Чумной доктор

Медицинская маска, черная куртка, шапка и желтый бокс…

Двенадцатая жертва чумного доктора. Браво следствию!

Наступившим утром, Ян, позевывая после практически бессонной ночи, обдумывал происходившее с чумным доктором, задумчиво глядя в окно на осенний двор, по которому со скоростью черепахи ковыляла одинокая старуха из третьего подъезда. Мрачная уральская осень тяжело давила не только на голову, вызывая сонливость и интеллектуальный туман, но и на город. Бодро зазвонил мобильный, выведя из его из пучины рассуждений. На кухне недовольно фыркнула Галя.

– Теперь спасу от них не будет, – пробурчала она со звоном сгружая тарелки в посудомоечную машину.

Голос в этот раз был незнаком.

– Ян Павлович? Первая следственная группа. У меня еще одна неприятная новость.

– А кто говорит? – спросил Ян у звонившего. – Александр?

– Нет, у Вебера сегодня счастливый выходной. Это Сергей Максимович, лейтенант полиции. Коллега Александра.

– Весьма приятно познакомиться. Что у вас за новость?

На том конце линии шумно выдохнули. Сомнений в том, что новость будет весьма грустная, не осталось и малейших.

– Он все это время находился в подъезде.

– Кто?

– Чумной доктор. Кто же еще.

Листьев был готов ко всему, но не к такому. В трубке тоже вздохнули. Тягостно и разочаровано, как вздыхают о большом упущении в жизни.

– Он был, судя по всему, на верхних этажах. Как только мы уехали, убийца вышел и не спеша пошел по своим делам. Его увидели на камере.

– То есть пока мы обследовали место убийства, он топтался внутри дома? Так? Рядом с кучей полицейских и спокойно наблюдал?

– Именно. Не наблюдал, а, скорей, прятался.

Яну хотелось кричать.

– Вы что же, вообще не проверили подъезд?

Листьев тоже там был. И он точно также не догадался пройти по лестничной клетке, в надежде найти что-то. Хотя что еще можно найти? Вряд ли убийца бродил по этажам.

Как выяснилось, он именно это и делал.

– Нет, а зачем проверять? Никто не сомневался, что он уже ушел. Никому даже в голову не пришло сначала посмотреть записи с камер, а потом уехать. Мы просто забрали все видео и все. Тем более пока мы нашли председателя товарищества, пока вытянули записи из базы данных. Пока отсмотрели…

Казалось, Сергей Андреевич оправдывался, но справедливости ради мало кому пришло бы в голову, что палач спокойно остался на месте преступления, имея прекрасную возможность уйти незамеченным. Или, наоборот, не имел? Когда поступил вызов и в район сразу понаехала куча полицейских, принявшихся без устали патрулировать дворы, чумной доктор уже сделал свое черное дело? Или все же не успел покинуть дом незамеченным?

Жертва умерла мгновенно. Слова в книге обвести можно было за несколько минут, также как и подготовить очередную декорацию убийства – посадить жертву на диван и положить раскрытую Библию ей на колени. Все заняло не более получаса. Но вполне возможно, его убили прямо перед телевизором, на диване, где и нашли. Уже другой вопрос, как чумной доктор мог так быстро и незаметно подобраться к убитому, и как вошел в квартиру. Элементы обстановки убийца явно детально продумывал заранее, ничего не придумывая на ходу. Наряд приехал спустя почти час, после того как случайный и не слишком надежный свидетель увидел доктора, заходящего во дворы.

Ян пока видел только одно разрешение ситуации – чумной доктор намеренно остался в подъезде на верхних этажах, чтобы дождаться полиции, выждал проведение всех следственных мероприятий и спокойно ушел. Да, именно спокойно ушел, словно издеваясь над полицией.

Или он не издевался? Хотел что-то все-таки показать, как вчера утром подметил Денис. Но что?

– Вы смотрели видео лично? – спросил Ян у пыхтевшего от нетерпения Сергея.

– С камер то? Да.

– Опишите его.

– Доктора?

– Да нет же! Чего его описывать, все видели и знают. То, как он вышел из подъезда.

Лейтенант кашлянул.

– Нечего там описывать. Просто вышел и все. Даже не оглянулся, словно живет в этом подъезде. Его хладнокровию позавидовать надо!

