Чумной доктор

Через минут двадцать он не выдержал и подсел к ней. Широкая лавочка позволяла держать дистанцию в полтора метра.

– Странное поколение, согласитесь? – сказал он, посмотрев на небо.

Девушка наконец отвлекалась от электронных просторов всемирной сети и равнодушно поглядела на мужчину.

– Вы мне что ли?

– Да, вам. Здесь больше никого нет.

Они и в самом деле были в парке одни. Через деревья до пустынной аллеи доносились звуки большого города.

– Вам не с кем поговорить? – весьма недовольно отреагировала девушка.

– Что вы, есть. И собеседники у меня интересные. Просто смотрю я на молодежь и думаю, это наше будущее поколение, наша судьба, дальнейшая жизнь страны. Вот что из них получится? Они ничем не интересуются, они равнодушны – к себе, к близким, к окружающим. Даже посмотрите на то, как некоторые паркуют свои машины – бросают посреди дороги. Я приехал – мне плевать на всех. Скорая или пожарные не проедут – все равно. Им же надо. А музыка? Какую они слушают музыку? Ведь эта музыка не несет в себе ничего. Ни чувств, ни смысла, творческий вакуум и только. И все настолько похожее друг на друга, что даже тошно. Ноль индивидуальности. Ноль творчества.

– По-вашему только Шопена с Шаляпиным слушать надо? – возмутилась девушка. Она пододвинула сумку поближе к себе, видимо собираясь уходить.

– Шаляпин – это хорошо, – подумав, ответил ей Ян. Хотя ему никогда не нравились басовитые голоса, а были по душе теноры. – Ну, хотя бы и он. Да нет, пусть поют молодые. Но пусть поют хорошо, пишут красивую музыку, которая заставит подумать и сопереживать, а не этот однотипный набор шумов.

– Биты. Это называется битами.

Ян кивнул головой, посмотрев куда-то вдаль.

– Может и биты. Все равно же шумы. Есть ли разница?

Девушка встала с лавочки, предварительно убрав телефон в широкий карман ярко-желтого пальто.

– Я пойду, а вы найдите себе тех интересных собеседников.

Она стала удаляться по аллее, а Ян, словно не замечая ее ухода, продолжил:

– И критику тоже нынешнее поколение совсем не воспринимает, считая себя самыми умными. А при этом не каждый еще знает сколько океанов у нас на земле и планет в солнечной системе. Про уважение к старшим я молчу.

Листьев достал мобильный телефон и набрал номер жены. Галя была дома – а где еще она могла быть, сидя на изоляции и опасаясь нового вируса? – готовила обед и весьма скупо осведомилась про расследование.

– Мне пока ничего не ясно. Это одно из самых загадочных дел, которое выпадало на мою карьеру.

– Может тогда тебе не стоит за него браться? – хмыкнув, Галя отсоединилась. В голосе жены сквозило равнодушие, перемешанное с недоверием к следовательским возможностям мужа, и от этого стало неприятно.

– У меня нет другого выхода, – сказал он уже сам себе. Парк вокруг так и тонул в непривычно глухой тишине.

Ему страшно не хотелось напоминать себе, что его карьера и так давно окончена и то, чем он занимается сейчас, лишь воля двух независимых случаев – пандемии и нерасторопности нынешних следователей. Не будь хотя бы одного из этих факторов, утром Яну не потребовалось бы ехать на место преступления.

И все больше казалась очевидной простая и печальная истина: если он не поймает этого убийцу в скором времени, тот зальет кровью весь Екатеринбург и прилегающие окрестности. Хотя кровь тут была больше в фигуральном плане, ведь чумной доктор на редкость аккуратный убийца, не оставляющий как своих следов, так и следов расправ. Это пугало Листьева гораздо больше. Сбивало с толку.

Чего же хочет душегуб?

Достаточно найти мотив, понять логику, и чумной доктор будет, как на ладони. Останется, сжав в кулак, поймать его на будущем преступлении.

Ян просмотрел список контактов, нашел номер сына и набрал ему. Трубку долго не брали, потом раздался щелчок и послышался раздраженный голос молодого человека.

– Слушаю!

– Привет, ты как? – ответил Ян. Он хотел сказать это как можно радостнее, но раздражение в голосе наследника свело возможную радость к нулю.

– Папа, я еще сплю. Давай не сейчас.

– Ну уже первый час дня.

