Чумной доктор

Святослав Горелов

Чумной доктор

Он открыл шкаф,

вынул из стерилизатора две гигроскопические маски,

протянул одну Рамберу и посоветовал ее надеть.

Журналист спросил, предохраняет ли маска

хоть от чего-нибудь, и Тарру ответил:

нет, зато действует на других успокоительно.

Альбер Камю «Чума»

…И, в тот же миг – закончится дождь,

Закончится грипп, и кто-то умрет.

Земфира

ПРОЛОГ

2005

Девочка не боялась оставаться одна, когда папа был на работе.

Отцу часто приходилось работать во вторую смену, и уходил он из дома после трех часов дня. Возвращался, как правило, глубоко за полночь. Девочка к тому времени уже спала.

Но иногда просто лежала в кровати, лишь делая вид, что спит. Так она дожидалась возвращения отца, лежа на неудобной подушке и глядя в потолок или отвернувшись к стене, откуда доносились голоса. За стенкой жили шумные соседи – молодая пара, у которых только что родился ребенок. Младенец, не переставая, плакал. Создавалось впечатление, что его надолго оставляли одного в темной комнате.

Периодически девочка стучала в стенку, пытаясь привлечь внимание малютки, отстукивая какой-нибудь музыкальный ритм. Она надеялась, что ребенок услышит ее, и хотя бы на небольшое время перестанет плакать. Периодически это помогало, и младенец затихал. А потом все начиналось по новой.

Скорей всего ему было страшно одному. Очень страшно.

До его рождения там жила пожилая женщина, мать той девушки, которая стала теперь хозяйкой квартиры. Девочка помнила эту старушку, и как она гуляла в полупустом дворе их дома.

Затем соседка начала чудить. Стала ложиться спать рано вечером, вставала в два ночи, и тут же принималась за уборку квартиры. Гремела ведрами, стучала по стенам шваброй, убирая невидимую пыль.

– Папа, что с ней случилось? – спросила тогда девочка у отца.

Он пожал плечами.

– Так случается, дорогая. Люди теряют рассудок и становятся совсем другими.

Потом помолчал и добавил.

– Хорошо, если остаются чудными, но безобидными.

– Безобидными?

– Бывает, что люди, потеряв разум, превращаются в чудовищ.

Девочка не сразу поняла смысл его слов. Пожилая женщина, такая добрая, аккуратная, всегда приятно пахнувшая лавандой, не могла стать чудовищем. Даже потеряв единственный разум. Чудовища ведь совсем другие, да?

Вскоре в квартиру соседки въехала ее дочь с молодым мужем. Очень хмурым и всегда чем-то раздраженным. Девочка часто встречала его во дворе, где он сидел на лавочке, скрестив ноги, и потягивал какую-то желтоватую жидкость из пластиковой бутылки.

Когда мужчина начинал кричать на жену или на родившегося ребенка, а то и на свекровь, которая к тому времени уже не вставала с кровати и почти ничего не говорила, девочке становилось страшно. Через панельную стенку его голос был громок и ужасен.

Девочка не хотела никому такого ужасного отца.

Пожилую женщину обижали. На нее кричали все. Каждое утро теперь девочка просыпалась от крика молодой соседки, которая орала на свою мать и била ее. Она кричала громко и создавалось впечатление, что соседка кричит прямо здесь, возле кровати девочки. Девушку жутко раздражало, что мама каждое утро просыпается в своих испражнениях и мажет ими стену.

Вскоре несчастная женщина умерла, и ее опустевшую комнату превратили в детскую. Теперь там спал младенец. Почему-то девочке казалось, что бывшая хозяйка никуда не ушла из комнаты. Не умерла. Не исчезла. И сейчас, склонившись в темноте над детской кроватью, глядит в глаза малышу.

Именно поэтому младенец так плачет. Ему очень страшно.

Раньше спала девочка хорошо, даже не смотря на плач ребенка. В последние дни сон стал приходить к ней только после того, как она услышит, что в двери поворачивается ключ. Значит, отец вернулся с работы. И, значит, с ним все в порядке.

У одного мальчика из их класса поздно вечером убили отца, когда тот возвращался с работы.

Девочка боялась потерять отца. Пожалуй, самый близкий ей человек. Почти единственный.

В тот вечер все было не так. Совсем.

