Цветущая вишня

Когда Вера подошла к столику, там уже все прибрали. Сергей беспокойно барабанил пальцами по столу, а Никита чем-то занимался в своем телефоне.

– Ну, – завидев Веру, заговорил Сергей, – что он там про меня наговорил?

– Ничего, мы… не разговаривали. Он ушел. Не стал слушать меня.

– Не нужно было тебе вообще идти, – сказал Никита, убирая телефон.

– Тебе ли говорить об этом? – Вера села на место, затем обратилась к Сергею. – Право же, не надо было так жестко.

– Жестко?! Катенька, да ведь…

– Я, честно, не понимаю, что у вас за отношения такие, – и не мое это дело, – но я не поверю ни за что, если кто-нибудь из вас двоих скажет, что вас это устраивает. Неужели вам нравится вздорить?

Сергей покачал головой.

– Все совсем не так, Катенька, как вы думаете. Вы потерпите: вот своих детей родите и подумаете, как их воспитывать.

– Да мне уж довелось, – выпалила Вера, но вовремя осеклась. – Эм…видеть пример наилучшего воспитания, – она украдкой взглянула на Никиту, заерзавшего на стуле от ее слов. – Это правда не мое дело. Но, прошу вас, не упускайте из головы одну простую истину: хранить нужно то, что имеешь.

Сергей усмехнулся.

– Причем же здесь эта поговорка?

– К тому, что вы никогда не узнаете, что творится в голове вашего сына. И вы не можете знать на сто процентов, куда он ушел и с какой целью.

Сергей открыл рот, но не издал ни звука. Сжав кулаки, он отвел взгляд в сторону и наморщил лоб. Потом он, достав телефон из кармана, вышел изо стола и, извинившись, отошел.

– Да-а-а… – Протянул Никита, улыбнувшись.

– Что?

– Из тебя бы получилась отличная мать.

Вера с горечью улыбнулась, вздыхая.

– Но не получилась. – Прошептала она так, чтобы он не расслышал.

– А?

– Ничего. Куда он пошел, как ты думаешь?

– Звонить Матвею. Извиняться.

– Правда? Ты так думаешь?

– Уверен. Сергей отходчивый и всегда раскаивается искренне.

– Это хорошо…

– Но вопрос в другом: какой Матвей?

Вера промолчала. На этот вопрос не смог бы дать ответ, кажется, даже Сергей.

Да и как это сложно, как страшно и как, собственно, глупо – распознавать человека. Исследовать темные закоулки его несовершенной души, находить что-нибудь потрясающее или ужасающее – зачем это нужно? Не познавший себя так часто берется за такое грандиозное дело – расследование других. Это ли не слабоумие?

Спустя пару минут вернулся Сергей – мрачный, встревоженный, недовольный.

– Простите, что… испортил вам ужин, – казалось, даже это принесло Сергею облегчение.

– Да что ты, – махнул рукой Никита, – все было вкусно. Жаль только, что вина так и не попробовали.

– Вечно шутишь, – фыркнула Вера.

– Насчет этого не волнуйся: подарю тебе бутылку самого лучшего и, как ты хотел, игристого.

Никита рассмеялся.

После этого никому не хотелось продолжать ужин. Сергей проводил их до машины, желая им всего самого наилучшего, а Вере – сполна насладиться каникулами «в этом чудесном городе». Вера поблагодарила его и вновь не удержалась от совета:

– Будьте благоразумны, Сергей.

Она села в машину, оставив мужчину с круглыми глазами, на что Никита лишь улыбнулся: мол, вот такая она мудрёная.

Вера не совсем понимала, почему она все еще находится в ресторане.

Но самым странным было не это.

Почему она вся мокрая?

Она стояла на пороге ресторана, встречаемая статуями и раздражающей музыкой, больше похожей на скрежет чего-то острого по тарелкам. Вокруг витал бродящий запах вина. Черное платье, в котором она была на ужине с Никитой и Сергеем, прилипло к телу. Вера дотронулась до своих волос, так же мокрых, а затем поднесла пальцы к носу: вино. Она вся была в вине. Будто бы кто-то бросил ее в бочку с этой жидкостью и продержал там несколько часов!

Она раскрыла рот, но не смогла издать ни звука. Когда до сознания ее донесся чей-то смех, она решила последовать за ним.

Все столики в залах были заняты. Когда Вера пригляделась к каждому гостю, она поняла, что это не люди, а манекены, на пластиковых лицах которых застыла улыбка. Глаз у них не было.

