Палиндром

– Здесь я буду собой помещаться и точка! – тоном не терпящим возражений, уточняет архитектору будущий хозяин всех этих перегородок и помещений между ними, которые все вместе зовутся домом. – И попробуй только мне возрази, прохиндей и жулик, – взглядом с матерком обдаст строительного подрядчика всё тот же будущий хозяин этой недвижимости, – я-то отлично знаю, что ты мне на самом деле продаёшь. Упакованный в бетонную коробку воздух, и больше ничего.

Ну, а как только будущий хозяин, с его слов, воздуха в коробке, все так для всех решит, то он как человек со вкусом, приступит к следующему этапу планирования своего будущего бытия в этой коробке – к дизайнерскому оформлению всех этих своих помещений.

– Вот здесь я буду помещаться чаще всего. – Ткнув пальцев в план своего будущего дома, где будет располагаться гостиная, уточнил для себя сей полноправный хозяин своего мнения, слов и решений. – А значит, это помещение должно выглядеть наиболее представительно, красиво и для меня удобно. В нём ничего не должно сковывать моих широких движений, – для этого необходим простор, – светло и легко дышаться, – так и записать, большие и светлые окна, – и чтобы всё необходимое было под рукой – телевизор на центральную стену, диван ближе к центру, а тележка с продуктами на расстоянии вытянутой руки. – Хозяин при мысленном наполнении всем необходимым этой так ему близкой тележки, вытащил из кармана сухарь и чуть не сломал зуб об неподатливость этого сухаря, который единственный из съестного оказался поблизости. Так что теперь становится вполне понятно, почему будущий хозяин этого своего помещения, столько ответственного внимания уделял необходимости иметь под рукой всё ему так нужное.

– Здесь я буду быть. – Ткнув в следующую цель, под названием рабочий кабинет, будущий хозяин и этого кабинета, на этот раз был немного задумчив. Видимо это его быть, его успокаивало и навевало на философские мысли.

Надумавшись как следует и как не следует быть, будущий хозяин переводит свой взгляд на следующее схематическое помещение, и, судя по его неопределившемуся взгляду, то вот с этим помещением он не знал как быть. Хотя он скорей всего знал, и всего лишь не спешил озвучивать вслух всё то, что надумал. И всё по причине того, что его мысли насчёт будущего предназначения этой комнаты, были более чем деликатного свойства.

– Хотя чего я буду стесняться в своём доме. – Приходит к мысли будущий хозяин, пока что находящийся в статусе заказчика, и, набрав в грудь воздуха, озвучивает всё то, что стесняло его мысли. – Здесь я воплощу все свои самые смелые, и может быть и фантастические желания. – Тут хозяин-заказчик делает мысленную паузу, ему видимо представились все эти его фантастические желания с их воплощением в этом пространстве, – а это требовало концентрации сил, – и только после того, как он справляется с собой, он подводит итог в части этой комнаты. – Я назову её свальня. – Хозяин-заказчик расплывается в улыбке, – уж больно ёмкое, всё в себя вмещающее слово он подобрал для названия этой комнаты, – и собирается было перевести свой взгляд дальше, как его взгляд натыкается на висящее на стене зеркало, и это всё меняет и расставляет по своим настоящим местам.

– Кого я обманываю. – Потемнев в лице, потемнел также в мыслях хозяин-заказчик. Так он немного поразмышлял над тем, в чём он себя обманывал и, решив отталкиваться от того что есть, приступил к дальнейшему планированию своей будущей жизни под сводами строящегося дома.

– Спать я там, конечно, буду, – с новым взглядом посмотрев на этот участок дома, принялся по этому же новому рассуждать его будущий хозяин, – но как быть с тем, что мне в одиночестве спать неинтересно, скучно и холодно, а тех, с кем мне было бы не холодно и скучно спать, нету. – Ну а от таких мыслей, настроение не то что улучшается, а оно бесконечно портится и начинает подбивать хозяина этого будущего помещения оттого, чтобы в нём помещаться.

