Аттестат зрелости

– Извини, мы не знали, что ты приговорила себя к пожизненному заключению!

И они с Лиат расхохотались.

– Смейтесь, все равно вам не понять меня! – фыркнула Галь, опустив влажные глаза.

– Нет-нет, мы все прекрасно поняли! – не унималась Шели, хватаясь за бока.

– Хватит, Галь! – воскликнула Лиат, обняв ее за талию. – Шели только пошутила. Сказать по правде, лично у меня твоя позиция вызывает восхищение, потому, что ты – серьезный человек. Это для Шели все легко и поверхностно, – укоризненно мотнула она головой в сторону хохочущей красотки Шели, – а у тебя – глубокое чувство. Думаю, Шахар должен высоко ценить такое отношение к себе. Конечно, если он вполне разделяет твои чувства.

– Что ты хочешь сказать? – настороженно произнесла Галь.

– Ничего особенного. Просто я где-то прочитала, что мужчины любят по другому, отчего можно ошибиться по поводу их отношения к нам. Как же, все-таки, хорошо, что мне еще не приходилось ломать себе голову над этими вещами! – заключила она в своей обычной артистической манере.

– Лиат, – проникновенно ответила ей Галь, подняв раскрасневшееся лицо, хотя над головой ее было не чистое звездное небо, а всего лишь стеклянный потолок универмага, – ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Если бы ты только знала, какое это удовольствие – любить! Видеть в любви смысл всей твоей жизни! Отдавать всю себя тому, кого любишь, вкладывать душу в любые мелочи, превращающие ваши дни в праздник, стремиться делать ему приятное, дотрагиваться до него, быть с ним рядом каждый день, и мечтать, чтоб это никогда не кончалось! Любовь – это постоянство. Если ты допускаешь хотя бы мысль о том, что все может измениться, то тогда назови свое чувство как угодно, только не любовью. От всего сердца желаю тебе поскорее влюбиться и испытать это самой.

– Спасибо, дорогая, – смущенно высказала Лиат, у которой тоже прилила краска к лицу, и в дружеском порыве чувства поцеловала подругу в щеку.

У легкокрылого мотылька Шели вертелась на языке очередная острота в адрес разгоряченной душещипательным монологом идеалистки Галь. Ей показалось, будто ей зачитали вслух абзац из дамского романа. Галь всегда была помешана на страстях, на мысли, что жизнь – красивая сказка, на своем единственном и неповторимом Шахаре, и на своих коллажах, которые, в ее представлении, были похожи на обложки тех самых тупых дамских романов.

В какой-то мере Шели жалела ее, хотя жалеть Галь, было, в общем, не за что. Будучи натурой гораздо более реалистичной, Шели понимала, что твердый настрой и наивность Галь могут рано или поздно сослужить ей дурную службу, но ни она, и никто другой не могли переубедить ее ни в чем. Таков был характер Галь, и именно такой она ее всецело принимала. Поэтому сейчас она отвернулась, чтобы скрыть коснувшуюся ее губ ироничную улыбку.

Однако от Галь не ускользнула ее реакция, и она почувствовала себя неуютно. Неужели было так трудно сказать ей что-то одобрительное? Ведь то, что она говорила, исходило от ее сердца! Она взглянула на Лиат с надеждой на поддержку, и та, уловив ее невысказанное желание, принялась выражать ей свое восхищение:

– Ты, Шели, такая же, как все современные женщины, для которых свобода превыше всего. По-моему, такая свобода является чистой воды эгоизмом. Тебе бы поучиться у Галь тому, что такое настоящая любовь.

– Вот ты и поучись у нее, когда найдешь себе парня, а я, как-нибудь, сама, – не задумываясь, парировала Шели.

– Ты обиделась? – встрепенулась Галь, испугавшись ее жестковатого тона.

– Нет, – спокойно ответила Шели. – Я только ответила Лиат так, как считала нужным.

– Шели, – остановилась Лиат, – честно тебе говорю: я не созрела для любви. Посмотрите же на меня! Какие там для меня парни? Если я и философствую с вами за компанию, то это еще ни о чем не говорит! В настоящее время у меня есть единственная цель: учеба. Я хочу закончить школу если не с почетной грамотой, то хотя бы с отличием.

– Знаем, знаем. Но смотри, Лиат, не стань ученей всех доступных мужиков, когда наступит твое время. А не то тебе придется выбирать жениха чуть ли не из профессуры, – вновь колко рассмеялась Шели. Затем, наклонившись к низкорослой девушке, таинственно прошептала: – Не постыдишься пригласить нас на вашу свадьбу?