Так Вера брела, пока не увидела за самым крупным столиком с золотой скатертью сидящих на королевских стульях двух живых людей. Именно они смеялись.

Вера стояла так, что было видно лишь лицо молодого человека, когда как его спутница, обладательница огненно-рыжих пышных волос, сидела к Вере спиной.

Посередине стола у них лежал окровавленный поросёнок, обрамленный копчеными початками кукурузы. В нос Веры ударил гнилостный запах убитой плоти, вызвав у нее тошноту.

Подавив неприятные ощущения в желудке, Вера обратила внимание на юношу и узнала в его лице Матвея. Он, заметив ее, поднялся со стула с распростертыми руками.

– Простите, Вера, что пролил на вас вино! Не серчайте! Присаживайтесь, у нас тут вкусное мясо! Получше вашей картошки и баклажанов!

Вера, однако, не могла сдвинуться с места.

Наконец, рыжая девушка обернулась и, посмотрев Вере прямо в глаза, сардонически расхохоталась.

– Да уж, мама, выглядишь ужасно! Впрочем, как всегда.

Капли вина сочились по ее ногам и рукам. Вера, уставившись на Катю, прошептала:

– Это ты?

– Ну а кто ж еще? А ты?

Вера оторопела.

– Какая ты…

– Красивая? – Она взмахнула копной волос.

– Взрослая, – выдохнула Вера. Действительно, Катя предстала перед ней в том же образе, в каком она ее обнаружила в своих предыдущих снах: постаревшей на двадцать лет минимум.

– А я теперь такая. – Она послала ей воздушный поцелуй. – Теперь ты моя дочка.

Матвей истошно расхохотался, чем слегка испугал Веру.

– Вы, Вера, случайно вина не перепили?

– Фу-у-у, мама, что это у тебя там течет? Фу-у-у! – Катя, зажав нос руками, вскочила со стула.

– Какая мерзость, – Матвей перекрестился и тут же рухнул на пол, потеряв сознание.

– Отвратительно! Отвратительно! – Визжала Катя, бегая вокруг стола.

Вера с недоумением опустила голову и увидела, как к щиколоткам вдоль по ногам стекает толстыми струйками алая кровь.

Она схватилась за низ живота, почувствовав пронзительную боль, и упала на колени.

– Фу! Фу! Фу! – Не унималась Катя.

А Вера смотрела, как над трупом поросёнка летают жирные мухи, и думала: «Моя дочь старая, моя дочь старая, моя дочь старая…»

Когда Вера открыла глаза, в голову ей пришла мысль, что она снова в больнице. Сморгнув пелену, она огляделась, с облегчением поняв, что находится в квартире Никиты. Но ощущение подавленности было таким, словно она билась в лихорадке всю ночь.

Постепенно внизу живота ее стала проявляться тянущая боль, а в голове – расплывчатые отрывки ночного кошмара.

Но запомнила Вера только Катю. Если бы ей приснилось несколько видений подряд, в одном из которых хотя бы на секунду промелькнула Катя, наутро бы Вера вспомнила только ее.

Вдруг Вера почувствовала сырость под собой. Задрожав от страха, она сбросила с себя одеяло и сдавленно вскрикнула.

Ее пижамные штаны во внутренней части бедер были пропитаны кровью. Поджав под себя ноги, Вера обнаружила на простыни пятно красно-бурого цвета.

– О нет, нет, нет! – Застонала она беспомощно. – Только не это, нет! Ну откуда у меня, ну не было же!

Менструаций у Веры не было с тридцати пяти лет, когда ей пришлось перенести опасную операцию на яичники. С тех пор она совсем не забыла о том, что они у нее вообще когда-либо были.

Но сейчас Вере было семнадцать (вероятнее всего), а это значит, что организм у нее был здоровым и правильно функционирующим. К сожалению, она совсем этого не учла при сборах и не взяла с собой ничего гигиенического.

Вера спрыгнула с кровати и стащила простынь. Скомкав ее, она выбежала из комнаты на пути в ванную, в которой уже чистил зубы Никита.

– Доброе утро, – пробормотал он с полным зубной пасты ртом. Она же лихорадочно засовывала простынь в стиральную машинку, не замечая его присутствия.

– Кать, – он сплюнул, с недоумением наблюдая за ней, – в чем дело?

– Ни в чем! – Огрызнулась она, начиная стирку.