– Да на что тебе такое огромное помещение, да ещё со множеством комнат, если тебе в него не с кем помещаться? – начнёт терзать свою душу оказавшийся на перепутье, теперь и не поймёшь кто. – А одному тебе и в машине неплохо помещается. Да и там не только имеются в наличие все преимущества, которыми обладает это недвижимое помещение, но помещение себя в автомобиль, обладает рядом дополнительных преимуществ. Автомобиль, куда мобильнее и ты каждое утро можешь радоваться новым пейзажам за окном. – Чуть было окончательно не переубедил себя не быть хозяином недвижимого помещения, этот пока что только потенциальный жилец. Но тут ему вспомнилось своё одинокое положение, которое его крайне не устраивало и он, контраргументировав себе: «А куда я своё не одиночество пристрою, если у меня появится шанс?», – вернул всё на круги своя.

– Я своих слов не разбрасываю на ветер, если уже дал задаток. – Убеждающе так заявит и посмотрит на было засомневавшихся строителей, будущий хозяин этих помещений, и тем самым поторопит их шевелиться.

– Вот здесь я буду ходить без штанов, и никто мне ничего против не скажет. – Ткнув пальцем в следующее схематически изображённое помещение, с весёлой хитрецой в глазу заявит этот, много чего себе позволяющий хозяин помещений. – Это помещение себя в воду, я назову ванной.

И наблюдая за ходом мысли этого хозяина будущего помещения и его, только его мыслей, приходишь к мысли, что внутреннее убранство всех этих внутренних помещений дома, которые в будущем все в общем назовутся комнатами, а в отдельности по разному, будет определятся в зависимости от функциональной специализации этой или той комнаты.

– Здесь я буду больше есть, чем готовить. – В очередной раз ткнув пальцев в одну из точек схематической карты дома, утвердит всех в своём мнении насчёт специализации этой комнаты, хозяин этого дома. – А если я там буду есть, а иногда выпивать, то нужно это помещение соответственно этим моим желаниям приготовить. Для начала назову я это место кухня. Уж больно слово мне это непонятно и вовлекает над ним подумать. Что я делаю всегда вприкуску с чем-нибудь. Где следующим моим шагом будет мой шаг на гладкий пол, без всяких там швов – не люблю я себя ни в чём ограничивать и здесь без лишнего, а если честно сказать, мусора в голове и поступках, не обойтись. А с такого гладкого пола будет легче заметать мусор. Обязательно сделать вытяжку, чтобы запах от предыдущего приёма пищи не перебивал мой настрой на новый приём пищи. Стены не должны пачкаться и должны отлично в себя впитывать любые брызги, на которые я большой мастер во время обеда, особенно когда в качестве приправы выступает бутылка вина; а лучше две.

Но всё это вполне понятно и принимаемо всеми сторонами процесса по обретению себя домом. Но как быть с теми помещениями дома, куда его хозяин себя очень редко помещает и своим вниманием обходит их стороной – они, несмотря ни на какое участие в их судьбе хозяев этих больших домов, получили название подсобных помещений. И тут возникает непременный вопрос, если уж этими хозяевами так открыто пренебрегаются все эти помещения, то какого чёрта, они на стадии утверждения проекта дома, не вычеркнули эти помещения. Или же всё-таки у них что-то насчёт этих помещений в голове планировалось, раз они пошли на дополнительные траты и утвердили этот план дома, включающий в себя все эти имеющие под собой скрытые мотивы помещения.

Ну а так как с этими подсобными помещениями всё так не ясно и туманно, и они находятся где-то в отдалённом месте, на самом краю цивилизации дома, то и вид их прямо сказать, не блещет красотой, отчего ещё больше пропадает желание туда заглядывать. И если уж возникает необходимость туда заглянуть, то, скорей всего, причины для этого весьма существенные, а иначе мистер Сальери, являющийся хозяином одного из немаленьких особняков, в котором приличных и просто шикарных комнат было сколько его душе угодно, и где, что уж поделать, были и такого, подсобного рода помещения, сейчас не стал бы вслед за своим доверенным лицом, господином Любовски, спускаться в подвал, где таких непрезентабельных помещений было тоже немало.

Ну а путь к этим помещениям, как правило, и сам не блещет светом и чистотой, и не только потому, что сюда редко вступает нога человека, – подошвы ног не трутся об ступеньки лестницы и тем самым её запыляют, – а он, этот путь, специально так вымощен своим неприятием, чтобы идущий крепко задумался над тем, а стоит ли ему туда идти, и не лучше ли будет повернуть назад, где идущего ждут светлые и гостеприимные комнаты.

