Русские байки. Вокруг света на Harley-Davidson

Под равномерный гул асфальта и нежное стрекотание наших железных сердец парни наконец смогли просто слушать музыку. Или думать. Во время коротких остановок они обменивались мыслями и идеями, собирая воедино впечатления минувших дней. И хотя достопримечательностей и впрямь было немного, причудливый и странный образ страны и ее обитателей вырисовывался вполне отчетливо.

Корелл… Подобно тому, как дают имена ураганам, именем встреченного нами велосипедиста можно было бы назвать одиночество. Пронзительное и беспросветное. Парень гордится тем, что он австралиец. Только австралийцы могут позволить себе велосипедную кругосветку от нечего делать. Но в его иронии мелькало что-то еще, весьма характерное для Австралии, государства-острова. Будто тщательно замаскированный, да и едва ли осознанный крик. Смотрите, это моя страна. Здесь есть все, что мне нужно. Покой, безопасность, стабильность. Свобода – разумеется, в разумных пределах. Отчего же ничто не способно избавить меня от тоски?

…У жителей попадавшихся нам на пути небольших австралийских городков всегда существовали свои, особенные поводы для гордости. Но почему-то всякий раз и они казались не настоящими, по меньшей мере странными. В Йеллоудине гордятся тем, что в 1970-х годах на них упала космическая станция. В Вирулле якобы водятся самые большие муравьи, а в Коклбидди – самое большое в мире гольф-поле площадью 1000 километров. Доходил ли на нем хоть кто-нибудь до последней лунки, выяснить так и не удалось. Но если таковой и был, ему, конечно, тоже есть чем гордиться. Город Порт-Линкольн, оказавшийся чуть в стороне от нашего маршрута, меж тем одно из самых известных мест в Австралии благодаря своему фестивалю Tunarama. Апофеозом праздника в честь океанской рыбы становятся соревнования по метанию замороженного тунца на дальность. Причем главное в этом испытании не столько посильнее метнуть рыбу, сколько правильно ее для этого заморозить. И так далее и тому подобное. Провинциальная экзотика на грани отчаяния.

В городке Эукле пришлось снова столкнуться с непреодолимой упорядоченностью местной жизни. Мотель, в котором парни бронировали места, оказался закрыт, как и положено заведениям Австралии в вечерний час. Пришлось ехать дальше в поисках ночлега, рискуя новой встречей с обезумевшими кенгуру. Но кенгуру – всего лишь животное, бездумно следующее своим инстинктам. Люди, добровольно превращающие свою жизнь в последовательность запрограммированных действий, люди-роботы – это, пожалуй, и был настоящий кошмар. В Аделаиде, последнем городе на пути в Мельбурн, парни проводили вечер на террасе, курили сигары и слушали Джонни Кэша через динамик мобильного телефона. Ровно в 22:00 к ним подошел консьерж и напомнил о запрете на шум после десяти вечера. Когда музыка была выключена, а разговор продолжен, вновь возник консьерж и заявил, что после полуночи можно курить, но громко разговаривать нельзя. В итоге докуривали шепотом, едва сдерживая смех и желание чтонибудь учинить. Но дорожная усталость давала о себе знать, и сон казался лучшим из доступных приключений.

Последний участок маршрута наши наездники прошли с единственным желанием – как можно быстрее добраться до Мельбурна. Вопреки многочисленным рассказам о жарком австралийском январе, пустынном зное и перегретых моторах холодный ветер и промозглая погода весь день гнали парней вперед.

12 января

Пробуждение в большом городе после долгой дороги порой сопровождается ощущением, будто окружающий мир только что создан. Шум незнакомых улиц, вид из окна, какие-то люди, живущие как ни в чем не бывало своими историями в собранных для этих целей декорациях… Для нас, мотоциклов, все куда проще. Мы привыкли к тому, что поток времени не прерывается сном. Солнце и луна сменяют друг друга на небосклоне, ночные парковки чередуются со скользящим дорожным полотном, наши моторы заводятся и останавливаются. Все это знакомый нам ритм, и все это мелькает, как мелькают бензоколонки и дорожные фонари. Мир – это непрерывная дорога. Вопросов «Где я?», «Кто я?» и «Что со мной?» для нас не существует.

