Моше и его тень. Пьесы для чтения

Второй сосед: Если говорить серьезно, то я бы, например, еще сто раз подумал, прежде чем отправиться в Иерусалим, да еще в такое тревожное время… Зачем напрасно рисковать?.. Конечно, Всемогущему лучше знать, что нам надо делать, но ведь и тебе голова на плечах дана не просто так.

Первый сосед: Подумай хотя бы о разбойниках, которые не боятся даже римлян. Хорошо, если они хотя бы не убьют, но уж обчистить обчистят за милую душу.

Второй сосед: А римские патрули на каждом шагу?.. Они не станут разбираться, кто прав, кто виноват, а враз поднимут на копья!

Первый сосед: Говорят, перед Иерусалимом поставили военные посты и проверяют всех подряд.

Второй сосед: А демоны, от которых нет спасения?.. Да, стоит тебе чуть отойти от дороги, как они сбивают тебя с ног и перекусывают горло, как это было в прошлом году со вдовцом из соседней деревни.

Первый сосед: А бесы, которые живут в расщелинах скал и заводят путников в пустыню?.. Ей-богу, уж лучше сидеть дома, где тебя никто не обидит.

Мария (Иешуа): Слышал?

Иешуа (бросая кости): Да, мама.

Второй сосед: Одним словом, надо сто раз подумать прежде, чем отправляться в такое рискованное путешествие…

Первый сосед: А еще того лучше, никуда не ходить совсем… Ты ведь не думаешь, что для того чтобы поговорить со Всемогущим, тебе обязательно надо тащиться в Иерусалим, как будто Всемогущий не может поговорить с тобой там, где только пожелает?.. Или ты думаешь, это трудно для того, кто может за пару минут поменять местами Синай и Хорив?

Мария: Я уже говорила ему все это, да только разве он послушает родную мать?

Иешуа: Мама!..

Мария: Молчу. Молчу. Молчу.

Иешуа швыряет кости.

Первый сосед: И вот еще что, сынок. Если вдруг так случиться, что Всемогущий все-таки откроет для тебя свои уши, то постарайся не забыть тогда и про нас.

Второй сосед: Мы ведь все-таки соседи. Верно?

Первый сосед: Вот именно… Скажи Всемогущему, пускай заставит этих чертовых торговцев снизить цену на горох и просо, да заодно уж и на рис… Немыслимо иметь такие цены и не умереть с голоду!

Второй сосед: Да и на гречу тоже бы не помешало.

Первый сосед: И на гречу тоже… И пусть не возят к нам шерсть с побережья. Ее у нас у самих столько, что не продашь и за год.

Второй сосед: А вот с мукой, наоборот, неважно. Тем более что римляне съедают столько, что ой, ой, ой!

Первый сосед: Конечно. Скажи Ему, сынок, и насчет муки тоже.

Второй сосед: И масла.

Первый сосед: И масла… И пускай понизят, не медля, цены на мясное. А то все это просто какое-то разорение!

Второй сосед: Сплошной разбой, ей-богу.

Первый сосед: Если не хуже

Второй сосед: И кстати, не забудь еще про соль.

Первый сосед: Про соль и перец… Куда, скажи, без них?.. Но цены, цены, ой, ей, ей!

Второй сосед: И про налоги!.. Чуть не забыл!.. Пускай скостит налог на императора, на печь, на скот, на душу!

Первый сосед: На дым, на воду, землю, и торговлю, – на все, что превращает жизнь в проклятье и при этом еще норовит отобрать последнее… (Иешуа). Запомнишь?

Иешуа: Постараюсь.

Первый сосед: Уж сделай такую милость, сосед… Быть может, это шанс, который выпал и больше не случится никогда. (Соседу). Ну, что, пойдем?

Второй сосед: (поднимаясь вслед за Первым). Пойдем, пожалуй.

Первый сосед: Прощай, хозяйка. (Иешуа). Иешуа, прощай. И будь там поосторожней.

Иешуа: Прощайте.

Второй сосед (Иешуа): Не забывай. И если Всемогущий вдруг пожелает ответить на твою молитву, то вспомни сразу нас.

Мария (поднимаясь): Пойду вас провожу.

Второй сосед: Право же, не стоит.

Мария: Пойдемте.

9.

Соседи и Мария уходят. На сцене остается Иешуа, бросающий кости. Долгая пауза. Слышен только стук костей. Наконец, появляется Мария.

Мария (опускаясь на скамью). И так сегодня целый день. Одни приходят, другие уходят. Ничего не успеваю сделать.

Иешуа: Зачем ты их пригласила, мама?