Но мистер Сальери, судя по стоящей в его взгляде непреклонности, всё для себя решил и его ничем не заставить обратно свернуть. Чего не скажешь о господине Любовски, который только потому сюда вниз идёт, что сзади ему на пятки наступает мистер Сальери, чьё слово для него закон; если он, конечно, ещё жить хочет. А так как господин Любовски предпочитает жить, чем не пользоваться данным богом моментом, то он беспрекословно спускается вниз, в подвал особняка мистера Сальери. Правда пока господин Любовски находится к мистеру Сальери спиной, то он может себе позволить повозмущаться лицом и про себя понегодовать в сторону своего босса.

– Если тебе так хочется быть ближе к земле, то сам бы и шёл. Какого (!) нужно с собой тащить и остальных. Всех с собой не заберёшь, да и не позволят. – За этим своим внутренним, больше философствованием, чем негодованием, господин Любовски доходит до оббитой железом двери, где он тратит совсем немного времени на поиск ключа, и после этого замешательства открывает двери этого подсобного помещения.

Ну а как только двери в это подсобное помещение открываются, то тут же выясняется, что подсобное подсобному помещению рознь и что всё то, что выше было надумано насчёт этих помещений, чушь. А всё потому, что внутри этого помещения, пришедших сюда людей ждала не мрачная, пропавшая сыростью и тлением грязных тряпок и неосуществимых надежд современных Золушек, горничных, комната полная швабр и метёлок, а перед ними предстала вполне себе уютная и светлая комната, и только из-за её маленьких размеров, казалось, что помещённая в неё кровать занимала большую часть комнаты. Где кроме кровати был стул, стол, шкаф у стены и телевизор.

Правда, это было ещё не всё, что сейчас было помещено в эту комнату, и сейчас на кровати было не пусто, и на ней лежала девушка, о которой определённо можно было сказать две вещи. Она была ярко красива и чем-то крайне недовольна – по этой причине, скорей всего, она и была по рукам и ногам связана.

Ну а когда дверь в эту комнату распахнулась, и на пороге комнаты вначале появился господин Любовски, то эта девушка только этого и ждала, чтобы всё своё недовольство выплеснуть на голову этого господина. Но то ли из-за того, что её рот был скреплен скотчем, то ли оттого, что на пороге комнаты появился мистер Сальери, который имел огромное влияние на всех тех, с кем ему вышло пересечься в жизни, то эта связанная девушка никак себя не проявила, и так и оставила своё недовольство при себе. И теперь замерев в одном положении, смотрела на мистера Сальери, ожидая с его стороны действий.

Мистер Сальери со своей стороны задерживает себя и свой взгляд на девушке, после чего проследовав к стоящему рядом с кроватью стулу, садится на него. Ну а стул хоть с виду и отвечает всем качествам удобства, всё же судя по тому, что мистер Сальери не сразу находит на нём для себя подходящего места, то он только с виду таков. Хотя возможно, что мистер Сальери чувствует себя неудобно, не оттого, что он сел на такой неудобный стул, а оттого, что он оказался не в очень для себя удобном положении – ему нужно быть крайне жёстким там, где он не готов им быть. И видимо всё это так расшатывающе действует на мистера Сальери, что он, позабыв о том, что его собеседница ответить ему не может, обращается к ней с вопросом (хотя, возможно, в этом проявляется его жестокость – ты, падла, зубами скотч разорви и ответь, когда тебя по хорошему просят, а иначе паяльники уже на подходе).

– Ну что, Кира, скажешь? – после внимательной паузы друг к другу, спрашивает свою визави мистер Сальери. На что следует удивлённое вращение глазами Киры. И мистер Сальери только сейчас замечает этот кляп на её рту. Что заставляет его резко обернуться в сторону господина Любовски, которому отдаётся команда, немедленно, но аккуратно, снять это безобразие с её лица. С чем Любовски с необходимой осторожностью для себя, с небольшим вскриком Киры справляется. Когда же Кира, поморщившись от боли, приходит в себя, то она, посмотрев на Сальери, с улыбкой сожаления улыбается и отвечает ему короткое: Больно.

Но обстоятельства дел с Кирой такие, что мистер Сальери не может располагать собой, как ему хотелось, и он не имеет возможности следовать велению своей души, сейчас же отправив господина Любовски кормить собой рыб за эту его оплошность. И он что только может, как только горестно улыбнувшись в ответ, дать ещё слово Кире. – А по делу? – спрашивает Киру мистер Сальери.