Накануне отец выглядел грустным. Почти не разговаривал, и все время о чем-то сосредоточенно думал. Девочке на короткое мгновение показалось, что он напуган. Сильно напуган. Возможно, она ошибалась.

Около десяти вечера вдруг зазвонил телефон. Папа говорил, что если телефон звонит так поздно, лучше не подходить. Особенно, если она одна в квартире. И да, двери, конечно же, тоже ни в коем случае никому не открывать!

Телефон звонил очень долго. Девочка не хотела подходить. Но трель звонка не прекращалась. Стала буквально пугать ее.

И тогда она решилась все-таки ответить.

Звонил отец.

– Папа?

– Ты в порядке, солнышко?

– Да. А ты? Что-то не так?

Естественно что-то было не так. Иначе отец не стал бы звонить так долго и поздно.

– Нет, я просто беспокоюсь. Очень хорошо, что ты ответила. Помнишь, я тебе говорил, что нельзя никому открывать дверь?

– Да?

– Никому! Понимаешь?

– А если позвонишь ты?

– И мне! Ведь у меня есть ключи. Поэтому если я вдруг позвоню, и скажу тебе открыть, ты не открывай. Ведь это буду уже не я.

– Потому что у тебя есть ключи? – повторила девочка.

– Именно так, солнышко. Ложись спать. Будь осторожна.

Дочь так и не поняла, чего же боялся отец. А он боялся. Она отчетливо слышала это в его голосе.

Голос дрожал.

А после полуночи в дверь действительно позвонили. Девочка не стала подходить к двери, натянув одеяло на голову. Звонок продолжал надрываться.

Она надела тапочки и подошла к двери. В квартире было не холодно, но ее била дрожь.

– Кто там?

У их знакомых среди ночи в дверь позвонили точно также. Когда хозяева не открыли, дверь выломали. Всю семью убили, а из квартиры вынесли все ценности.

– Это я, солнышко, – ответили из-за двери.

Отец. Голос его по-прежнему дрожал.

– Папа?

– Да, это я. Открой мне.

– Но у тебя же есть ключи.

– Я их оставил на работе. Забыл. Так бывает. Открой, пожалуйста.

Поэтому если я вдруг позвоню, и скажу тебе открыть, ты не открывай. Ведь это буду уже не я.

Девочка боялась поверить в самое худшее.

– Папа, это точно ты? Ты же сам сказал, чтобы я не открывала никому. И тебе тоже, потому что у тебя есть ключи.

– Я же говорю, солнышко, ключи на работе остались. Я просто забыл их. Люди всегда что-то забывают.

Девочка не верила. Чувствовала – происходит нечто странное. Точно такое же необъяснимое происходило иногда по ночам, когда она оставалась одна, а папа задерживался на работе. Она лежала в кровати и ждала заветного щелчка в замочной скважине, чтобы услышать, как отец вернулся домой, и сразу после все ночные страхи отступали. Страхи и звуки. По ночам дом и квартира жили какой-то другой жизнью. Слышались шорохи. Скрипы. Иногда казалось, что в трубах кто-то стонет. Или плачет. Возможно, всего лишь игра со звуком. Возможно и… Вот об этом девочка старалась не думать.

Она отворачивалась к стене, к пыльному ковру, доставшемуся еще от прабабушки, стараясь заснуть. Сон отгонял все страхи. Хотя сразу заснуть не получалось. Иногда слышалось, что будто кто-то осторожно бродит возле кровати, наклоняется к ней, заглядывает практически в лицо. Только и ждет, чтобы девочка откинула одеяло и повернулась. Посмотрела.

Она рассказала об этом отцу. Тот улыбнулся.

– Игра дома, солнышко. Это его обыкновенные шумы. Не более того.

Но та боялась. И боялась сейчас, когда за дверью стоял отец и просил открыть дверь.

Девочка не открыла. Вернулась в кровать, укрылась одеялом и стала ждать. Отец долго еще звонил в дверь, а потом все стихло.

Рано утром, когда в окна заглянул рассвет, девочка встала. Она вроде бы сумела немного поспать, периодически проваливаясь в микро-сны. Сейчас из-за этого у нее разболелась голова. Она прошла ко входной двери и глянула в глазок.

Дверной глазок был заляпан чем-то красным.