– Там видно будет, – хлестко бросила Лиат, слегка нахохлившись.

– Как бы там ни было, – пылко проговорила Галь, желая отвлечь подруг от неприятного для обеих момента, возникшего, в сущности, из-за нее, – мы с Шахаром все равно поженимся первыми, и мы всех вас пригласим к нам на свадьбу!

– Мы с удовольствием! – воскликнула Шели, чувствуя, что это был ее вечер. – А когда свадьба?!

– Это – лишь вопрос времени, который не имеет значения, – серьезно сказала Галь.

– Вот это верно: для тебя уже ничего не имеет значения, кроме Шахара. Ты совсем потеряла голову, – последовал ответ в наставническом тоне.

– Довольно, Шели! – резко вмешалась Лиат. – Мы выбрали совсем неподходящее место для таких разговоров, и мы не для того здесь находимся, чтоб обсуждать нашу личную жизнь.

Действительно: в пылу дискуссии девушки напрочь забыли, где они находились и зачем сюда пришли. Сама обстановка кишевшего людьми крупного универмага не располагала к беседам на любовные темы. Здесь, более ярко, чем где либо, бил в глаза прагматизм: все имело свою цену, было проникнуто атмосферой осмотра, выбора, расчета, конкуренции, и имело ослепительно нарядный внешний вид. Роскошные витрины с изысканными товарами, изумительная одежда на манекенах, уютные кафе, детские аттракционы и очаровательные фонтанчики говорили об искусстве соблазнения покупателей и о престиже заведения.

Этот ненавязчивый способ прельщения моментально сработал, когда три подруги, очнувшись от эмоционального обсуждения своей личной жизни, увидели прямо перед собой богато убранную витрину магазина вечерних платьев. Их недавний спор тотчас утратил всякий смысл, стоило им заглядеться на сочные краски дорогих тканей, на оригинальные фасоны моделей, на их блестящие аксессуары.

Шели, как безумная, ринулась туда, увлекая за собой Лиат и Галь, и принялась осматривать, платье за платьем, каждую вешалку. Вскоре на широком квадратном пуфе возле примерочной, к вящей радости скромно улыбавшейся продавщице, выросла целая груда одежды ярчайшей расцветки, из которой девушка собиралась выбрать наряд, предназначенный для ее блистания на вечеринке. Она громко просила передать ей за занавеску то или иное платье, и показывалась то в длинном, то в коротком, с глубоким декольте, на бретельках или закрытом по шею, суетилась перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон, выспрашивала мнение продавщицы, прикидывала вслух, какие туфли и украшения из ее домашнего арсенала подойдут к этому наряду, и принималась примерять все заново, будучи никак не в силах предпочесть что-то одно. Будь на то ее воля, она скупила бы все платья в магазине, потому, что все они ей нравились.

Видя ее сумасшествие, Галь почувствовала себя отомщенной: насколько трезво Шели умела рассуждать об отношениях полов, настолько же она теряла голову при виде всякой блестящей мишуры.

Сама же Галь почти сразу прельстилась коротким небесно-голубым платьем, и, не взглянув на остальные, решила приобрести его. В самом деле, выбор был удачен: приталенное, с оголенной спиной и широким воротником платье подчеркивало ее грациозную фигуру, а воздушная ткань с легким рисунком идеально шла к ее глазам и гармонировала с золотистым оттенком кожи. Довольная Галь расхаживала по магазину в своем новом платье любуясь собой, и нетерпеливо торопила Шели, в сотый раз копавшуюся среди тех же вешалок.

– Я скоро, скоро! – раздражалась Шели, и продолжала рыться в вещах.

Что касалось Лиат, то сначала ее внимание привлекли несколько моделей темных тонов, и она примерила их. Но, к сожалению, из-за нестандартного сложенья девушки – слишком плоской фигуры при маленьком росте – ни одно не пришлось ей впору. Видя разочарование клиентки, продавщица попыталась подогнать по ней самое выигрышное из отобранных платьев, но затем со вздохом объявила, что рискует его испортить.

Галь, решив приободрить подругу, предложила ей поискать наряд из двух составляющих, в виде костюма. Но Лиат печально покачала головой и сказала, что этого барахла у нее и так был полон шкаф.

