Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография

Статья 1 Судебника 1550 г., представляя русское государственное управление, по сути, отражает сложившую к тому времени ситуацию, характеризующуюся усложнением аппарата власти. «Суд царя и великого князя судити бояром, и околничим, и дворецким, и казначеем, и дьяком…».

Управление государством и дворцовым ведомством зиждется на общих основаниях. Включение дьяка в состав судей свидетельствует о все возрастающем значении служилой бюрократии. Много функций управления сосредоточивается у казначеев.

Издание Судебника – важный этап борьбы за ликвидацию отживающего наместнического управления. Иван IV писал князю Андрею Курбскому: «Не может осуществиться и ваше (бояр. – Авт.) желание править теми областями и городами, где вы находитесь. Ты своими бесчестными очами видел, какое разорение было на Руси, когда в каждом городе были свои начальники и правители…»[197].

Уголовно-правовая охрана власти в Судебнике 1550 г., по сравнению с предыдущим Судебником, представлена более широко. Если исходить из последовательности статей кодекса, посвященных защите представителей власти, то на первое место поставлен запрет о ложном их обвинении. «А хто виноватый солжет на боярина, или на околничего, или на дворецкого, или на казначея, или на дьяка, и того жалобника, сверх его вины, казнити торговою казнью бити кнутьем да вкинути в тюрьму» (ст. 6). Место нормы в системе Судебника, на наш взгляд, вполне объяснимо. В ст. 4–5 Судебника закреплена ответственность за должностные преступления, в частности взяточничество и нарушение служебных обязанностей по корыстным мотивам. Таким образом, с одной стороны, законодатель криминализировал указанные деяния, совершаемые представителем власти, с другой стороны, закрепил уголовно-правовые меры охраны указанных лиц от сутяжников. Можно предположить, что, предусмотрев наказание в виде тюремного заключения с предварительным позорящим телесным наказанием, власть в том числе преследовала цель воспрепятствовать потоку челобитных и таким образом обеспечить спокойствие приказной администрации. В этом смысле рассматриваемая норма перекликается с нормами, содержащимися в ст. 59 и 72 Судебника, согласно которым ябедник признается «ведомо лихим человеком». Обращает на себя внимание, что санкция ст. 6 строже, чем за умышленное неправосудие, ответственность за которое предусмотрена ст. 3–5 Судебника.

По своему содержанию ст. 6 примыкает к ст. 8 Судебника, устанавливающей ответственность челобитчика за неосновательную жалобу на действия представителей государственного аппарата. «…А хто учнет бити челом на боярина, или на дьяка, или на подъячего, или на недельщика, что взяли на нем пошлин лишок, и обыщетца то, что тот солгал, и того жалобника казнити торговою казнью да вкинути в тюрьму». Данный запрет обусловлен законодательным закреплением положения, согласно которому «от записки[198] подъячему не имати ничего». Это правило распространялось и в отношении записи челобитных. В Москве они писались специальными площадными подъячими. «Запрещение в законе взимания денег за составление челобитий, несомненно, практически не достигало успеха. Однако само появление… нормы свидетельствует о стремлении правительства хотя бы внешне прокламировать возможность населения обращаться со своими жалобами к центральной власти»[199].

Статья 26 Судебника, предусматривающая ответственность за бесчестье, своими истоками уходит к ст. 2 Двинской уставной грамоты. Однако круг потерпевших, предусмотренных этими нормами, существенно отличается. Двинская уставная грамота защищает честь боярина и его слуги, а Судебник, вводя различные меры ответственности за бесчестие, тем самым дифференцирует потерпевших в зависимости от категории должностных лиц. Так, выделяются: а) «дети боярские, за которыми кормленья» и б) «дети боярские, которые емлют денежное жалование»; в) дьяк полатный и дворцовый[200].

П. А. Садиков отмечает, что в законе говорится «о дьяках государевых дворцовых (Большого и местных) и дьяках других приказов». В противном случае трудно объяснить «пропуск в статье о бесчестьи всех других приказных дьяков и упоминание почему-то об одних только думных и дворцовых»[201].

Уголовная репрессия предусматривалась в отношении лиц, которые своими действиями могли поколебать устои феодального строя, посягнуть на экономические и политические привилегии представителей власти. Так, в ст. 59 Судебника говорится: «А доведут на кого… подписку…». Эта формула по своей сути идентична формуле, закрепленной в ст. 8 прежнего Судебника, и означает обвинение кого-нибудь в подделке документов.