– Папа! – закричала девочка и все же открыла дверь.

Вся лестничная площадка перед квартирой оказалась залита кровью, а в центре лежало тело отца с неестественно вывернутой шеей. Ей показалось, что у него наполовину отрублена голова.

А потом снова зазвонил телефон. И когда девочка сняла трубку, то услышала голос:

– Ты такая умная, девочка-солнышко. Ты правильно сделала, что не открыла дверь. Очень правильно.

1

Чумной доктор появился в середине октября, распространяя вокруг себя запах горелого мяса и испорченной еды. Одетый в черную длинную куртку, убийца был практически неприметен, под стать унылым сумеркам второй половины осени. В руках он держал желтый пластмассовый бокс прямоугольной формы, предназначение которого еще только предстояло разгадать. Лицо скрывалось под медицинской маской, а руки защищали черные перчатки. Открытыми оставались только глаза, не выражающие ничего, будто и не глаза человека вообще. Вполне возможно, именно так и было. Появляясь на простуженных новым вирусом улицам словно из ниоткуда, в самое темное время суток – с пяти вечера, когда мгновенно бросившийся на город мрак с небес не могли разогнать даже яркие лампы фонарей, – он вновь исчезал ранним утром. Большой мегаполис пробуждался от сна, а в больницах подсчитывали тех, кто не смог встретить этот день. Так чумной доктор легко сливался с темнотой, растворяясь в ней посреди холода улиц, будто тьма поглощала и оберегала его.

Тьма очень своеобразная штука. Иногда с ней надо дружить, как бы того не хотелось.

В осенние месяцы она гораздо заметнее. Возможно, поэтому чумной доктор начал убивать именно осенью, привнося своим появлением в легкий морозный воздух ароматы разложения. Этот запах невидимыми нитями призрачно витал над холодными тротуарами, по которым к очередной жертве медленно шел доктор. Он не торопился, как не торопилась эта осень, как и не торопился исчезать новый вирус, в одночасье изменивший привычную картину некогда спокойного мира.

– Я его не ждала, но чувствовала, что рано или поздно он ко мне придет, – немного истерично заявила хмурому стражу правопорядка дородная женщина лет семидесяти. – Понимаете, я человек возрастной – для меня вирус гораздо опаснее, чем этот убийца. Вирус убивает медленно, наслаждаясь, а этот быстро, без лишних мучений.

Пенсионерка врала, потому что давно уже догадалась о том, какую именно цель преследует чумной доктор, убивая своих жертв. Но ничего не сказала, зная, что ей не поверят. Более того – не станут слушать.

– Я его не боюсь. Он не такой страшный, как это биологическое азиатское недоразумение. Когда я увидела убийцу около моего дома, то даже не почувствовала страха.

Полицейский молча выслушивал ее, изредка делая пометки в мятом блокноте. У него жутко болела голова, и он боялся, что на днях его кто-то все-таки заразил. Хорошо, если будет обычная простуда. Без последствий. А если то самое… Он боялся помыслить о таком. Боялся за свою пожилую мать, с которой по-прежнему вынужден был жить, и для которой заболевание новым вирусом равнялось смертному приговору.

Где-то в квартире бубнил телевизор – шло очередное шоу с крикунами, политологами, экономистами и прочими оракулами. Идентичные собратья буквально заполонили центральные каналы в дневное время. В последние месяцы вектор их обсуждений кардинально поменялся – на смену нескончаемой болтовне на политические темы, пришли еще более бесконечные дискуссии на тему нового вируса и ограничительных мер.

– С чего вы взяли, что это именно он? – внимательно посмотрел на возможную жертву полицейский. Лоб пронзила очередная стрела боли, от чего он поморщился.

– Я слышала о нем на одном из местных каналов. Высокий человек в длинной черной куртке, в маске и с чемоданчиком в руках…

– Боксом.

– Простите?

Она не поняла, почему ее прервали.

– У него в руках бокс, а не чемодан. Это немного разные вещи.

– Бокс?

То ли она не знала, то ли не понимала. Кто их поймет, этих пенсионерок. Полицейский с ужасом помышлял о пенсии. До нее ему было как до Луны, но размышления о своем пожилом будущем изредка его все же посещали. Призрак старости маячил где-то далеко, но неустанно напоминал о том, насколько быстротечна жизнь. Совершенно не хотелось на пенсии сидеть дома целыми днями напролет и смотреть ток-шоу.

