Война, которой не будет?

Генерал скорым шагом направился к связистам, но на полпути остановился.

– 

Быстро! Общий сбор! Прямо здесь, у дороги.

Когда курсанты и офицеры бестолково, но торопливо построились, генерал срывающимся голосом объявил тезис приказа о расформировании училища. По сомкнутым рядам прошел ропот. Сняв форменную фуражку с лысеющего седого чела и подняв ее в высоко поднятой руке, с пафосом, который был бы смешон в другой ситуации, он произнес, почти прокричал, чтобы было слышно всем, речь о чести пограничников, всегда первыми встречающих врагов и бьющихся до последнего вздоха. Он сказал о том, что в ближайшее время здесь будут хорошо вооруженные враги, которые вряд ли оставят в живых никого-то из посмевших оказать сопротивление, но и всех остальных, кто в военной форме, ждет незавидная участь. Поэтому кто-то должен остаться здесь вместе с ним на этом рубеже и задержать противника насколько возможно. Седой генерал, даже прослезился и испугался про себя, что останутся все. Но когда прозвучала команда разойтись, и было указано место для построения добровольцев, генерал остался стоять один, с парой заместителей. Остальные курсанты и офицеры, казалось, бесцельно бродили взад-вперед или сбивались в какие-то хаотичные кучки, словно мураши из потревоженного поздней осенью муравейника.

– 

Поторопились Вы, батенька, приказ о роспуске зачитать, надо было сперва с нами посоветоваться, придется теперь нам старикам одним оборону держать, – высказался бывший замполит училища, теперь его должность называлась заместитель по социальным вопросам и работе с кадрами.

Лицо генерала дернулось, как от пощечины. Он немного помедлил, потом ответил, стараясь, чтобы в голосе чувствовалась командирская твердость:

– 

Вот вам, товарищ полковник, как раз здесь оставаться не придется. Возьмите грузовик и нескольких надежных подчиненных. Вы по кадрам, значит, должны таковых знать. Со всей возможной поспешностью отправляйтесь в училище и постарайтесь, друг мой, уничтожить ваши архивные картотеки и особо тщательно всю секретную часть, – к разтакой-то матери.

Полковник вытянулся в струнку.

– 

Есть! Разрешите выполнять!

Но, получив добро, не развернулся, согласно устава, а, сделав шаг вперед, обнял генерала за плечи.

– 

Ну, все-все торопись, дружище, – сказал генерал, – ты вспомни, сколько водки вместе выпили, а вот обнимаемся первый раз.

– 

Боюсь, другого случая не представится, – ответил бывший замполит, – Ты знаешь, я решил всё что возможно взорвать ко всем чертям, даже если и вернутся наши, то восстановят лучшим образом. В случае чего потом пусть из пенсии вычитают. Ну, не поминай лихом.

Потом генерал подозвал офицера, бывшего при нем за ординарца и дослужившегося до майора не сколь не утруждаясь службой.

– 

Езжай с полковником до училища, там заправь мою «Волгу» под завязку, и еще канистры какие сумеешь найти, заправь и прихвати с собой. Заедешь за своей женой и дочкой, на сборы пятнадцать минут. Шмоток никаких не брать, только деньги и документы. Потом заберешь мою супругу, знаю, будет упираться. Скажешь, я улетел на вертолете командующего на рекогносцировку местности. Буду с ним у президента, так что встретимся в Акмолстане. Этому она поверит. Тем более, когда объяснишь, что вещей брать не надо, все скоро утрясется, и тогда вернемся назад.

Отдавая эти указания человеку, к которому относился за неимением сына как к родному, генерал не мог предположить, тот действительно заберет и заправит его машину. Вот только, заехав домой и переодевшись в гражданское платье, забьет все свободное пространство, не занятое своей семьей, различным барахлом. Так что жене бывшего начальника не найдется места. Не со зла, конечно, а именно по этой причине он к ней попросту не заедет. Самому бы удрать из обреченного города, прикрываемого жидким заслоном подобных генералу фанатиков.

Ушло несколько драгоценных минут, прежде чем произвольные митинги закончились, и около генерала стало сколачиваться какое-то ядро. Офицерам, которые не слишком поспешили исчезнуть из виду, генерал уже приказывал.