Своеобразный памятник права представляет собой Судебник 1589 г.[202] Исторической науке он стал известен лишь в 1899 г., когда список Судебника, принадлежавший Ф. Ф. Мазурину, в составе собрания его рукописей поступил в Московский главный архив Министерства иностранных дел и был опубликован С. К. Богоявленским[203]. В настоящее время известно пять списков Судебника. Кроме того, М. М. Богословским обнаружены тексты нескольких статей, которые свидетельствуют о том, что имелся и шестой список[204].

Выделяются краткая и пространная редакции указанного акта[205]. В заголовке краткой редакции Судебника сказано: «Новый приговор царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Росии под прежние главы».

Предисловие к пространной редакции более развернуто, в нем говорится: «Царь и великий князь Федор Иванович всея Руси в лета 7097 июня в 14 день приговорил и уложил сей Судебник со отцем своим духовным патреярхом Иевом, да с митрополитом… наогортцким Александром, и со всеми князми, и бояры, со вселенским собором, по прежнему уставу, по уложению отца своего благоверного царя Ивана Васильевича всея Руси, и прежних князей, и бояр, как впредь суд судити бояром, и околничим, и дворецким, и казначием, и дияком, и по городам намесником и по волостям земским судьям, и по всей моей государеве Руской земли; а впредь всякие дела судить по сему Судебнику и управы чинити по указу, как государь укажет, с котораго дни уложить…»[206]. Как представляется, в данном тексте имеется противоречие: из первой фразы можно сделать вывод, что Судебник утвержден царем, а из заключительной вытекает, что речь идет о будущем времени. В литературе же преобладает мнение, согласно которому царское правительство не утверждало его, но в то же время признавало имеющим законную силу[207].

Многие авторы полагают, что Судебник возник в районах черносошного[208] севера (Поморья)[209].

Главное значение данного акта для юридической науки, пожалуй, заключается в том, что он позволяет видеть изменения норм общерусского права в практике волостного суда под влиянием так называемого обычного права.

Вопросы уголовного права и защиты власти уголовно-правовыми средствами представлены в нем достаточно скудно. Так, ст. 6, как и ст. 6 Судебника 1550 г., предусматривает ответственность за ложные обвинения представителей волостного суда. В качестве новеллы выступают два обстоятельства: первое – взыскание с жалобщика бесчестья в пользу оболганного; второе – виновный наказывается только до тех пор, пока не будет поруки, что «впредь не лгати».

К указанной норме, на наш взгляд, близка норма, содержащаяся в ст. 102 Судебника 1589 г.: «А который человек судной список оболживит, а лжи на него не доведет, и на том пересуд, да бити его кнутом, да поруки по нем взятии чистая, что ему впредь не лживить, да на нем праваго десятка 4 деньги».

В ст. 4 краткой редакции и ст. 25 пространной редакции Судебника содержалась новая норма, ранее не встречавшаяся в законодательных актах. «А которые исцы или ответчик отобиютца, и судие писати отбои и прислати к нам к Москве; а отбои писати за поповскою рукою». Речь в законе идет о сопротивлении судебной власти при исполнении ее представителями судебных решений, приговоров или отдельных предписаний суда. Как указывает М. М. Богословский, «формы этого сопротивления могли быть различны. Ответчик отбивается сам или его отбивают родные и близкие»[210]. При этом могло быть осуществлено посягательство на жизнь или здоровье указанных лиц.

О сопротивлении составлялся протокол – отбой, отбойная запись[211].

В ст. 41–73 Судебника 1589 г. некоторым образом развиваются положения ст. 26 Судебника 1550 г. Наряду с ранее указанными лицами в качестве потерпевших от бесчестия названы представители волостного управления: судья (ст. 55), целовальник (ст. 56)[212], сотский (ст. 57)[213], пятидесятский и десятский (ст. 58)[214], земский дьяк (ст. 59)[215].

В различных местностях Севера судьи назывались по-разному: староста (староста с целовальниками, староста с товарищами, излюбленные старосты), приписной судья, земский судья, излюбленные головы и др. Это объясняется, пожалуй, тем, что судья, помимо отправления правосудия, осуществлял и иные функции, например полицейские, финансовые и др.[216]

Статус сотского существенно отличался в зависимости от уезда и волости. М. М. Богословский считает, что сотский в волостях Двинского уезда и Подвинской четверти Важского уезда стоял во главе других земских волостных властей, включая и земского судью. В других местах, например в Устьянских волостях, его правовое положение было менее значительным[217].