Это и хотел услышать Ян. Хладнокровие тут в общем-то ни при чем. Доктору попросту плевать на камеры. И он не издевался над полицейскими.

Ему просто все равно.

Сразу после звонка лейтенанта, Листьеву позвонила взволнованная Алла, которая видно не спала всю ночь, а утром уже отчитывалась перед министерством.

– Ян, об этом ни в коем случае не должны узнать! Если журналисты или блогеры из городских пабликов пронюхают, что убийца спокойно все то время находился в подъезде, нас всех смешают с дерьмом и сольют со свистом в самый грязный унитаз, который только можно представить в страшном сне сантехника!

Она была на грани настоящей истерики. Кричала и возмущалась. Ян, напротив, оставался как всегда невозмутимым, и, выслушивая поток истерических предсказаний Манжос, мимолетно подумал, что надо бы снова позвонить сыну. Последнее время он очень переживал за него.

– Если учесть, что чумной доктор убивает абсолютно случайных людей, то мы полностью бессильны, – печально согласился Листьев, когда собеседница наконец замолчала, переводя дух.

– Как ты легко об этом говоришь! – снова начала впадать в истерику Манжос.

– Подожди ты! Это если случайных, а если подумать, что-то общее у них все же есть. Они находились одни в квартире. Не одиноки, хотя многие из убитых действительно жили в одиночестве, как наши две последние жертвы – у них кота и того не наблюдалось, но в момент убийства рядом никого не было.

– Гениально! Ты представляешь сколько таких людей живет в полуторамиллионном городе? Мы не сможем даже попытаться предотвратить следующее убийство, а ублюдок убьет уже сегодня ночью. Снова! Из всего полезного, что может сделать полиция это только неустанное патрулирование улиц. Все! Финиш! Господи, нас порвут на части. Еще пару дней и можно паковать вещи. С постов снимут всех.

– Снимут – дальше то что? Новые люди за два дня поймают убийцу? Не смеши меня. Я прямо сейчас вернусь к тому дому, осмотрю подъезд. Скажи, чтобы на лестницах и площадках никто не топтался.

– Ян, да какой смысл? Ты что, думаешь он там паспорт свой оставил?

Но Листьев уже отключился, не желая слушать истеричных причитаний Манжос. Ему необходимо было как можно скорее вернуться на место преступления.

11

Георгий

Иногда в клинике, в которой я теперь работаю врачом, мне дают своеобразного подмастерья. Молодого, неопытного врача, путающего язву и панкреатит, или студента-медика. Как известно, опыт надо передавать. Если учесть, какие кадры попадаются на моем жизненном пути, с современным медицинским образованием дела у нас идут из рук вон плохо.

Я прихожу в небольшую комнату, которая служит нам своеобразной ординаторской. На входе для начала подвергаюсь унизительному контролю температуры и допросу медсестры, нет ли у меня признаков респираторного заболевания. С одной стороны это мера действенная, с другой всегда можно обмануть. Или быть просто бессимптомным переносчиком нового вируса, будучи гораздо заразнее людей, у которых непрекращающийся кашель и сопли.

В комнате всего четыре рабочих места, оснащенных компьютерами и блокнотами для записей. Все они огорожены специальными панелями. Несмотря на то, что мы проводим тут немного времени, сразу отправляясь по вызовам, или ожидая вызова, находясь вообще у себя дома – безопасность превыше всего.

Я плохо знаю своих коллег по «выездному отделению». Нас не больше восьми, и мы дежурим посменно. Если случай сложный, нам дополнительно выдают какую-нибудь скучающую медсестру. Посетителей в клинике с момента начала пандемии, как ни странно, мало, поэтому часть персонала иногда прохлаждается на рабочем месте целыми сутками.

Большинство клиник и медицинских центров с начала пандемии перестали принимать больных с респираторными заболеваниями, опасаясь, что среди обычной сезонной простуды может умело замаскироваться тот самый вирус. Наше руководство не пожелало терять огромные деньги, которые можно было бы брать с таких больных, и потому принимать мы можем абсолютно любых больных. Естественно, за весьма неразумную плату. Но, как известно, за неимением альтернатив человек готов заплатить сколько угодно. Либо он приходит к нам в назначенное время или же просто ждет нашего приезда, если сил дойти у него уже нет (что, как правило, случается чаще всего). В противном случае, ему придется идти в муниципальную поликлинику и часа четыре стоять в нескончаемой очереди с кашляющими и озлобленными больными.

