Тень ивы

– Ты сам, при всей своей моральной свободе, считаешь, что так может быть: моя жена, с которой ты общался, могла убить своего отца?

– Откуда ты знаешь, что я с ней общался? – «моральную свободу» Игорь проглотил, хотя ответить, конечно, хотелось.

– Я знаю все, что с ней происходит. Именно поэтому могу сказать тебе совершенно точно: она не убивала.

– То есть ты… У тебя не возникает вопросов: почему твоя жена отвезла пистолет именно Жнецу?

– Нет.

– Понятно. Но все-таки расскажи, для чего нужно было это заявление об изнасиловании?

– Я сказал, что знаю, что с ней происходит, имея в виду внешние события: где она, с кем, в каких отношениях, о чем говорят и так далее.

– Извини, конечно, а для чего тебе это?

– Мне интересно. Мне она интересна. Я не знаю ее следующего хода.

– А говоришь уверенно, что она не убивала.

– Да. Потому что в этот день она была со мной.

– Есть свидетели?

– Нет.

– Значит, ей грозит обвинение. Я об этом и хотел тебя предупредить. Жнец молчит, конечно, но мне кажется, это ненадолго. Все остальные варианты – против нее. Есть два свидетеля с этим пистолетом. Я подумал… Я почему-то думал, что ты не знаешь про этот подброшенный пистолет, и вообще… Ты не хотел бы ее наказать?

– Ты думаешь, что ты вершитель судеб, Игорек? Ты думаешь: можно посадить человека в тюрьму и это конец человека?

Он сделал предостерегающий жест, увидев, что Гарпунов приложил свою ладонь к груди.

– Я уже не про себя, – продолжил Пиднель. – Можно убить кого-то и на этом в чьей-то жизни поставить точку? Счастливая уверенность! А я, балбес, все смотрю вокруг – и вижу, что все вокруг зыбко, непостоянно. Как свет… как тень на стене от качающихся веток деревьев. Нет, как тень ивы на лице моей жены. Я не знаю такого, что я узнал бы про мою жену, и это могло бы отвернуть меня от нее.

– И убийство отца?

– Да, и убийство отца. Я скажу тебе честно: она хотела его убить – и не успела. И я должен был его убить – и тоже не успел.

– Значит, получается очень милая история с целой кучей благородств. Все хотели избавить мир от сумасшедшего, который угрожал чуть ли не всем и каждому. И ты, и твоя замечательная жена, и ее мама наперегонки хотели убить опасного папу. Но за что? Ведь все жили на расстоянии от него! Он позорил род? Так с женой в разводе. Дочь по его фамилии никто не знал. Тебе лично он чем не угодил так смертельно?

– Ха, ты хочешь легко жить. Не возражаешь еще по пиву? Вот в таких местах открываешь настоящий вкус жизни. Я не стану тебе объяснять – за что. Это очень личное.

Игорь не возражал. Пиво в силу исключительно низкого качества не мешало разговору.

Михаил Пиднель – Ивхав Мнвинду.

Два магистра.

Миша просто кипел от желания встретиться с Мнвинду, когда Роксана, посетив отца в его «лечебнице душ», разом перестала с мужем разговаривать. В эти дни Миша не заставал ее дома, когда приезжал, а когда заставал, старался себя не обнаруживать.

Он знал места, где бывает Ивхав-Ганс. Подежурив у малоприметной «наливайки» в бойком месте – у автовокзала, Миша дождался, когда под прикрытием летних сумерек у товарного окна гастронома остановился синий пикап.

Мнвинду появился из дверей магазина с широко улыбающейся молодой женщиной в черном шерстяном свитере и кожаной кепке, надвинутой на самые глаза.

– Не надо мне от тебя хавки, босяк, – игриво тянула тепло одетая барышня, – бабок дай.