Сводный Судебник, как правило, не упоминается в уголовно-правовой литературе. Составленный около 1606–1607 гг., он представляет собой интересный опыт кодификации русского права в одном из центральных правительственных учреждений. В нем сведено воедино законодательство второй половины XVI – начала XVII вв.[218]

Данный Судебник не получил монаршего утверждения, поэтому имеет сугубо теоретическое значение[219]. Сводный Судебник содержит материалы, показывающие, в частности, уголовно-правовое регулирование ответственности за посягательства на власть (надо сказать, что вопросам уголовного права в целом уделяется в нем достаточное внимание). Однако при этом следует иметь в виду, что ничего нового в уголовно-правовое обеспечение власти он, по сути, не привносит, что, пожалуй, во многом объясняется характером его норм, за малым исключением перенесенных из прежних законодательных актов.

§ 4. Охрана власти по Соборному уложению 1649 г

Образование Русского централизованного государства потребовало изменения всей политической системы, всех сюзеренно-вассальных отношений; бывшие великие князья становятся вассалами московского великого князя, складывается сложная иерархия феодальных чинов. Основу сословно-представительной системы правления составили феодальная (светская и духовная) аристократия, служилое дворянство и верхушка посада. Изменился государственный аппарат. Великий князь стал называться царем (1547 г.) по аналогии с ордынским ханом или византийским императором. Самодержавная власть характеризовалась абсолютной независимостью и суверенностью.

Централизация государства, усиление царской власти потребовали формирования новой системы государственного управления – приказно-воеводской. Высшим органом власти стала Боярская дума, по сути, являвшаяся аристократическим совещательным органом. Она состояла из светских и духовных феодалов, действовала постоянно, опираясь на профессиональную дворянскую бюрократию.

Особое место в системе органов Московского государства занимали Земские соборы, проводившиеся с середины XVI до середины XVII в. В их состав входили Боярская дума, Освященный собор (церковные иерархи) и выборные от дворянства и посадов.

Приказы (например, Посольский, Поместный, Разбойный и др.), являясь отраслевыми органами центрального управления, совмещали административные и судебные функции. Они возглавлялись главой приказа (боярином), в них входили приказные дьяки и писцы. На местах функции приказа осуществляли специальные уполномоченные. Позднее стали создаваться территориальные приказы, ведавшие делами отдельных регионов.

Местное управление было представлено наместниками и волостелями, назначаемыми царем, которые в своей деятельности опирались на штат чиновников (праведчиков, доводчиков и др.). Оно ведало административными, финансовыми и судебными органами.

В первой половине XVII в. активизируется законодательная деятельность Русского государства, венцом которой стала разработка и принятие Соборного уложения 1649 г.[220] «Если непосредственными причинами создания Соборного уложения послужили восстание 1648 г. в Москве и обострение классовых и сословных противоречий, то глубинные корни его таились в эволюции социального и политического строя России, надвигающемся переходе от сословно-представительной монархии к абсолютизму»[221].

Соборное уложение 1649 г. – первый в истории феодальной России систематизированный сборник юридических норм, касающихся государственного, административного, гражданского, уголовного права и порядка судопроизводства[222]. Оно значительно отличается от аналогичных памятников права современных ему феодальных государств Западной Европы по ряду моментов: во-первых, степени систематизации правового материала; во-вторых, глубине и четкости разработки юридических понятий, законодательной технике конструирования норм; в-третьих, объему юридического содержания. В нем использован широкий круг юридических источников, обобщен разрознено действовавший законодательный материал, закреплен ряд новых узаконений и правил. Следует особо заметить, что важнейшие из последних, по сути, представлявшие новеллы Уложения, принадлежат законодательной инициативе Земского собора 1648–1649 гг., деятельность которого протекала в обстановке обострения классовой борьбы[223], крайнего напряжения, сложившегося в отношениях между отдельными слоями правящего класса.