И опять Кира ведёт себя как озорной ребёнок. – И поделом мне. Так ведь? – с переворачивающей душу наивностью говорит Кира, в ожидании отзывчивости, смотря в глаза мистера Сальери. Но мистера Сальери такими взглядами невинности не поколебать его давно уже зачерствевшее и обманутое её вероломностью сердце. И он только на одно мгновение теряет над собой контроль, когда капля сострадания упала на его сердце, оживив его на тоже мгновение, которое тут же резко прерывается его настроем быть прежним, бесчувственным и жестоким. И мистер Сальери высохшим голосом перебивает себя и её. – Я серьёзно спрашиваю.

На что следует всё в том же ключе ответ Киры. – А я серьёзно отвечаю. – Правда на этот раз она на него смотрит сквозь свою нахмуренность. И сейчас, наверное, мистер Сальери взорвался бы, – у него времени в запасе жизни совсем ничего, а тут его заставляют тратить его бесценное время, – если бы Кира вдруг не одумалась и с рассудительным видом не заговорила.

– Ладно, скажу. Если руки развяжешь. – Говорит Кира, кивая вверх на свои привязанные к спинке кровати руки. Ну а мистер Сальери опять застан врасплох. Он только сейчас замечает весь это творящийся с Кирой непорядок. И вновь им призван к действию господин Любовски, который на этот раз не ограничивается одними руками, а по требованию мистера Сальери, развязывает и ноги Киры. Кира же вновь получает доступ к своим рукам и ногам, то как это и бывает в такого рода запутанных случаях, она начинает ощупывать эти свои конечности, до которых у неё столько времени не доходили руки. Когда же она, присев на кровати и перетерев руками всё, что об этом её просило и требовало, убедилась в том, что вроде всё на месте и работает, то она возвращает своё внимание к Сальери и обращается к нему.

– Ну, теперь к делу. – Глядя глаза в глаза Сальери, более чем серьёзно сказала Кира. – Что сказать? А что сказать, когда ситуация такова, что чтобы я не сказала, это никак не повлияет на твоё решение насчёт меня. Это как в софизме «Крокодил». Ты, надеюсь, его ещё не забыл? – Кира спросила Сальери. Но тот никак не реагирует на её вопрос, и Кира, не дожидаясь, когда Сальери очнётся от своего забытьи, в которое он сам себя и загнал, вновь услышав её полный волшебства голос, решила напомнить ему эту логическую загадку. – Крокодил украл у женщины ребёнка. Мать решила вернуть дитя и обратилась с этой просьбой к крокодилу. Крокодил сказал ей: «Я дам тебе шанс вернуть ребёнка, если ты угадаешь, верну я тебе его, или нет. Если твоё высказывание окажется истинным – я верну ребёнка, если ложным – он останется у меня и я его съем». Мать подумала и ответила: «Ты не вернёшь мне сына». На что хитрый крокодил сказал: «Твоё слово может быть либо истинным, либо ложным. Если твоё высказывание истинно – я не верну тебе ребёнка, поскольку в противном случае он не истинно, а если твоё высказывание ложно – тоже не верну, уже по условиям договора». – Кира сделала необходимый ей вдох и закончила. – Так что любая моя правда, ведёт меня к неминуемому для меня результату. Так ведь? – спросила Кира Сальери.

– Тогда твоя правда должна быть такого рода правдой (более значительней, чем сама правда), что она должна заставить убедить крокодила перестать слушать себя. – В глубокой задумчивости, из изнанки себя проговорил Сальери. После чего наступает глубокая в своей мыслимой тишине пауза, где сидящие друг напротив друга, Кира и Сальери, погрузились каждый в свои мысли, а стоящий у порога господин Любовски, пребывая в полнейшем недоумении насчёт всего происходящего, переводя свой взгляд с Киры на Сальери и обратно, волнуется над разгадкой этого крокодила. – Что за на хрен, за крокодил?

Но вот Кира приходит в движение – она одёрнула затёкшую в одном положении ногу, и это служит для всех сигналом к окончанию этого возникшего промедления. А как только всё внимание окружающих Киру людей сосредоточено на ней, то она, чуть пододвинувшись к Сальери, со светлым взглядом глаз смотря на него, заговорила. – Моя правда такова. – Здесь Кира делает ту самую, подчёркивающую важность её сообщения паузу, после чего продолжает говорить, но уже более тихим голосом. – Я знаю, что ты ничего так сильно не хочешь, как поверить мне; даже если бы я солгала. А почему это так, то об этом, ни я, ни ты, никогда друг другу не признаемся, хоть и знаем почему. Вот это и есть моя правда. – Кира замолкает и вновь помещение погружается в свою глубокую тишину. Которая на этот раз не нарушается ничем, в том числе и мыслью.

