Палиндром

– Ты слушаешь? – сходу спрашивает мистер Сальери.

– Как слышишь. – Ничем не уступает в своём ответе мистеру Сальери абонент.

– Как ты и просил, я её нашёл. – Говорит мистер Сальери.

– Когда привезёшь? – спрашивает абонент.

– Как только, так сразу. – Следует ответ Сальери.

– Документы ждут, не дождутся. – Говорит абонент.

– Тогда прямо сейчас. – Говорит Сальери.

– Жду. – Отвечает абонент и вешает трубку. Сальери же смотрит на телефон, после чего набирает другой номер и с той же приветственной бесцеремонностью говорит в трубку. – Машину ко входу. – После чего мистер Сальери, спрятав телефон в глубины своего костюма, отправляется только ему известную сторону. Где он теряется из виду настолько насколько считает нужным, но при этом он уж совсем не забывается, и появляется у центрального входа в свой особняк как раз тогда, когда автомобиль подан ко входу, а Кира с господином Любовски рядом с ним стоят и ждут.

Ну а мистер Сальери хоть и человек, который в своём праве поступать так, как ему заблагорассудится, он, тем не менее, никогда, или по крайней мере, в очень редких случаях, не заставляет своих гостей испытывать собою их терпение, а если уж им пришлось его подождать, то он всегда готов возместить благодарностью это их ожидание. Ну а для такого рода последствий его гостеприимства, нет ничего лучше, чем какой-нибудь сюрприз, на которые такой большой мастер мистер Сальери.

Так что когда мистер Сальери вышел на крыльцо своего дома и в его руках находилась средних размеров коробка, то это был в некоторой степени сюрприз для ожидавших его Любовски и Киры. Которые хоть и слова не промолвили, глядя на эту коробку в руках Сальери, но их красноречивые взгляды сами за себя говорили. – И чем это интересно мистер Сальери решил нас удивить.

Но мистер Сальери умеет не только делать сюрпризы, а он знает главный секрет этого неожиданного дела – их нужно уметь преподносить. И оттого как ты его преподнесёшь, зависит успех всего этого дела. И поэтому мистер Сальери не спешит раскрывать секрет коробки в своих руках. А он медленно и всё под внимательными взглядами Киры и Любовски, спускает по ступенькам с крыльца. Затем с той же неспешной небрежностью следует до них, а в отдельности к Кире и, остановившись напротив неё, протянув ей коробку, обращается к ней. – Я думаю, тебе это не помешает. – Кира же не спешит переводить свой взгляд на коробку, а задерживает внимательный взгляд на Сальери. Когда же ею считается, что она увидела в нём достаточно, она переводит свой взгляд на коробку. Которой тоже придётся подождать. И только когда коробка объята теплотой Кириного внимания, то только тогда она переходит в её руки.

– Лёгкая. – Усмехается Кира, в весовых целях приотпустив и вновь приподняв коробку, в которую, судя по нетерпеливому взгляду, так и хочется заглянуть господину Любовски. И он сейчас бы прямо увидел, что там, в коробке, спрятано, не вмешайся в ход дела мистер Сальери, заявив, что пора занять свои места в автомобиле. И господину Любовски приходится уступить мистеру Сальери и сейчас же отправиться занимать своё место в автомобиле сопровождения. Тогда как мистер Сальери с Кирой садятся в поданный автомобиль. Который недолго думая, хотя он никогда не думает, а за него думает, а иногда и размышляет над своей незавидной судьбой его водитель, ну, в общем, со всем этим качеством внутреннего сгорания себя и в себе автомобиль трогается и, в несколько секунд набрав превышающую местный скоростной режим скорость, уносит в неизвестную для Киры, но отлично известную для мистера Сальери даль.

Ну, а набранный, хотя прежде всего выбранный водителем, а уж затем им набранный скоростной режим, всегда под собой преследует некую цель, которую для себя наметил сидящий в первую очередь за рулём, а затем уже за педалями автомобиля его водитель. Но так (о первоочерёдности руля) может думать только новичок автолюбитель, когда как матёрый, поездивший в своё и чужое удовольствие шофёр-таксист, считает, что он педали акселератора и тормоза безусловно важнее, – они причина из причин всему, что случается на дорогах, – а так он и с закрытыми глазами доберётся, куда ему будет нужно.