– Пластмассовый бокс прямоугольной формы, – осторожно продолжил он, словно разговаривал с умалишенной. – Его можно принять за чемодан, но это далеко не так.

– Да без разницы, бокс там у него или чемодан. Главное, что это был он! Вы и не представляете, насколько он страшно выглядит с этим своим чемоданчиком и в этой белой медицинской маске!

Под «он» женщина, конечно же, подразумевала чумного доктора. Именно так его окрестили социальные сети, опередив в таком наречении громких имен серийных убийц вездесущих журналистов.

– Тогда почему же он вас не убил? Получается, просто стоял возле вашего дома и смотрел вам в окна?

– Именно так. Вон под той захудалой березой. И прямо в окно моей спальни. Это так неприятно и… неприлично!

Служителю порядка начинал надоедать этот разговор. Ему казалось, что женщина все придумала. Чрезмерный просмотр телевизора – приговор для нервной системы.

Старость равняется одиночеству.

Старость заключается в этих четырех стенах запущенной квартиры, где каждый угол просто вопиет об одиночестве.

Старость включает в себя просмотр ток-шоу с горластыми гостями, беспардонно перебивающими друг друга. Почти единственный способ скоротать дни.

Призрак старости вновь появился на бескрайнем горизонте сознания полицейского и, махнув своей дряблой рукой, тихо прошептал: Время, в отличие от одиночества – быстротечно, помни об этом, дорогой дальний-близкий гость.

– Возможно он просто выжидает, – промолвила женщина, боясь, что интерес к ней безвозвратно потерян.

– Убийца? И чего же?

В ответ хозяйка квартиры лишь пожала плечами, а полицейский сказал, что ситуация под контролем и удалился. Пенсионерка смотрела ему вслед, пока он спускался по лестнице, будто надеясь, что тот вернется и послушает ее рассказ о посещении убийцы еще немного.

Но полицейский не вернулся. Выйдя на улицу, мужчина первым делом снял маску и вдохнул холодный осенний воздух. Головная боль слегка отступила. Может он здоров? Обыкновенное переутомление? Немного успокоив себя и убрав подмышку папку с протоколами, полицейский двинулся по продуваемым ледяным ветром дворам к участку. В небе медленно плыли кучевые облака, своей серостью тяжело давя на застывший город.

2

BigBOOK

Как жить человеку, за которым охотится киллер?

Ответ прост – в страхе.

Обстоятельства моего бегства от нормальной жизни весьма нетривиальны. Хотя вряд ли свою жизнь я мог назвать нормальной даже бы с натяжкой. Первоначальная картина примерно такова.

Первый осенний месяц. Отзвучала из всех утюгов и успела забыться песня про третье сентября – ни с чем несравненный гимн русской рыжеволосой осени. Позади остались впечатления о пустом лете, безвозвратно потерянном и выпавшем так неудачно на время пандемии. И уже не так длинны были дни, хотя светало по-прежнему рано. Было, наверное, где-то около половины шестого утра. Чем может заниматься среднестатистический горожанин, к каковым я отношу себя, в такое время? Еще рано вставать на работу или учебу, да и вообще вести хоть какую-то активную жизнь. Но не рано для того, чем занимаюсь я. А именно, начиткой очередной книги и выкладкой новой аудиозаписи в социальных сетях.

Не удивляйтесь моему занятию, если вдруг услышите эту историю из чьих-то уст, может даже моих собственных, попав на авторскою страницу в интернете. Или прочтете мой рассказ, если по старинке читаете опусы на шершавой газетной бумаге, на которой, к великому сожалению книжных эстетов, сейчас печатается большинство книг. Итак, я – профессиональный чтец аудиокниг. Это является способом моего заработка на жизнь. В сферу интересов начиток входят разные жанры – от фантастики, детектива и мистики, вплоть до, ни много ни мало, эзотерики. За последние шесть с половиной лет я начитал около трех сотен произведений, от небольших рассказов до многотомных сочинений, и не останавливаюсь на достигнутом.

Почему я стал чтецом аудиокниг?