Когда Макс и Рощин утром спустились к нам на парковку, показалось, что что-то в этой новой реальности пошло не так. Володина спина требовала немедленного сервисного обслуживания. Непростой маршрут последних дней заставил обратить внимание на старую травму. Так что в Мельбурне ребятам пришлось разойтись. Рощин отправился наслаждаться лечебным массажем, а Макс – знакомиться с городом. В конце концов парни решили провести здесь лишний денек, чтобы Володина спина смогла полностью восстановиться.

Оставив Володю в ласковых руках массажистки, Максим поехал рассматривать городскую жизнь. Мельбурн, столица штата Виктория – один самых крупных и живописных по австралийским меркам городов. С населением более четырех миллионов человек – это еще самый южный город-миллионник на планете. Подходящее место, чтобы отдохнуть от унылого однообразия австралийской провинции. Большие дома в викторианском стиле, построенные во второй половине XIX века, напоминают о расцвете колонии во времена золотой лихорадки. Сады и бульвары, площади и проспекты создают впечатление города, гармонично пережившего вызовы начала ХХ века: экономический кризис, мировую войну, промышленный бум. «Изумительный Мельбурн», как его называли на протяжении почти всего прошлого столетия, сегодня – успешный и современный мегаполис, у которого большая и разнообразная культурная и досуговая программа. Когда-то здесь прошла Олимпиада, с тех пор уже полвека регулярно случаются кинои театральные фестивали, концерты, книжные ярмарки. В 2011 году в одном из известных рейтингов город назвали «самым комфортным для проживания в мире». Так что его нетрудно представить – слово «комфорт» здесь ключевое. Полноценная жизнь комфортной не бывает.

Возможно, из-за глянцевого характера всего города, где все радовало глаз, но ничто не задерживало взгляда, Макс решил начать свою прогулку с Harley-Davidson. Помимо шоу-рума с новинками и разнообразными кастом-байками, в магазине оказался целый музей Харлеев. Иваныч попал в отличную компанию и весьма неплохо смотрелся на фоне своих собратьев. Несмотря на то что байкерское движение в Австралии испытывает серьезное давление со стороны властей, мотокультура продолжает развиваться, хотя зачастую и в весьма сдержанных формах. В горах между Мельбурном и Сиднеем ежегодно проходит «Великая гонка», в ходе которой владельцы Harley-Davidson и Indian мирно воюют за превосходство своих железных коней. В 2012 году в юбилейной, 20-й, гонке приняли участие 160 человек, по 80 с каждой стороны. К состязанию допускаются как новые, так и раритетные байки – лидерство высчитывается со сложными коэффициентами. Одно из условий гонки – строгое соблюдение правил дорожного движения.

…Дорога в Сидней, которая нам предстояла, вообще оказалась одним из самых популярных байкерских маршрутов. По крайней мере в Мельбурне обнаружился целый букет предложений туристических экскурсий в Сидней на мотоцикле. Впрочем, туристический Мельбурн Макса интересовал в последнюю очередь. Поэтому на вопрос о том, что в этом городе действительно стоит посмотреть, продавец дилерского центра посоветовал Максиму заглянуть в Чайна-таун.

Китайский квартал действительно оказался местом исключительным, целым миром, жизнь которого полностью отличается от той, что царит за его пределами. Другой язык, другие лица, другие нравы. Китайцы обосновались здесь в 1851 году, во времена золотой лихорадки, и получилось, что мельбурнский Чайна-таун – самый старый в Западном полушарии, разумеется, после Сан-Франциско.

Здесь Максим полностью отдался излюбленному удоволь ствию профессионального фланера – просто сидеть, смакуя сигару, и наблюдать за тем, как живет улица. Но оказалось, что присел он на ступеньках не рядовой закусочной, каких здесь множество. А в очень даже необычном месте. Не успел первый пепел упасть к его ногам, как из дверей ресторана вышла очаровательная девушка, которая пригласила путника зайти внутрь и отведать какой-нибудь кулинарный шедевр. «Шедевр?» – усомнился Макс. «Разумеется, – ответила она, – ведь только у нас готовят любимые блюда товарища Дэна». Оказалось, что шеф-повар ресторана многие годы руководил личной кухней Дэн Сяопина, отца китайского оппортунизма и экономического чуда одновременно. И кухня действительно заслуживала внимания. Была ли история о номенклатурном поваре, переехавшем в Мельбурн и открывшем свой ресторан, правдой или сильным маркетинговым ходом, не знает никто, однако тунец в кисло-сладком соусе и впрямь оказался недурен.