Он знал, что Иван любит поспать и довольно резко реагирует, когда кто-то его будил, особенно после бессонной ночи. Но сейчас Ян соскучился, и не мог ждать более благоприятного времени для связи. Тем более он вообще не был уверен, что это время появится и у него, и у сына.

– Я просто сижу в парке и думаю о тебе. Только что звонил маме. Она готовит обед. Ты, кстати, можешь прийти, перекусить. Явно ведь питаешься одними фастфудами.

На заднем плане послышалась какая-то музыка – все то же знакомое сочетание рэпа и тех однообразных битов. Современная музыка, нынешние хиты. Иван, проснувшись, видно сразу включил радио или запустил музыку с планшета. Станет ли через десятилетия эта музыка настолько классической как песни Битлз или Роллингов? Вряд ли.

– Я не голоден.

Вновь резкий ответ, нескрываемое недовольство в голосе.

Не складываются у тебя отношения с сыном, подумал про себя Ян, качая головой, и никогда не складывались толком.

– Ты все-таки подумай насчет обеда. Мама скучает. Переживает…

Переживала ли мама или же давно смирилась?

– Хорошо, я подумаю. А сейчас я хочу еще немного поспать.

– Под музыку?

– Да, блин, под музыку.

И Иван сбросил вызов.

Обескураженный резкостью, Ян еще немного посидел на лавочке, раздумывая о том, когда ситуация с сыном вышла из-под контроля, и пошел прочь из парка. Где-то истошно завывала сирена скорой помощи.

Он вышел на оживленную улицу, шум которой больно ударил по ушам после гнетущей тишины парка, и заметил огромный плазменный экран над дорогой. Среди кучи появлявшихся по очереди объявлений, неожиданно всплыл цветастый баннер:

«Останови чумного доктора. Запри все двери. Будь осторожен. Сообщи о подозрительных личностях в полицию. Береги себя».

И вскоре на экране появилась улыбающаяся девушка, рекламирующая новую зубную пасту известной марки.

Дом встретил его ароматом сваренных щей, жареной со специями курицей и еще каким-то трудно различаемым, но очень приятным фруктовым запахом. Галя стояла посреди кухни возле стола и нарезала салат.

– Пахнет приятно, – сказал ей Ян, раздеваясь в прихожей.

– Проходи, все готово. Пора обедать.

Было видно, что жена обижена. Даже не столько обижена, сколько расстроена тем, что Яна, в этот непростой год, вызвали на службу. Ту самую, с которой пару лет назад его со скандалом уволили, не имея мужества называть вещи своими именами, а как-то трусливо попросив написать «по собственному». Она хорошо помнила тот период и не могла простить этого предательства и последующего равнодушия ни Алле Манжос, ни другим его коллегам за все произошедшее с супругом. Никто из них с тех пор ни разу не позвонил Листьеву, не навестил, не спросил, вдруг им нужно чем-то помочь?

Ян, пока по нескольку раз намыливал руки и смывал пушистую пену в сток, обдумывал стоит ли обсуждать с женой расследование, или сделать вид, что пока ничего особенного не происходит. Но когда они сели обедать, и наконец стало ясно, что тонкий фруктовый аромат, витавший на кухне, ни что иное, как апельсины, добавленные к курице, Галя первой подняла вопрос о работе.

– Сейчас такое время опасное, а ты куда-то будешь уходить, ездить по чужим квартирам с трупами, общаться с кучей людей, – покачала головой Галя. – Ладно бы все здоровы были, да меры соблюдали. А если…

– Если что?

– Если там кто-то зараженный будет? Господи, Ян, мы с тобой все эти месяцы, как только началась вторая волна сидели безвылазно в квартире, заказывая все необходимое на дом – продукты, лекарства, даже бытовую технику. Мы никуда не выходили, берегли себя. Ты же знаешь, как я боюсь этого вируса! И тут ты вдруг выходишь на работу.

– Не бойся. Все у нас будет хорошо. Кстати, салат очень вкусный.

Салат был как раз самым обычным, немного пересоленным, но фраза немного разрядила обстановку.

– Что ты будешь делать дальше?

– Ничего. Пока я буду думать. Я ведь теперь что-то вроде мозгового центра. Мне надо поймать убийцу, только и всего.