Что же касается присутствующей в каждой поездке цели, то она всегда одна, добраться до конечного пункта назначения, желательно в том же составе и без приключений. Правда, это общая для всех водителей цель, тогда как в своих частных случаях она разнится, но только в деталях. И если рассматривать данный случай с автомобилем мистера Сальери, то той целью, которой руководствовался в своей поездке водитель мистера Сальери, то это была необходимость как можно быстрее привести мистера Сальери по озвученному им ранее адресу. И хотя мистер Сальери о сроках своей доставки к пункту назначения всегда говорил: «Вовремя», – его водитель это понимал по своему – очень и очень быстро.

Впрочем, такое разночтение никак не влияло на окончательный итог. Где вовремя и быстро всегда соединялись воедино. И так как мистер Сальери не выказывал неудовольствия по поводу такого своего прочтения со стороны своего водителя, то тот, пребывая в уверенности в своей правоте насчёт понимания слов мистера Сальери, так и продолжал пользоваться этой его снисходительностью.

Но всё это дорожные, редко под собой что-то значащие мысли, которые в своём попутсве всегда сопровождают едущих в своё будущее людей, которым и заняться нечем, как только сидеть и думать о том, когда эта чёртова поездка закончится. Хотя не совсем так. И если к примеру, в одном случае, когда над вами верх возьмёт ваша внешняя стеснённость, то тогда вы уж точно не избавитесь от этих довлеющих всю дальнейшую вашу дорогу стесняющих во всех смыслах этого слово мыслей, пока вы не пребудете в конечных пункт своей поездке, то в другом случае, когда на первый план выйдет ваша внутренняя мотивация, со своей стеснённостью, – вашей мысли негде разгуляться и вам приходится упираться мыслью о местные ограниченные пространства, – то это приводит вас к одному из важнейших заинтересованностей, какие приходят на ум, стоит вам только оказаться в этом дорожном месте.

– А если связь между ходом мысли и скоростью движения человека, даже если не он сам движется? – задаётся вопросом человек мыслящий в таком дорожном положении, всеми частями себя чувствуя, что эта связь определённо существует. А иначе как объяснить, что все эти дорожные мысли, совсем по-другому, мимолётно живут.

– Вот и сейчас, стоило мне только выйти из подвозящего меня автомобиля, как я уже и забыл всё то, что так меня ещё пять минут назад мысленно волновало. – И только захлапывается дверь автомобиля, вышедшего из него мыслителя, как и эта, было возникшая мысль, вместе с обдавшим его лицо ветром улетучивается. И ветер, ухватившись за эту мысль, вначале быстро её уносит, а затем уже доносит её до голов тех людей, кто только сейчас занимает своё место путешественника.

Но и об этом уже все позабыли, или вскоре выйдя из автомобиля, позабудут, как только одна из пассажирок, прибывшего вовремя автомобиля, а именно Кира, перестанет задерживать собой мистера Сальери. Что, впрочем, длится совсем недолго, и как только до ушей водителя мистера Сальери, вначале доносится шум разворачивающейся бумаги, а затем женский вскрик удивления, заставивший его в напряжении похолодеть спиной, то после ещё минутной задержки, дверь автомобиля открывается, и из неё появляются надетые на босу ногу белые кроссовки. Вслед за которыми появляются чёрные ботинки мистера Сальери, а затем и он сам собственной персоной. И судя по его посвежевшему лицу, то эта поездка пошла ему на пользу.

Что можно сказать и насчёт Киры, которая не только приобрела здоровый цвет лица, но и на свои ноги кроссовки, которые совсем не помешают её ногам, вступая на каменную мостовую, а затем на холодный и такой скользкий пол одного из весьма представительных зданий, куда скорей всего босиком не пускают – а вдруг кто-то, совсем может быть случайно, отдавит вам ноги, и что тогда с ним будет, после того как его обвинят в демонстративном попрании прав этих босоногих людей, либо неимущих, либо аборигенов (на что в обоих случаях указывает ваша босота). Ну а если ты столь неотзывчив и крайне не толерантен, то какой с тобой может быть разговор, кроме такого который ты заслужил, не толерантного и полного исков.