Мария: Да что ты, сынок?.. Даже и не думала… Они просто проходили мимо и зашли, что называется, на огонек.

Иешуа: Мама.

Мария: Ну, хорошо, хорошо… Я их пригласила, чтобы они отговорили тебя от этой глупой затеи… Теперь ты доволен?

Иешуа: Ты ведь знаешь, что я иду туда совсем не по своей воле.

Мария: Ты же не думаешь, что мне будет легче, если тебя распнут не за какую-нибудь ерунду, а за то, что ты слушаешь во сне небесные голоса?

Иешуа: Нет, мама. Я так не думаю.

Мария (негромко): Знаешь, иногда мне кажется, что чем ближе Всемогущий к какому-нибудь человеку, тем больше этого человека ненавидят окружающие. (Помедлив). Вот почему иногда мне кажется, чтобы было бы лучше, если бы Он совсем нас покинул.

Иешуа: Мама!..

Мария: Молчу. Молчу. Молчу. (Смолкает).

Небольшая пауза.

А помнишь, как однажды, когда тебе еще не было и трех, мимо проходил римский патруль и ты выбежал за ними, а когда я догнала тебя и потащила домой, то ты стал рыдать и вырываться, как будто у тебя отняли любимую игрушку?

Иешуа: Да, мама.

Мария: А один из патрульных достал из мешка лепешку с медом, отломил кусок и дал его тебе. А твой отец закричал из окна, что это нечистое, но, слава Богу, солдаты уже ушли и не видели, как их лепешка полетела в грязь.

Иешуа (швыряя кости): Да, мама, я помню.

Мария: А помнишь, как ты отнял у соседского Шломо новые сандалии и пустил их плавать в море, так что они скоро уплыли и никто их больше не видел… Сосед чуть с ума ни сошел, когда узнал об этом, и полдня просидел, ожидая, когда они приплывут назад… Пришлось нам раскошеливаться на новые сандалии. А тебе тогда только исполнилось четыре годика.

Иешуа: Да, мама. Конечно, я помню.

Мария: А как ты спрятался в бочку и чуть не захлебнулся? (Смеется). И куда только все это уходит?.. Твой смех, твой плач, твои игрушки?.. Как будто кто-то огромный прячется днем в море, а ночью выходит и поедает все вокруг, – и любовь, и надежду, и нежность, и красоту, а вместо этого дает нам старость, болезни, морщины возле глаз, отдышку, седину и неминуемую смерть.

Небольшая пауза. Иешуа молчит.

(Поднимаясь). Пойду, помогу отцу. А потом хочу починить твой плащ. Он совсем уже потерся.

Иешуа: Да, мама.

Мария идет, останавливается возле занавески и смотрит, как Иешуа бросает кости. Долгая пауза.

Мария (негромко): Иешуа…

Иешуа (не отрываясь от игры): Что?

Мария: Ничего. (Уходит).

10.

Небольшая пауза. Из сгустившейся по углам темноты появляется Сатан.

Сатан: Какие славные у тебя соседи, Иешуа. Нет, просто чудо, а не соседи…Тебе не кажется, что весь Израиль охотно бы подписался под всем, что они тут наговорили?

Иешуа (швыряя кости): Сгинь, демон.

Сатан: Ты сердишься?.. Напрасно… Тем более что я ведь намекал тебе, что не все в мире обстоит так просто, как кажется.

Иешуа: А что бы ты делал на моем месте, демон?

Сатан: Скажу тебе со всей откровенностью, праведник, – ничего…

Иешуа: Прекрасное решение.

Сатан: Вот именно… А знаешь, почему?.. Да потому, что Небеса прекрасно знают все и без нашей с тобой помощи. И все, чего они ждут от тебя сегодня, это чтобы ты со смирением принял от них все то, что они тебе пошлют, а не привередничал бы, как привередничал этот старый дурень по имени Лазарь, от которого только и требовалось – сидеть и ждать, когда его позовут, а не скандалить на все Царствие Небесное, словно последняя пьянчужка!

Иешуа: О чем ты, демон?.. Я не понимаю.

Сатан: Сейчас поймешь… (Обернувшись и повышая голос). Эй, актеры!.. Начинайте, начинайте!.. Рассказ про Лазаря с моралью и поучением, которую легко поймет и простофиля. (Уводя Иешуа со сцены). Пойдем, чтоб не мешать.

11.

Привычный дневной свет быстро отступает, позволяя окутать сцену мертвым лунным светом. В то время как Иешуа и Сатан исчезают, на сцене появляется Христос в маске, а за ним – Лазарь.

Христос:

Кто – сей, кого пугается толпа?