– Я тебе правду скажу: ни одному человеку денег не давал, – придерживая ее за локоть, приветливо отвечал Ганс, – но подогреть тебя могу. Вот машина, здесь недалеко.

– Нашел дуру, я с незнакомыми не езжу.

– А кто сказал, что незнакомый? Тебя Ирина зовут, фамилия – Сидорук. Так?

Девушка остановилась.

– Откуда ты знаешь, босяк?

– Да я много чего знаю. Меня тоже тут все знают. Гансом называют. Ну, пошли-пошли.

– Никуда я не пойду, – она освободилась от его руки.

– Через полчаса, нет, через десять минут тебя, Ира, ломать будет. Но я уже уеду, – Ганс развел руки в стороны.

Больше Миша терпеть не мог.

– Отпусти ее, Ивхав.

– А тебе что за дело?

– Я знаю то, чего она не знает, – он встал между девушкой и Ивхавом. Теперь было видно, что лет ей совсем немного, только выглядит больной, несмотря на замерзшую на лице улыбку. – Иди отсюда, – приказал ей Миша, – двигай быстрей.

Девушка побрела назад, в магазинную «наливайку».

– Ты обратно за свое. Все испортить.

– Роксана была у тебя?

– Была.

– Что ты ей сказал?

– Из нового у меня ничего нет. То же и сказал.

– Кроме денег.

– Да. Обратно вижу: ты ее испортил.

– Конечно я.

– Деньги! Разве она должна была просить меня о деньгах? Я дал ей больше, я дал ей силу.

– Какую силу? Чтобы отправлять на тот свет таких, как эта девчонка?

Миша увидел, что из кабины пикапа вышел рослый мужчина в спортивном костюме и двинулся к ним, но Ивхав остановил его жестом.

– Я знаю, на что ей деньги. Но пока она с тобой, любые деньги, любое добро не даст никакого толка. Я тебе много лет назад сказал: не трогай Роксану. Не порти все в ее жизни. Ты не послушал меня. Она родила от тебя урода.

Миша ударил Ивхава, от чего он сел на асфальт, и не поднялся, остался сидеть. Миша наклонился к его лицу.

– Это ацетон. Я узнавал. Мы жили на химии, когда она была беременной… Ацетон, он дает такие уродства при беременности.

– Ацетон. Или что-то другое. Дело не в том, через что проведено зло. Через ацетон, через что-то другое. Откуда идет зло, вот что главное, оно вот, – Ивхав указал пальцем на Мишино лицо.

– Это ты мне говоришь? Ты же убийца, душегуб.

– Если бы Роксана рожала здоровых бойцов, мне бы не надо было убивать. Ты ей не дал.

Быстро выпрямившись, Миша ударил Ивхава ногой, вложив в этот удар все свои силы, острое желание одним движением разбить старику лицо, отделить его голову от туловища и тем оторвать себя от своей же боли. Она только что косноязычными словами Ивхава опять заявила о себе. Ничего не может быть у тебя с ней! Ничего вообще у тебя не может быть.

И его удар пролетел мимо! Миша крутнулся на левой ноге и упал на грудь, успев подставить руки. Когда он поднимал лицо на Ивхава, уже вскочившего с асфальта, сам получил удар кожаным кедом в нос, потом еще и еще пинки – каждой ногой старика.

И удары с каждым разом становились все сильнее, все болезненнее, будто Миша, не убив Мнвинду, сделал его сильнее! Миша не мог, как ни старался, увернуться ни от одного из этих могучих пинков, хотя видел сквозь кровавую муть фигуру нападавшего.

Старика остановила та самая девчонка, которую Миша отбил от старика.

– Да ты, старый, убьешь его на хуй!

Миша услышал ее голос, скорее усталый, чем возмущенный. Но Ивхав остановился, огляделся по сторонам и спросил, переводя дыхание:

– Ну что я тебе говорил, а? Ломает тебя, девочка.

– Говорил, говорил. Поехали. В жопу не дам, учти.