Наши райдеры встретились в приподнятом настроении. Макс неплохо перекусил, а Рощину стало легче. Он, как всегда, рвался окунуться в ночную жизнь. Но дело близилось к закрытию баров, и парни решили отложить знакомство со злачными местами Мельбурна на следующий день.

13 января

Центральная часть города, площадь Федерации и прилегающие к ней улицы – славные декорации для прогулок и неторопливого общения. История и современность переплелись здесь причудливым образом: стены старинных зданий колониальной эпохи то тут, то там украшают произведения стрит-арта. Граффити, трафаретные рисунки, мозаики, причудливые коллажи и инсталляции – искусство городской субкультуры представлено, кажется, во всех своих видах. Переулок Hosier Lane и вовсе целиком, и причем официально, отдан хулиганам с баллончиками в руках. Есть на что посмотреть.

Оказалось, что Мельбурн – своего рода Мекка уличного концептарта. В начале 2000-х настенные росписи стали настоящей проблемой для городских властей: с одной стороны, город нагло разрисовывали и все больше туристов стремились в него, чтобы посмотреть на местное граффити или провести свою линию на стенах. С другой – законы все более ужесточались, и любому уличному художнику за роспись стен грозило несколько лет тюрьмы. А рисунки безжалостно уничтожались. Общественное мнение раскололось. Но пока сторонники и противники запрещенного искусства спорили и искали компромисс, с улиц таинственно исчезли две ранние работы уже знаменитого на весь мир Бэнкси. Вместо рисунков под защищавшими их пластинами появилась надпись на нарочито неправильном английском «Здесь был Бэнкси» («Banksy woz ere»). В итоге сам мэр города был вынужден официально сожалеть о случившемся, и с тех пор стрит-арт стал полноценной частью мельбурнской культуры.

Городское правительство выделило несколько зон, включая Hosier Lane, где произведениям уличных художников сегодня ничего не грозит. Впрочем, как поведал нам на стоянке скутер одного из местных неформалов, проще не попасться полиции, чем получить официальное разрешение на то, чтобы разукрасить безликий кусочек городской стены.

Меж тем наши наездники, отдохнув и набравшись сил после долгой дороги, пребывали в том восхитительном состоянии, когда ничего не нужно и никуда не надо. Когда наконец есть время, чтобы, не торопясь, поделиться впечатлениями и случайными размышлениями о том о сем. Просто поглазеть вокруг. Для нас этот день тоже был своего рода выходным – мы почти не ездили, поскольку бόльшую часть времени ребята ходили пешком и сидели в кафешках.

Пока мы болтали о городских субкультурах с припаркованным рядом скутером, Максим и Володя уже который час зависали в соседнем баре. Через стеклянное окно нам было видно, что парням, несмотря на долгое совместное путешествие, по-прежнему есть что рассказать друг другу. Иной раз они замолкали, чтобы посмотреть на танцующих неподалеку брейк-дансеров или чтобы сделать глоток «Джека» и затянуться сигарой, но затем снова погружались в увлекательный разговор… Тут, собственно, и выяснилась история с той самой мельбурнской девушкой, которая упала в водопад Виктория и осталась жива. Макс скачал это видео из ютуба, а Володин врач, тот самый, что ремонтировал ему спину, оказался ее близким приятелем. Мир временами и вправду сжимается как шагреневая кожа. Хорошо, что он, в отличие от нее, способен распрямляться и обретать прежние размеры.