Выбор, увы, невелик.

Самая большая проблема озаботиться автомобилем. Фирменные белые минивэны клиники с логотипом, красным крестом и мигалками на перечет, и дождаться свободной машины практически нереально. Поэтому мы либо ходим пешком, в случае если пациенты живут поблизости, либо пользуемся собственными авто. Надо ли говорить, что бензин нам никто не оплачивает? На худой конец, можно воспользоваться общественными транспортом. На худой, потому что это постоянные толпы людей, и о дистанции, а тем более о масках, там вспоминают редко. До сих пор не понимаю, какой смысл вводить ограничения на посещаемость концертных залов, ресторанов, закрывать в период поднятия заболеваемости все торговые центры, если в это же самое время в любом автобусе или вагоне метро раздраженные на всех люди трутся друг о друга, как сельди в бочке.

Сегодня, не успеваю еще войти в комнату, как по коридору, устланному чрезвычайно ярким бордовым линолеумом, резко контрастирующем на фоне молочно-белых стен, ко мне бежит высокий и очень худой молодой человек.

– Постойте, это вы Георгий Мельников?

Если не ошибаюсь, его зовут Рудольф – у него практика в ординатуре. В красную зону он чудом не попал, в обычной больнице мест не было и видимо по знакомству его, опять же чудом, устроили к нам. Человека с таким именем не забудешь точно. У него слегка манерный голос, чуть жеманный, который иногда бывает довольно неприятно слышать. Лично мне.

Киваю ему в ответ и застываю в молчании, ожидая объяснений. Что же тебе от меня надо? Хотя скорей всего, его…

– Меня прикрепили к вам сегодня.

Я угадал.

– Кто? – ответ мой звучит чуть грубо, но я не зацикливаю своего внимания на этом. Мои пальцы сжимают ручку двери нашей импровизированной ординаторской. На мое счастье, студентам туда вход воспрещен. Негласное правило клиники.

– Заведующий отделением.

Понятно. Вот уж удружили.

– Вы что, скрепка, чтобы вас прикрепляли?

– Простите?

Шуток он, дурак, не понимает.

– Хорошо, подождите меня здесь. Я сейчас возьму наш маршрутный лист и выйду.

Он покорно кивает и опускается на белую скамейку, которая почти сливается со стеной, становясь практически невидимой.

В ординаторской распечатываю себе маршрутный лист, просматриваю адреса, которые ближе к клинике и выхожу обратно. Рудольф покорно ждет меня на скамейке, блаженно разглядывая в мобильнике фотографии природы.

– Идемте.

Словно не ожидав меня так скоро, он испуганно вздрагивает.

Выходим из клиники и бредем по мокрым от изредка моросящего дождя улицам Екатеринбурга к первому пациенту.

– Меня зовут Рудольф, – говорит он мне, когда мы проходим здание старого больничного морга, ныне не работающего. Позади него церковь, чуть дальше районный загс. Фантастическое соседство. – Рудольф Юрьевич, если конкретнее.

– Я в курсе.

Он согласно кивает. На нем надет серый плащ, поразительно сливающийся с серостью наших осенних улиц и однотипных панельных домов. На ногах огромные черные ботинки, своей уродливой формой больше похожие на сапоги. Ему холодно, и от каждого порыва ветра он недовольно ежится, при этом Рудольф принципиально не носит шапку. Дурость и принципиальность – вещи необъяснимые.

– Как вы думаете, – спрашивает он, когда мы оставляем позади морг и небольшой сквер с церковью. – Когда закончится пандемия?

Пожимаю плечами. Вопрос довольно непредсказуемый. Как и ответ.

– Прошлая длилась почти год. Думаю, эта продлится еще не менее полутора лет как минимум.

Он согласно кивает, будто я подтверждаю его собственные размышления на эту животрепещущую тему.

– А если вирус вдруг мутирует?

– А если вирус мутирует, вдруг, то тогда нам полная… крышка.

– Почему люди так и не меняются, – возмущенно говорит Рудольф. Мы подходим к перекрестку. Дом, где нас ждет пациент, уже показался в поле зрения.