Мнвинду проводил ее до задних дверей машины , мужчина в спортивном костюме открыл перед ним переднюю дверь, сел за руль и рванул с места.

Сразу за поворотом пикап остановился, Мнвинду вышел из автомобиля и зашел в двери отделения полиции.

– Там, у автовокзала, у магазина человек лежит на тротуаре. То ли избитый, то ли побитый. Можете машину послать? Мои документы? Вот, возьми.

Игорь Гарпунов – Михаил Пиднель.

Пивной путч.

Кафе «Под кронами» к позднему вечеру заполнилось, заиграл оркестрик, как все ресторанные оркестрики, похожий смесью самодеятельности и отваги на «Машину времени». Создавался ровный фон, так подходящий для нового, более высокого градуса откровенности. Да и градусы спиртного, все же загулявшие в головах Пиднеля и Гарпунова, к тому располагали.

– Да, я из легавых, ты из волков, так, кажется? – спросил Игорь, отхлебывая из кружки «самобродное» пиво. – Каждый делает свое. Я допытываюсь, ты при этом смотришься красиво. Но объясни мне, почему благородство заканчивается на бедном архитекторе? Потому что он, извини, мягко говоря, э-э-э… оскорбил тебя в лучших чувствах?

– Ты хочешь поучить меня благородству? Ну, давай, валяй, предъявляй обвинение, – теряя свое фирменное самообладание, ответил Пиднель. – Прямо отсюда, сейчас, поедем в управление полиции, и я напишу признание в убийстве.

– Нет. Мне нужно признание в правде. Понимаешь, завело. Я хочу правды. Благородством я сыт. Ты накормил однажды. Могу отдать назад.

– Например?

– Например, оставить Жнеца за решеткой. Все свидетельские показания могут всплыть, а могут не всплыть, понимаешь?

– Я не согласен.

– Интересно. Все ты был согласен, и дело-то Жнеца у нас считали готовым к суду. А теперь не согласен.

– Тебе сложно это понять.

– Объясняй проще.

– Жнец сам влез в это дело. Сам! Я предупреждал его: не лезь, можешь попасть в западню. Это не для тебя.

– Получается, ты соврал, и вы все-таки с ним знакомы?

– Нет. У меня нет нужды приходить к человеку и говорить: я Пиднель, давай знакомиться. У нас с ним как в случае с моим знакомым Полом Маккартни. Если у меня спрашивают: ты что, знаешь Пола Маккартни, я говорю: знаю. Это правда. У меня ведь не спросили: знает ли сэр Пол меня.

– И как это ты Жнеца предупреждал?

– У меня есть свой е-мэйл в уголовной среде. Я передал по цепочке: если будет обращаться такой-то, в просьбе отказать.

– В какой просьбе?

– Ясно какой. Убить Ганса.

– А какая тебе разница – откажут или согласятся? Дело-то будет сделано.

– А пусть попробует сам. А я посмотрю. Мне интересно.

– Посмотрел?

– Конечно.

– И как?

– А никак. Он обосрался. Интересно, он Иван Мохаметыча искал, даже на собачьи бои за ним ходил. А меня собаки не привлекают, у меня на самого Жнеца ставка была: миллион против одного, что он не сможет инвалида, старика по сути, на тот свет отправить.

– Ты все-таки ему мстил.

– Нет. Мне, опять говорю, интересно. Ну… например, на соревнования люди приходят. Ведь не все из них смотрят, как очки набираются. Вот в бадминтоне смотрят красивый ход, заставляющий ошибаться. Или показ мод – там же не каждый выбирает, что купить. А я смотрю на человека, который оказывается рядом с моей женой, и отслеживаю: что с ним происходит.

– Что с тобой происходит, Михаил? Неужели деньги?

– Ха, деньги! Какие деньги? У Ивана Мохаметовича? Армейская пенсия?