Слова звучали в его устах легко, но пока это было самым сложным. Понять, разгадать мотив…

– Я Ване звонил, – вдруг сказал Ян, когда Галя собралась мыть посуду. – Опять всем недоволен. Видите ли, его разбудили.

Он слегка засмеялся, вспоминая свой звонок, но жена не разделила его радости. Она странно посмотрела на мужа и отвернулась к мойке. Тема звонка сыну безмолвно повисла в воздухе кухни.

Следующая половина дня пролетела незаметно. Ян долго просматривал свои старые записи, ежедневники, освежая в памяти прошлые дела, делая новые пометки. Потом супруги включили сериал по одному из каналов, и как только закончился очередной эпизод, как по заказу зазвонил мобильный.

– Опять труп! – Галя испуганно прижала руки к лицу, словно убили кого-то из их знакомых.

Ян спокойно встал с дивана и взял телефон. На дисплее высветился незнакомый номер. Это, конечно, могли просто ошибиться, но в такой поздний час явно звонили по работе. Листьев в этом не сомневался.

– Слушаю.

– Доктора засекли, – раздался в трубке знакомый голос. То ли это был Денис, то ли Вебер, то ли еще кто-то из их маленькой группы.

– Где?

– На юго-западе, в районе Волгоградской. Случайный свидетель. Описал все с точностью. Куртка, бокс, маска. Доктор зашел в один из дворов и исчез.

– Исчез? За ним что, следили?

– Да, свидетель сразу понял, кто перед ним.

Или что перед ним, почему-то пронеслось в голове Яна, и кожа на руках покрылась неприятными мурашками.

– Он решил за ним проследить, но мгновенно потерял из виду, – невозмутимо продолжил оперативник. – Что и говорить, непрофессионал же.

– А доктор? Не заметил его?

В трубке повисло молчание.

– Думаю, что нет. Или ему явно было пофиг.

И правда, с кем или чем они столкнулись? Единственное, что пока понял Ян, ознакомившись с материалами дела – чумному доктору абсолютно плевать на окружающих, в том числе и на полицию. Он не презирал их. Они его попросту не интересовали. Он жил и действовал в своем собственном мире, где существовал только он и его жертвы. Там доктор попадал на видеокамеры, его встречали случайные прохожие, многие узнавали. А он просто шел дальше и убивал.

– Мы сейчас патрулируем район, но пока никого не нашли. Уже запросили у управляющих компаний записи с камер.

– Свидетелю могло показаться, – допустил такой вариант Ян, поразмыслив над информацией.

– Могло. Но могло и не показаться. К счастью, паранойя у жителей города с этим убийцей не развилась.

Паранойи не было лишь по той простой причине, что головы людей были заняты второй волной пандемии и колоссальным ростом смертности. Но стоит убийце поубивать еще с десяток человек, каждому второму жителю города чумной доктор начнет мерещится буквально везде, начиная от соседа и заканчивая чьим-то случайным силуэтом в черной куртке на улице. И тогда никому не позавидуешь.

– Надеюсь, мы его найдем. Или не найдем ничего.

– Будет новый труп, – сказал вслух Ян, когда закончил разговор, и поймал на себе испуганный взгляд Гали.

Он не ошибся.

Через пару часов, стоило им только лечь спать и выключить свет, вновь зазвонил телефон.

– Нашли, – утвердительно сказал Ян, поднимаясь из кровати и зажигая ночник.

В трубке вновь послышался тот знакомый голос, и сейчас Листьев был почти полностью уверен, что звонил Вебер.

– У нас очередное убийство.

– Там?

– Да, и в том самом доме, возле которого чумного доктора видел случайный свидетель. И…

В трубке повисло молчание. Ян шестым чувством почувствовал, что есть что-то еще недосказанное. Нечто очень важное и даже судьбоносное.

Убийца что-то оставил после себя.

– И что у нас нового? – наконец первым спросил он, не дождавшись возобновления диалога.

– Есть кое-что занимательное. Во-первых, доктор стал кровожаднее. У трупа почти наполовину отрезана голова. И во-вторых, есть Библия.

– Библия?

– На коленях убитого раскрытый Ветхий завет, где фломастером убийца подчеркнул слова. Если об этом прознают журналисты, начнется такая истерия, тут уж не позавидуешь. Дэн Браун отдыхать будет. Кажется, у нас пошли убийства на религиозной почве.

– Что именно обведено?