Но так как на ногах Киры присутствуют кроссовки, а не босота, то все эти важные и привилегированные своим положением люди и чиновники, могут не опасаться того, что им вменят все эти иски за то, что они не столь осмотрительны, когда вступают на грешную землю перед собой (она может и грешна, что они на неё вступают). Правда, они и не опасаются, ведь самоуверенность это их отличительная особенность. Впрочем, всё это сейчас совсем не интересно для Киры, а тем более для мистера Сальери, который в части самоуверенности никому здесь не уступал, и они целенаправленно шли туда, куда следовал мистер Сальери.

О чём Кира не спрашивала, и не потому что ей это было неинтересно, а по тому, что она кажется догадывалась. Ну а когда они вначале вступили не на один из множества этажей, а на тот самый, а затем по нему добрались именно до очень для Киры знакомой двери, то у неё последние сомнения насчёт того, куда они идут, улетучились, хотя их, в общем-то, и не было.

– Конгрессмен Альцгеймер. – То ли поприветствовал, то ли уточнил, что он не ошибся, таким образом обратился к конгрессмену Альцгеймеру мистер Сальери, войдя в его кабинет. На что со стороны конгрессмена Альцгеймера, в точно таком же роде следует его приветствие, или всё же его уточнение насчёт личности мистера Сальери. И надо сказать, что этот приветственный церемониал, несмотря на то, что кому-то, а именно Кире, показался смешным, имел под собой весьма серьёзные основания для своего возникновения.

Они, эти основания, как думается, берут своё начало из истории джентльменства, где слово джентльмена было синонимом истины, и оно, как аксиома, не требовало для себя доказательств. Ну а само появление этого крепкого слова, тоже было обусловлено своей необходимостью – для людей, вечно живущих в разладе между собой, требовалась некая ценность, опираясь на которую, можно было заключать между собой разного рода договоры. И вот таким образом представляясь, эти наследники джентльменства, так сказать, давали слово своему визави, что он есть тот самый, за кого он себя и выдаёт (И тут никого не должно ввести в заблуждение то, что эти джентльмены только кивали в ответ на своё представление своим визави – они прекрасно представляли, что делали. Ведь это было не первое представление их друг другу – на первом представлении эту функцию брал на себя кто-то третий). Что в наше время, когда каждый старается себя выдать за того, кем он на самом деле не является, многого стоит.

Правда и здесь не обходится без своих передёргиваний и злоупотреблений. Ведь ничего не стоит тому же конгрессмену Альцгеймеру, и всё потехи ради, взять и не поверить мистеру Сальери в том, что он именно тот, кем он сейчас назвался. – Я мол, такой придирчивый человек, – заявит конгрессмен Альцгеймер, – что на слово никому не верю (то есть не джентльмен). И вы только на словах мистер Сальери, тогда как на самом деле, вы не этот всеми уважаемый человек, а какой-нибудь совсем неуважаемый проходимец, который решил заслужить к себе уважение за счёт этого всеми уважаемого господина. А может и того больше, захотели попросить денег за счёт этого господина. Нет уж, вы для начала постарайтесь меня убедить в том, что вы именно тот, кем сейчас назвались, а уж затем я посмотрю, признавать вас за мистера Сальери или нет.

А признание, скорей всего будет зависеть от характера обращения к нему этой пока неустановленной личности. И если она, к примеру, сумеет заинтересовать конгрессмена Альцгеймера привлекательным предложением, то вопрос будет решён в положительную сторону, ну а если этот проходимец посчитает его за простофилю, и решит поживиться за его счёт, то у конгрессмена Альцгеймера для такого рода публики ответ короткий: Пошёл вон.

Ну а мистер Сальери явно ничего подобного не ожидал услышать, и он, конечно, вспылит, и уже со своей стороны решит не поверить, что перед ним уважаемый всеми конгрессмен Альцгеймер, а вот в то, что перед ним какая-то сволочь, то поверит. И мистер Сальери, как человек несдержанный в своих поступках, когда речь заходит о его чести, тут же задастся вопросом. – Да ты кто такой, чтобы так со мной разговаривать? – Правда этот вопрос будет такого рода вопрос, что на него не нужно давать ответ. А всё потому, что мистер Сальери сам на него немедленно даст ответ. – Да ты самый последний проходимец и ничтожество, каких я знаешь, где видел. – И вновь это вопрос мистера Сальери не требует ответа, правда на этот раз потому, что конгрессмен Альцгеймер скорей всего догадывается об этом.