Нездешний взгляд внушает ужас ей.

Кто – сей? Один, со смертно-бледным ликом?

Кто движется – подобно жеребёнку

Пред стаей хищной?

(Входит актёр в маске Лазаря)

Лазарь:

Он изъял меня

Из власти тлена. Я есмь тот, кто умер.

Но воскрешён. Я – Лазарь.

Христос:

Ты был мёртв.

Теперь, на день четвёртый, воскрешён.

И ты – не будешь насмехаться надо мной.

Лазарь:

Четыре дня мой гроб мне домом был.

Я, смерть приняв, лелеял тишину,

Когда с толпою шумной ты пришёл

И, отвалив пещерный камень,

Извлёк меня на свет.

Христос:

Да, я позвал: «Встань, Лазарь!

Выходи!» И вышел ты,

Объятый тканью и с лицом закрытым.

Лазарь:

Ты отнял смерть. Отдай свою – взамен.

Христос:

Я жизнь даю!

Лазарь:

Но я желаю смерти!

Живым – я был всегда тобой любим,

Когда ж болезнь свела меня в могилу,

Я думал: «Наконец настала тишь!

Забьюсь под камень в серую пещеру!»

Я умер и не видел ничего,

Пока ты не открыл нутро могилы.

«Встань, Лазарь! Выходи!» – ты вымолвил

И тем – меня извлёк на Божий свет.

Так – кроликов из тайных нор мальцы,

Несчастных, вырывают. А теперь,

Когда, под крики злобные, бредёшь

Ты к смерти, я пришёл сюда

И говорю: отдай мне смерть свою!

Христос:

Но смерть я победил. И всем умершим

Воскреснуть суждено.

Лазарь:

Как видно, – правда,

Всё, что я слышал. Думалось: умру,

Когда иссякнут мне отпущенные годы.

Кто в силах был нарушить сей закон?

Теперь – иное дело: яркий свет

Твой разрушает всё уединенье,

Что смерть даёт.

Ты рушишь тишину,

Что так ждала душа моя – навеки.

Христос:

Я исполняю волю Моего

Отца.

Лазарь:

И это значит – не свою.

Я знал свободу лишь четыре дня…

Взбирайся на Голгофу, только взгляд

Отвороти от Лазаря, который

Не может обрести себе могилы,

Хоть обыскал все бездны. Дай дорогу,

Дорогу Лазарю, что должен отправляться

В пустыню, чтоб найти покой среди

Ветров ревущих, одиноких птиц…

(Уходит)

Христос в маске исчезает вслед за Лазарем.

На какое-то время мрак заливает сцену.

12.

Пауза, в продолжение которой из тьмы появляется сидящий за столом и швыряющий кости Иешуа, затем Мария и Иаков.

Иешуа (швырнув кости на стол, сквозь зубы): Каков проныра!.. Что станет, интересно, с миром, в котором все захотят укрыться в смерти, вместо того, чтобы пройти ее насквозь, как проходят утренний туман?

Мария (появляясь на пороге вместе с Иаковом): Ты с кем-то разговаривал сейчас или мне это показалось?

Иешуа: С самим собой, наверное.

Мария: И снова ничего не слышал?

Иешуа (бросая кости): Если ты о тех музыкантах, которые ты слышишь сегодня целый день, то ничего.

Мария: Как это странно…Я слышу их так отчетливо, как будто они играли у меня за спиной.

Иаков: И я тоже.

Мария (понизив голос): А однажды, я даже разобрала какие-то ужасные слова. Как будто это были погребальные причитания плакальщиц, которые кричали и били в бубны, чтобы отогнать злых духов…

Иаков: Ты это уже говорила.

Мария: Да, я помню. (Оборачивается, что-то услышав). Вот, слышите? Слышите? (Прислушивается). Мне кажется, я слышу стук.

Иаков: И я.

Небольшая пауза. Все смотрят на занавес, на пороге которого, наконец, появляется Иаир – Начальник синагоги, старец преклонных лет.

Иаир: Мир дому этому…

Мария: О, господи, как напугали!.. (Со смехом). Господин Иаир… Это вы?

Иаир: Дверь был открыта. Я постучал, но видимо негромко… Надеюсь, я не очень помешал?

Мария: О чем вы говорите, господин Иаир!.. Садитесь… Проходите и садитесь… Мы рады вам, когда б вы ни пришли.

Иаир опускается на скамейку.

Иешуа (швырнув кости): Бьюсь об заклад, что вы случайно проходили мимо… Почему-то сегодня все норовят пройти мимо нашего дома и при этом – совершенно случайно…

Мария: Иешуа!