Пожав плечами, Никита умылся. Вытирая лицо банным полотенцем, он сказал:

– Ну, ты умывайся, я пока чай тебе налью.

Когда он вышел, Вера прислонилась лбом к стиральной машинке и нервно выдохнула. Ей нужно было срочно поменять белье и штаны, но она не могла показаться ему на глаза в таком виде.

Прошмыгнув незамеченной в комнату, она взяла необходимые вещи и вернулась в ванную. Запершись, она переоделась. Ей было больно, ей было неприятно, ей было отвратительно. Она вновь почувствовала себя девочкой, впервые проснувшейся полноценной женщиной. Ей хотелось плакать, жаловаться маме и ничего не делать.

Идти на кухню она не собиралась. Ей нужно было прямиком в магазин, какой, к черту, завтрак?!

Но сначала нужно было известить об этом Никиту.

Она встала в дверном проеме, потирая низ живота, и тихонько заговорила, пока Никита наливай чай в ее чашку, а в свою – кофе:

– Ты бы не мог одолжить мне… немного денег?

Никита, увидев ее, сконфузился.

– А что такое? У тебя какие-то проблемы? – Он уже похолодел.

– Ну-у… не совсем. У меня месячные.

Никита, застыв как истукан, смотрел на нее не мигая.

– Ты дашь денег или нет?! – Вскричала она истерически дрожащим голосом.

– Ох, конечно, конечно, – он засуетился, но в панике как будто бы забыл, где вообще хранит свои наличные.

– Я как раз хотел тебе сказать… Кать, мне сейчас нужно отъехать по работе. Я ненадолго.

Вера пожала плечами. Она не испытала особой грусти или разочарования. По правде сказать, она ничего не ждала от сегодняшнего дня и, в принципе, отсутствие Никиты рядом с ней вряд ли могло ее расстроить.

– Знаешь, я вот так оставлю деньги, – он положил несколько банкнот на стол, потом выпил залпом кофе, прошипел: «горячо!» и метнулся к кровати, на которой лежало его пальто, – а мне уже бежать пора, представляешь? Сегодня очень даже прохладно. Оденься тепло перед тем, как идти в магазин. Вдруг еще простудишься?

Вера молча следила за его «аккуратной спешкой», если эти два слова вообще могут быть совместимы. Когда он полностью был готов к отбытию, он сказал:

– Чай на столе. Если захочешь чего-нибудь еще – кухня в твоем распоряжении. Ключи оставлю на столике в прихожей. Ну, до вечера.

Так как отношения между ними все еще были напряженными, он, как то бы сделал заботливый любящий отец, не чмокнул ее напоследок в макушку или щеку, не коснулся даже плеча или руки. Обойдя ее, но улыбнувшись на прощанье, он ушел из квартиры.

Вера стояла, вбирая в себя запах кофейной гущи, освежающий аромат мятного чая и горячих хрустящих тостов, к которым Никита даже не прикоснулся. Между тем, она почувствовала, как внутри ее постепенно разверзалась пустота, чему она незамедлительно решила воспрепятствовать.

Взяв деньги (их вполне могло бы хватить на годовой запах прокладок), она сунула их в карман джинсов и поспешила покинуть квартиру.

На улице было ветрено, холодно и пасмурно. Слоисто-кучевые облака неслись по небу, предвещая очередной ливень. Вере посчастливилось выйти в магазин как раз в момент передышки облаков – повсюду уже образовались лужицы после недавнего дождя.

Магазин был прямо за углом дома. Вера купила только то, что ей было необходимо, так как сильно сомневалась, что Никите могло чего-то не хватать из продуктов.

На обратном пути она все-таки попала под дождь. К сожалению, он был таким неистовым, что она промокла буквально до нитки.

Забежав домой, Вера, сняв обувь и верхнюю одежду, быстро отправилась в ванную.

Сделав все свои дела, Вера какое-то время не могла прийти в себя и понять, что делать дальше. Вспоминая свое маленькое приключение, которое еще несколько недель назад выбило бы ее из душевного равновесия, она засмеялась, как ребенок, не знавший ни единого повода для печали.

Когда желудок напомнил о своем жалком существовании без еды, Вера быстро отправилась на кухню, чтобы приготовить завтрак. Как она и предполагала, еды у Никиты было в достатке.