…Путешествие – это обостренная форма жизни. В дороге человек всегда находится в пограничном состоянии: между пунктами А и Б, между прошлым и будущим, между волей и случайностью, которая может обернуться судьбой. Кажется, это состояние присуще человеку по природе – он создан, чтобы существовать на границе между материальным и духовным, добром и злом, рождением и смертью. Порой стоит лишь человеческой жизни войти в размеренное русло, обрести заданный ритм и погрузиться в колею повседневности, как это ощущение границы становится все более размытым и в итоге почти исчезает. Если человек перестает быть самим собой и ощущать себя пограничным созданием, то рано или поздно он сваливается в кювет. Для тех, кто в дороге, пространство раскрывается во всей пол-

ноте сопряженных с ней удовольствий и опасностей, тайн и загадок. Мы, мотоциклы, видали множество ездоков – в них мало общего с теми, кто всю жизнь бродит по улицам одного и того же города. Осознание конца, который может настать на следующем километре, случиться за каждым поворотом, заставляет видеть мир таким, каков он есть, радоваться всему, что способно дарить радость, и, если надо, биться за то, чтобы оставаться самими собой. Таким людям не надо напоминать, что трос может оборваться. В любой момент.

Несчастных случаев на водопаде Виктория происходит немало, но история с мельбурнской девушкой, оказавшаяся, пусть и косвенно, связанная с событиями нашего путешествия, заставила Володю и Максима взглянуть на пережитые дорожные приключения немного по-другому и перед завершающей австралийское турне поездкой в Сидней с новой остротой ощутить себя в дороге. В баре, со стаканом хорошего виски и вкусной сигарой. С видом на улицу, где на фоне разукрашенных баллончиками стен какие-то парни ловко выделывали акробатические трюки. За 880 километров до ближайшей цели. Вдалеке от возлюбленных и знакомых. Внутри непостижимой тайны человеческой жизни.

14 января

Дорога на Сидней показалась приятным сюрпризом после унылых хайвеев вдоль пустынного южного побережья. Почти 500 километров – серпантины и горные перевалы высотой до 700 метров. Трудности маршрута воспринимались скорее как удовольствие: виды сменяли друг друга за каждым виражом, да и с погодой повезло – термометры показывали под 30.

Где-то на середине пути мы остановились на заправке в местечке Холбрук (Holbrook). Поначалу показалось, что оно не сильно отличается от уже виденных нами городков, одиноко стоящих посреди австралийского небытия. Но атмосфера и настроение места были куда более жизнеутверждающими. Быть может, Максим и Володя действительно успели сильно соскучиться по трассе за два дня, проведенных в Мельбурне, и им все было в кайф. По крайней мере из местного кафе они вышли крайне довольные. Хозяйничали в заведении две 80-летние бабульки. Необычайно веселые и задорные, они будто бы и не замечали своих лет, нежно подшучивая над путешественниками и угощая их кофе со свежеиспеченными сладостями. Парням показалось даже, что Австралия извиняется перед ними за тяжесть и однообразие предыдущих остановок и переездов. Все выглядело иначе. Даже предмет гордости жителей Холбрука действительно впечатлил – огромная подводная лодка, «припаркованная» невесть как километров за 300 от океана.

Несмотря на то что спутниковый навигатор в Мельбурне показал расстояние до Сиднея на пару сотен километров больше, чем показывал еще в Перте, переезд выдался не слишком трудным, и уже к вечеру мы прибыли в самый крупный город Австралии. Макс, тщательно изучивший купленный на последней заправке атлас достопримечательностей для мототуристов, окончательно убедился в том, что это, скорее всего, последняя точка австралийского маршрута. Описания и фотографии мест на восточном побережье провоцировали невероятную скуку. Впрочем, перспектива провести несколько дней в Сиднее ни у кого не вызвала сожаления. Максим собирался отдохнуть со своей семьей, а Володя не сомневался, что в городе непременно найдется, чем разогнать кровь.

15–20 января

Мы, два Харлея, нареченные Иванычем и Могучим, всегда были с характером. У каждого – своя история наездников и дорог. Но, отправившись в кругосветку с Максимом и Володей и обретя имена, мы успели стать одним целым, единым организмом, пересекающим океаны и континенты. И хотя всякий раз, когда нам приходилось расставаться в городах, мы вновь становились Иванычем и Максом, Могучим и Рощиным, ощущение общего пути ни на миг нас не покидало. Просто количество пережитых впечатлений и увиденных мест умножалось надвое. Когда наши наездники встречались в баре или отеле, а мы – на стоянке, новые истории сплетались в единое полотно событий. И мы не переставали удивляться рассказам наших наездников – оставаясь верными самим себе, Володя и Максим открывали совершенно разные миры. Но при этом, за глотком виски или сигарного дыма, эти рассказы об увиденном и пережитом легко дополняли друг друга. Поэтому, даже когда приходилось разъезжаться на перекрестке, путешествие оставалось общим, а мир благодаря нашему единству в итоге лишь обретал сложность и многообразие. Так случилось и в Сиднее.