Г. Г. Тельберг отмечает, что Соборное уложение: «а) во-первых, не отводит в своем изложении самостоятельного места для политических преступлений, а смешивает их в одну группу с другими тягчайшими посягательствами – убийством, поджогом и татьбой; эта близость свидетельствует, конечно, о том, что он понимает важность политических посягательств, но с другой стороны, в этой же близости – верный признак того, что законодателю остается непонятным ни своеобразие этих преступлений, ни их первенствующее значение в государственной жизни; б) во-вторых… постановления (имевшиеся до Соборного уложения. – Авт.) поражают крайней лаконичностью выражений, доходящей до того, что весь юридический состав преступления характеризуется одним наименованием преступного деятеля – коромольник, переветник, градской сдавец; в) этим обусловливается, наконец, третья черта – крайняя неясность существа преступления, крайняя трудность в его понимании…»[224].

Уложение знаменует новый этап в уголовно-правовой защите представителя власти. При его оценке надо иметь в виду, что многие постановления Соборного уложения являются прямой и непосредственной реакцией на массовые антифеодальные выступления крестьян и посадских людей (например, ответственность за действия «скопом и заговором» против «царского величества» и государевых бояр, воевод, приказных людей; покушение на убийство и убийство зависимым человеком его господина («кому он служит») и, наоборот, освобождение от ответственности боярских детей, их родственников и приказчиков за убийство крестьянина в «драке, а не умышлением»).

Само преступление по Уложению понимается «как всякое противление царской воле», нарушение предписаний власти[225].

В Соборном уложении заложены истоки классификации преступлений исходя из их направленности. На первое место поставлены деяния против церкви, до того включавшиеся в каноническое право, затем идут посягательства против государства и особы государя, против порядка управления. В. Линовский отмечает: «Сравнивая Уложение с постановлениями прежними, видно, что названия государственных преступлений остались почти те же; но самое понятие о них изменилось. Взгляд, приличествующий временам близким к удельному периоду, должен был измениться тогда, когда единодержавие сильно укрепилось и ввело правильное управление государством»[226]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Словарь иностранных слов. М., 1996. С. 307.

2

Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 364.

3

См. об этом подр.: Основы философии науки. Ростов н/Д, 2006. С. 308.

4

См.: Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 305.

5

Методология понимается как: 1) система определенных способов и приемов, применяемых в той или иной сфере деятельности; 2) учение об этой системе, общая теория метода, теория в действии.

6

Основы философии науки. С. 308.

7

Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С. 67.

8

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 16 (примечание).

9

Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 126.

10

Кедров Б. М. История науки и принципы ее исследования // Вопросы философии. 1971. № 9. С. 78.

«Мы должны изучать факты прошлой жизни для того, чтобы открывать в них законы прогресса. Будущее способен видеть тот, кто познал прошедшее», – писал Г. В. Плеханов (Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. М., 1965. С. 573).

11

Гегель Г. В. Ф. Философия права. Соч. Т. VII. М.; Л., 1934. С. 26.

12

Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть общая. СПб., 1911. С. 8.

А. Ф. Кистяковский подчеркивал, что «только история может дать объяснение причин как современного состояния уголовного права, так и состояния его в предшествовавшие периоды» (Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Киев, 1882. С. 41).

13

Волков Б. С. Методология исторического познания уголовного права // Два века юридической науки и образования в Казанском университете. Казань, 2004. С. 339.

14

Мальцев В. В. Введение в уголовное право. Волгоград, 2000. С. 5–6.

15

См. об этом подр.: Калашникова А. И. Уголовный кодекс РСФСР 1926 года: компромисс идеологии и науки. Ульяновск, 2009.

16

См.: Дамерли М. А. История права и философское знание // Журнал российского права. 2001. № 11. С. 75.

17

См. об этом подр.: Кедров Б. М. Проблемы логики и методологии науки. Избранные труды. М., 1990. С. 272–273.

18

Калашникова А. И. Указ. соч. С. 13.

19

См. об этом подр.: Сулейманов А. А. Первый Уголовный кодекс РСФСР: концептуальные основы и общая характеристика. Владимир, 2006. С. 10–12.

20

Наумов А. В. Обновление методологии науки уголовного права // Сов. государство и право. 1991. № 12. С. 23.

21

См.: Гордеенков Г. С. В чем должно состоять ученое уголовное законоведение в России в настоящее время? Харьков, 1838.

22

См.: Гордеенков Г. С. Разбор основных начал науки уголовного права. Харьков, 1832.

23

См. об этом подр.: Чучаев А. И. Методы науки уголовного прав (диссертационное исследование Г. С. Гордеенкова) // Российский ежегодник уголовного права. 2007. № 2. СПб., 2008. С. 700.