– Не расстраивайся, – обняла ее Галь, желая поднять ей настроение. – Просто тебе нужно шить наряды на заказ по твоим меркам. У мамы есть знакомая портниха, очень хорошая, – хочешь, я принесу тебе завтра ее телефон?

– Нет, спасибо, – бойко ответила девушка, отвечая на объятие подруги. – Если честно, то я и не собиралась ничего покупать. Я просто увлеклась вслед за вами.

Слова ее были исполнены подчеркнутой бодрости, и их тон убедил Галь, оглядывавшую себя в зеркале, в том, что Лиат на самом деле не была огорчена.

Пребывание подруг в магазине, вероятно, затянулось бы еще надолго, если бы продавщица не уговорила красотку Шели остановиться на красном шелковом платье, закрытом по шею спереди и с завязками на спине. Блондинку с темными глазами этот богатый цвет делал непередаваемо сексуальной, а длина платья была достаточна чтоб одновременно открыть ее стройные ноги и не выглядеть нескромной.

Удовлетворившись выбором, девушка протянула кассирше кредитную карту своих родителей, и, вслед за ней, Галь сделала то же самое, попросив упаковать ей ее голубое платье. Затем они покинули магазин и вновь нырнули в гущу суетливой толпы, наводнявшей торговый центр. Только теперь держаться под руки им не давали громадные бумажные пакеты с обновками.

– Должна признаться: это платье сразу же мне понравилось, – виновато улыбнулась Шели. – Но вокруг было столько других потрясающих, что я никак не могла решиться.

– Мы видели, как ты вертелась юлой, – сказала Лиат и предложила отметить их покупки.

Неподалеку располагалось кафе, и проголодавшиеся девчонки немедля туда направились. За круглым столиком, примыкавшем к искусственному водоему, поглощая мороженое и творожные торты, они заговорили о разном: обсуждали особенности предстоящей вечеринки, представляли, во что оденутся их парни, чтобы выглядеть им под стать, спорили, кто из кокеток-соучениц попытается затмить их своим нарядом и высмеивали их недостатки. Особенно Шели издевалась над ненавистной Мейталь Орен, "королевой шпаны".

– Эта корова, кажется, решила меня выслеживать, – говорила она с презрением. – Ее что-то сильно интересуют моя косметика, мои приятели мужского пола, и даже мои конспекты.

– Твои конспекты? – в один голос вскрикнули изумленные Галь и Лиат. – С каких это пор ты ведешь конспекты?

– Да, я их не веду. Но я не растерялась. Сказала, что у меня есть, у кого их брать, в отличие от нее, – ответила Шели, и многозначительно подмигнула Лиат, у которой и копировала все записи в тетрадях, – и что благодаря той, у кого я их беру, я сдам все экзамены на все сто баллов… кыш, противная!

Она ударила рукой по своему голому плечу и вдруг оторопела, обернувшись назад:

– Это ты? Ах, прости, я решила, что это муха!

И она резво вскочила, чтобы расцеловать худощавого солдата, незаметно подкравшегося сзади и легко водившего ей по спине кисточкой от ремня вещьмешка.

– Коби, мой старый знакомый! – представила она его подругам.

Коби возвращался с базы в отпуск, и по дороге домой заскочил сюда купить родным подарки к новогоднему празднику. Он предложил всем трем девушкам составить ему компанию, ибо после долгой и молчаливой поездки ему ужасно хотелось с кем-то пообщаться. Утомленные за целый день Галь и Лиат вежливо отказались. Зато в Шели тотчас проснулось второе дыхание. Попросив у подруг разрешения побыть с приятелем, она, весело болтая, удалилась с ним в гущу ярких витрин.

Лиат и Галь направились к выходу.

– Она ненормальная, – критично заметила Галь. – Даже в магазине вела себя почти также, как в жизни. Не успокоилась, пока не перемерила всю кучу платьев, и остановилась на том, на чем ей настояли. Если бы дружище Хен не проявил тогда упорство, то встречались ли бы они сейчас? Большой вопрос.

– У каждого свой характер, – пожала плечами Лиат. – Шели, если забыть о ее легкомыслии, очень хороший человек и замечательная подруга.

– Кто бы с этим спорил? Но у нее все друзья. И все – лучшие. И этот солдат, который вдруг появился словно из-под земли и испортил нам совместное времяпровождение – тоже ее лучший друг.