– 

Артиллерист, ко мне. Товарищ полковник, спрячьте ваши «Васильки»

42

, вон за теми буграми, рассчитайте дорогу и прилегающие кюветы до сантиметра, чтобы при стрельбе ни один снаряд не пропал даром. Когда выпустишь все свои мины, свинти замки, прицелы, всё что можно открутить, короче, ты лучше знаешь, и сразу уходите, Все снятое с минометов и оружие закопайте или утопите в арыках по дороге. С богом. Выполняйте! Подполковник, как Вас там? А, извиняюсь, Маллокосымоухун, Вы у нас разведку преподаете, – обращался он к следующему, – вам и карты в руки. Впрочем, постойте, вы по национальной принадлежности, по-моему, уйгул, против своих воевать собрались?

– 

Товарищ генерал-майор, я по национальности уйгул, и женат на имперке. Знаю, именно поэтому мне лучше бы быть отсюда подальше, но у меня есть план, который вам поможет. А воюю я не против своих, мои уйгулы всегда не очень любили досов, но ханей не любили никогда. И если и идут на нас уйгулы из Сицзяна, то моих братьев там быть не может.

Преподаватель разведки с несколькими курсантами уже заминировал несколько участков шоссе управляемыми зарядами.

– 

Смотрите, товарищ генерал-майор, сначала пойдет авангард. Скорее всего какая-мелочь, типа пары танкеток. Вы их пропустите. Потом, когда пойдут основные силы, замкните контакторы на эту и эту батареи. Рванет здесь и здесь. Ну, а когда у врага обязательно начнется паника, сами посмотрите, где взрывать. Заряды установлены вон там и вон там. А теперь, простите, батя. У меня семья недалеко от училища живет, если со мной тут что случится, то и им не поздоровится.

– 

Понимаю тебя, солдат. У меня своих детей нет, одна жена здесь, и то сердце не на месте. Удачи тебе, подполковник.

БМП-343, вооруженные небольшими пушками и пулеметами, замаскировали неподалеку. Типа не заметить их непосвященному среди осыпающихся яблоневых деревьев. Не успевшим далеко разбежаться экипажам объяснили, потребуется только одна атака, боеприпасов в которой не жалеть. В случае жесткого отпора, быстро отступить, поджечь машины и уходить в город, а там уж кому что суждено.

Многое еще хотелось сделать генералу перед этим последним и единственным в его жизни настоящим, не учебным боем. Но раздался на дороге шум движущейся техники. На большой скорости пронеслись три «бэтээра». С некоторым отставанием, не прикрывая а, только наблюдая за ними, пролетел вертолет. Очевидно заметив следы готовившейся обороны, он порыскал из стороны в сторону, но реальной опасности, не усмотрел, так как очень скоро появились основные силы.

Впереди шли три старых танка ТИП-59, выпущенных еще в середине восьмидесятых и представляющих собой копию среднего танка Т-54А, который был принят на вооружение в Империи еще в 1955 году. Следом неспешно двигалось около десятка тягачей с крупнокалиберными орудиями, кузова которых были плотно забиты солдатами в джуньской полевой форме. Параллельно по соседней проезжей полосе двигались бронетранспортеры с высунувшейся в открытые люки пехотой. Замыкали колонну дивизион «Градов» (довольно устаревших ракетных установок) и четыре современных танка Т-90С совсем недавно купленных у Расеи.

«И это все их войско, – чуть ли не с обидой подумал генерал, – да мне бы чуток поболее сил, я бы никого из них живым не выпустил. А идут-то как неграмотно, хорошая засада и пи..ец котенкам, рать не будут».

Воодушевленный «полководец» начал сыпать приказаниями, не задумываясь о том, что одни из них просто некому исполнять, а другие, например, как о подготовке удара по танкам гранатометами с кумулятивными снарядами, уже выполнены. Причем курсанты, ползущие к шоссе с древними РГ «Пламя», не получали, да и не нуждались ни в какой команде, и скорее всего, подспудно понимая, что двигаются к своей погибели, но и не нуждались в сочувствии. Просто наступает в жизни некоторых людей какой-то момент, когда человек становится выше природы с ее инстинктами самосохранения. Впрочем, никто умирать не хотел. Не верили в свою смерть курсанты и офицеры, осторожно разглядывающие приближающихся врагов. Не ждал ее прихода, по крайне мере, не сегодня и не здесь их начальник. И точно не верили в свою смерть джуньские солдаты, для которых этот «Великий поход» начинается так занятно, а главное безопасно.

SMALL ARMS

(англ.)

SCHUTZWAFFEN                   (немецк.)