Многие говорили, что у меня красивый голос. Однажды я решил прочитать небольшой рассказ Стивена Кинга про мальчика и его страшную бабулю (надо ли объяснять, что в рассказе для парнишки все закончилось плохо?) и выложил запись на видеохостинг. Он настолько популярный, что бессмысленно напоминать вам его название, и так знаете. Я не получил миллионы или хотя бы десятки тысяч просмотров, шквал аплодисментов и хвалительных комментариев в свой адрес. Видео с рассказом набрало от силы тысячу просмотров, и всего с полсотни отзывов, но все как один положительные.

– У тебя крутой голос, – послушав начитку, сказал мне один из моих друзей, с которым мы, правда, с некоторых пор больше не общаемся. – Когда ты читаешь рассказы, то я их слушаю словно завороженный. Главное, абсолютно не ясно сколько тебе лет.

Чистая правда. Определить мой возраст по звуку голоса было невозможно. С таким тембром мог читать и тридцатилетний парень, и уже отчасти умудренный опытом сорокалетний мужик, и даже человек в очень преклонных годах, особенно если сумел сохранить голос и не испортить его куревом. Для каждого слушающего мой портрет был собственным, рождающимся воображением.

Вынужден извиниться, но в этой истории я не раскрою своего возраста, тем более к дальнейшему повествованию это не имеет ни малейшего отношения. Не назову и своего настоящего имени. Вам лишь достаточно знать, что меня зовут BigBook. Большая книга, в переводе с английского. Под этим псевдонимом меня можно найти на бескрайних просторах всемирной паутины.

Вслед за первым озвученным рассказом последовал второй, затем третий. Я начал начитывать романы Джона Уиндема, Кира Булычева, Кристофера Приста, Джорджа Мартина, Рэя Брэдберри, все того же Стивена Кинга в его чрезвычайно крупных формах, Ирвина Шоу, Агаты Кристи, произведения Елены Блаватской (и такое было), братьев Стругацких. И еще несколько десятков известных и не очень авторов. За эти годы у меня образовалось целых два канала – один исключительно эзотерический, другой гламурно-художественный – на видеохостинге с совокупным числом в двадцать три тысячи подписчиков. Появилась группа в социальной сети.

Мои поклонники и подписчики чрезвычайно милые люди. Они начинают свой день, а порой и заканчивают с моим голосом, не спешно воспроизводящим очередное творение одного из писателей. Они же – мои спонсоры.

График моей работы вольный. Я могу просыпаться в семь утра и первым делом начать выполнять очередной заказ на начитку книги. Могу валяться до двенадцати, а могу и вовсе устроить себе выходной. Единственное проклятье такой работы – непостоянный и трудно прогнозируемый заработок. В месяц иногда удавалось заработать и много, и мало, а бывало и почти ничего. Заказов могло быть навалом, и чтобы потом с трудом не сводить концы с концами, я спал от силы пару-тройку часов в день, все остальное время посвящая чтению перед микрофоном.

Замечательно же, когда занимаешься любимым делом?

К дополнению моего скромного портрета следует добавить то, что я не женат, у меня нет детей, да и нет семьи как таковой в принципе. За всю жизнь я официально практически нигде не работал, друзей мог сосчитать по пальцам одной руки, а лет до двадцати пяти, как главный герой «Венецианской трилогии» Брэдбери, даже боялся женщин.

В то раннее сентябрьское утро, которое перевернуло мою жизнь, в нелегкой работе чтеца аудиокниг сложилась непростая ситуация. К понедельнику сразу три заказчика аудио своих любимых произведений ждали выполненную работу. Я мог затянуть выполнение заказов еще на пару дней, но тогда лишился бы в совокупности семи тысяч, нагло запрошенных как наценку за быструю начитку. Роскошь лишиться такой суммы, на которую я спокойно мог жить почти две недели (с нынешними то грабительскими ценами на одни только продукты!), позволить себе было нельзя. Я разрешил себе краткий сон с часу ночи до пяти утра, и уже в три минуты шестого был у компьютера, где на экране призрачно мерцал в предрассветных сумерках текст книги, а микрофон жаждал слышать из моих уст новые слова.

Начитав примерно пятнадцать минут текста, я сбился и остановил запись. Переслушал начало, подивился тому насколько сонно и хрипло звучит мой голос, и как безобразно шепелявит во многих местах. Все-таки утро не самое идеальное время для работы с голосом. И как только ведущие радиостанций держат себе в форме почти каждый день? Загадка и только.

