Псы войны. Противостояние

– Интересно, что они думают обо мне, – подумал Бенъярд. Тут его размышления оказались прерваны, поскольку дверь отворилась и в зал вошли представители экспортного агентства «Соваж».

Торжественной встречи не получилось, поскольку улыбающийся Марит сразу устремился к Бенъярду и стал хлопать его по плечу и приговаривать:

– Как я рад за тебя, дружище! Уцелеть в такой передряге! Этот мерзавец Мутото! Как «Мэверик»! Почему ты вчера не зашёл ко мне в номер?!

Бенъярд коротко отговаривался, наблюдая за обстановкой краем глаза. Мишель и Жан Окойе дружно обнимались, Шеклтон натужно улыбался, Дусон хмурился, а Леслин с нескрываемой иронией смотрел на этот бардак. Ледяное спокойствие сохраняли только Рам и Аньела Соваж. Это была стройная негритянка, одетая по последней парижской моде. Высокие каблуки и широкополая шляпа с большими тёмными очками дополняли её наряд, который подчёркивал все достоинства её фигуры и, вероятно, оттеняли её недостатки. Когда она сняла свои тёмные очки, Бенъярд увидел, что её черты представляют собой утончённую копию лица Марита.

– Господа, может перейдём к делу, – произнесла она по-французски. Её произношение было настолько чистым, голос звонким и певучим, что у Генри захватило дух. Он подошёл к ней и предложил сесть на стул.

– Спасибо, месье Бенъярд, – кокетливо произнесла она. – Мой брат много про Вас рассказывал. Надеюсь, мы сможем познакомится с Вами поближе.

– Конечно, мадам, – промямлил Бенъярд и сел рядом, поскольку его место уже оказалось занятым Маритом.

– Итак, дамы и господа, – начал Дусон, – мы собрались для того, чтобы обсудить предложения фирмы «Соваж» и выработать общую платформу для обоюдовыгодного решения…

– Мне кажется, господа, – прервала министра благосостояния Аньела, – что речь на наших переговорах должна идти только о том, на каких условиях будут приняты наши предложения, а не обсуждать их…

– Вот, вот, – сказал Жан Окойе. – Экономическое положение Зангаро не такое блестящее, чтобы отказываться от помощи…

После этих слов на лица чиновников министерства благосостояния промелькнула целая гамма чувств: возмущение, тревога, разочарование… Бенъярд вдруг понял, что эти переговоры даже не начавшись уже находятся на грани срыва, и перехватил инициативу:

– Дамы и господа! Мой коллега, Дусон, имел ввиду нечто другое. Прежде чем заключать соглашение, обеим сторонам необходимо убедиться, что они правильно понимают друг друга. Ведь все мы для этого собрались, не так ли?

Все присутствующие дружно закивали головами и приступили к обсуждению конкретных вопросов. Многие из них решались по ходу разговора, другие занимали много времени. Основной проблемой стали помещения сахарного завода, который, как оказалось, подлежит денационализации. Кроме того, он был сдан прежним правительством в аренду мистеру Борлику. Договор был настолько мудрён, что в нем было сложно разобраться.

– Господа, я предлагаю вернуться к этому вопросу завтра, – положил конец бесконечным прениям Бенъярд. – К этому времени мы получим экспертизу генерального прокурора и мнение Верховного суда. Возможно, все вопросы можно будет решить взаимовыгодно для всех сторон.

– Имейте ввиду, господин министр, что передача нам в концессию сахарного завода является одним из ключевых условий нашего предложения, – промурлыкала Аньела.

– Конечно, мадам, – галантно ответил Бенъярд.

– Следующий вопрос – выделение земли под теннисные корты, – прочитал вслух Дусон. – Зачем они Вам, господа? В Зангаро нет любителей тенниса и долго не будет.

– Ошибаетесь, господин министр, теннис – спорт будущего! – возбуждённо произнёс Марит. – Я вкладываю в него свои деньги и не жалею об этом!

– Как знаете, – пожал плечами Дусон и уткнулся в бумажку. – Тут написано, что Вы желаете открыть две площадки: одну в Кларенсе, а вторую – в Туреке. Ладно Кларенс – это столица, но Турек! Что там ловить?

– Турек – второй по значимости порт Зангаро, – улыбнулся Марит. – Я не собираюсь прямо сейчас строить корт. Ведь в тех краях пока не всё ещё спокойно! Просто я прошу зарезервировать участок…

– У меня нет принципиальных возражений против просьбы мистера Гомаду, – кивнул головой Дусон. – Есть другие мнения? Нет? Перейдём к следующему вопросу.