– Ну ладно, ты, конечно, не знаешь о фабрике здоровья в Поталове?

– Ну, что-то слышал.

– Я тебе скажу громко, чтобы слышал наверняка: Ивхав Мнвинду вложил в этот жилой и производственный комплекс два миллиона долларов. Причем оплата производилась с валютного счета с последующей конвертацией. Ты не знаешь, откуда такие деньги у человека с поддельной пропиской?

– Он кого-то лечил, что-то еще… не знаю.

– Я знаю. Я поначалу тоже думал, что благотворители. Тех, кому он детей вернул, братьев. Героинозависимые. Но это другие деньги, Михаил, и ты это знаешь.

Игорь достал выписку из отчета налоговой инспекции.

– Вот, посмотри сведения о налоге на доход физического лица Мнвинду Ивхава Мохаммедовича двухлетней давности. Взгляни на сумму. Серьезная цифра, а? Так что самый тупой мотив, в который мне не хотелось верить, присутствует в действиях твоей жены. Так что же интересное, чего ты ожидаешь от нее всякую минуту… Чтобы она с папиным наследством не свалила без тебя?

– Ты не можешь об этом судить! – Михаил стукнул ладонью по столу так, что кружка слетела со стола, но ему ли было не схватить ее на лету.

– Не могу. Потому что не знаю. Объясни.

– Я не могу объяснить. Нет у меня для этого способностей.

– Ладно. Я пошел. У меня предложение. Что сделано, то сделано. Но у тебя есть два дня. Уезжай из страны. Хочешь с женой, хочешь один – твое дело. У тебя, я узнавал, открытая виза. Конечно, все дело с наследством брунейского дедушки вам надо будет забыть. Но что искать вас не будут, это факт. Вы – не Кеннеди.

– А вот этого не дождешься, Хорек-Игорек. Никуда мы не уедем.

– Ну, тут уж хозяин-барин. Я предложил. Через два дня я Жнеца выпускаю. Больше не могу держать, и так он пересидел. И новое обвинение. Гражданке Пиднель Роксане Ивхавовне.

– Я хочу тебя предупредить: ты опять проиграешь, Хорек.

– Спасибо. Только я не играю. У меня все просто, Роб Рой.

Игорь ушел, склонив голову, стараясь не смотреть на благодушное выражение лица Михаила, но заметив, как дрожат его пальцы, скатывающие пальцами не прожеванный кружок салями.

Они, наверное, были похожи в этот момент: каждый из них в этом разговоре наносил удары самому себе и тем ранил другого.

Михаил не смог собрать в себе и без того ничтожные капли неприязни к однокласснику.

Игорь только почувствовал себя еще более виноватым перед Пиднелем.

Игорь Гарпунов – Николай Петров.

Каждому свое.

Законное возмущение Гарпунова вызывала манера большинства отвечать не на тот вопрос или просьбу, которую им адресуют. Ну, например, на просьбу: «нет ли у Вас спичек» пять из шести отвечают: «не курю», хотя речи о личности отвечающего и не шло.

В случае с расследованием дела об убийстве Ивхава Мнвинду руководителю Петрову-Петрову Гарпунов ответил не по существу, но куда более долгожданно для него. За два прошедших дня начальник управления, как стало известно Игорю от Сергея Сергеевича, получил материалы о лечебнице в Поталове, причастности Ивхава Мнвинду к насильственному удержанию заложников, наконец. Поэтому, вернувшись к себе в управление после встречи с Пиднелем, Игорь решил, что получить у начальника управления, занятого в этом деле совершенно другой, близкой ему темой, разрешение на освобождение из-под стражи подследственного Жнеца не составит особого труда.

Начальник управления был, на удачу, на месте и один.

– Так у тебя же улики были на этого Жнеца, – поднял глаза на Игоря начальник управления после прочтения его бумаги.