ARMAMENTO DE INFANTERIA            (итал.)

ARMEMENT D INFANTERIE             (франц.)

ША ЖЕНЬ                        (китайск.)

ДА ЭТО НЕ ВОЙНА, А СМЕРТОУБИЙСТВО КАКОЕ-ТО (русск.)

Преподаватель разведки всё рассчитал почти правильно. Маловато в его распоряжении оказалось взрывчатки, да дрогнула рука генерала, решившего проводить взрывы самостоятельно и упустившего первый в колонне танк. Когда прозвучал мощный взрыв под гусеницами второй машины, та, подпрыгнув, сделала балетное фуэте, протаранив следовавший чуть в стороне и с небольшим отставанием танк. Первый, казалось, не заметив ничего, продолжал двигаться с прежней скоростью. В хвосте колонны взрывы задели только первый танк, да и то не слишком повредили его, но очевидно оглушили экипаж. Стальная машина, не снижая скорости, пронеслась вперед и протаранила остановившиеся из-за общей сумятицы «Грады», и только потом загорелась вместе с ними, и взорвалась с их боезапасом. Одна из замыкающих колонну громадин съехала на обочину, и тут же взрывом последнего запала ей разворотило гусеницу. Два других монстра неспешно стали отползать по дороге, хищно крутя башнями, пытаясь определить, откуда исходит опасность. Два курсанта с гранатометами выдвинулись на расстояние выстрела, и, привстав на одно колено, ударили кумулятивными снарядами, которые, прочертив огненные дуги, понеслись по направлению к танкам, одна из них ударила в стык съемных экранов с динамической защитой слабо защищенного борта. Не мог помочь здесь комплекс «Штора», снижающий вероятность прицельного попадания ПТУР (противотанковыми управляемыми ракетами). Танк вздрогнул всей массой и остановился, казалось, ничто его не повредило, но через несколько мгновений его неплотно прикрытые люки распахнулись одновременно, выпуская испепеляющий даже металл жар взорвавшегося боезапаса.

Оставшийся неповрежденным танк, наконец-то увидел врагов. По курсантам ударили из пулемета, и оба почти одновременно были отброшены назад, пораженные пулями, которым эти хрупкие юношеские тела даже не показались преградой. Но командир танка не долго радовался меткому выстрелу. Теоретически встречается не часто, но так и задумано, – простой снаряд из «Василька» лягушкой попрыгав по дороге взорвался под слабой броней днища танка. Что там он пробил, не нам гадать, но осколки, попав под решетку двигателя, то ли перебили маслопровод, то ли разнесли топливный насос, но еще и растрескали колбу огнетушителя, срабатывающего автоматически при возгорании, поломали что-то еще, включающее систему пожаротушения двигателя. Позже выплеснувшееся на раскаленный мотор масло вспыхнуло, и дизель превратился в неугасимый костер, охвативший пламенем всю машину. Экипаж был вынужден покинуть танк грозящий взорваться. Они так торопились, так хотели жить, но пули поющие со всех сторон, осколки мин и снарядов БМП, выползающих из-за деревьев на прямую наводку, не позволили никому избежать костлявой хватки смерти.

Механик-водитель третьего танка в голове колонны не успел отреагировать когда машина, идущая впереди, странно подпрыгнула и резко развернулась на месте. Он, быть может, смог бы вовремя остановится или отвернуть от возникшего препятствия, только второй своим странным маневром протаранил его. Удар был очень силен, водитель даже на какое-то время потерял сознание. Придя в себя, но, почему-то не видя ничего, он начал оправдываться перед командиром танка. Ответа не последовало. – От удара внутренняя связь вышла из строя, – думал солдат, – проводку закоротило, вон как пахнет жженой изоляцией проводов. Ну, теперь этого варвара-уйгула накажут, но и меня хвалить не станут. Что я теперь родителям напишу? Как они смогут мной гордиться? А главное – лишь только бы с армии не выгнали. Дым все быстрее заполнял машину, что там вверху командир не шевелится, умер он что ли. Механик попробовал открыть люк корпуса, через триплекс которого почему-то исчезла видимость. В кромешной темноте это никак не удавалось. Люк заклинило, и он был явно горячий. Неужели мы горим? Собрав все силы, он попробовал открыть замки нижнего люка, но их словно сваркой прихватило. Есть еще путь наверх, перекрытый мертвыми телами наводчика, заряжающего и командира, но от гари меркнет, угасает сознание. И не надо ему, молоденькому, не спавшему с куней44, «Великого похода». Не надо никаких наград и почестей, нужен только один глоток свежего воздуха. Хочется только увидеть пронзительную голубизну неба над головой. Сталь башни нагрелась, прикосновение к ней сразу оставляет ожоги на руках, кожа на лице обугливается от жара, но вот совсем немного и этот проклятый люк откроется, вот еще чуть-чуть и будет это самое голубое небо, будет свежий живительный воздух. Немного не успел солдат. Сдетонировали капсюли снарядов, видимо достигнув критической температуры нагрева. Вырвалась на свободу душа солдата из подброшенной на несколько метров башни, но тело сгорело, почти растворилось в пламени взрыва. Может быть, это и есть геенна огненная. Преисподняя и чистилище не измышлено затуманенными умами верующих в потустороннее существование спиротоманов, а находятся прямо на грешной земле.