Последним в повестке переговоров стоял вопрос уплаты таможенных пошлин.

– Наши грузовики с грузами, – начал Мишель Соваж, – регулярно пересекают северную границу Зангаро, поставляя продукты в бомы Пастер. Рус и Дюма. Там они загружаются фруктами и другой продукцией Страны Кайя и следуют обратно в Уарри. Каждый раз они уплачивают пошлины на пограничном посту.

– Что тут удивительного? Они предусмотрены нашим таможенным кодексом и, по-моему, соглашением о приграничной торговле с Гвианией, – недовольно произнёс Шеклтон.

– Верно, господин советник! Только каждый раз мы платим всё больше и больше. В начале августа с нас брали по десять тысяч африканских франков с грузовика, в сентябре – вдвое больше.

– Вообще-то я думал, что пошлину при пересечении границы взимают в зангах, – проворчал Леслин, смотря в упор на Шеклтона. В этот момент вдруг ожил иссушённый жизнью Рам:

– Мсье Соваж, – обратился он к Мишелю. – Вы не могли предоставить данные о ваших платежах на северном посту. Мне необходимо сверить Ваши данные с моими.

– Конечно, господин Рам, я специально их подготовил, – Соваж протянул довольно объёмистую папку казначею. – Здесь данные по каждой машине, пересекавшей границу в третьем квартале: груз, километраж, расход топлива, платежи на границе…

– Вы не боитесь, что эти документы могут быть использованы против Вас, молодой человек, – вдруг поинтересовался Леслин.

– Нет, не боюсь! Наша фирма хочет честно сотрудничать с Вашим правительством.

– Ага! Значит Вы при президенте Кимбе действовали нечестно, – воскликнул Шеклтон. Мишель в ответ только пожал плечами.

– Господа, давайте будем заниматься не моралью, а коммерцией, – неожиданно для всех произнесла Аньела. Она полуобернулась к Бенъярду и произнесла: – А как Вы считаете, господин министр.

Бенъярд что-то промычал в ответ, после чего слово взял Дусон, который подробно перечислил все вопросы, по которым удалось достигнуть консенсуса. По своей старой лекторской привычке он подробно останавливался на каждой позиции, описывая все детали. Его монотонный голос действовал успокаивающе и почти усыпил Генри, который надел свои солнечные очки и прикрыл глаза.

– Вы спите на ходу, министр, – услышал он шёпот Аньелы, дернувшей его за рукав. – Просыпайтесь, уже скоро всё закончится.

– Хотелось бы, – в ответ прошептал Генри, открывая глаза. Лицо мадам Соваж было невероятно близко от него, казалось, что она сейчас коснётся его щеки своими красивыми губами.

– Давайте поужинаем вместе. Надеюсь, что Вы найдёте место для вдовы?

Захваченный врасплох Генри едва кивнул. Он был обескуражен: впервые в жизни его пригласила на ужин женщина.

– Вот и отлично! Буду ждать Вас после шести. Смотрите, господин министр, не опаздывайте. Я – очень капризная дама.

Совещание закончилось буквально через несколько минут и все присутствующие разошлись. В зале заседаний остались только нахмуренный Дусон и Бенъярд.

– Скажите, Генри, что от Вас хотела мадам Соваж? Под конец переговоров, Вы сидели с непроницаемым лицом, а она что-то Вам постоянно шептала.

– О! Она просила меня ускорить процесс переговоров. Её ждут дела в Луисе.

– И что же Вы думаете делать? Мне кажется вопрос с сахарным заводом нельзя быстро решить?

– Я должен посоветоваться с Лорримаром. Ваши люди смогут подготовить для меня досье?

– Конечно. Утром оно будет у Вас в офисе.

– Надеюсь, что ревизию северной таможни Ваши сотрудники смогут провести достаточно оперативно? Может нужна помощь?

– Какая? – Дусон расправил свои плечи и снисходительно посмотрел на собеседника. – Может у Вас есть пара профессиональных счетоводов на примете?

– Их вполне может заменить пара полицейских, – ехидно усмехнулся Бенъярд. В глазах бывшего профессора промелькнула искра неуверенности и страха. Вероятно, где-то в глубине своей души он боялся и ненавидел полицейских:

– Вы думаете, что мои сотрудники воруют?

– Не знаю, не знаю. Я бы на Вашем месте подумал о другом порядке таможенных сборов…

– Учту твои замечания, Генри, – сухо поклонился Дусон и вышел из зала.