– Теперь нет. Оперативники напутали, – с готовностью кивнул Игорь, – оснований для задержания Жнеца в сизо нет, Николай Серафимович.

Начальник управления подписал разрешение, придвинул его Игорю и, помолчав, добавил:

– Ты вместо того, чтобы задачу быстро решить, неделю тянешь. Неделю тянешь.

– Одна задача, Николай Серафимыч, решена – невиновного человека освобождаем.

– Ну-ну. Это не задача, а попутные обстоятельства. Ты знаешь, что твоим убитым чекисты интересуются? Плешь проели.

– А что им нужно?

– Они там за убитым банду видят. Знаешь, сколько за последние пять дней пропавших, числящихся в розыске, объявилось?

– Нет, откуда?

– Вот именно. 36 душ. 36 душ. Причем состояние у основной части неадекватное. Медики говорят: требуется психическое восстановление. Основная часть не говорит вообще.

– И то, что Мнвинду к этому делу причастен, подтверждается?

– Кто?

– Мнвинду, Ивхав Мохаммедович Мнвинду, убитый.

– Ну да. Одна девчонка заговорила. Описала людей, которые там, в этой самодельной тюрьме, крутились. И там этот монголоид возникал. Монголоид. Кличка другая.

– Ганс.

– Не Ганс. Другая. Китаец?

– Малаец.

– Вот! Он?

– Он.

– Вот видишь, они по правильному следу идут.

– А что эфэсбэшники говорят?

– Они спрашивают. Они спрашивают. У меня. А я – у тебя. Есть ли что-то, что указывает, что его из мести могли убить, скажем, родственники похищенных или сами похищенные?

– Есть. В прошлом году Мнвинду приобрел земельный участок площадью 12 гектаров в ближнем пригороде. Построил лечебницу закрытого типа, где людей принудительно лечил от наркомании и алкоголизма.

– А свозил туда насильно?

– По-всякому. Бывало, люди сами сдавались, в ноги кланялись: спаси. Но не всякий это дело выдерживал. Думаю, там стоит покопать. Жертв хоронили где-то рядом с лечебницей.

– Пока не стоит. Пусть они сами докапываются. Мы им мешать не будем.

– Но и сообщать о том, что нам известно, – тоже.

– Ну да, пусть у них вся пальма первенства будет. Вся целиком. Со всеми корнями. С бананами. С кокосами. С бананами. С кокосами. Представь, сколько пропавших и похищенных разом на них сыплется. Разом на них сыплется.

– А на меня выговор не сыплется? За задержку срока?

– Ну-у, ты начал с того, что подозреваемый ни при чем, так? А сейчас вдруг забоялся?

– Но и вы спрашивали…

– Спрашивал! – повысил голос Петров-Петров. – И буду спрашивать! Ты меня информировал сколько раз за три дня?

– Один.

– Вот именно. Сегодня. Сегодня. И задача тебе сегодня, исходя из того, что ты мне сообщил. Тщательно идти от личности убитого. Не торопясь. Понял? Не торопясь. Мы по этому незаконному удержанию отдельное производство начнем, у меня уже следователь есть.

– Опытный?

– Не опытная, но молодая. Молодая. Буду курировать лично. Курировать. Понял?

– Понял, Николай Серафимович.

«Хорошо, когда человеческие желания имеют понятную природу», – думал Игорь, возвращаясь к себе. Петрова тянет к понятному ему следственному производству по наркотрафику. Игоря тянет к понятным мотивам. Она – молодая, он – старый, она – женщина, хорошенькая, он – мужчина, с полномочиями. Все понятно – не то что у этих Пиднелей!

В своем кабинете он с удовольствием открыл страницу компьютера на закладке спортивных новостей в разделе «восточные единоборства». Расстегнул застежки на ботинках и подобрал ноги под себя.

И только потом позвонил в следственный изолятор.

– Пригласите Жнеца, вторая камера, сюда. Да. С вещами. На выход.