Ну а так как такого рода информация носит характер конфиденциального, то конгрессмен Альцгеймер, как человек, который собой представляет не только себя, но и данную ему выбором своего избирателя государственную должность, не имеет права пропускать мимо своих ушей такие поклёпы от неведомо кого. И конгрессмен Альцгеймер, в один момент вспыхнув, подскакивает с места и указывает этому зарвавшемуся не джентльмену на его место. – А я тебя ещё и не там видел! – повышает ставки конгрессмен Альцгеймер, таким образом указав на свою не меньшую осведомлённость насчёт времяпровождения мистера Сальери. Что, в общем-то, не удивляет мистера Сальери, если и он там же видел этого хлыща, конгрессмена Альцгеймера. И он даже не понимает, чем решил похвастаться этот шут гороховый. Тем, что и он так близок к нему?

И так бы они дошли до таких пределов, где у них не осталось бы тайн между собой, – они, как сейчас выяснилось, практически всё друг о друге знали, в том числе самые грязные подробности из личной жизни, и при этом обо всём этом молчали, – если бы они изначально не были по своему джентльменами. И они этим своим, характеризующим их как джентльменов приветствием, всё расставили по своим местам, – всё непотребное, что они знали друг о друге, они оставили при себе до тех времён, пока их визави не забудет о своём джентльменстве, – и теперь можно было спокойно решать те вопросы, ради которых они здесь встретились.

– Я на минутку. – Сказал мистер Сальери, таким образом, сразу сходу обозначив свою большую значимость, чем Альцгеймер. – В наше время дамам не так спокойно чувствуется в одиночестве на улице. Вот я и сопроводил. – Указав рукой на Киру, добавил Сальери.

– Я всегда был о вас самого лучшего мнения, мистер Сальери. – С улыбкой на устах проговорил Альцгеймер, открывая ящик стола, из которого на свет появилась файловая папка. – А сейчас в очередной раз убеждаюсь, что вы человек слова и чести. – Направляясь к Сальери с папкой, сказал Альцгеймер. После чего он, подойдя к Сальери, вручает ему эту папку и ждёт, пока тот изучит её содержимое. Когда же мистер Сальери убеждается в том, что он получил всё, что нужно, он отрывает свой взгляд от документов, внимательно смотрит на Альцгеймера и, вновь убедившись, на этот раз в чём-то своём, с улыбкой говорит. – Надеюсь, что на этом всё. – После чего он разворачивается в сторону дверей, здесь он бросает мимолётный взгляд в сторону Киры, и ничего больше не говоря, выходит из кабинета.

Оставшиеся в кабинете, Кира и Альцгеймер, дожидаются, когда дверь за ним захлопнется, и только после этого переводят взгляды друг на друга. При этом они не спешат что либо говорить друг другу, а как бы изучают своего визави на предмет вопросов и всего остального присутствующего в их сегодняшнем виде.

И первым берёт слово Альцгеймер, обнаружив на Кире не вяжущийся с его обычным образом предмет одежды, или как он всегда одежду называл, надеждой на будущее тепло взаимоотношений – и тут ошибки нет, обувь это тоже одежда, но для ног.

– Кроссовки? – усмехнувшись, сказал Альцгеймер, глядя на ноги Киры.

– И что тебя так удивляет? – уже со своей стороны усмехнулась Кира.

– Что удивляет? – вдруг переменившись в лице, внимательно посмотрев на Киру, задался вопросом Альцгеймер. С чем он приближается к Кире и, остановившись на предельно близком от неё расстоянии, спрашивает её. – И что, он тебе поверил? – Кира же в ответ посмотрела на него не менее пристальным взглядом и с придыханием сказала:

– Ты же всему, что я ни скажу, веришь. Так чем же он глупей тебя.