– Люди никогда не меняются, – возражаю ему я и перехожу с ним на «ты». – Странно, что ты это так и не понял.

– Дело же не в этом. Одни люди наживаются на вирусе, другим плевать на всех, они чувствуют себя бессмертными. Отдельная история про врачей. Сколько было таких, которым было лень лечить пациентов от нового вируса? Которые боялись портить статистику? Они просто назначали больным лекарства от обычной простуды и уходили, в то время, когда организм уже изнывал от нового опасного вируса. А людям надо было сразу же подключать антибиотики! Потом эти зараженные, уже запустив болезнь, оказывались в больнице, где мгновенно умирали. А все разводили руками и жаловались – ну надо же, смотрите, какой смертоносный вирус. Георгий, почему даже врачам иногда плевать на людей?

– Врачи разные. Есть хорошие, а есть те, которым лучше всего было бы идти мести улицы или чистить туалеты. Собственно, заниматься тем, для чего они предназначены судьбой.

Мы подходим к желтому дому постройки шестидесятых годов, где живет первый пациент. Рядом парк, по правую сторону от него телевизионная вышка с антеннами и здание областной телерадиовещательной компании. На первом этаже жилого дома вижу узнаваемый коричневый логотип с дымящейся чашкой «Кофейни №1». На тонированных дверях висит объявление «К сожалению, мы закрыты. Навсегда. Спасибо, что были с нами вплоть до последних дней перед локдауном».

Еще одно заведение, которое убил этот вирусный мерзавец. Оказывается, он любит гробить не только людей, но и предприятия малого и среднего бизнеса. Удивительное создание природы. Или не природы?

– Вы читали «Голем» Майринка? – внезапно спрашивает Рудольф, пока мы пытаемся найти вход во двор дома, огороженного старым кованым забором.

– Слышал, но не читал.

– Возвращаясь к нашей беседе, там в самом начале книги есть история про врача Вассори. Знаете, что он делал?

Я не знаю, поэтому молчу. Парень кажется чересчур возбужденным. Лицо его слегка краснеет, на тонкие губы, практически невидимые, вылетают брызги слюны. Возможно, студенту надо просто выговориться.

– Доктор Вассори в романе оперировал несуществующую глаукому у пациентов, и тем самым наживал себе целое состояние. Он пользовался беззащитностью своих подопечных, которые больше всего боялись потерять зрение. Понимаете, он наживался на чужом горе? И точно также сейчас люди наживаются на чужих страданиях, болезни, обманывают, ставят во главу угла собственные корыстные интересы. А другие нагло делают из вируса целый бизнес.

Нам, наконец, удается найти вход во двор.

Рудольф слегка успокаивается и произносит:

– Выродившееся, беззубые хищники, напрочь лишенные силы и мужества.

– Что, прости?

– Так герой романа говорил о жителях гетто.

Не понимаю, куда он клонит.

– Посмотрите вокруг, Георгий. Ведь сейчас точно так. Нынешнее поколение людей выродилось. Они живут как хищники, жадные до добычи, будь это или деньги, или выгодное положение в свете, или какие-то привилегии.

С ним трудно не согласиться. Люди действительно не меняются.

И вряд ли кому-то под силу их изменить.

Мы входим в подъезд, и первое что видим – подросток, который пишет на стене «вы все умрете, сцуки!».

Увидев нас, бросает равнодушный взгляд и еле слышно говорит:

– Че вылупились то?

И после широко улыбается, обнажая слегка желтоватые зубы.

12

Марта

– У вас такое красивое имя…

Молодой человек произносит это не столь восхищенно, сколь удивленно. Она же делает вид, что не расслышала комментария. Он все равно продолжает:

– Оно редкое и необычное.

Повисает вынужденное молчание, и отчего-то ей становится неловко. По большему счету плевать. Этого паренька вместе с его машиной, удушливо пропахшей приторной мятной отдушкой, она видит первый и, сомнений нет, последний раз в жизни. Конечно, вполне возможно, что их жизненные пути еще пересекутся, но то будет случайная встреча, не более того – в одном самолете, в очереди к кассе супермаркета, за соседними столиками в кафетерии или даже ресторане.

Ей все же неудобно оставить неуместный комментарий без ответа.