24

На это обстоятельство обращает внимание Н. С. Таганцев, указывая, что устойчивость правовых норм проверяется по преимуществу условиями их исторического развития. «Право создается народной жизнью, живет и видоизменяется вместе с ней; поэтому понятно, что прочными могут оказаться только те положения закона, в которых выразились эти исторически сложившиеся народные воззрения: закон, не имеющий корней в исторических условиях народной жизни, всегда грозит сделаться эфемерным, сделаться мертвой буквой» (Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Общая часть. В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 17). При этом ученый предупреждал: «Историческая оценка всякого нового закона является одним из первых приемов критического анализа права. Не нужно забывать, однако, что историческая почвенность есть только одно, но не единственное условие жизненного значения закона; не нужно забывать, что исключительно историческая оценка всякого законодательного движения, всякой реформы легко может сделаться тормозом народного развития» (Там же).

25

Гордеенков Г. С. В чем должно состоять ученое уголовное законоведение в России в настоящее время? С. 22.

26

Чучаев А. И. Методы науки уголовного прав (диссертационное исследование Г. С. Гордеенкова). С. 703.

Небезынтересно отметить положения диссертации, относящиеся к историзму в науке уголовного права, вынесенные Г. С. Гордеенковым на защиту. Они даны в приложении к диссертации и сформулированы следующим образом: «Историческое учение Уголовного права не может ограничиться одним периодом позднейшего Законодательства, начатого Уложением, ниже давать ему особенное преимущество, но распространяется в равной силе на все периоды права.

Оно должно раскрыть не одни разнообразные формы, в коих право развивалось, но самые те жизненные начала, которые скрывают в себе зародыш и причину его развития.

Древние уголовные законы применялись через наведение: тогда законная форма одного случая служила судебной мерой для новых подобных случаев; но в позднейших, систематизирующихся законодательствах общие их категории большей частью применяются по аналогии».

27

См.: Белогриц-Котляревский Л. С. Задача и метод науки уголовного права. Вступительная лекция в Киевском университете Св. Владимира. Киев, 1891.

28

Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 18.

29

См.: Немецкая историческая школа права. Челябинск, 2010.

30

Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории уголовного права в России. М., 2003. С. 493.

31

Чучаев А. И. Историческая школа уголовного права // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы Шестой Международной научно-практической конференции 29–30 января 2009 г. М., 2009. С. 87.

32

Власьев Н. С. О вменении по началам теории и древнего русского права. М., 1980. С. 11.

33

Там же. С. 34, 40.

34

См.: Фельдштейн Г. С. Указ. соч. С. 116–117, 119.

35

См.: Депп Ф. Ф. О наказаниях, существовавших в России до царя Алексея Михайловича. СПб., 1849.

36

См.: Духовской М. В. Понятие клеветы как преступления против чести частных лиц по русскому праву. Ярославль, 1873.

37

Цит. по: Фельдштейн Г. С. Указ. соч. С. 136.

38

Десницкий С. Е. Слово о прямом и ближайшем способе к изучению юриспруденции. СПб., 1768. С. 15.

39

Дегай П. Взгляд на современное положение уголовного законодательства в Европе. СПб., 1845. С. 3.

40

Любавский А. О детоубийстве // Юридический вестник. 1863. Вып. 37. С. 12.

41

См.: Муллов П. Значение народных юридических обычаев // Журнал Министерства юстиции. 1862. Т. 11. Кн. 1; Он же. Женщина как подсудимая и преступница по русскому законодательству // Там же. 1861. Т. 7. Кн. 3. Отд. 1; Он же. Влияние ссылки на брак по русским законам // Там же. 1861. Т. 8. Кн. 5. Отд. 1.

42

См.: Арсеньев К. О предумышленном и непредумышленном убийстве // Журнал Министерства юстиции. 1861. Т. 10. Кн. 10. Отд. 1; Он же. О смягчении наказания несовершеннолетним, вовлеченным в преступление совершеннолетними // Журнал Министерства юстиции. 1861. Т. 8; Он же. О влиянии родственных и тому подобных отношений на меру вины и наказания преступников // Там же.

43

См.: Андреев В. О наказаниях за повторение преступлений // Юридический вестник. 1860–1861. Вып. 3.

44

См.: Серебряный В. Случай из русской уголовной практики // Юридический вестник. 1860–1861. Вып. 12.