 14

10-го марта. Это случилось 10 марта – событие, которого вы, дорогой читатель, наверняка ждали весь предшествующий этой главе рассказ. 10 марта Варя и Егор впервые увидели друг друга воочию.

К завкафедрой, непосредственному начальнику Варвары, обратился знакомый с «Мосфильма» с просьбой посоветовать специалиста по Октябрьской революции и Гражданской войне 1917 года. На новую картину искали историка-консультанта. Не долго думая, профессор предложил Ивановой сопровождать проект. Он знал, что ей не помешают лишнее деньги, что она ответственная и, самое важное, компетентная и талантливая. Варвара сначала отпиралась, хотя глаза её моментально загорелись. Но Иванова, подвластная гипертрофированному чувству ответственности, как всегда, сомневалась в своих силах. Под натиском начальника она сдалась.

Теперь по вечерам Илье приходилось наблюдать одну и туже картину: обложившись книгами и конспектами, Варвара сидела на полу, постоянно что-то читая и записывая. Она готовилась к экранизации мало кому известного романа «Лебединая песнь».

Действие в книге происходило уже в после военное время, а это уже была не совсем Варина вотчина. Но сценаристы, данной им волею, переписали историю таким образом, что герои то и дело возвращались воспоминаниями в прошлое, нарушая хронологию сюжета. К тому же, по словам второго режиссера, Варвару посоветовали как «человека любознательного и не по годам образованного». Когда же она еще и заявила, что читала книгу, приятно удивленный режиссер окончательно утвердился в симпатии к молодому специалисту. Поэтому было принято решение, что Иванова будет консультировать группу весь съемочный период.

Что ж, следует сказать несколько слов о «Лебединой песне» Ирины Головкиной. Для фильма, к слову, выбрали второе название книги «Побежденные». Биографию белогвардейского движения, оставшегося в СССР после Гражданской войны, внучка композитора Римского-Корсакова Ирина Владимировна Головкина (в девичестве Троицкая) начала писать в 50-х годах прошлого века. Во многом это автобиографическая история, история автора и её близких. На долю писательницы выпало множество испытаний, которые она и описала в единственном произведении. Субъективный, но от этого не теряющий эмоционального накала, печальный рассказ об обреченных людях поразил Варвару невероятно и при первом, и при повторном прочтении. Она стала жить этой историей, и к ней пришло чувство железобетонной уверенности, что все не случайно, не случайно молодой режиссер Никита Петров решил снимать этот самиздат времен перестройки, неслучайно позвал её.

Варя ездила в архивы, пересматривала в интернете кипы газет того времени, попросила Петрова достать кадры старой хроники. Она выискивала любую, хоть малейшую информацию о романе и его прототипах. Они с Петровым даже слетали в культурную сто лицу к внуку Головкиной. Он рассказал им, как бабушка училась в гимназии Стоюниной, как её «вычистили» с третьего курса института» в 1930 году и как она сожгла записи мужа, опасаясь обысков. Более всего Варваре запомнились слова потомка о жизненной позиции его дворянской бабушки. Они как-то расставили все на свои места: «Было бы неправильно сказать, что она никогда не жаловалась, но все-таки она придерживалась таких взглядов, что никаких неприятностей не должно быть заметно. Она всегда приводила в пример литературных героев, которые вели себя так, как будто ничего не происходит. Ей, например, очень нравился майор Мак-Наббс в произведении Жюля Верна «Дети капитана Гранта», который никогда не волнуется, в самых критических ситуациях сохраняет полное хладнокровие и находит выход. Бабушке такое поведение очень нравилось».

– Понимаешь, они с одной стороны умершие, хотя еще и живы, – тараторила Варя, сидя у Марка на кухни. – Но с другой стороны, какая все же сила духа, особенно у Аси Бологовской, это главная героиня. А князь Дашков… Вот знаешь, он чем-то похож по типажу на Эшли из «Унесенных ветром», но в отличие от последнего вызывает у меня симпатию. Хотя, все они конечно люди не нашего времени и не того. И Елочка, и Миша… Вырванные с корнем. Потерянные. – Варя отпила горячий чай и закусила эклером. – Чего ты лыбишься?

– Во-первых, я понятия не имею, кто все эти люди, включая какого-то Эшли из «Унесенных ветром». А во-вторых, с возвращением Иванова. – заявил Звонарёв с абсолютно довольным выражением лица.

– В смысле? – спросила удивленная Варя.

– А так, ничего. – махнул рукой Марк.

Первый съемочный день назначали на 10 марта. Накануне Варя полночи ворочалась, вскакивала, чтобы перечитать сцену в сценарии, вспоминала все ли они обсудили с художником по костюмам и судорожно перебирала в голове множество мелких, но очень важных, деталей. А Илья только и твердил: «Спи. Варя, спи». Утром он встал раньше обычного, чтобы накормить Варю завтраком и собрать ей с собой бутерброды. Она в это время носилось по квартире, собирая блокноты и книги.

– Ты уверена, что тебе это все сегодня понадобится? – спрашивал Безобиднов.

– А вдруг, – отвечала Варвара.

Первую сцену, первую в графике, но не по сценарию, снимали на натуре, на берегу реки, с которой дул ужасный мартовский ветер. Варя, чтобы «выглядеть приличнее», вместо пуховика надела весенне пальто, и безжалостный ветер продувал его насквозь, пытаясь при этом сорвать шаль, обмотанную вокруг шеи. Киношники напоминали цыганский табор. Лесопосадку рядом с площадкой заполонили автобусы и вагончики, служащие гримерками и костюмерными. Разбили палатку «Буфет». Между высоченными березами стали появляться провода, прожекторы, куча каких-то арматур и конструкций, название которых Варя не знала. На краю обрыва курили в белогвардейской форме двое мужчин, а рядом сидел парень на черном большом ящике и болтал по мобильному телефону. Варю такие картинки забавляли. Все ей было ново. Она рассматривала происходящее глазами ребенка. Только дети могут искренне удивляться и бесстрашно познавать мир, признавая, что чего-то не знают.