– Красивое, редкое или все же необычное? Надо бы определиться.

Парень-таксист поднимает глаза к зеркалу заднего вида и недоуменно смотрит. Марта, не моргая, перехватывает его взгляд.

Теперь молчание воцаряется в машине до самого окончания поездки, пока такси не останавливается возле уныло-серого девятиэтажного здания. Вокруг только небольшие строения – пятиэтажные, где-то позади него на удивление есть даже пару трехэтажных, несколько комплексов университетского городка. Потому здание среди таких карликов выглядит буквально небоскребом.

Оно офисного назначения, но только Марта знает, что внутри его практически никого нет. Последние офисы, наполнявшие стены и лестницы своими голосами и телефонными звонками, съехали отсюда лет десять назад. Им не нравилось старое здание, вечно ломающиеся лифты, плохое кондиционирование и, наконец, полное отсутствие парковки. Рядом политехнический университет и радиотехникум. Студенты наводняют все ближайшие улочки своими автомобилями с раннего утра и до позднего вечера. Припарковаться где-то поблизости невозможно. Такси приходиться вставать вторым рядом и выслушивать позади себя недовольные сигналы автомобилистов и скрипучих троллейбусов, со скоростью черепах проползающих по узким улицам.

Она расплачивается и выходит прямиком в промозглое пространство ноября. А таксист провожает ее взглядом, в котором читается подозрение (в себе ли эта черноволосая дама?), и интерес (да кто же она такая и зачем сюда приехала?), и еще видится небольшое возмущение (она чересчур спесива, не много ли себе позволяет, смотря так свысока на простых таксистов?). Марте все равно. Она, пройдя через шумный гвалт студентов, наводнивших уличную кофейню с длинным названием «Возьми кофе сегодня. Ведь завтра уже может не наступить!», поднимается по высоким бетонным ступеням в здание и скрывается за металлическими дверями. Их бы неплохо поменять на нечто более современное, а еще лучше поставить автоматизированные раздвижные двери, или установить какую-нибудь новомодную вертушку. Но Марта прекрасно понимает, что этого уже точно никогда не случится.

Двери уже сомкнулись позади нее, но она внезапно возвращается. Вновь выходит на улицу. Оглядывается, слегка нервно. Толпа студентов по-прежнему гогочет у уличных столиков, от которых по тротуару плывет еле заметный аромат крепкого и не самого хорошего кофе.

Марта достает из темно-фиолетовой сумочки цифровой фотоаппарат. Иногда на него удивленно косятся люди. Навроде сегодняшнего таксиста. Такие же молодые и незрелые. Зачем сейчас фотоаппарат? Ну ладно если бы был профессиональный, с кучей примочек и в разы больше. А так обычный, цифровой. Смысл? Все же есть на телефонах, и даже не у очень дорогого смартфона камера снимает как профессиональная.

Вот только Марта – заложник собственных привычек. Собственных установок. Потому, включив устройство и поймав на дисплее отображающихся студентов, она начинает их фотографировать.

Раз, два, три. Меняет ракурс. Потом еще.

Затем убирает его, предварительно мельком просмотрев получившиеся снимки. Получилось. Все четко. Сколько лет фотоаппарату? Лет пять, а снимает лучше многих современных. Хорошо, что она тогда не поскупилась на эту модель. Очень хорошо.

Фотосессия закончена, и теперь она снова внутри здания. Поднимается по лестнице на самый верхний этаж. Лифты на работают уже второй месяц. Впрочем, на это совершенно плевать. Лестница – практически произведение искусства. Она возведена в середине небольшого атриума, куда выходит коридоры всех этажей, и в зависимости от этажа лестница меняется – где-то более широкая, где-то уже, где-то меняет свою форму, образует на переплетениях балконы, на которых можно наблюдать за всеми нижними этажами. Марта никогда не понимала офисных работников, когда они еще здесь были, постоянно жалующихся на неработающие лифты. Подниматься по ней одно наслаждение. На переходе с третьего на четвертый этаж панорамное окно. Вниз к железнодорожному мосту устремляется прямая как стрела улица, до отказа запруженная машинами, мелькающими круглый день вереницами огней фар и стоп-сигналов. Поздним вечером вокруг начнется какофония цвета и звука одновременно. Удивительно красивое зрелище.