Глава 12

Начало пути

Для того чтобы какое-нибудь событие, даже неважно какое, возникло, случилось или произошло, так сказать стало той самой реальностью, на которую будущее будет опираться в своём дальнейшем развитии, нужно чтобы для этого вначале возникли все предпосылки для этого, а затем возникли все те обстоятельства, чьё стечение сделало бы невозможным иной сценарий развития настоящего, где в нём бы не нашлось места для того самого события, которое всех так потрясло или наоборот, незаметно прошло мимо.

Но если ко всем этим эфемерным вещам ведут пути неизведанного – обстоятельств и случаев, то в приземлённых случаях, являющихся физическим выражением всей этой эфемерной событийности, всё куда понятней и проще. И чтобы, к примеру, намеченное загодя планированием событие, как заседание комитета по формированию новой комиссии, которая на себя возьмёт функции контроля и надзора за исполнениями поручений высшего законодательного органа государства, со всеми со всеми сопутствующими ей элементами, произошло, то тут должно сойтись в одном единстве несколько знаковых факторов.

Так сегодня должен настать именно тот самый день, на который запланировано было это по своему знаковое событие, об этом событии никак не должны были забыть все заинтересованные и участвующие в нём лица, и собрать собой нужный кворум, ну и в конце ещё одна немаловажная деталь, здание, где запланировано проведение заседания вышеупомянутого комитета, должно быть свободно и никем не занято. И если все эти три фактора будут присутствовать и отвечать заявленным характеристикам, то можно в одном не сомневаться – заседание комитета, как минимум, должно состояться; что, впрочем, ещё не окончательный факт. Ведь никогда нельзя снимать со счетов факт судьбоносности, со своими непредсказуемыми случайностями и предсказуемыми факторами непреодолимой силы, где за первое отвечает природа со своими аномалиями, а за вторую берёт ответственность, заложившая бомбу под здание парламента, какая-нибудь непримиримая группировка.

Но если в настоящий день, сегодня, всё так запланировано и удачно сложилось, – сегодня именно то сегодня, которое нужно, никто из участвующих в заседании лиц не проспал и не забыл, что сегодня именно это сегодня и их всех непременно ждут в здании парламента, ну и само здание до сих пор свободно и не заминировано непримиримой группировкой, чьих членов вовремя спохватили на этих их намерениях, – то можно с большей, чем вчера вероятностью сказать, что сегодняшнее намеченное заседание комитета по формированию этой дико нужной комиссии, состоится. И единственное, что остаётся сделать участвующим в этой комиссии людям, а это всё очень важные и известные люди, так это дождаться намеченного часа и преодолеть разделяющий их до места проведения этого заседания путь.

И если насчёт хода времени ни у кого не возникает особых тревог и волнений, – время так или иначе, независимо оттого, как оно для каждого течёт и движется, своим ходом доберётся до намеченного часа, – то вот по поводу предстоящего пути к месту проведения этого заседания, которое решено было провести там, где оно всегда и проводится – в специальном зале комиссий, то тут у каждого приглашённого на это заседание, в зависимости от их занимаемой должности и их качества приглашённого, возникали некоторые трудности.

– Сразу пройти в зал для заседаний, или же для начала заглянуть в кулуары, чтобы там для себя выяснить предварительный расклад сил? – ещё задаётся таким вопросом в первый раз приглашённое на комиссию какое-нибудь важное лицо. Тогда как для тех важных лиц, состоящих в основном из конгрессменов, кто на этих комиссиях не одну пачку жвачки съел и исплевал не одну сотню семечек на пол, такого вопроса не существует, они прекрасно знают, что все главные вопросы решаются в кулуарах, а комитет всего лишь выносит итоговое постановление, и поэтому если куда в первую очередь идти, так это только туда.

– Вначале в кулуары, а затем уж туда. – Затягивая на шее галстук, решительно так смотрит на себя в зеркало конгрессмен Вернер, резюмируя свои сборы.

При этом, принимая для себя все эти знаковые решения, господа конгрессмены или же обладающие влиянием важные лица, в точности не знают, что из себя представляют все эти кулуары. Они для них существуют в некоем образном виде, без их точной привязки к своему месту и значению, а вот к одной из колонн, той, которая вечно мозолит глаза, как только выйдешь из столовой, имеет. И получается так, что всем этим людям, крайне и постоянно везёт в том, что они, назначая друг с другом встречу в этих самых кулуарах, когда каждый из них имеет свою точку зрения насчёт этих кулуаров, – это место в курилке, думает один, это там, где у меня всегда берут интервью, решает следующий, ему надо, то его проблемы меня отыскать, не заморачивается третий, – редко оказываются в ситуации своей обойдённости.