Иешуа (подражая Марии): Молчу. Молчу. Молчу.

Мария: Не обращайте на него внимания, господин Иаир… Это он у нас так шутит, негодник.

Иаир: Что ж, если шутка уместна, она всегда найдет радушный прием у тех, кто ее понимает. А что касается меня, то я решил зайти, чтобы напоследок кой о чем поговорить с нашим путешественником… Ты ведь едешь завтра, сынок?

Иешуа: Да, господин. С рассветом.

Мария (поднимаясь): Раз вы по делу, то не станем вам мешать.

Иаир: Поверьте, это ненадолго.

Мария: Не спешите, господин Иаир, не спешите… А будет время, то попеняйте моему старшему, чтобы он больше думал о старых родителях, чем о путешествиях туда, где его никто не ждет.

Иешуа: Мама!

Мария: Молчу. Молчу. Молчу… Пойдем, Иаков.

Иаков: Ну, мама!..

Мария: Пойдем, тебе сказали. (Уходит, уводя с собой Иакова.)

Небольшая пауза. Иешуа бросает на стол кости.

Иаир: И кто же выиграл?

Иешуа: Как всегда, господин Иаир. Случай.

Иаир: Это известный ветреник.

Иешуа: А между тем, это всего лишь другое имя Всемогущего, которое Он надевает, чтобы никто не подглядел его секретов.

Иаир: Вот как? (С негромким смехом). Похоже, в последнее время, ты говоришь одними загадками, сынок.

Иешуа: Только тогда, когда хочу спрятать от посторонних глаз свои секреты.

Иаир: Надеюсь, это ко мне не относится… Странно было бы прятать свои секреты от того, у кого когда-то сидел на коленях и дергал за бороду… А кстати, насчет секретов, сынок… Куда ни зайдешь, везде все только и говорят про твой отъезд. Все так встревожились, словно ты едешь не в Иерусалим, а в страну мертвых… Не поможешь, случайно, отгадать эту загадку?

Иешуа: Разве это загадка, господин?.. (Швыряя кости). Люди всегда найдут себе предмет для разговора. Тем более тогда, когда вокруг них ничего не происходит.

Иаир: А разве вокруг ничего не происходит?.. Или ты не слышал, что римляне устроили вчера на постоялом дворе?.. По-твоему, этого мало?

Иешуа: Вы правы, господин. И все же, если понадобится, я повторю это снова.

Иаир: Но почему?.. Почему?

Иешуа (понизив голос, почти шепотом, словно опасаясь, что его услышат): Потому что пока мы воюем, убиваем, торгуем, обманываем соседей и хороним своих мертвецов, единственное, что происходит в мире – это то, что, Царство небесное вдруг приблизилось к нам так, что до него уже можно, при желании, дотронуться рукою… Все прочее, это только пустые отговорки тех, кто не хочет видеть того, что Небеса уже стучат в его двери, чтобы напомнить о себе и своем присутствии.

Иаир (помедлив): Вот, значит, чем ты их кормишь, сынок… Теперь я, кажется, понимаю, почему эта толпа лентяев ходит за тобой, открыв рты.

Иешуа: И, похоже, вам это не очень-то по душе, господин?

Иаир: Скажу тебе без утайки. Когда бы я хотел внести среди народа смуту и раздор, то стал бы проповедовать ему именно то, что проповедуешь сегодня ты… Уж не обижайся, милый.

Иешуа: А между тем, я только повторял то, что сегодня знает каждый. Слепые прозревают, глухие слышат, немые глаголят, хромые ходят, а ведь все это и значит, что Царство Небесное так близко, что уже можно услышать, как скрипят, открываясь, его ворота.

Иаир: Мне кажется, ты что-то позабыл, сынок… А как же Тора?.. Та, которую нам дали Небеса, чтоб мы сверяли с ней свои поступки, мысли и надежды? Скажи мне, разве чудесам должны мы доверять свою жизнь, и разве в них мы ищем защиту в трудные дни нашей жизни?

Иешуа: Легко кричать в толпе таких же, как и ты. Но трудно устоять одному перед неправдою, чье имя легион.

Иаир: О чем ты?.. Я не понимаю.

Иешуа: О том, что для большинства людей Тора скорее служит подпоркой, без которой они не знают ни куда им следует идти, ни того что им следует делать.

Иаир: А я тебе скажу на это простую истину, которой поклонялись и наши отцы, и отцы наших отцов, и те, чьи имена мы уже забыли… (Почти шепотом). Того, кто не оставит Тору, никогда не оставит Всемогущий…Что скажешь, миленький, на это?