Максим бόльшую часть времени провел с женой и детьми, исследуя город, каким он предстает перед приезжими, желающими неспешно отдохнуть и насладиться местными достопримечательностями. «В конце концов, – похлопал он Иваныча по баку, – если Сидней окажется столь же хорош, как о нем шумят по всему миру, я, пожалуй, изменю свое мнение об Австралии».

С этой мыслью Макс решил посетить знаменитую своими бетонными «парусами» сиднейскую оперу, где давали «Волшебную флейту». Билеты стоили недешево, и это только подпитывало ожидания надеждой. На поверку оказалось, что даже гений Моцарта не способен вытянуть представление в этих залах. Акустика никудышная, а пропорция пения и диалогов, объясняющих происходящее, и это при бегущей строке над сценой, составляла примерно 40 на 60. Постановка напоминала скорее действо в провинциальном театре, декорации и костюмы которого не обновлялись со времен Олимпийских игр. Когда, сбежав после первого акта, Макс еще раз взглянул на здание, то окончательно убедился, что сиднейская опера – это туристический миф. Главное в нем – отнюдь не величие спектаклей, но архитектура, вернее, инженерия. Здание театра, по картинкам представляющееся чем-то действительно грандиозным, вроде стадиона в Лужниках, на самом деле невелико. И о проблемах с акустикой из-за низких потолков австралийцам было известно всегда. Поэтому своеобразие проекта – это единственное, чем примечателен сиднейский оперный театр. Говорят, при его строительстве применили уйму уникальных инженерных решений, вроде самоочищающихся плиток, меняющих свой оттенок в зависимости от освещения, которыми покрыты «паруса». Тема и впрямь способная взволновать, правда, разве что лишь технологов.

Но все-таки Сидней впечатлил. Особенно вечером, когда Макс смотрел на него с арки Харбор-бридж, одного из самых длинных стальных арочных мостов в мире. За изогнутый вид местные называют его «вешалкой». На вершину этого моста водят всех желающих, и безопасность подъема продумана столь тщательно, что восхождение на «вешалку» легко совершать даже с маленькими детьми. Созерцая с высоты птичьего полета великолепие большого и многонационального города, в котором куда-то устремлены почти пять миллионов жизней, Максим вспомнил о громыхающем водопаде Виктория. И, глянув вниз, не без удовольствия отметил, что прыгать необязательно. Сидней действительно очень живописен. Деловой центр с его небоскребами и суетой берет начало на изрезанном бухтами и заливами берегу океана. Изобилие пляжей лишает атмосферу города излишней серьезности и пафоса. Серфингисты катаются на волнах, отдыхающие – наслаждаются морским ветром и улыбками. Время от времени тех и других едят акулы. Доброжелательность – важнейшая часть местной political correction.

В день Крещения Макс прогуливался по одному из таких пляжей, чередуя купание в прохладной воде, которая всеми верующими в этот день считается святой, с дегустацией морских деликатесов в ближайшем ресторанчике. Иной раз ему казалось, что Австралия, какой она предстала перед ними за недели путешествия, – всего лишь странный, хоть и не очень приятный сон. В любом случае можно было начинать подводить итоги, вглядываясь в горизонт, за океан, туда, где лежал берег Латинской Америки, встретиться с которой предстояло уже через пару дней.

К тому времени мы уже были готовы к новым дорогам. В местном сервисе Harley-Davidson полностью проверили все системы – они оказались в порядке. Стоило это дешевле, чем в Париже и Йоханнесбурге, к тому же как путешественникам нашим райдерам сделали еще и 30%-ную скидку. Что ни говори, а приятный подарок перед вылетом.

Между тем Рощин, как легко можно догадаться, вновь встретился с парнями из Однопроцентного клуба. Это случилось в Чайнатауне, куда, по всей видимости, следует отправляться по прибытии в любой австралийский город. Жизнь, скрытая от глаз рядового обывателя, происходит именно здесь.