Так проходит трудно сказать сколько времени, пока слово не берёт мистер Сальери. – Мне нужно, чтобы ты ещё что-то добавила к сказанному. – Хриплым голосом говорит Сальери.

– Хорошо, я добавлю. – Деловито говорит Кира. – Мы всю свою жизнь стремимся к свободе, тогда как вы, всю свою и нашу жизнь пытаетесь нашу свободу ограничить рамками себя, предлагая взамен её заменители. Вот и я, плоть от плоти такая. Не могу остановиться в своём стремлении к свободе, что и заставляет меня так дорого за неё платить. – Кира замолкает и ждёт решения Сальери. И на этот раз он не столь задумчиво приходит к нему.

– И кто тебя заставляет? – спрашивает Сальери.

– Конгрессмен Альцгеймер. – Не раздумывая, даёт ответ Кира. Что в её случае самый верный ответ. И он в некоторой степени удивляет мистера Сальери, который тоже не тратит время на обдумывание ответа Киры и спрашивает её. – И что он хочет?

– А ничего особенного. Как всегда, одного и тоже. Рычаги влияния, которые даёт информация. Ну и заодно, потешить своё самолюбие, упиваясь данной ему возможностью походить в моих нанимателях. – С неприкрытой неприязнью, даже не к конгрессмену Альцгеймеру, а ко всем тем, кого он ассоциировано представлял собой, выразилась Кира. И не прояви Кира такое презрение к этому конгрессмену и всем тем, кто за ним стоял, то наверняка мистер Сальери на этом не убедился. Но эта её открытость сделала своё дело, и Сальери, не посчитав для себя нужным вдаваться в подробности, бросив взгляд на стоящего в дверях господина Любовски, говорит Кире:

– Что ж. Можешь не верить, но ты убедила меня. – Мистер Сальери, не дожидаясь ответной реакции от Киры, поднимается с места, поворачивается в сторону двери и направляется к ней. И это всё он делает в полном молчании, которое мало что объясняет и не даёт Кире и Любовски понять, что всё это значит и что им дальше делать. И если Кире, по причине того, что она находится в стороне от вышагивающего Сальери, пока ничего не грозит, то господину Любовски, на которого так неумолимо надвигается Сальери, нужно быстрей соображать, что ему сейчас делать – скорей посторониться в сторону или стоять как истукан.

И хорошо, что Любовски такой сообразительный малый (так-то он совсем не малый), что и позволило ему в самый последний момент отскочить в сторону, и тем самым миновать своего столкновения с мистером Сальери. Который, миновав Любовски, оказывается в проёме двери, где он останавливается, поворачивается в сторону внимающей ему Киры и с улыбкой говорит ей: «А вам что, особое приглашение нужно?».

И понятно, что оно ей одновременно нужно и не нужно. Ну а как только оно таким образом получено, то Кира уже стоит на своих босых ногах и при этом чуть ли уже не рядом с Сальери. Сальери же на этот раз проявляет удивительную приметливость – он замечает эту босоту ног Киры. И этот её босой вид, в купе с тем творящимся беспорядком на её голове, заставляет сердце Сальери от жалости к ней и к себе сжаться до боли в груди. Ну а то, что мистер Сальери покачнулся сейчас, то это прямое следствие всех этих его внутренних сердечных сжатий. – В такой темноте ничего не стоит ноги переломать. – По своему объяснил этот свой перепад мистер Сальери. С чем все согласны и стараются смотреть себе и на ноги Киры, которые, что удивительно, а в этой не освещённости хорошо видны.

Между тем мистер Сальери держит свой путь совсем не туда, откуда они с господином Любовски пришли, а он следует дальше в глубину тёмного коридора, что не может не тревожить Киру, у которой есть все основания думать, что мистер Сальери может в любой момент передумать насчёт неё. – Сейчас для начала сменит для меня обстановку, с тёплой комнаты на сырое и мрачное подземелье, чтобы я попривыкла к своему скорому будущему, похороненной в земле. А потом, когда вдоволь насладится моими мучениями, то … – Но Кира не успела домыслить, что там мистер Сальери насчёт неё может передумать, так как они пришли. И судя по той мрачной двери и стоящему здесь тошнотворному запаху смрада, то всё что про себя надумала Кира, вполне может реализоваться прямо сейчас.