– Несколько фрагментов. Послушайте, Ян, может вы приедете и сами…

– Что там обведено, прочитайте же скорее!

– Подчеркнуты слова из первых глав книги пророка Исайи. Фрагмент первый: «Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими».

Говоривший сделал паузу.

– Фрагмент второй: «И падет величие человеческое, и высокое людское унизится» … Далее пропуск, не подчеркнуто, там у пророка написано «и один Господь будет высок в тот день, и идолы совсем исчезнут». А вот следующие слова вновь подчеркнуты: «и войдут люди в расселины скал и пропасти земли от страха» … Вновь пропуск. И последний фрагмент: «Перестаньте вы надеяться на человека, которого дыхание в ноздрях его, ибо что он значит?»

Ян немного пораздумал над услышанным.

Убийца вышел с ними на диалог? Или просто оставил после своего злодеяния то, что считал нужным, совершенно не заботясь о впечатлении? И откуда вдруг внезапная вспышка ненависти, учитывая состояние трупа?

Он вновь вернулся к разговору, не замечая, как крепко сжимает телефон. По вискам струился пот.

– Теперь прочтите мне весь выделенный текст подряд.

– «Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими… И падет величие человеческое, и высокое людское унизится… И войдут люди в расселины скал и пропасти земли от страха… Перестаньте вы надеяться на человека, которого дыхание в ноздрях его, ибо что он значит?»

Листьев не очень хорошо знал Библию и мог только догадываться о сути слов. Религиозный намек? Все слова про Бога не подчеркнуты. Вполне возможно, что здесь намек не на высшую сущность, не на грех или воздаяние, а на что-то третье. Но что? Или это лишь удобные слова, на которые чумному доктору хотелось обратить внимание? Что ж, это и хорошо, и плохо. Хорошо тем, что в таком небольшом диалоге они больше узнают о его личности. Плохо потому, что это лишний раз подтверждает его серьезные намерения и дальнейшие жертвы. Множество жертв.

Было не ясно другое.

– Как же вы его пропустили то?

На том конце линии устало вздохнули.

– Не знаю. Просто эта мразь появляется будто из воздуха и в воздухе же исчезает.

– Я выезжаю к вам. Говорите точный адрес.

Галя устало закатила глаза.

– Ян, не забудь маску надеть, пожалуйста!

В этих коротких словах слышалась не столько забота о муже, сколько неуемное раздражение от всей ситуации.

7

Георгий

Я не хочу знать имя парня – того, кто живет с девушкой, которая должна была быть моей.

Должна… Не люблю этот глагол, но он точно отражает суть ситуации. Меня раздражает любая мысль о ее парне. О его существовании. О том, что сейчас он там, где его не должно (вот здесь этот глагол мне нравится) быть по определению.

Лучше, чтобы его не было вообще. Может убить его? В принципе, очень здравая мысль.

Иногда я прислушиваюсь к их разговорам за стенкой. Если они говорят в коридоре или в прихожей, я слышу почти все – слово в слово. Да, приходится почти вплотную прислоняться к холодной стенке, но это маленькое неудобство ничто в сравнении с получаемой информацией. Гораздо хуже, если диалог у соседей начинается в зоне слышимости, а затем продолжается на кухне. Тогда, в лучшем случае, до меня доносится только бессвязное бубнение двух голосов, оборвавших разговор на самом интересном.

Они ссорятся. Не так уж много, но вполне достаточно, чтобы понять – ничего хорошего их амурный союз в нынешний мир не несет. Крики недовольства, несогласия, раздражения и еще множества эмоциональных категорий можно услышать из любой точки их однокомнатной квартиры. Кричит в основном она.

– Закрой дверь в ванну, мне холодно, неужели не видишь!

– Куда ты дел курицу? Я специально приготовила ее на завтра, почему ты уже все сожрал?

– Вынеси мусор, из ведра воняет! Я же ещё вчера тебе говорила! Почему ты никогда меня не слышишь?

До меня доносятся его оправдания или возмущения. А сам я в этот момент думаю – при чем тут слышишь или не слышишь? Зачем вообще надо было связывать жизнь с человеком, который тебя либо не слышит, либо не понимает (возможно даже в силу своей природной туповатости)?

Тем более, когда рядом есть я.