Так, сидя за своим пышным омлетом и большой кружкой чая (ту чашку, которую ей сделал Никита, она выпила в процессе приготовления завтрака), Вера размышляла над своим ночным кошмаром.

Почему же Матвей и Катя явились к ней вместе?

Вера не обладала особым мышлением, вроде Шерлока Холмса, и прийти к выводу, располагая лишь подозрительными совпадениями сновидений с ее собственными догадками, она не могла.

Одно Вере было ясно: Матвей, так или иначе, появился в ее жизни не случайно. У нее было ощущение, что он может помочь ей в поисках Кати, которая, она была уверена, где-то рядом.

Вера чувствовала себя слепым ребенком, наощупь пробирающимся к выходу из лабиринта. Однако она не сомневалась, что еще немного, и она выявит одну большую связь между всеми событиями в ее жизни и, тем самым, получит ключ к разгадке.

Когда Никита вошел в квартиру, в нос ему ударил букет самых вкусных запахов, которые только могут исходит из кухни. Желудок его моментально откликнулся, а настроение поднялось.

– Ка-ать, – позвал он, снимая обувь и пальто, – ты где?

Вера, в фартуке и рукавицах, вышла в прихожую.

– Пришел?

– Поздно, да?

– Нет, – она пожала плечами, критическим взглядом окидывая мужчину с головы до ног. – Дождь на улице? Переодевайся, мой руки, я приготовила ужин. Только аккуратнее: я там постирала твои грязные вещи.

Она скрылась, оставив Никиту одного переживать легкое потрясение.

Так как Никита всегда любил чистоту и порядок, особенной разницы в квартире он не заметил. Но все же почувствовал. По свежему запаху порошка и освежителя воздуха с ароматом хвои. Видно, Вера воспитала в Кате трудолюбие, которым и сама всегда отличалась.

Но не это удивляло Никиту.

С чего вообще такая забота?

Он ожидал, скорее, обнаружить ее где-нибудь в лоджии или кровати, смотрящей сериалы или читающей, а может, и вовсе спящей. Поэтому его так тяготила мысль о возвращении домой. Он был несказанно рад, что самые его худшие ожидания не сбылись.

В тот момент, когда он вошел в кухню, она поставила огромный противень с пирогом. От одного лишь взгляда на него Никита чуть не захлебнулся слюной.

– Ты пьешь кофе? Я не умею заваривать, уж прости, – сказала она, снимая с себя рукавицы и фартук. Заметив, что он сконфуженно стоит возле стола, она жестом пригласила его сесть. – Не стой же. Ешь, пока горячее.

Сама Вера не была особо голодной. За день она успела немного перекусить, а в процессе приготовления ужина невозможно не отщипывать ото всюду по кусочку. Так она и насытилась вполне.

В тарелке его лежали макароны по-флотски, а в отдельной тарелке овощной салат. Пирог был, как он понял, на десерт.

Он сразу же вспомнил один из вечеров из их с Верой прошлой совместной жизни. Когда дома почти не осталось продуктов, а в магазин идти не особо хотелось, она готовила именно такой «бюджетный» вариант ужина. И он нравился Никите намного больше, чем любая ресторанная еда за крупные деньги.

– Боже, Кать, – жуя макароны, Никита покачал головой, – это в точности, как мама делала. Как же так ты у нее научилась?

Это блюдо было таким примитивным и простым, но среди сотни его вариантов, приготовленных разными людьми, Никита смог бы узнать именно тот, что принадлежал Вере.

Вера пожала плечами и улыбнулась. Теперь ее больше не раздражало то, что он так часто вспоминал ее. В каком-то смысле, она теперь этого только и добивалась.

Никита знал, что еще не время, но когда-нибудь он обязательно спросит у Кати, что же случилось с Верой. Он не переставал думать об этом и вопрос о ее смерти мучил его.

– Ты совсем, что ли, не голодная? – Взглянув, как она сидит на диване, который он сложил поутру, спросил Никита. – Чай хотя бы попей с пирогом.

Она не стала возражать. К тому же, было интересно, каким получился пирог. Вера готовила его по своему собственному старому рецепту, который так нравился и ей самой, и всем, кто его когда-либо ел.

Когда он покончил с макаронами и принялся ее расхваливать, Вера нарезала им обоим по доброму куску пирога и разложила по чистым тарелкам. Никита начал варить себе кофе, а для Веры поставил чайник на огонь.

– Чем ты сегодня вообще занималась? Ну, кроме того, что играла в Золушку? – Он усмехнулся.