В это время на дороге клокотал разверзшийся, созданный человеческим «гением», ад. Тягачи с солдатами и бронетранспортеры, которые не были взорваны в первые же секунды боя, теперь попали под прицельный перекрестный огонь всего, чем располагало погранучилище. Лишь одному из четырех бронетранспортеров удалось вывернуть из создавшейся пробки на открытое пространство. Но его атака вверх по склону ничего не могла изменить. Солдаты, которые еще оставались на его броне уже расстались с этой бренной жизнью. А через короткое время прекратил с ней отношения и водитель с командиром. Потому что не подумали, или не успели закрыть пусть и слабые, но все же бронированные лобовые щитки. А с откоса вниз, на людей в большинстве своем не пытавшихся оказать сопротивления, курсанты с сознанием собственной неуязвимости бросали гранату за гранатой, не думая, что большинство из «лимонок» (Ф-1) до противника попросту не долетит. Но так возбуждающе звучит грохот разрыва брошенной тобой не очень тяжелой, но столь губительной игрушки. Особенно когда знаешь, бой не какой-то учебный, и ты широким взмахом руки сеешь настоящую, всамделишную смерть. Как интересно на мушку автомата АК-74 поймать движущуюся живую мишень и радостно сознавать, что ее дальнейшее неподвижное положение обеспечила меткая пуля выпущенная тобой. Так занятно наблюдать, как объятая пламенем отдельная фигурка катается по земле. И это не каскадерский трюк из грошового боевика. А настоящая боль и настоящая смерть. Это любопытно, когда боль не твоя, а твоего врага, и не верится, что с тобой может быть точно то же.

А когда все гранаты кончились, мишени раздумали перемещаться, пограничники в одном порыве, упиваясь криком ура и, поливая из автоматов горящую технику и неподвижные фигуры на плавящемся асфальте, бросились вперед под пули своих же товарищей, наступающих с противоположной стороны дороги в БМП. И не были эти молодые парни, в большинстве своем миролюбивые досы, воспитаны такими кровожадными, просто опьянение боя переносит человека в другие реалии, будит издревле заложенную в человеке жажду уничтожения себе подобных, названных позднее врагами, для оправдания своей звериной, неконтролируемой жестокости.

Самый первый танк проскочил вперед довольно далеко, прежде чем до его командира дошло происходящее. Круто развернув машину, молоденький танкист увидел взрывы. И что-то в них было не так, какие-то они не ровные и не красивые как на учениях. В центре их горели и рушились не муляжи вражеских боевых машин, а друзья и техника, продвижение которой он обязан, был прикрывать, даже ценой своей жизни. Поначалу было непонятно, откуда бьет противник, но, продвигаясь назад к месту боя, он заметил, как из– за яблоневых деревьев, справа, выползает корпус чужого БМП. Еще курсантом училища, изучая технику возможного противника, он запомнил, что имперские называют эти танкетки «братскими могилами пехоты», за слабую броню. Эту первую в своей жизни настоящую вражескую машину он поразил бронебойным подкалиберным снарядом с сердечником из уранового сплава после первого же выстрела своей 105-мм пушки. Вторая наводчику далась не так легко и загорелась только после третьего выстрела, да и то произведенного почти в упор. Ответных выстрелов за своей броней он не боялся, но металлолом, так он называл свой танк, и есть металлолом. Древняя машина не выдержала попаданий снарядов даже такого немощного противника. Удар под основание башни не только заклинил ее, но и еще что-то нарушил в электропроводке, – исчезли свет и внутренняя связь, заглох двигатель. Орудие перестало слушаться даже ручного управления и импотентно свесилось к пожухлым травинкам этого поля брани. Зато современный пулемет на башне весело задрался в зенит и живя какой-то собственной жизнью, торопился отстрелять оставшийся боезепас в небесную синеву, постепенно затягиваемую дымком от барбекю из недавно живых человеков и их техники.