Римма Косуля.

Явление повинной.

Стоит ли верить первым впечатлениям? Когда Игорь увидел Римму Владимировну у дверей своего кабинета, ему понадобилось впустить ее к себе, предложить снять плащ и только потом понять: он ее уже видел. На его пристальный взгляд она ответила:

– Косуля Римма Владимировна. Не ожидали?

– Нет, как раз ожидал.

– Ожидали? Вы ведь даже не сказали попросту, что вы – следователь. Вы напрасно выдавали себя за кого-то не того. Вас сразу видно.

– А почему меня видно?

– Ну, если вы не спешите.

– Совершенно. Присаживайтесь. Все-таки снимите плащ. У меня есть плечики, шкаф.

Он приблизился к ней, помог снять плащ и увидел, что на ней красивое брусничного цвета облегающее платье вечернего кроя.

– Вот, понимаете, что значит не ездить в автомобиле. Можно надевать красивый плащ, а под него – красивое платье… все это появляется одно за другим, – он замолк, поняв двусмысленность продолжения фразы. Она как будто и не обратила на это внимания.

– Полиция имеет раж, понимаете? Милиционер, расспрашивая, как-то очень заинтересован. Как будто это касается его лично. В ваших рядах оказываются как раз такие люди, – неторопливо усаживаясь на стул, на который указал Гарпунов, объяснила Косуля.

– Вы ведь знаете, что я не вполне милиционер, раз уж нашли меня.

– Ну, вы понимаете, о чем я. Я хочу сказать, что это мешает. Вообще всем. Потому что не знаю, что вы там наразыскивали со своими расспросами, встречались с моей дочерью. Тоже выдавали себя за другого. Но ведь ничего не доискались. Потому что Ивхава Мнвинду убила я. И я пришла об этом вам, так сказать, официально заявить.

Гарпунов поднял глаза от бумаги, которую он рассматривал до этого, и, скользнув взглядом по сложенным на коленям рукам Косули, отвернулся к окну. Он молчал так долго, что проезжавший по переулку за окном уборочный трактор успел возникнуть своим многослойным шумом, сделаться оглушительным и постепенно стихнуть.

– Ну, так что? – занервничала Римма Владимировна.

– А зачем? – как бы отрабатывая положенное, спросил Гарпунов.

– Что? Что зачем?

– Вы убили человека.

– У меня было несколько причин, – с методичностью начала Косуля. – Личная, в том числе. Вы, конечно, знаете, что Мнвинду был богатым человеком?

– Состоятельным.

– Богатым. Сказочно богатым.

– А откуда деньги, расскажите.

– Ну, вы ведь знаете.

– Далеко не все, что я знаю, находит отражение в протоколе. А вы, как я понимаю, хотели бы сказать именно для протокола.

– Да. Он получил наследство. Совершенно случайно он оказался единственным наследником какого-то малайского богача.

– И что? Бедный убивает богача, только потому что тот богат?

– Обидно. Он, понимаете, как будто всю свою жизнь знал, что у него это будет. А ведь у Ивхава было семь братьев и сестер. И никто не выжил. А он выжил – и все досталось ему. Он вовремя освободился от жены, от дочери. Когда Оксанка была маленькой, она часто болела, и я просила: Ивхав, подработай, давай свозим Оксанку на море. Он говорил: потом, потом, будут еще на это деньги. И время будет. Я не могла позволить ему заиметь это время. Пусть и деньги остались у него.

– А вот вы сказали: подработай. А кем он мог работать?

– Я вам говорила, что он был психически болен. Он слышал голоса животных. Любых. Начиная от блохи. Я врач по образованию, я изучала психиатрию, это, конечно, продуктивная шизофрения. Но это еще не вся беда, это полбеды. Дело в том, что и они его слышали.

– Это как? Он что-то нашептывал блохе?