– У тебя всегда есть я! – весело улыбнулась Лиат и добавила: – Не принимай близко к сердцу шуточки и критику Шели в твой адрес. Она всех судит по себе. Ты должна быть верна себе и своим чувствам. Боюсь, если одна из нас и попадет впросак в отношениях с парнем, так это она с ее свободолюбием.

– И я так думаю, – подхватила Галь. – Но пусть каждая из нас будет счастлива по-своему.

– Все-таки, я не завидую Хену! – с лукавой гримаской подытожила Лиат и подмигнула Галь, которая также, строя рожу, подмигнула ей в ответ.

* * *

Тою ночью Лиат не сомкнула глаз. Ни глубокая усталость от раннего начала прошедшего дня и прогулки по шумному универмагу, ни изнуряющая духота не помогали ей заснуть. Голова Лиат разрывалась от черного роя нерадостных мыслей, а на ее подушку стекали слезы. Слезы, копившиеся в ней уже давно, и теперь прорвавшиеся обильным потоком из-за всего, что случилось в торговом центре между ней и ее подругами.

Но ведь ничего и не случилось! Они всего лишь порассуждали об их личной жизни. Вот, так всегда. Сегодня Галь и Шели тоже, без умолку, болтали каждая о себе, слепо веря в ее, Лиат, решительные убеждения в ее неготовности к любви. Более того: эти две, а также их парни и Одед были уверены, что она, в принципе, удачливая и вполне удовлетворенная своей жизнью молодая девушка. Знакомые с ней много лет, все пятеро легко попадались на ее удочки: непринужденное общение, веселость, приветливость и самодостаточность. Именно так работал на людей имидж, который Лиат кропотливо себе создала.

И разве не было в нем львиной доли правды? Лиат сама не единожды заставляла себя поверить в свое благополучие. Она принадлежала, наряду с Шахаром, к числу самых успевающих учеников выпуска, и можно было сказать, что двери всех ВУЗов были открыты перед ней. Училась она легко и отлично вела конспекты, чем вызывала зависть у многих ее одноклассников, которые иногда у нее списывали. Близкие друзья уважали ее. Все вместе они хорошо проводили время, так что скучать ей практически не приходилось. Обеспеченные родители, очаровательный младший братишка, уют в доме… Но Лиат могла убедить в чем угодно кого угодно, но только не себя саму.

На самом же деле, Лиат Ярив чувствовала себя глубоко несчастным человеком в силу самых личных своих переживаний. К сожалению, природа не наделила ее ни изысканной внешностью Галь, ни броской сексуальностью Шели, а судьба не послала ей ни женского счастья первой, ни беспечности и ветрености второй, при которой та могла менять ухажеров, как платья, и вполне довольствоваться этим.

Каждый раз, оглядывая себя в зеркале, девушка с горечью представляла себе, как она – большеротая, узкоглазая, остроносая пигалица – выглядела рядом с красавицами-подругами, и это проигрышное сравнение вызывало в душе ее острую боль. Правда, у Лиат были удивительно пышные иссиня-черные волосы, ломанные пряди которых ниспадали ей до талии, однако черты ее лица, на ее взгляд, абсолютно обесценивали их красоту.

Кроме того, никогда еще не имевшая опыта интимного общения с парнями, она испытывала неловкость перед все уже познавшими Галь и Шели. Когда те обсуждали подробности своей сексуальной жизни, она могла лишь "философствовать за компанию", при этом тщательно скрывая свою огромную потребность в мужских объятиях. Ни оглядки на то, что ей только недавно исполнилось семнадцать, – всего лишь семнадцать! – ни вековая мудрость о том, что красота не обязательно приносит счастье, не утешали ее. В классе все дразнили ее «коротышкой», а рядом с ней находились две роскошные юные женщины и их молодые люди.

А, ведь кроме как с этими несколькими, она, в сущности, ни с кем больше не общалась в школе!

И, стремясь хоть в чем-то обойти подруг, Лиат напряженно лелеяла впечатление о себе только как о целеустремленной, талантливой ученице. В то время как Шели искала развлечений, а для Галь самым важным в жизни был ее роман с Шахаром, и обеих вполне устраивало то, что они учились средненько, Лиат нацеливалась на блестящий аттестат зрелости. Ее даже радовало то, что там, где другим требовались многие часы зубрежки, ей было достаточно «пробежаться» по своим аккуратным и полным конспектам. Тем не менее, этот способ самоутверждения был зыбок. Ведь она не столько пыталась доказать себе самой, что ее преимущество крылось в учебе, сколько заставить подруг завидовать ее блестящим успехам там, где сами они отставали.