– Да ничем, – ответила она, поерзав на стуле.

Кофе был готов, чайник вскипел. Теперь они оба начали есть пирог. И тогда вкусовые рецепторы Никиты вообще взорвались, а сам он почувствовал небывалый прилив восторга.

– Да это же…

– В точности, как делала мама? – Улыбнулась Вера, отпивая чай.

Он рассмеялся.

– Именно.

После недолгого молчания, Вера робко спросила:

– Ты не общался с Сергеем, случайно?

Этот вопрос слегка удивил его.

– Нет, а что?

– Просто интересно, что там с Матвеем, – вздохнула Вера, отводя глаза.

Никита улыбнулся какой-то мысли, внезапно пришедшей ему в голову, но решил отложить ее на потом и хорошенько обдумать. Ему нестерпимо хотелось поддразнить дочь, но он пока опасался переходить границы, возможно, выстроенные ею же.

– Вы с Сергеем дружите с института, правильно?

Он в замешательстве наморщил лоб.

– Откуда ты знаешь?

– Ой, да я… просто предположила.

– Ну, да. Вместе даже акции покупали у одной и той же организации. Дружба еще та была.

– Была?

Никита хорошенько прожевал кусок и, запив его кофе, сказал:

– Возможно, и есть. Ну, это уже совсем, совсем взрослая жизнь, понимаешь?

Вера кивнула.

– Сергей человек хороший. Надеюсь, ты не судишь его лишь по… ну, скажем, его необычному отношению к Матвею.

– Нет, но… отношения у них и правда необычные. В поезде Сергей вел себя с сыном так, будто бы во всем ему потакает. А Матвей – настоящий баловень. Но после вчерашнего… – Вера встряхнула головой. – Даже и не знаю!

Никита вздохнул. По его хмурому выражению лица было понятно, что он многое знает, чем ему не очень хотелось делиться. Или, во всяком случае, он дал обещание хранить эту информацию в тайне.

– Знаешь, – продолжала Вера, – я тут заметила… у Сергея нет жены?

Никита поднял на нее глаза, механически жуя.

– Нет.

Вера потерла шею.

– Эм, а… этот факт имеет какое-то влияние на их с Матвеем отношения?

– Возможно, – облизнув большой палец, пробормотал Никита.

Веру уже охватило то самое любопытство, обычно граничащее с бесцеремонностью.

– А ты знаешь, что с ней случилось?

Никита долго молчал. Он не отмахнулся, не перевел тему, не осадил ее, что было бы ожидаемо. Он просто молчал, глядя в свою чашку с горячим кофе и о чем-то думал. Вера уже было хотела закрыть вопрос и извиниться за бестактность, когда он, наконец, заговорил:

– Жену у него звали, кажется, Инна. Сергея она любила, по крайней мере, когда-то, но очень не любила детей. Они часто ссорились по этому поводу, потому что Сергей хотел ребенка, а Инна, соответственно, нет. «Неожиданная» для нее беременность повергла ее в ужас. Постоянно она пыталась сделать что-то такое, что бы могло повлиять на развитие плода. Иногда, обычно во время ужасных скандалов, она грозилась сделать что-нибудь с собой и, заодно, с ребенком. Сергей за эти шесть месяцев чуть все шесть инфарктов не схватил. Но волосы у него поседели точно. Ну, с горем пополам родился Матвей, правда, Инна этим была довольна только потому, что прошел токсикоз. Она старалась смириться, старалась быть если и не примерной, то просто порядочной матерью. Как там все у них складывалось, я, честно сказать, не знаю. Только через пять лет, кажется, с небольшим она просто ушла. Оставила Сергею записку, где написала что-то вроде: «Больше не могу, прости». Кажется, это был день рождения Матвея.

Вера оторопела, ошеломленно округлив глаза. С приоткрытым ртом она смотрела на Никиту, улыбающегося ей.

– Да ладно, бывают истории и похуже.

– Пока что я не знаю ни одной истории, хуже этой.

Никита махнул рукой.

– Время прошло. Время идет. Раны заживают, не бойся.

– А мне кажется, нет, – Вера отпила чай и глубоко вздохнула. Никита снова принял этой на свой счет и умолк. Но Вера продолжала. – Кажется, это в равной степени сильно повлияло и на Сергея, и на Матвея…

– Ну, я предлагал Сергею походить к психологу еще несколько лет назад. Он все отпирался… Сейчас, правда, не знаю, как у него с этим дела обстоят.