Едва оправившись от гула в ушах, командир бросился помочь механику отыскать неисправность, но в такой тесноте и темноте только всем мешался. Чуть не плача, младший командир вглядывался в башенный перископ. Бессильная ярость сводила челюсти до зубного скрежета. Находиться почти в центре боя и быть заживо запечатанными в этом гробу, не в силах помочь гибнущим товарищам, что может быть горше для воина? Он видел, как современный танк, на котором он так мечтал воевать, стоит в отдалении, накренившись на обочине, и повреждена у него наверняка одна гусеница. И эти предатели ничего не предпринимают для ее ремонта. Да будь он сейчас в этой машине, он бы из пушки и пулеметов громил бы ненавистных противников. – Ну, ничего, после боя, когда мы победим, я найду, кому сказать о недостойном поведении этих трусов, – шептал танкист в кровь искусанными губами.

Экипажем в современном танке командовал настоящий, большой генерал. Поднаторевший в интригах генерального штаба он сразу понял, такое не совсем комфортное, но вполне безопасное путешествие принесет ему лавры первого вошедшего в бывшую досовскую столицу. Лимузин на место простого командира танка он променял по двум причинам. Во-первых, он показывал, что ему, офицеру, помнящему еще наставления Великого Кормчего, не ниже его достоинства общаться с простыми солдатами. Как и положено выходцу из танкистов, самому покомандовать танком в самом начале «Великого Похода». А во-вторых, хоть и не предугадывал он возникновения такой битвы, но за броней оно завсегда безопасней. В скоротечных боях, прошедших на границе, генерал держался подальше от выстрелов. Но тут, когда без единого выстрела со стороны противника разгромлен укрепленный район, прикрывающий город. Когда воздушная разведка доложила о том, что дорога на всем протяжении практически свободна, генерал решил: – его час славы настал. Сейчас отрешенно рассматривая с такого близкого расстояния уничтожение авангарда, руководство которым он так легкомысленно взял на себя, генерал не думал о смертельной опасности. Он дал указание на включение термодымовой завесы и неспешно связался с вертолетом сопровождения, и тот уверил в приближении подмоги. Да и без этого сообщения он не сомневался, его, такого большого бонзу, поторопятся спасти. Генерал прокручивал в мыслях вероятность интриги против него. Возможность того, как все события представить в выгодном для себя свете. В принципе, он уже знал, что доложить лично Председателю Госсовета, об этом, пожалуй, самом кровопролитном с начала компании бое. Кого выставить ответственным за потери. Как скромно указать на свое мужество и самоотверженность, в конечном итоге приведшие к победе. Сейчас генерал почти видел, как малочисленные враги, практически уже покойники, (сам лично прослежу, что бы расстреляли всех, кто успеет сдаться в плен), радовались столь глупой победе.

А курсанты и офицеры в экстазе бестолково сновали по дороге и возбужденно обнимались. Одни оттаскивали от горящей еще техники раненых врагов, другие разглядывали немногочисленных пленных, а считавшие себя самыми умными собирали оружие и боеприпасы. Генерал обнимался с курсантом, обладателем сотового телефона, и всем уверенно повторял. – Вот как быстро мы их разделали, да мне бы несколько танков, я бы с такими батырами этих хунхузов быстро до самой границы отогнал.

Довольно низко над дорогой пролетел вертолет, но от выстрелов курсантов ушел резко в сторону и вверх. На большой высоте он облетел вокруг все поле боя, и, прикинув что-то ведомое ему одному, поднялся еще выше. Когда дорогу и прилегающее пространство подняли в воздух взрывы ракетного удара, вряд ли кто-то успел что-либо понять. Ад, бушевавший над дорогой несколько минут назад, был лишь детским утренником по сравнению с симфонией смерти, поднявшей на дыбы землю. Не больше минуты, длилось светопреставление, аподнятая в воздух земля, превратившись в прах, опускалась на свое место очень долго, Только через пару часов, прилетевший снова вертолет, смог доложить, что признаков возможного сопротивления в указанном квадрате больше не обнаружено. И уже ближе к вечеру осторожно проползли мимо боевые бронетранспортеры с разведкой передовых ханьских частей. За ними медленно подтянулись мощные трактора, сровнявшие дорогу и столкнувшие подальше в разные стороны все ненужное и мешающее движению великой армии: как-то развороченный танк с останками знатного ханьского бонзы и пусть покарябанный, но вполне рабочий сотовый телефон, почти всегда равнодушный к потере хозяина.