Значило ли это, что отношения Лиат с приятельницами основывались на соперничестве? И да, и нет. Ибо, не взирая ни на что, Лиат была очень привязана к обеим, и глубоко страдала от своей непохожести на них. И легкомысленная Шели, и романтичная Галь являлись для девушки примерами того, какой следует быть чтобы нравиться юношам. Ей причиняло боль их непринужденное отношение к ней. Ведь проявляя свою дружбу в приятном общении, в желании вместе куда-то сходить, чем-то вместе заняться, и Галь, и Шели принимали ее такой, какой она себя преподносила, не пытаясь заглянуть под ее защитную оболочку.

Лиат была уверена в том, что это неприятное открытие непоправимым образом нарушило бы гармонию, царящую между ними тремя. Поэтому, даже ее чувство соперничества оставалось невзаимным, однобоким. Да и если говорить о нем, то оно гораздо больше касалось Галь, чем Шели, ибо у последней, с ее бьющей ключом общественной жизнью, почти не было возможности вызывать это чувство. Шели Ядид являлась скорее верной спутницей многолетнего союза Лиат и Галь, чем его частью. Галь, сама того не подозревая, и была основной причиной страданий своей подруги.

Они познакомились в первом классе, и сошлись так быстро, как сходятся дети в этом невинном возрасте. Не похожесть характеров крошек, а скорее их различие притянуло их друг к дружке: эмоциональная, порывистая Галь вызвала взаимный интерес у незаметной и замкнутой Лиат. Они превосходно дополняли одна другую. Ничто не омрачало тогда их идиллических отношений: девочки с удовольствием вместе учили уроки, вместе посещали различные кружки, вместе сидели за партою в классе. Часто они также болтали о своем, сидя рядышком в уголке, словно на отдаленном островке посреди огромного архипелага.

Неподдельная искренность этой дружбы, вскормленная детской непосредственностью, общностью интересов и теснейшим общением умиляла всех, кто видел двух "сестричек", и все полагали, что они останутся подругами на всю жизнь.

Но время шло вперед, и сделало свое. К двенадцати годам Галь развилась и расцвела так пышно, что незнакомые люди давали ей все пятнадцать. Тогда же на нее стали заглядываться мальчишки. Лиат же, едва доросшей до "метра с кепкой", приходилось теперь глядеть на подругу в буквальном смысле снизу вверх, что сильно ранило ее самолюбие. Кроме того, место детских забав заняли чувственные переживания. Начавшаяся слишком рано и слишком бурно личная жизнь Галь вмешалась в союз двух девушек. У Лиат, остававшейся ни с чем, возник могущественный соперник, бороться с которым было бессмысленно.

Вначале она ожидала, что Галь сама задумается над тем, что былого равенства между ними уже не вернуть, и пересмотрит их отношения. Это, во многом, облегчило бы ее жалкую участь. Но та как будто ничего не замечала, то ли в силу простодушия, то ли из эгоизма счастливого человека. Она продолжала занимать с Лиат в классе одну парту, проводила с ней уйму времени, и делилась с ней самым сокровенным. То, что у нее был молодой человек, никак не повлияло на ее дружеские чувства к Лиат. У Лиат же не хватило силы духа вызвать Галь на откровенный разговор, и, чем больше проходило времени, тем труднее ей было на это решиться. А причина для откровенного разговора была, и еще какая!

Лиат была безумно влюблена в Шахара Села. Она влюбилась в него одновременно с Галь, но неуверенность в себе, стеснительность и дружба с Галь помешали ей обратить на себя внимание парня. Теперь же личная жизнь той отзывалось в ней ужасным ощущением утраченной возможности. Навряд ли девушка надеялась на то, что при других обстоятельствах Шахар ответил бы на ее чувства взаимностью, но сам факт причастности ближайшей подруги к ее разочарованию, к ее тайне, не давал ей покоя. Поэтому она превосходно понимала Одеда, который, видимо, точно так же мучился от своей безответной любви к общепризнанной первой красавице выпуска. Где справедливость? Почему Галь привалило столько счастья – быть любимой одновременно двумя, тогда как ей всегда доставались одни насмешки? А тут еще Шели с ее похождениями…

В связи со всем этим, Лиат оказалась в замкнутом круге. С одной стороны, искренность дружбы Галь и Шели, вместе с ее собственной привычкой к ним, заставляла ее упорно молчать о своих переживаниях. С другой стороны, то, что Шахар, предмет ее обожания, тоже был членом компании, не позволяла ей отдаляться от товарищей. И ей пришлось создать себе свой имидж, в который она сама часто готова была с радостью поверить. Кроме того, она воспитала в себе восприятие жизни и отношений между людьми как театра, или, грубее, маскарада, и, в вынужденном своем актерстве, обнаружила для себя очень большую выгоду.