На встречу с мадам Соваж Бенъярд едва не опоздал: задержало дело лётчиков с Ажуана, которые, как оказалось, уже неделю назад направили все необходимые бумаги для открытия фирмы. Генри не понимал, почему тормозится столь нужное для Зангаро дело и решил лично поговорить с Сержем Компана. Он взглянул на часы: до встречи оставалось всего полчаса, а ему ещё надо было заглянуть домой и переодеться. Ровно в шесть часов вечера он вбежал в фойе «Индепенденса» с охапкой ярких тропических цветов: их нарвал его вестовой, пока он переодевался.

Аньела, как и полагается, опоздала ровно на пять минут. Она была в доходящей до пола бубе с золотой вышивкой по краям и диковинном головном уборе, напоминавшем индийский тюрбан с павлиньими перьями. Её запястья, шея и пальцы сверкали золотом. Её сопровождал Марит в какой-то невообразимой полувоенной форме.

– Привет, Генри, – приветствовал он Бенъярда. – Очень хорошо, что едешь с нами. Нас пригласил к себе домой Жан, племянник президента. Мишель уже там. Он позвонил и сказал, что президент тоже подъедет на эту вечеринку.

Бенъярд знал, что Жану выделен коттедж, который некогда занимал Энекин Флет, бывший генеральный прокурор страны. Поговаривали, что у этого жилища был весьма своеобразный интерьер. Он протянул букет мадам Соваж и поцеловал ей руку:

– Вы неотразимы, мадам!

– Как приятно видеть истинного мужчину в этой дикой стране, – произнесла Аньела своим приятным голосом и кинула через плечо. – Учись ухаживать за женщинами, брат!

Тотчас к выходу из отеля подали машину: Марит уселся на переднее сиденье, так что Генри опять оказался рядом с самой обворожительной женщиной на свете.

Вечеринка удалась на славу. Жена Жана Мишель оказалась не только прекрасной хозяйкой и очаровательной девушкою с кожей цвета какао.

– Её отец – француз, лётчик. Мне было всего пятнадцать, когда он взял меня замуж, – пояснила Аньела, проследив за взглядом Бенъярда. – Его сначала отправили в Индокитай, потом был Алжир. Я почти всё время жила с братом, а он прилетал ненадолго. Во время восстания муж угнал вертолёт и вывез нас всех из Браззавиля в Заир. Его за это судили, разжаловали.

Голос женщины звучал глуше и глуше: видимо, её захлестнули воспоминания.

– Где-то там, – она кивнула в сторону севера, – он погиб в пустыне.

– Это точно?

– Да, Обломки его «алуэтта» и останки тел нашли недалеко от Абадлы. Это в западной части Алжире. Я там была…

Молодёжь веселилась, более старшее поколение вело светские разговоры, когда на виллу прибыл президент в сопровождении Кати Брегмы. Он всех поприветствовал и через некоторое время присоединился к старшему поколению. Его племянник Жан не отходил от дяди ни на минуту, представляя своих гостей.

– Генри, ты тоже здесь? – удивлённо произнёс доктор Окойе. – Я не знал, что у тебя такие знакомые.

– Марит и его племянник Мишель недавно помогли мне выйти из затруднительного положения, в котором я оказался в Уарри. Я им очень признателен…

– А кто эта очаровательная дама?

– Это – мадам Соваж, мать хозяйки этого дома.

– Вы очаровательно выглядите, мадам…

– Аньела, господин президент.

Доктор Окойе выпрямился и картинно раскинул руки:

– Здесь, в этой домашней обстановке называйте меня Вайант!

Тут откуда-то появилась Кати и уставилась на мадам Соваж подозрительным взглядом:

– Господин президент, я Вас потеряла. Кто эта женщина?

– Не волнуйся, дорогая, – Окойе взял секретаршу под руку и широко улыбнулся. – Это – мадам Соваж, мать Мартины. Моя родственница. Можешь не ревновать её ко мне: у неё сегодня другой объект агрессии – министр Бенъярд.

Генри горел от смущения, Кати смотрела на него с подозрением, а Аньела с лёгкой усмешкой. Один Окойе сохранял невозмутимое выражение на лице:

– Так как идут переговоры, мадам? Дусон Вас не обижает?

– Нет, э-э-э… мистер президент! У меня прекрасный защитник!

– Мой племянник, этот шалопай!

– Он, конечно, помогает мне, своей свекрови, но у меня есть гораздо более сильный защитник!

