Полная версия
Аттестат зрелости
– Какое преувеличение! – прошептала Шели, обращаясь к своей шестерке. – Ну и речь! Наоборот, пусть этот год скорей заканчивается и будь что будет!
– А мне нравятся ее эксперименты, – так же, шепотом, заметил Хен. – Жалко, Шахар, что ты задержался. Тут стояло такое веселье!
– Ну, а меня раздражает этот базар, – тихо заявила Лиат. – Лучше пойдем все вместе в сквер и там Шахар расскажет нам о своей поездке в спокойной обстановке. Ты уж постарайся, все-все красочно опиши, а что забудешь – то добавит Галь, не так ли?
– Все расскажу, как на духу, – улыбнулся Шахар.
* * *У металлической решетки, отделявшей школьный двор от улицы, располагался палисадник, засыпанный иглами росших там в изобилии сосен, окруженный кустарниками и заставленный скамейками. Здесь даже в самое пекло стояла умеренная температура благодаря обильной тени, а мощные стволы деревьев защищали от душного ветра и гари с проезжей части. Это место было словно сокровенным уголком всей школы, островком уединения. Там-то и расположилась на одной из скамеек неразлучная шестерка, когда неожиданно отменили один из уроков, обрадовавшись возможности побыть наедине.
Кроме них никого рядом не было. Слышались лишь гулкие отзвуки моторов машин, проносящихся по ближайшей городской трассе. Время близилось к полудню, душное солнце стояло в зените, и развесистые кроны сосен, подобно крыше, оттеняли серовато-желтый фон, через который прорезался свет, посылая на друзей широкие полосы тени.
Шахар, присущим ему сдержанным тоном, рассказывал о незабываемом времяпровождении среди средневековых крепостей, замков романтической эпохи и современных музеев, кафе и магазинов стран центральной и западной Европы. Он путешествовал с родителями на взятом напрокат автомобиле. Поскольку все они прекрасно знали английский язык и ориентировались по картам, им не составило труда находить дорогу к достопримечательностям, гостиницам и городам. Такого моря удовольствия он никогда не получал.
Но и по пути, добавил парень, он не забывал о них, своих дорогих товарищах, и каждому привез сувенир. И, вынув из своего ранца сверток, Шахар принялся одаривать друзей. Его подарки были подобраны со вкусом, отличались изяществом и оригинальностью, и как будто несли в себе очарование тех мест.
– Шахар, где ж мои сигары? – шутя бросил Хен, благодаря приятеля за сувенир.
Он затянулся своим "Парламентом".и протянул пачку Шели. Больше в компании никто не курил.
– Ты еще маленький, – засмеялся тот. – Какие тебе там сигары?
– Зато ты у нас большой, – не полез за словом в карман Хен.
– А почему ты задержался? – спросил Одед. – Насколько я знаю, ты прилетел еще вчера.
– Проспал, – нарочито тихим, извиняющимся голосом ответил Шахар, и серьезно добавил – Я, действительно, прилетел вчера после обеда, и очень устал с дороги. А еще, меня навестила моя любимая, – довольно сказал он, погладив Галь по голове. – Вот и проспал. Подниматься вообще не хотелось.
– Вот, теперь вы меня понимаете? – подхватила его разулыбавшаяся девушка.
– Галь, а тебе что привезли? – полюбопытствовала Лиат, увидев, что та ничего не приняла из рук своего парня.
– Обручальное кольцо! – шепнула ей на ухо Шели, и обе захихикали.
– Завидуете? – зардевшись, воскликнула Галь, вспоминая изысканное изделие из богемского хрусталя в форме сердца, инкрустированный флакончик духов и много-много красивой и сексуальной одежды, преподнесенные ей Шахаром накануне. – Ну, тогда держитесь! – С этими словами девушка достала пакет с фотографиями: – Кто здесь считает, что из меня может выйти фотомодель?
Все сразу же подняли руки.
– Значит, слушайте! Пока ты, Шахар, катался по Европе, я часто ездила на пляж. Однажды, ко мне там подошел один молодой человек с профессиональной камерой и спросил, не буду ли я так любезна попозировать ему…
– Ого! Это уже материал для прессы! – расхохотались Хен и Шели.
– Да нет же, просто он искал своих будущих моделей, скажем так, – пояснила Галь, вызвав новую вспышку дружеского смеха.
– Я уже тебя ревную, – заметил Шахар, которого простодушие его любимой девушки всегда умиляло и забавляло. – Но хоть что-нибудь стоящее из этого получилось?
– Судите сами, – с уверенностью сказала Галь, раскрыв пакет.
Крупные фотографии пошли по кругу. Запечатленная на них молодая девушка выглядела великолепно. Ее точеная фигурка в купальнике цвета морской волны вырисовывалась на фоне бескрайней водной глади как тело античной богини. Она полулежала на мокром песке у самого берега, выразительно опираясь на руку и обратив лицо к вечереющему небу, а легкий ветер ласково развевал ее короткие влажные волосы. Сколько жизни, сколько чувственности было в этой фотографии, которая, несомненно, могла бы попасть на престижную выставку! Тот фотограф, кем бы он ни являлся, все-таки был настоящим художником.