И Кира в ожидании удара со стороны стоящего сзади господина Любовски, чуть втянула голову в плечи и уже приготовилась зажмуриться, чтобы легче перенести этот сногсшибательный удар, но удара не следует, да и мистер Сальери ведёт себя совсем не так, как ведут себя люди, замыслившие против тебя какую-нибудь провокацию – предвещая и не предвещая опасность. А мистер Сальери, подойдя к двери, в которой имеется небольшое окошко, задвигаемое с внешней стороны на задвижку, как примерно в камерах для заключённых, отодвинув эту задвижку, заглядывает в неё. После чего он переводит свой взгляд на Киру и кивком головы приглашает её к просмотру. Кире ничего другого не остаётся, как подойти к этому окошку и заглянуть в неё.

Ну а то, что она там увидела, заставило её поёжиться от страха и того холода, который он несёт и привносит с собой в душу людей – в центре этой мрачной и полной сырости комнаты стоял стул, на котором в привязанном к нему состоянии находился некий человек, чей кровавый вид говорил о том, что те, кто с ним общался, скорей всего, не нашли с ним общий язык и поэтому дальнейший разговор проходил в жесточайшем молчании.

– Вы узнаёте его? – спрашивает Киру Сальери, как только она отстраняется от окошка.

– Нет. – Ничего не понимая, пожимая плечами, говорит Кира.

– Это сеньор Резонно. Это его вы должны благодарить за ту шишку на вашей голове. – Сказал мистер Сальери. Кира было невольно дёрнулась рукой, чтобы пощупать на затылке и вправду имеющее место припухлость, но что-то её остановило от этого шага, и она пристально посмотрев на Сальери, обратилась к нему. – Надеюсь, что сеньор Резонно, переживёт это недоразумение, ведь он действовал так неосторожно, только по своему незнанию всех обстоятельств дела. – И здесь, когда Кира упомянула имя этого сеньора, сеньор Резонно приходит в себя и, оторвав голову от груди, подтёкшими глазами начинает всматриваться в это окошечко в двери, сквозь которое ему видится профиль Кириного лица.

– Если он меня в этом убедит. – Многозначительно говорит мистер Сальери. После чего он разворачивает в сторону господина Любовски, и со словами: «А теперь нам пора», – выдвигается в обратный путь. Который на этот раз никуда в глубины этого подвала не заводит, а прямиком следует до ведущей вверх лестницы, которая и приводит всех их на первый этаж дома, а если точнее, то в одну из тех комнат, служащих для того чтобы собой предварять спуск в подвальные помещения. Так что понятно, что они здесь долго не задерживаются и проходят дальше по коридору до… До того места, где у Киры возникла немедленная необходимость обратиться к мистеру Сальери.

– Мистер Сальери. – Кира в одно слово останавливает Сальери. И как только он краем уха повернулся к ней, она доносит до него свою просьбу. – Куда бы вы меня не решили сейчас отвести, я не буду против, если этот путь пройдёт мимо туалетной комнаты. И при этом немедленно. – Ну а мистер Сальери никогда не был мелочен, о чём скорей всего знала и Кира, и поэтому он не стал задерживать своё внимание на этом её обращении, демонстрируя из себя непроходимого тупицу. А мистер Сальери тут же разворачивается и отдаёт команду господину Любовски. – Слышишь, что тебе дама сказала. Немедленно проводи. И смотри, если она не успеет, то и ты больше не поспешишь. – Правда в самом конце своего обращения, мистер Сальери не удержался оттого, чтобы слегка поддеть Киру. Ну и господина Любовски всегда нужно держать в тонусе.

Господин Любовски сразу же приступает к выполнению поручения и, пригласив Киру проследовать за ним, быстро уводит Киру в сторону одной из дверей. Ну а мистер Сальери, дождавшись момента, когда они скрылись там, за одной из дверей, вынимает из кармана телефон и набирает номер. Когда же набранный абонент поспешил ответить, – а как он не поспешит, когда ему звонит мистер Сальери (хотя не без некоторой заминки), – то происходит следующий, мало информированный для сторонних, но вполне понятный для разговаривающих разговор.