Но вопросы ориентирования на местности, всегда стояли перед человеком движущимся вперёд, и они дай только время, всегда решались и сейчас решатся. Что, между тем, не единственное препятствие, стоящее на пути людей стремящихся попасть, не то чтобы только на это заседание, а вообще в это знаковое здание, где своё служебное и часто выходное время, проводят разного рода чиновники, служащие и просто конгрессмены. Которые являются людьми чрезвычайно информированными, – а как им ими не быть, если они сами создают информационные поводы, – за что, в общем, и страдают от повышенного к себе внимания со стороны людей близких к распространению всей этой информации (всему виной информационный голод).

И если по поводу внимания к ним со стороны тех людей, кто занимается распространением информации в благотворительных и по своей части, в любительских целях (всё больше через слухи и сарафанное радио), у этих информированных господ не возникает особых проблем, то вот с теми людьми, кто собой представляет прессу и занимается этим делом профессионально, им нужно держать ухо востро, лицо непроницаемым, а рот лучше закрытым. А то не дай бог, они тебя подловят на несдержанном слове, то тогда они его так переиначат, отредактируют или вырвут из контекста (так ещё называет несдержанный рот конгрессмена), что этот бывший уважаемый всеми конгрессмен, а после того, что он тогда сказал, он по единодушному мнению общественности, уже таким не является, вынужден досрочно расстаться со своими полномочиями.

Так что перед каждым пребывающим в здание сената или парламента, привилегированным своим положением человеком и даже президентом, вечно стоит это препятствие в виде всполошенных в лицах и причёсках людей с микрофонами и камерами (складывается такое ощущение, что они никогда не спят), которое так и норовит спровоцировать прибывающие в здание лицо на ответ на его до чего же беспардонный вопрос.

– Конгрессмен Альцгеймер! – тыча микрофоном в выставленный ручной блок конгрессмена Альцгеймера, прямо в ухо орёт ему, напористая и нарывистая на неприятности, локомотив новостей пятого канала, блондинка Грейс Келли. – Вы меня помните?! – добавляя голосом и вопросом интригу к своему заявлению, Келли на одно лишь мгновение заставляет поколебать уверенность в конгрессмене Альцгеймере. Который чуть было не повёлся на её провокацию, чьей целью было вызвать у него любопытство, которое привело бы его к небольшой заминке, – чтобы посмотреть на Келли, – чего бы вполне той хватило, для того чтобы вцепиться в него зубами новых вопросов.

И даже если Альцгеймер сумеет не поддаться на все эти уловки, всё равно Альцгеймеру не убежать от заголовков вечерних газет, где он будет заклеймён новым для себя именем «Забывчивый конгрессмен Альцгеймер», и где всё по полочкам разложат, как и при каких обстоятельствах, этот вероломный конгрессмен забыл свою, как оказывается, избирательницу, бедняжку и страдалицу Келли. – Он мне такого (!) обещал, когда шёл на выборы. – От души разволнуется и вся покраснеет при воспоминании обещаний этого забывчивого конгрессмена Келли, что не сразу сможет вспомнить все эти его многообещания, прошёптанные ей конгрессменом в ухо. – Да и это слишком личное, чтобы я могла со всеми поделиться. И если конгрессмен Альцгеймер не вспомнит о своих обещаниях, то даю честное журналистское слово, что я сама ему о них напомню в следующем репортаже.

Ну а если самих конгрессменов, среди которых встречаются люди и близкие к мафии, не ставят, не то чтобы в пример (что в случае с теми конгрессменами, кто подозревается в связях с мафией, вполне нормально), а об них, можно сказать, свои глумливые и полные мокроты губы вытирают все эти репортёры, журналисты и другие блогового типа распространители информации, где прививка в виде аккредитации давно уже не помогает, то, что от них можно ожидать самому президенту. К которому, не в пример всем этим конгрессменам, имеются вопросы у этой жадной до новостей, а лучше до сенсаций, людской массы, с микрофонами наперевес.