Открыв свою лабораторию, она включает все компьютеры – стационарный, ноутбук, второй компьютер. Подключает планшет. Минуту ждет загрузки, затем подсоединяет фотоаппарат к планшету и сбрасывает фотографии. Внимательно просматривает каждую.

Нет, пусто. Да и вряд ли он мог быть там. Студентам от силы лет двадцать. Может двадцать с небольшим. Молодые ребята. Совершенно ни в чем не виноватые.

Это действительно глупо. Еще зачем-то выскочила из здания и начала и снимать. Ладно хоть никто не заметил, а то бы приняли за сумасшедшую. С тем же успехом можно было сфотографировать и того желторотого таксиста. Результат тот же.

Да уж, глупо. Не мог он быть среди них. Пусть даже случайно.

Хотя нет. Не он. Зря она так, ох зря!

Оно.

Именно с этим она имела дело.

Нужно искать не его.

Нужно искать ОНО.

Найти пока не стало слишком поздно.

Она удаляет все сделанные фотографии за сегодня с карты памяти (их уже около сотни, хотя день только начался), и отключает планшет

Я найду тебя, говорит она вслух, но слышат ее только стены. В большом офисном здании, некогда шумном от многочисленных работников и арендаторов, она сейчас одна.

Я. Найду. Тебя.

И точка.

13

Ян

Спустя полтора часа он вновь подъехал к девятиэтажному дому. Еще одно место деяний неуловимого чумного доктора. Как и в предыдущих здесь точно также не было найдено следов или улик. Только изощренное издевательство над всеми стражами правопорядка. Будто эта человеческая субстанция в маске и куртке в реальности не из плоти и крови.

Во дворе на свободном парковочном месте дежурила одинокая машина полиции. Через открытые окна вился сигаретный дым. Патрульные курили, равнодушно наблюдая за подъездами. Ян подошел к ним и представился.

– Да мы поняли, кто вы, – ответил один из патрульных точно также равнодушно глядя на следователя, как смотрел на весь окружающий его мир.

– Давно здесь? – поинтересовался у них Ян.

Полицейские пожали плечами.

– Нас оставили наблюдать за обстановкой.

– Но ведь убийца уже ушел и явно больше не вернется сюда.

На этот вопрос ему не ответили. Было ясно, что их просто отправили смотреть за упущенной возможностью поймать убийцу. Подходи они тщательнее к своей работе, возможно чумной доктор уже сидел за решеткой.

Ян оставил скучающих полицейских, направившись к подъезду, отмечая, что вокруг было непривычно холодно и стояла гнетущая тишина. Нет, не гнетущая. Погребальная. Точно такая бывает на кладбище.

Подъездная дверь с домофоном. Зыбкая иллюзия надежности. Домофон не предоставил никакой трудности для убийцы попасть внутрь. Для него вообще не было препятствий. Он делал ровно то, что хотел и собирался сделать.

Листьев наугад позвонил в первую попавшуюся квартиру, где ему ответил недовольный женский голос, на заднем фоне которого заливисто бубнил телевизор.

– Что?!

– Откройте, полиция.

Это до невыносимости банальная, хоть и пугающая фраза, тем более никакой полицией Ян не являлся, но ему было все равно. В динамике кто-то испуганно ойкнул, и дверь мгновенно зазвучала приветственным зумером, пропуская следователя внутрь.

В подъезде по-прежнему пахло чем-то тухлым, и даже аромат духов неизвестного человека, видимо недавно прошествовавшего из лифта по первому этажу, не мог перебить нестерпимо вонючий запах. Листьев стал подниматься наверх и увидел открытое между вторым и третьим этажом окно. Но холодный воздух все равно не смог перебить вонь.

Ян почти не сомневался, что так пах чумной доктор. Или его бокс, что было одно и то же. Вопрос был ли то естественный запах, или же "ароматный" шлейф оставлен специально?

Шаг за шагом поднимаясь на самый верх, он сосредоточенно обходил каждый этаж, заглядывая в закуток к лифтам, осматривая двери квартир – в этом доме подъезд не разделялся на отдельную лестницу и площадку с лифтами. Он старался подметить или увидеть то, что могло хоть как-то привести к убийце. Вдруг он оставил следы или какие-то пометки, как делал ранее в квартирах убитых?