Мама

– Как так? А я думала, двое.

– Нет. То есть, двое, конечно, но больше женщина. Мужчина – что, ему надо поесть, поспать, женщину рядом, а женщина – тонкая… она направляет мужчину. От женщины зависит, чувствует себя мужчина мужчиной или нет. Я приходил домой, и вместо тепла получал разговоры о моей маме, о каких-то проблемах, о каких-то делах, все это перерастало в ссоры… – папа начинал заводиться, – и она еще говорила мне о моей маме! Что якобы та хотела разрушить наши отношения, меня увести. Да зачем ей это нужно?!.

Я готовила еду и вспоминала ту осень, когда папа ушел. Они постоянно ссорились. Я запомнила свое детство, как счастливое, но если быть честной с собой, я помню, как мы сидели, пришибленные, не в силах отвлечься от ссоры Мамы с папой, которую мы слышали за стеной. Слова не всегда были различимы. Иногда доносилось “Давай не при детях” – и все начиналось сначала.

Я вспомнила, как когда-то, в детстве, когда мне было лет десять, мы ехали с семейного праздника в машине – со светлого семейного праздника, от веселой румяной бабушки, вкусной еды, родных в праздничных костюмах, и Мама с папой начали ссориться уже в машине. Я не помню, о чем они ссорились. Я помню эту длинную дорогу. Какое-то время я смотрела то на озлобленное лицо папы, то на расстроенное лицо Мамы. Мы с Женей обнялись на заднем сиденье, и крепко прижали друг друга друг к другу. Потом легли на заднее сиденье лицом к лицу, чтобы родители не видели наши слезы, и плакали. Мне не было больно тогда. Чувства мне отшибло до этого, наверное, когда я впервые услышала их ссору, не знаю. Я была полностью закрыта, я бы сказала, даже отморожена. Я с трудом и не сразу реагировала, и ничего не чувствовала.

И все же нельзя уходить так, как папа ушел. Я пришла домой – из школы, или из музыкальной школы, Мама, взволнованная, как струна, стояла в дверях их комнаты, а папа с сумкой, полностью одетый, собирался выходить. Я прервала их на полуслове – дверь уже была открыта.

– Пошли, покатаемся, – сказал папа.

Я посмотрела на Маму. Она молчала и смотрела на меня. Не знаю, кивнула ли она, или я послушалась папу, но я вышла вслед за ним. Я не понимала и не знала, что произошло, только чувствовала это.

В машине папа сказал, что ушел. Что поживет сначала у родителей, потому где-нибудь еще. Потом, может, вернется. Он не предупредил Маму, он просто собрал вещи и ушел. Я не знаю, как это было.

Папа остановил машину, и мы вышли. Мы долго ходили по холодным переулкам, и папа рассказывал мне историю своей жизни. Про то, как преподавал в МИЕМе, про то, как познакомился с Мамой, о его жене до этого. Про то, как они закладывали свои книги. Про то, как после этого какое-то время Мама получала больше него. Про то, что кормить семью стало нечем. Про то, как он бомбил по вечерам, уже после работы, как ушел с любимой работы и пытался продавать проволоку с друзьями…

Я слушала. Что я могла ответить? Я не понимала, почему мне папа это рассказывает – я не могла его понять. И мне было тяжело от этой информации. Я не хотела этого знать. По крайней мере, так рано. Мне было очень тяжело. Я была свидетелем папиного искреннего разговора с собой, какие бывают только с собой, наедине. И в то же время он говорил это мне, но другой, той, которая была гораздо старше, которая становилась гораздо старше, слушая его. Он говорил это Дочери. И этой дочерью оказалась я.

Потом он привез меня домой. Не помню, как мы были с Мамой. Женя тогда была по обмену в Америке.

За пару дней я привыкла, что папа не приходит домой, что он больше не живет с нами. Я удивилась этому, но это уже произошло. Маме было очень плохо. Через несколько дней у нее умер дедушка.

Папа тогда приехал домой. Разделся до трусов даже, как всегда. Рассмешил меня. Смеясь, я открыла дверь потрясенной заплаканной Маме.

– Ты что, не сказал ей?, – спросила Мама.

Папа ответил что-то неубедительное в ответ.

– Дедушка умер.

Я перестала улыбаться и смотрела на Маму. Мне стало немного грустно. Я обняла Маму. Она заплакала. Только тогда меня ударило пониманием того, что у Мамы умер ПАПА. Я разрыдалась так, как никогда до этого в жизни. Я поняла ее горе.

Когда Женя приехала тогда, у нас был семейный ужин вчетвером в честь ее приезда. Она была радостной и вся сияла, рассказывая нам об Америке. Мама была откровенно подавлена, но умело скрывала это от Жени, то ли Женя была увлечена и не замечала этого. Папа был грустен и задумчив, и радовался за дочь. Я сидела напротив Жени и слушала ее рассказ. Трагический семейный ужин. Женя еще ни о чем не знала. Я смотрела на нее. Мне хотелось защитить ее от того, что она сейчас услышит и узнает. Мама и папа в этом были нам врагами. Они ломали нас и наше доверие, и нашу нежность к жизни. И было еще что-то злорадное. Я как будто смотрела, как сейчас любитель насадит на иголку бабочку – и только смотрела, как будто в этом есть что-то забавное… Мы сидели втроем, как стервятники, а Женя расцветала в своей радости дальних путешествий и воссоединения с семьей, которую у нее сейчас отнимут.

– Жень…, – прервала Мама Женин рассказ, – у нас кое-что случилось… – я смотрела на Женю и на Маму, но больше на Женю. Мне было интересно, и у меня обрывалось сердце, – дедушка болел, болел… болел, болел…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.