В одном из ресторанчиков за столом собралось человек 30 – Володя видел их впервые, но все оказались кайфовыми ребятами. Большинство из них судьба привела в Австралию из самых разных стран. Они видели многое и не удивлялись почти ничему. Эти крепкие парни собирались, чтобы просто поболтать «за жизнь», поделиться впечатлениями и историями, веселыми и не очень. Рощина много расспрашивали о путешествии, и он с удовольствием делился пережитым в Европе и Африке. Соседом Володи по столу оказался Гарри. На вид ему можно было дать лет 40 с небольшим. Когда ему исполнилось шесть, он вместе с родителями переехал из Польши в Австралию, а теперь – невыездной. У всех на земле случаются неприятности самого разного рода.

Гарри вот уже лет 20 владеет в Сиднее тату-салоном. Но не обычным коммерческим заведением, каких множество, где по каталогу на коже рисуют симпатичные картинки любому желающему. По старой байкерской традиции тату-салон – это сердце мотоклуба, центр общения, где набиваются татуировки, способные изменить жизнь. И студия Гарри – место отнюдь не для всех. По его словам, подобных заведений в Австралии почти не осталось. Постоянное давление полиции и конфликты с другими мотоклубами заставляют его целыми днями крутиться, чтобы сохранить заведение. Ведь в спорах между мотоклубами тату-салон – опознавательный знак: по нему можно узнать, на чьей территории ты находишься. «Хочешь, набью тебе сувенир из Австралии? – спросил Гарри, с прищуром глядя на Володю. – Все лучше, чем какой-нибудь магнит на холодильник».

Когда речь заходит о таких людях, как Гарри, татуировки перестают быть обычным украшением, как к тому привык современный мир. За ними встает целая философия, а каждый символ и образ наполнены значением и смыслом. Поэтому к татуировщику приходят как к наставнику. Он своего рода шаман, разбирающийся в символах не хуже, чем в людях. Часто на создание только эскиза для тату уходят месяцы, ведь он должен в полной мере соответствовать человеку, под кожу которого татуировка ляжет навсегда. Когда такие люди предлагают сделать ее в первые часы знакомства – это исключительный случай.

Для собравшейся за столом компании вечер, невзирая на строгие австралийские запреты, только начинался. И Гарри оказался не просто веселым и интересным собеседником, но и отличным проводником. «Поехали, я покажу тебе свой Сидней, – сказал он, едва все вышли на улицу. – Но сначала заглянем к моему другу».

Другом оказался 67-летний тренер Гарри по стритфайту. На костяшках его кулака были выбиты две татуировки в виде бильярдных шаров. Но и без них в крепости его удара можно было не сомневаться.

«20 лет я прожил в тюрьме и каждый день бил этим кулаком в стену, – рассказал наставник Гарри. – Он оказался железным». В общей сложности этот человек посвятил тренировкам почти 50 лет. Поэтому, когда он сообщил Рощину, что может убить его за пять секунд, Володя поверил на слово. Через пару часов они живыми вышли в сиднейскую ночь.

Под утро в уже почти сложившееся впечатление о стране Володя внес две существенные корректировки: помимо параноиков и зануд здесь попадаются очень славные люди и далеко не все сиднейские красотки – лесбиянки.

До вылета в Латинскую Америку оставались сутки, но спать, несмотря на бурно проведенную ночь, Рощину не хотелось. Когда они вновь встретились с Гарри, то продолжили гулять по городу, общаясь так, как если бы знали друг друга всю жизнь, просто давно не виделись. Перетереть хотелось все, а оставался у них только один день.

В одном из ресторанов, куда Рощин и Гарри заглянули, чтобы поправить баланс веществ в крови стаканчиком виски, в их беседу неожиданно вмешался официант. Не успели парни закурить по сигаре, как он явился, чтобы сообщить о некурящих посетителях, дурной привычке, которая ведет к скорой и болезненной смерти, а также о запрещающем знаке на стене заведения. Гарри, одетый в куртку клубных цветов, лишь слегка отклонился от стола и, выдохнув дым, произнес: «Если вы не разрешите моему другу выкурить сигару, то завтра ваш ресторан сгорит». И он не шутил*.