Я удалил файл с неудачной начиткой и решил выйти на балкон, где царила бодрящая сентябрьская прохлада. Глядя на город, разминал затекшие конечности. По мышцам растекалась не самая приятная усталость. То ли тело еще собиралось нежиться в этот ранний час в кровати, то ли… Меня слегка передернуло от мысли, что я вдруг подхватил вирус и заболел. Не то чтобы я его сильно боялся или, как некоторые дураки, не верил вообще, но опасался. Этот вирус, как и любой другой, становился русской рулеткой. Ты не знал, что будет и как. Он может тебя ранить, а может убить. А то и вовсе не задеть, если барабан вдруг окажется пустым.

За окном, где пролегала улица, на которой располагался дом, было царственно тихо. Автобусная остановка стояла пустой, киоск с газетами, как и полагается в такой час, закрыт, и только редкие проезжающие машины создавали чувство, что город постепенно начинает просыпаться. Посаженные как по линейке ровным рядом березы предательски желтели, не в силах противиться наступившей осени.

Я посмотрел на девятиэтажный дом, стоявший напротив моего. Интересно, кто-нибудь еще не спит в такой ранний час? Просыпается ли уже на работу, заваривает кофе или чай, жарит яичницу? Или сейчас в этом квартале спящих бодрствую лишь один я?

Оказалось, нет. И вот уже на балкон одного из этажей, кажется пятого, вышла молодая женщина с распущенными длинными волосами. Огненно-рыжие, яркие как вспыхнувший огонь, они выделялись на фоне безликой серости нашего квартала. Нет на свете ничего серее спальных районов Екатеринбурга, которые монотонно застраивали однотипными до скуки панельными коробками домов в семидесятые годы.

Она открыла балконные створки, огляделась и стала сосредоточенно смотреть на улицу, словно ожидая кого-то. Возможно, с ночной смены возвращался ее муж или сын. Меня женщина не замечала. А на автобусную остановку тем временем, пыхтя от усталости, подрулил рейсовый пригородный автобус, остановился, недовольно фыркнул и уехал, оставив после себя одинокого мужчину с дорожной сумкой.

Вдруг в сердце у меня появилось неприятное предчувствие – что-то сейчас должно случиться. Что-то непременно плохое. Как это называется? Шестое чувство?

Мужчина немного постоял на остановке, все время оглядываясь по сторонам, будто кого-то ожидая. Потом, пожав плечами, ловко накинув ремешок сумки на плечо, и направился к дому.

Сразу после произошли два события.

Первое. На тротуаре возле остановки словно из ниоткуда появился другой мужчина в черной кожаной куртке. Даже с моей, частично убитой компьютером и книгами остротой зрения можно было разглядеть его лицо – сосредоточенное и отчего-то злое. Он был невысокого роста, довольно крепкий, с короткими волосами, то ли мокрыми, то ли просто давно не помнящими вкуса шампуня.

Второе. Мужчина из автобуса увидел рыжеволосую женщину на балконе, остановился, почему-то развел руками и махнул ей рукой. Я угадал – они действительно были одной семьей или по крайней мере хорошо знали друг друга.

А затем ощущение тревоги окончательно завладело мной.

Сейчас точно должно было случиться нечто ужасное. Трагичное. Непоправимое. Авария двух случайных машин, например. Взрыв бытового газа. Чей-то отчаянный крик о помощи. Или же убийство посреди улицы.

Случилось последнее.

Коротышка в кожаной куртке, поравнявшись с мужчиной, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Женщина на балконе, увидев, как убивают кого-то ей близкого, должна была вскрикнуть от ужаса, но она продолжала стоять с каменным лицом, словно наслаждаясь разворачивающейся перед ней сценой смерти. Раненный выстрелом падал на землю, не понимая происходящего. Он должен был дойти до своего дома, войти в подъезд, подняться в лифте наверх и оказаться в теплой квартире, позавтракать вкусным омлетом. А вместо этого от пули в сердце падал на пыльный тротуар, по-прежнему не осознавая ничего, и тихо умирая. Левая нога его резко дернулась в предсмертной судороге. Финальный аккорд симфонии жизни.