АКМОЛСТАНА. ПРИМЕРНО ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ.

Оговорены все основные пункты протоколов. Sib jubice45 всякие мелочи, типа недавних территориальных приграничных претензий. Практически осталось только подписать в Красном дворце столицы Подлунной несколько ничего не решающих уже гербовых бумажек, которые торжественно преподнесут в очень дорогих папках. Как высказался один новый классик46 – в футлярах из кожи очковтирательной змеи. Отец Досовской республики может быть удовлетворен: он спас свой народ от истребительной войны. Но так тяжело на душе его.

Кое-какие пункты союзного соглашения как-то несоюзны и оглашают какой-то неравный брак. Теперь войска Подлунной могут свободно передвигаться для маневра и даже размещаться на территории досовского государства, а национальная армия фатически распускается. Остающиеся в распоряжении президента опереточные подразделения принимаю присягу на верность обоим странам. Гарнизоны джуньской полиции будут располагаться во всех сколько-нибудь значимых городах для защиты своих граждан, которые будут иметь право безвизового въезда и свободной торговли с разрешения ханьских властей. Тоесть таможенные ограничения приобретут некоторый перекос. Разумеется это временная мера. Постоянная, что инспектора южного соседа получат право контроля над деятельностью неких госучреждений и предприятий. В парламентских заседаниях обязательное участие примут наблюдатели правительства Подлунной. Все внешнеполитические соглашения сюзерен независимой степной республики обязуется принимать самостоятельно, но после некоторых консультаций с председателем или специальным советником председателя Народного Собрания по делам степной республики. Оный, для удобства президента степной республики, будет постоянно находиться в Акмолстане. Впрочем, глава суверенного соседа может проживать не в соей продуваемой северными ветрами резиденции. Гораздо покойнее находиться с собственной семьей в собственном особняке, в живописном пригороде столицы старшего друга, по соседству с другими верхами союзных стран. А отпрыскам его, чуть не до десятого колена, всегда распахнуты двери лучших учебных заведениях нового «большого брата».

Еще несколько пунктов таких же взаимоприемлемых условий, и соглашение готово к печати. Чтоб всё было завершенно к вояжу в Подлунную высокого досовского гостя, или, уже можно сказать сподвижника. Да и не ХНР, не Чина теперь следует употреблять в своей разговорной речи, а Ханьхуа Жемин Гунхеге. Это только по началу непривычно проговаривается, а когда везде, начиная со школьных букварей, так писаться и произноситься будет, то скоро все привыкнут.

По существу уйгулского вопроса, – можно не беспокоиться. Несколько тысяч уйгулов проживавших в бывших имперских республиках, больше не вспомнят о попытке создания суверенного государства. Куда им, да еще со столицей в Алматы. Будут проживать они как прежде на своих землях, только присоединенными к своим восьми миллионам братьев в ХЖГ. Не откажет, наверное, президент независимого досовского государства, в знак доброй воли, вечной любви и исторической правильности вернуть эти малозначимые территории. Тем более речь идет о неразвитых горных районах: Уйгурском и Нарынкольском, Алматынской области. Зачем степной республике полудикие горцы? Ну, возможно, надо подумать о постепенной передаче и самой этой области, тоже, кстати, с древности принадлежащей первой на земле империи. Это же мелочи, когда вопрос идёт о будущем добрососедстве и дружбе на века. Что значат считанные сотни квадратных километров, как и некоторые совсем малолюдные земли в приграничье, до пределов все еще пока лелеющей свой суверенитет Монголшаудании. Но эти вопросы второстепенные и не стоит на них заострять сегодня внимание, свое и общественности. В недалеком будущем, в спокойной обстановке их можно будет решить к обоюдной выгоде в одностороннем согласии. Рождающаяся всеазийская держава против политики двойных стандартов. Её отношения с союзниками, а тем паче прочими, гораздо более многоуровневые, гибки и многогранны.