– Кто? Ваш брат Марит?

– Нет, Вайянт. Ваш министр Бенъярд.

– Генри! Ты работаешь на иностранцев, – шутливо воскликнул Окойе и погрозил ему пальцем. – Не ожидал, не ожидал.

Бенъярд совсем потерялся от такого количества внимания к своей особе: за долгие годы своей службы он постоянно находился в тени и привык к этому. Тем временем, тон президента изменился:

– Так у Вас есть какие-то проблемы, мадам Соваж? Они Вас задерживают?

– Мне обещали, что в ближайшее время они будут урегулированы.

Окойе обернулся к Бенъярду и спросил:

– В чём загвоздка, Генри?

– Бывший сахарный завод.

– Что там?

– Запутанные права собственности, аренда и всякое такое. Завтра мне пришлют полное досье и схожу к Лорримару.

– Правильно. Я его тоже об этом предупрежу.

– Что ещё?

– У меня возникло ощущение, что их машины обирают на северной границе.

– Что делаете?

– Начали ревизию, потом проведём расследование. Я предложил Дусону пересмотреть порядок сборов.

– Хорошо, – кивнул головой президент. – Копию ревизии и результаты расследования – ко мне на стол!

Как твой новый помощник?

– Улетел. Послезавтра жду весточку из Уарри. Хорошо! А теперь – веселись, на тебя запала такая женщина!

Вайянт схватил Брегму, которая о чём-то беседовала с Маритом, за локоть:

– Потанцуем?

Едва Окойе отошёл в сторону Бенъярд оказался в плену чар Аньелы. Она больше ни на шаг не отпускала его от себя и постоянно расспрашивала о беседе с президентом:

– Вы разговаривали о делах? У тебя такой изученный вид, Генри! Тебе надо расслабиться. Круговорот вечеринки захватил Бенъярда, и он потерял счёт времени и вину. Очнулся он в своём коттедже от запаха кофе. Рядом с ним сидела мадам Соваж в сильно помятой бубе. Она была без макияжа: на лице проступали морщины.

– Выпей кофе, Генри, – мягко произнесла она и задорно рассмеялась. – Впервые провела ночь с министром, у которого давно не было женщин…

Бенъярд выпил кофе и посмотрел на часы: они показывали половину десятого. Доклад по сахарному заводу уже должен лежать на столе, Лорримар ждёт его к одиннадцати, а ещё надо просмотреть дело лётчиков!

– Извини, дорогая, – он чмокнул мадам Соваж в щеку, быстро натянул на себя свой военный френч и выбежал из дома. Работа не ждала! Аньела покачала головой ему вслед, потом подошла к зеркалу и с лёгкой грустью стала рассматривать своё лицо. Потом медленно вставила в уши массивные золотые серьги и неторопливо надела кольца, браслеты, бусы… Через час к дому государственного министра подъехала машина из отеля, которая отвезла хозяйку Экспортного агентства «Соваж» в её апартаменты.

Флит-Стрит

В середине сентября Лондон гораздо приятнее, чем в его начале. Не так жарко и нет резких скачков температуры. Сентябрьское солнце, изредка проникающее сквозь узкие щели улиц, ещё согревает своими лучами. Однако, лондонцы спешат по своим делам и не замечают его. Как хорошо, что это не Африка! Нет изнуряющей жары и тёплых дождей, полчищ москитов и муравьёв! Да и новости здесь другие! Алекс бросил газету на потёртую софу и обвел комнату недовольным взглядом. В это время он обычно принимался за уборку. На чайном столике стояла грязная посуда, бутылки, лежали остатки ужина. Рядом, в мастерской жены, о чём-то бубнил радиоприёмник. Марика никак не привыкнет, уходя из дома, выключать проклятый ящик. Он посмотрел на часы: было половина девятого. Куда она пошла в такую рань? Не всё ли равно – может рисовать, а может – трахаться. Кто её знает?

Ровно шесть лет назад, когда Алекс увидел ее впервые, она была застенчивой молодой женщиной. С небольшим чемоданчиком из свиной кожи она стояла в хвосте длинной очереди иностранцев, проходящих паспортный контроль. В тот день он должен был сделать для своей газеты очерк об иммигрантах из стран Восточного Блока. Отслужив в армии пять лет, Александр Рикс тогда работал репортёром «Ивнинг Геральд». В редакции его ценили: он работал быстро и надежно и к тому же обладал массой военных познаний, а газета не могла держать специального военного обозревателя. Молодая черноволосая женщина показалась Алексу подходящим объектом для интервью: она была хорошо одета, носила скромные украшения и при этом выглядела как раз такой одинокой, потерявшей цель в жизни и почву под ногами, какой и должна выглядеть настоящая эмигрантка в глазах читателей английских газет.