– К психологу? – Вера пренебрежительно покосилась.

– Ну да. А что такого? Это совершенно не нормально. Я имею в виду: ходить к психологу. Тем более, в современном-то мире, где так легко сойти с ума, если не выложишь душу кому-нибудь более-менее безучастному.

– Но психолог по-прежнему человек, – возразила Вера, – с оценочным суждением. Мало ли он там о тебе думает, пока ты ему «душу выкладываешь», а?

– Да а мне-то какая разница, что он там думает? Его работа остается за ним. А то, что происходит в стенах кабинета, ни при каких условиях не должно выходить за их рамки. Ты же знаешь это, так? Да и что ж в этом постыдного? Не обязательно быть повернутым психом, чтобы пользоваться услугами врача.

– Нет, – покачала Вера головой, – психолог – не врач.

– А кто же? – Никита усмехнулся, допивая кофе.

– Болтун, – прошептала Вера, откинувшись на спинке стула.

Никита рассмеялся.

– Именно. Повторяю: это его работа.

– Ну, у тебя у самого был психолог?

– Да. Но он уехал заграницу, поэтому нам пришлось прекратить сеансы. А к другому пока не хочу.

– Неужели? – Удивилась Вера. – У тебя в самом деле был психолог?

Никита снова рассмеялся.

– Ну, что ж я, псих? М? – Он пытливо склонился к ней, заставив ее сжаться, хотя, по сути, ему всего лишь хотелось позабавиться. Затем он встал, чтобы помыть за собой посуду, а Вера безмолвно следила за каждым его движением. И неясный ее разуму трепет охватывал все ее тело. Сердце наполнилось теплотой и нежностью, горло конвульсивно сжалось.

Она чувствует, она помнит, как раньше все было хорошо! Так что же случилось? Неужели Никита прав и это она все разрушила?

Слова дрожали на ее губах, но она сдерживалась изо всех сил. Если она заговорит – неизвестно, куда это может зайти.

Никита, между тем, мурлыкал какую-то песенку, намыливая тарелки. Вера видела, как то и дело уголки его губ растягивались в лукавой улыбке, видимо, отвечая на его мысли.

«О какой-то бабе думает, конечно» – и Вера уныло вздохнула, опуская глаза.

– Жалко, конечно, что я так поздно вернулся, – сказал он, не глядя на Веру, – да и погода скверная, а так бы, может, и сходили куда-нибудь. Ну, ничего, – он вытер руки полотенцем и, бросив его рядом с раковиной, повернулся к Вере, – еще столько времени впереди.

Странно, что у обоих от этих слов всколыхнулось сердце, как у студентов-прогульщиков, узнавших о страшном экзамене за день до него.

Общества друг друга не было им в тягость, но и не доставляло полного удовольствия. Все еще завеса, все еще нерушимая. Обоим хотелось от нее избавиться, но никто не решался сделать первый шаг.

***

В фойе было пусто.

Но Вера была единственным человеком, сидящим на диванчике и ожидающим свою очередь.

Так если же она одна, то почему же она сидит?

Нет, твердила она самой себе, нужно ждать, когда позовут. А так – куда же мне идти?

Через пару минут к ней подошла девочка в белом медицинском халате, который ей был заметно велик. На вид ей было лет тринадцать. Короткая стрижка, вздернутый нос и ротик-бантиком – ожившая кукла советских времен.

– Вера? – Спросила она грудным голосом.

Она поднялась со стула, оказавшись выше девочки на голову.

– Я вас провожу.

Не отдавая себе отчет в том, что она делала, Вера последовала за этой бойкой куклой, стремительно шагающей вдоль по коридору.

Ноги у Веры были ватными, и она их почти не чувствовала и словно плыла – загипнотизированная. Коридор был темный, с замыкающей лампочкой, единственным источником освещения. Двери, мимо которых они проходили, были непривычно малого размера, а сам коридор тянулся, казалось, до бесконечности.

– Вот, заходите, вас уже ждут. – Девочка резко остановилась у одной двери, указала на нее рукой и, удостоверившись, что Вера все поняла, отправилась обратно. Топот ее шагов не был слышен. А когда Вера повернулась, чтобы посмотреть ей вслед, девочки уже не было.

Вера обратила внимание на табличку, украшавшую дверь. На ней детским почерком было нацарапано красным мелком: «ПСЕХОЛАГ».