Иешуа (неожиданно резко): Пойдите и расскажите это все тем, кто встретился вчера на постоялом дворе с римскими мечами… Или вы, действительно, забыли, что к каждому из нас когда-нибудь приходит час, когда Господь уходит прочь от человека, словно специально оставляя его без поддержки и требуя при этом, чтобы он сам взял на себя ответственность и за свою жизнь, и за свое спасенье, движимый лишь одной любовью к Тому, кто вывел нас когда-то из Египта? А это значит, что Всевышний ждет от нас не одного только хорошего знание Торы, а кое-чего еще.

Иаир: Опомнись, Иешуа! Что за дело нам до тех, кого оставил Бог?

Иешуа: Что, никакого?.. А я-то думал, что Бог дорожит каждой овцой из своего стада, так что стоит отбиться хотя бы одной из них, как Он уже спешит на поиски, в дождь, в грозу, в туман, сбивая ноги в кровь, срывая голос…

Иаир: Он милостив лишь к тем, кто исполняет Божью волю!

Иешуа: И все же я останусь при своем. Не из упрямства, – Боже сохрани, а только потому, что сам не раз во время сна или молитвы ловил себя над том, что я стою один перед Всевышним, без всякой помощи, совета и поддержки, а Он, меня благословляя в путь, не спрашивал, знаю ли я Тору и исполняю ли все заповеди, – а просто благословлял меня войти в тот ад, который мы привычно называем «жизнью» – тот ад, которым каждый проходит только сам…

Иаир: Мне кажется, ты близок к кощунству.

Иешуа: Коль так, то мы кощунствуем со Всемогущим на пару… Мне кажется, что так же, как и я, Он не очень любит большие сборища, шум, гам, толпу, веселие и крики… Нет, в самом деле! Подумайте, что проку от того, кто исполняет все, что требует Закон, но в чьем сердце живут лишь пустота, неверие, неправда?.. Что проку от того, кто знает наизусть всю Тору, но позабыл давно о милосердии, сострадании и любви? Что толку Всемогущему от нас, когда не может Он найти приюта в нашем сердце, прочь изгнанный жестокосердием и лицемерием людей?

Иаир: Остановись, безумный!.. (Понижая голос) Что ты, что ты?.. Неровен час, нас кто-нибудь услышит!.. Подумай лучше сам о том, что Всемогущий не избрал ведь не тебя и не меня, но Он избрал Израиль! А это значит, что нам следует склониться сначала перед Всевышним, затем пред Торой, а после перед народом, чью святость подтвердил Всевышний, когда его избрал… Народ, а не фантазии, которым нет числа.

Иешуа: А как же человек? Тот, кто в молитве ежедневной ждет, что Небеса ответят, наконец, его стенаньям? Или ты полагаешь, будет справедливо смотреть на него, как на подсобный материал, равно неважный Богу, ангелам и людям?. Неужто, правда, Он несправедлив?

Иаир: Не нам судить о божьей справедливости, сынок. Он Бог, а мы – только разбитые горшки, лежащие у его ног… Или ты и вправду думаешь, что этот человек может быть угоден Небесам?.. Этот лживый, ничтожный, глупый, не знающий сегодня вечером – проснется ли завтра утром?.. Что, если наслушавшись твоих речей, он вдруг засомневается в величии и истинности Торы?.. Представь себе, какой хаос тогда начнется, потому что каждый станет толковать Писание вкривь и вкось, как захочет. И чем мы тогда окажемся лучше презренных римлян, у которых куда ни плюнешь, обязательно попадешь в какого-нибудь божка? (Поднимаясь со скамейки). Но нас тогда ждут вещи и похуже, Иешуа… Что может помешать тому, кто, усомнившись в Торе, захочет себя поставить вместо Бога и себе самому воздавать почести и приносить жертвы?.. (Негромко смеется). Представь себе – сто тысяч богов!.. Не много ли для такой маленькой страны, как наша?

Иешуа (глухо): И все же только он один, – страдающий, слепой и одинокий, – способен среди прочих голосов расслышать вечный голос Неба.

Иаир: Не станем больше спорить, Иешуа. Время гонит прочь… Не провожай меня. Хочу еще зайти к Марии…(Идет к выходу). Прощай, сынок. (Уходит).

Иешуа: Прощайте, господин.

Небольшая пауза. В глубине сцены показывается Сатан.

Сатан: Ты слышал? Слышал?.. (Смеется). Вот так начальник!

Иешуа: (возвращаясь к костям): Я слышал, демон.

Сатан: А хочешь знать, куда он сейчас направился, этот ваш начальник синагоги?