– Вы говорите по-английски? – попробовал он заговорить, и был совершенно обескуражен, когда она без малейшего иностранного акцента ответила вопросом на вопрос:

– Не можете ли Вы принести мне стул?

Алекс подал знак фотографу, торчавшему у дверей:

– Принеси. А потом сфотографируй эту даму. Вы позволите?

– Да. Немного паблисити мне не повредит, – как впоследствии выяснилось, Марика вообще не имела ничего против газетчиков.

Время от времени она пододвигалась в очереди, отвечая на вопросы Алекса, внимательно разглядывая репортера. Он ей понравился. Не очень высокий, светловолосый молодой человек, делающий свое дело с напускной небрежностью.

– Я прочту вам записанное, – перебил ее мысли Кларк. – Итак, Марика Кленотник, двадцати восьми лет, приехала из Праги, художница. Успех на выставках в Берлине и Вене. Незамужняя. Русские разграбили вашу квартиру в Праге. Вам удалось бежать через Швейцарию, и теперь вы хотите начать новую жизнь в Англии.

– Так, – лаконично ответила она и стала рассказывать о событиях пражской весны.

Тогда он сделал отличное интервью. Ему даже удалось разыскать в каталоге одной швейцарской галереи портрет польского писателя Ярослава Ивашкевича, нарисованный Марикой. Газета сопроводила интервью Рикса репродукцией этой картины и фотографией художницы. Уже через четыре недели Марика получила свой первый заказ: Роберт Иннс-Смит, редактор «Таттлера» – отливающего глянцевой бумагой модного иллюстрированного журнала для высшего общества, – заказал свой портрет эмигрантке. Получив аванс в целых пятьдесят фунтов Марика разузнала адрес журналиста и пригласила его в ресторан. Алекс был очень удивлён этим, но из профессионального интереса не смог отказаться от приглашения: можно было сделать отличное продолжение его первого интервью. При второй встрече молодая художница произвела на Алекса такое сильное впечатление, что он даже позабыл о своей профессиональной любознательности и упустил такую почти незначительную мелочь: спросить ее, откуда она так хорошо говорит по-английски.

– Вы отлично владеете своим ремеслом, мистер Рикс, хотя не принимаете его особенно всерьез, – сказала ему на прощание Мария. – Я уверена, что мы с Вами ещё встретимся.

Второе интервью с Марикой оказалось провальным, потому, что Марика умолчала о том, что раньше уже жила в Англии два года. Узнав об этом из третьих рук, редактор сделал выговор Алексу:

– Похоже, что твой мозг переехал в область ниже пупка…

Так и произошло. Однажды вечером Алекс навестил ее, а через месяц переехал к ней. Вероятно, Марика всё же любила Алекса, хотя и не закрывала глаза на его недостатки. Поначалу ей показалось, что недостатки эти были его самыми привлекательными чертами. В конце года они поженились. Алекс в лице Марики нашел подругу, излучавшую спокойствие. С лёгкой руки Иннс-Смита, художница получала заказы от тщеславных бизнесменов и парламентариев, которые были не прочь увидеть в печати свое имя, упомянутое в связи с новой картиной. Поэтому на первых порах супруги почти не испытывали финансовых затруднений и сняли уютную квартирку на Джад-стрит. Коллеги и друзья, навещавшие их квартиру, завидовали Алексу – какая пригожая и ловкая хозяйка ему досталась. Действительно, гонорары его и Марики позволяли устраивать вечеринки, которые посещали многие люди: знакомые и незнакомые. В какой-то момент Алекс поймал себя на мысли, что потерял желание писать: он стремился поскорее завершить работу и бежать домой. Но однажды наступил день, когда это всё закончилось: он написал большую статью о военных проблемах и остро поставил вопрос о целесообразности содержания Рейнской Армии. Его коллеги из «Таймс» и «Обсервера» целыми неделями высмеивали его: неужели он сомневается в рещающей роли Британии в мировых войнах. Кто-то из коллег позволил себе даже задать вопрос, не будет ли, скажем, мистер Рикс рад, если Великобритания, чтобы обезопасить свою империю, заключит договор с русскими и отдаст континент коммунистов? А «Таймс» просто-напросто заявила, что ему не мешало бы проверить состояние своих умственных способностей, прежде чем заниматься военными прогнозами, которые требуют не только широкого кругозора, но и по меньшей мере нескольких курсов военной академии. Затем он написал несколько статей о событиях на Ангилье, что вызвало очередное недовольство истэблишмента. Алекс уже не мог себе позволить отказаться от того или иного задания своей газеты, как это бывало раньше. Хотя он больше не писал военно-политических статей, это вовсе не значило, что журналист не замечал происходящих в мире событий. Наоборот, Алекс пристально следил за ними.