– Да к чему звуки вообще? Мы говорим с вами тогда, когда сделать ничего не можем. Они, эти… все эти в мире животных, они понимали его. Я допускаю, что не все. Тоже, видно, какие-то помешанные. Но такие, что они действовали на все стаю. На всех остальных. Как у Высоцкого, помните: «настоящих буйных мало – вот и нету вожаков». Он на вожаков действовал.

– Если не секрет, то, что вы убедились… в некоторых отклонениях вашего мужа, – это причина замужества или развода?

Она задумалась. Улыбнулась.

– Ни то ни другое. Причиной брака было то, что он любил меня, причиной развода было то, что он не любил меня. Так вот, работа… когда мы только познакомились, много лет назад, он приехал в птицесовхоз «Первомайский» и предложил: давайте я вам повышу выход яиц. У него кто-то из начальства спросил: а насколько? А он ответил ему: насколько с ними договорюсь. С кем? А с курами. Ну, тот – смеяться. А Ивхав тогда еще на это болезненно реагировал. Тем более, что он вообще не врал. Это тоже следствие болезни. Ну, он решил отомстить. Уехал, а на следующий день у них мор начался. Так что птичники жгли… Поэтому работал он с собаками, в основном милицейскими. В собачьем питомнике. Они его на договор оформляли плотником, а он собак дрессировал, лечил. Еще одна его шабашка – мулла Актай его брал с собой на забой быков, коров, лошадей. Говорил, если он коню перед забоем что-то скажет, конь сам под нож идет и мясо какое-то особое получается.

– И Мнвинду ездил?

– Редко. Вообще, он не любил это дело. Он птицам и лошадям все внушал по любви – а тут вроде что-то хорошее пообещал, а сам убил. Ну, бывает, сами видите. Да что это мы все про него? С ним все понятно, я вам должна рассказать – почему я в него выстрелила.

– Давайте лучше вы покажете, как вы его убили.

Гарпунов встал из-за стола, прошел к стенному шкафу, за створкой которого был укрыт сейф. Игорь открыл его и достал свой табельный ПМ. Развернулся к Косуле, держа пистолет на отставленной ладони. Подошел к Римме Владимировне, протянул ей ПМ.

– Вы готовитесь выстрелить. Что вы делаете? Покажите.

Римма Владимировна взяла пистолет уверенно, даже чересчур. Перехватила для удобства. Посмотрела с разных сторон.

– Тот был точно такой же.

– Ну вот, он у вас в руках. Что вы делаете?

Она подняла пистолет и направила его на Гарпунова.

– Ну так что же – стреляйте! – неожиданно громко заорал он и сделал шаг ей навстречу.

Ее рука с пистолетом задрожала. Глаза покраснели.

– Я не могу. Я не могу стрелять, – наконец выдавила она полным слез голосом, – в вас не могу. За что в вас? Я не могу.

Она опустила руку с пистолетом на колени. Игорь взял ее запястье и другой рукой вынул пистолет.

– И не надо мочь. И не надо на себя наговаривать. Между прочим, это тоже преступление – брать на себя не свою вину.

– Это моя вина! Только моя!

– Да? А почему вы не посмотрели: на предохранителе оружие или нет? Есть в нем патроны?

– Это ничего не доказывает! – она выкрикнула это со сдерживаемой злостью.

– Да! Но для меня, во всяком случае, ясно – вы не стреляли в Ивхава Мнвинду!

– Не может быть вам ничего ясно! Я… должна была его убить.

– Почему?

– У него были обязанности по жизни. Он же считал, что он поцелован богом. Каждого встречного-поперечного он хотел переделать по-своему! Он всех ломал, он всех бил, он знал, видите ли, как должен жить боец ! А сам… сам не мог родить нормального ребенка… Девять детей умерло в моем животе, я родила только одну, Оксанку. Но и она родила мертвого. И все, больше не может и не сможет никогда! Понимаете, что это значит для женщины?! Понимаете?