Дело в том, что, оставаясь неразгаданной загадкой для друзей, сама Лиат видела их насквозь, не упуская ни детали. Проницательная от природы, красноречивая девушка замечала все слабости своих близких, и научилась безошибочно с ними обращаться. Например, всегда поддакивая Галь, она заставляла ее доверяться ей и выбалтывать все личное, а вступая в дискуссии с Шели, исподтишка чернила ее в глазах Галь.

Немного иначе обстояло с парнями. Только Одед, как наиболее простодушный и застенчивый, мог сгодиться ей на роль «подружки», а Хен и Шахар, рано созревшие мужчины, были больше заняты собой и своими девчонками. И все-таки Лиат добивалась своего: подыгрывая, споря, интересуясь, льстя, иронизируя, комментируя, тонко ловя настроения друзей и проявляя немалую гибкость, она проникала в их "святая святых" и ощущала себя хозяйкой пусть не своего, но, хотя бы, чужого положения.

Но только ей одной было известно, чего ей стоили эти победы над друзьями! Ей, выглядевшей неуклюже в любом вечернем модном платье, подобному таким, какие приобрели сегодня Галь и Шели! Через несколько дней они будут блистать в своих новых нарядах на вечеринке, а она явится туда, как обчно, в юбчонке и короткой майке, смотреть на их успехи и утешаться тем, что острота ее ума гораздо полезнее их привлекательности. А они, почивая на своих лаврах, вновь слепо поверят в то, что и она отлично проводит время. Попробуй Лиат открыться им сейчас, попробовать все объяснить! Реакцией последует шок. Они не смогут ей поверить! В худшем случае, назовут ее притворщицей и дурой, и будут тысячу раз правы. Уж слишком тесно пристала проклятая маска к ее лицу, и, конечно, теперь было слишком поздно что-либо менять. Не поймут. Не поверят. Особенно Галь.

Всю ночь за окном дул порывистый пыльный ветер, изжигающий внутренности и засыпающий песком растительность во дворе дома, отчего она казалась неживой. И всю ночь напролет не спала Лиат, орошая подушку слезами лишь ей понятного, мучительного чувства обиженности жизнью.

Глава 4. На вечеринке

Уже за час до назначенной встречи с друзьями чтобы вместе отправиться на вечеринку, Одед Гоэль был полностью готов. Он принял душ, намаслил свои гладкие темные волосы чтоб они не топорщились, надел темно-синие джинсы и пеструю облегающую футболку, и уселся в своей комнате перед маленьким телевизором в ожидании. Но юноша не следил за программой. Рука его бессильно лежала на пульте переключения каналов, а лицо выражало усталость и грусть.

Одед не был рад предстоящей вечеринке. Подобные шумные мероприятия всегда утомляли его. Будучи любителем тишины и уединения, молодой человек ощущал себя прескверно там, где гремела музыка и толпились разные группы с пивом в руках и с сигаретами в зубах. Он старался держаться поодаль от скопления веселящихся, упирался, когда знакомые тянули его в гущу танцующей толпы, стеснялся девиц, которые бесцеремонно пытались завязать с ним знакомство. На все школьные праздники Одед являлся исключительно в числе своей шестерки, ради чувства защищенности.

Он, вообще, был всегда рядом с товарищами – шла ли речь о походе, дискотеке или просто посиделках у одного из них, – и дарил им частицу того своего внутреннего тепла, которое привносило в их общение неизъяснимый свет. Существо безобидное и покладистое, Одед по праву звался совестью компании, и не только ее одной, но и чуть ли не всего класса. Тихий, скромный, внимательный, приветливый и добродушный, он снискал симпатии многих. Даже шпана никогда не трогала его. Лиат, при всей ее ироничности, так и не нашла для него колких слов. Для развязных приятелей Хена и Шахара – Рана, Янива, Эреза и Авигдора, – с которыми те, особенно Хен, любили погонять шары в бильярдных и выпить пива, он являлся немного второсортным, зато удобным помощником и благодарным слушателем.