Гонорары падали, он искал подработки, писал фельетоны, да и Марика с уходом Иннс-Смита из «Татлера» оказалась тоже почти позабытой. Ей тоже не везло: мода на её портреты прошла, а остальные картины пылились в галереях в ожидании покупателей. Она пыталась продать кое-какие из своих работ на толкучке в Тотенхэме, но не преуспела в этом. Цвет лица и характер у неё начали портится, речь огрубела, глаза потускнели и засверкали злым блеском. Их доходы неуклонно и быстро сокращались. С той же быстротой ухудшался характер жены. Как-то раз Марика объявила, что прямота Алекса губит их брак. С тех пор он зарекся вступать в полемику, не имея в своем распоряжении ничего, кроме здравого смысла и умения реально оценивать международное положение. Как-то в мае семидесятого года, дружески расположенный к нему редактор предложил:

– Алекс, ты сейчас не в фаворе и у тебя трудные времена. Я хочу тебе помочь!

– Как, босс! Вы же видите я оказался прав и с Ангильей, и с Аденом, и с Маскатом!

– Знаю, но именно этого тебе не хотят простить наши коллеги! Поэтому предлагаю тебе поехать в Западную Африку. Будешь представлять там несколько газет, включая и нашу. Я уже обо всём договорился. Поработаешь там несколько лет, а потом вернёшься. Ты согласен?

– А у меня есть выбор?

– Пожалуй, что нет!

– Где будет мой корпункт?

– Выбирай сам: Луис, Габерон, Кларенс.

– Что же! В страну тёплых дождей!

С тех пор прошло почти четыре года…

Алекс закончил приборку комнаты и подошёл к зеркалу. Сорок месяцев, проведенных им в Западной Африке, наложили неизгладимый отпечаток на его внешность: когда-то льняные волосы выцвели, кожа приобрела смуглый оттенок, белки глаз пожелтели от болезни печени. Её он подхватил в гилеях на Бамуанги два года назад. Надо было бриться и идти в редакцию, где его ждала повседневная работа: он редактировал несколько колонок хроники дня. Это было то заслуженное повышение, которое ему пообещал редактор. Надо сказать, что это настоящий джентельмен. Жалко, что он уходит на пенсию. Ровно в десять часов Алекс переступил порог редакции:

– Мистер Рикс! Вам звонил мистер Ф.Ф. Он пригласил на файф о’клок в Американский Бар.

– Спасибо, милая, – бросил Алекс сквозь зубы и чертыхнулся: – Наверняка какая-нибудь презентация, а у меня в карманах хоть шаром покати…

Весь его день был занят работой и поиском денег: первой было сверх меры, вторых – вовсе не было. В половину пятого Алекс завалился к редактору:

– Выручайте, шеф. Меня пригласил Ф.Ф. в Американский Бар, а денег – хоть шаром покати…

– «Савой» – дорогое удовольствие, – сказал редактор, выдвинув ящик стола. Из него он достал тонкую пачку десятифунтовых купюр и отсчитал три. – Держи. Если пропьёшь их без толку – вычту из зарплаты…

– Спасибо, сэр, – схватил деньги Алекс. – Где расписаться?

– У Маргарет. Она выпишет ордер на представительские расходы…

В Американский Бар он едва не опоздал: как обычно, Стрэнд в это время был забит автотранспортом. Ф.Ф. сидел за стойкой бара. Он тянул какой-то коктейль и лениво перебрасывался словами с Джо Гилмором.

– Привет, Рикс, – он бесцеремонно помахал рукой Алексу, топтавшемуся у входа. – Подходи к нам. Что пьешь? Я угощаю! Бленхейм или Черчилль?

Удивлённый таким отношением, Алекс подошёл к стойке:

– Пожалуй, бленхейм, Фред. Как дела?

– Отлично, мой друг! Просто отлично! Твой материал настолько интересен, что я прочёл их взахлёб! Кот был отличный парень!