Я относительно недавно переехал в этот дом и сначала в волю наслаждался тем, что из четырех квартир на лестничной площадке была занята только моя и дальняя четырехкомнатная. В ней, кажется, жила и живет взрослая женщина, лет сорока. Спокойная и одинокая. В точности такая же, как и я. Правда, сейчас я далек от спокойствия, но не суть. Рано утром она уезжает на работу и возвращается уже поздним вечером. Иногда мы с ней пересекались утром, в одно время выходив из своих квартир. Оба не выспавшиеся, хотя вроде как нам никто ночью не мешал. Женщина довольно вежлива и всегда со мной здоровается, и за это короткое мгновение приветствия я могу хорошо различить в ее глазах тоску по кому-то очень родному. Быть может, мужу. Или сыну.

Так мы, единственные соседи, жили одни на этаже шумного многоквартирного дома, который бурлил вокруг нас суетой.

Я высоко ценил ту тишину, которая царила на нашем этаже.

Затем в квартиру напротив въехала супружеская пара с тремя невообразимо громкоголосыми и все время кричащими детьми. Не знаю, почему они постоянно истошно вопят, зачем муж периодически возвращается домой среди ночи и хлопает входной дверью так, что у меня трясется стена и едва не падает декоративный постер в рамке. Однажды, когда его жена с детьми были в отъезде, наверное, в каком-то нынешнем подобии детского лагеря, я, входя в подъезд поздно ночью, случайно встретил соседа на лестнице в обнимку с пошловато одетой девицей. У обоих в глазах читалось запретное наслаждение и откровенно низменная похоть. Кажется, они даже не заметили меня. С третьей попытки глава семейства отворил дверь и впустил в супружескую квартиру явно случайную спутницу. В воздухе после них висел тошнотворный запах смешанного алкоголя.

А потом в квартире рядом со мной появилась она.

Я тогда проснулся среди ночи от того, что по плиточному полу подъезда кто-то неспешно катил чемодан, затем долго ковырялся в замке. Слышалось раздраженное, слегка капризное бормотание. Потом металлический скрежет наконец вскрытой двери и звонкий, отчасти праздничный щелчок выключателя на стене (акустика и слышимость в современных квартирах на самом высоком уровне). От громко хлопнувшей двери затряслась стена. Постер угрожающе накренился, готовый распластаться на полу. За стеной послышалось изумленное «ой». Вернувшаяся хозяйка не рассчитала силы и вздрогнула от удара двери. Следом донеслось копошение в квартире, быстрые шаги, звук льющейся воды. Усталый вздох, каким вздыхают, когда возвращаются в холодный дом из длительного и счастливого отпуска, и сразу приходит понимание, что все хорошее осталось далеко позади.

На следующий день, услышав звуки закрывающейся двери и удаляющихся шагов, я подлетел к окну и посмотрел на улицу, стараясь разглядеть новую соседку. Она оказалась высокой девушкой с великолепными, развивающимися по ветру волнистыми волосами. Классическая русская красавица. Отточенная походка, стройная фигура. Потрясающая сочетание. Я не мог видеть со спины и на таком расстоянии, но не сомневался – к красивым формам явно добавятся внимательные сияющие глаза и умное лицо.

В людях я ошибаюсь редко.

Надо познакомиться и как можно скорее, было моей главной мыслью. И уже через несколько дней я звонил в дверь ее квартиры, держа в руках, слегка подрагивающих от волнения, коробку конфет. Не помню каких. Вроде что-то из рода грильяжа в кокосовой обсыпке. Тех, что редко купит девушка самой себе, ожидая в виде презента от кавалера, или, на худой конец, от коллег по работе.

Дверь открыли практически сразу. Она не ожидала визита, но по моей легкой одежде (только-только началась весна, и по-прежнему на Урале было фантастически холодно) поняла, что я, скорей всего, сосед, раз стоял в брюках и наполовину расстегнутой черной рубашке. Обожаю темные тона.

– Привет, – коротко сказал я. – Мне кажется нам, как соседям, надо познакомиться.

Мы, не сговариваясь, обменялись улыбками. Именно так начались наши отношения.

Потом мы пили чай у меня на кухне. По радио, фоном включенном для настроения, играли инди-рок.

Выяснилось, что соседка вернулась после короткой учебы в Японии. Каким-то шестым чувством почувствовала, что из-за нарастающей эпидемии границы закроют, а Азия начнет пылать от новой инфекции (хотя в итоге запылала именно Европа), и нужно успеть вернуться на малую родину.

До сих пор я чем-то благодарен пандемии, если эту биологическую гадость вообще можно за что-то благодарить – ведь не будь ее, мы возможно никогда не встретились. Она просто бы осталась в Осаке и никогда не вернулась в Россию обратно.

– У меня уже есть парень, – призналась она, когда мы оба начали понимать, что наше общение переходит некоторые границы обычного – соседского или просто дружеского. Есть ли дружба между мужчиной и женщиной? Наверное. Но это явно не мой случай.

– Парень?

Я спросил недоверчиво, словно удивляясь, хотя врал в тот момент. Мне было понятно, что у такой девушки несомненно есть парень. Есть такая категория девчонок, у которой парня не может не быть в принципе. Если с одним они расстаются вечером, то уже на следующий день, максимум через день, появляется новый.

– Да, и он скоро ко мне переедет. Сейчас он не в Екб, пока решает там всякие вопросы с родственниками.

Она пожала плечами. Лицо ее, потрясающе красивое, не выражало ничего, кроме грусти.

Мне стало ясно, что я прав, и был прав с самого начала, когда решил познакомиться и позвонить в соседскую дверь. Она не любит своего жениха и никогда не любила. А он ее не заслуживает, так, как заслуживаю ее я. Простая арифметика любви.

Сейчас я вновь смотрю в окно. Снова вечер, снова холодно. По тротуарам бушует ветер, разнося по углам остатки дряблой листвы. Напротив моего дома возвышается узкое высоченное здание, смахивающее архитектурой на нью-йоркский небоскреб «Empire street building». Видимо при его создании архитектор вдохновлялся фильмом про Кинг-Конга. Американское по стилю, здание выглядит в районе немного нелепо, и даже праздничная желтоватая подсветка башни и шпиля не спасает ситуацию. Каждый раз пытаюсь сосчитать количество этажей, но, дойдя до третьего десятка, всегда сбиваюсь.

Над нашим кварталом с ревом пролетает вертолет и начинает снижаться где-то в районе областной больницы. Привезли очередного тяжелого больного с области, из какого-нибудь маленького городка, где толком так и не знают до сих пор, что делать с этой пакостью, убивающей организм совершенно здорового человека за считанные дни.

Закрываю глаза и вновь представляю ее.

Почему они не расстались? Ведь появился я, у нее были и есть ко мне чувства. Зачем ей по-прежнему нужен этот идиот?

Я нетерпеливо барабаню пальцами по подоконнику. От батареи идет приятное тепло и это единственное, что греет в данный момент. На душе холодно – ледяная пустыня. Разочарование.

Она не моя. Она не со мной.

Она с ним.

Он и знать не знает с кем у его девушки роман.

Кажется, его зовут Ваней. Может, и не так, но такое имя ему определенно подходит. Иван-дурак. Как в сказке. Мне даже становится смешно.

Идиот даже не понимает, что она его не любит. Что в расколе их отношений виноват именно он. Нужно уметь слышать друг друга. Нужно уметь заботиться о своих близких. И неубранный мусор здесь уже как следствие.

Я чувствую не только холод в душе. Я чувствую и ненависть. Ненависть к нему.

Не возжелай жены ближнего твоего – гласит одна из главных заповедей. Только она ему не жена. И почти уже не девушка.

К больнице летит еще один вертолет. И в разрывающем воздушное пространство шуме винта есть что-то отчаянное.

8

Ян

Дом, где был обнаружен двенадцатый труп, ярко блистал в бликах огней полицейских машин и двух фургонов скорой помощи. Ян не сразу понял зачем к одному убитому вызвали целых две бригады, но оказалось, что во второй машине сидел водитель в защитном комбинезоне и ждал своих коллег из соседнего подъезда, приехавших к очередному зараженному. Возле кабины топтался молодой полицейский и дотошно выспрашивал о том, с какими симптомами они забирают больных и является ли внезапно появившийся сухой кашель предвестником заболевания и поражения легких. Водителю, в томительном ожидании коллег и госпитализируемого пациента, ничего не оставалось, как последовательно отвечать на сумбурный поток вопросов молодого человека. Стоило открыться двери подъезда, и оттуда вышли фельдшер и медсестра в защитных костюмах, а следом не переставая кашляющий, раскрасневшийся от высокой температуры мужчина, полицейский с молниеносной скоростью отбежал от машины.