Галь вопросительно взглянула на товарищей. Она увидела то, что хотела увидеть: пять пар глаз были восхищенно устремлены на нее. Громкие возгласы поощрения ласкали ее слух. Девчонки – Лиат и Шели – наперебой хвалили ее за грациозность, артистичность и своего рода смелость, причем громче всех одобряла ее Лиат. Хен, с присущим ему нахальством, звучно цокал языком и присвистывал от оригинального зрелища. Шахар поцеловал пышную макушку Галь и сказал, что ей-таки удалось его поразить.
Лишь Одед никак не среагировал. Он глядел расширенными зрачками на любимое лицо, запечатленное на снимке, и только долгий зачарованный взгляд мог передать его чувства. Он молчал скорее из боязни выдать себя предательской вибрацией в голосе, чем от робости, наиболее сильно проявлявшейся тогда, когда все вокруг перекрикивали друг друга. Впрочем, все, что он сейчас хотел бы сказать Галь, уже высказали за него другие.
– Ты оказалась в нужное время в нужном месте, – подвела итог Лиат. – Снимок просто потрясающий.
В продолжении слов Лиат, Галь взяла одну из копий и протянула ее обнимавшему ее Шахару, который вспыхнул до самых корней волос. Приятели, кто со смущением, кто с легкой завистью, смотрели на этих двоих.
– Шахар, что надо сказать? – подколола юношу Лиат.
Но, вместо банального «спасибо», тот с трудом изрек, что был сейчас в полном шоке.
– А чем ты шокирован, если можно спросить? Это ж подарок твоей любимой девушки, – подчеркнула Лиат со всей строгостью.
– Именно тем, что моя любимая девушка всегда преподносит мне сюрпризы.
– Ты же знаешь: у меня нет секретов ни от тебя, ни от этих нескольких ненормальных, – ласково сказала Галь, широким жестом руки показывая на обступивших их товарищей.
После этого разговор перешел на другие темы. Ребята наконец-то стали делиться друг с другом своими приключениями во время каникул, о которых не мыслили упомянуть в классе, ибо в них было слишком много нескромного. Хен первым рассказал, как он с Авигдором и Раном играл в футбол бутылкою из-под крепкого спиртного, предварительно распитой на троих. Вся компания покатилась со смеху, представляя себе это зрелище: пьяный Хен с его вечной сигаретой в зубах и два его друга-шалопая, гоняющие бутылку!
Шели не осталась в долгу, и воодушевленно рассказывала о бесконечных дискотеках до зари, на которых отрывались самые разные типы, и на которые она попадала лишь "воровскими".методами, потому, что охранников больше интересовало то, что ей еще не исполнилось восемнадцати, а не то, что ей близок этот мир.
Шахар похвастался, что сдал на права вождения мотоциклом, и упомянул о своем первом выезде, – он оказался на миллиметр близок от нарушения, и надо же было, чтоб это засекла дорожная полиция! Конечно, он сам же и выкрутился, но его ощущение было таким, что его права ему только показали, но не дали попользоваться ими всласть.
Что касалось Галь, то более интересной истории, кроме как про то, как ее фотографировали, в ее арсенале не нашлось, и поэтому она вместе с Лиат критиковала изречения друзей, не пропуская ни одной фразы. Самым спокойным – как и самым правильным – был, естественно, Одед, и он просто внимательно слушал.
Потом они начали строить планы о времяпровождении в начавшемся учебном году. Каждая идея подвергалась бурным обсуждениям. Галь и Лиат очень хотелось сохранить традицию пирушек на дому или на лоне природы в их узком кругу. Но ищущая новшеств Шели предлагала более разнообразные способы тусоваться, например, наконец-то освоить «Подвал», и еще ряд ночных заведений в центре города. Не оставшийся в стороне Хен особенно настаивал на варианте всем шестерым отправиться в поход на несколько дней, с палатками и спальными мешками. С тех пор, как в прошлом году школа организовала им четырехдневную экскурсию с кемпингом, он буквально потерял голову от этой затеи, и всячески норовил повторить ее в любое время. Не самый увлеченный турист Одед ужасно воспротивился этому. Он бы скорее предпочел купить себе абонемент в кино или в театр, на что Шахар ему шутя ответил, что все их обсуждения как лучше провести этот год вместе взятые и были сплошным спектаклем, перед которым поблекла бы любая театральная постановка.
– Знаю: ты утомился от нас, – сказал он Одеду в заключении, дружески хлопая его по плечу.
– Почему же? – удивился Одед, хотя ему стало неловко. – Нисколько.
– Мы вечно таскаем тебя за собой, – пояснил свою мысль Шахар.
– Я рад составлять вам компанию, – ответил тот, – несмотря на то, что мы все такие разные.
– Вот-вот! – подхватила Галь. – Кто бы мог подумать, что мы, такие разные, создадим такую сплоченную компанию? Угораздило же нас записаться вместе в наш седьмой класс! Сколько же лет прошло с тех пор?
– Пять, – быстро сосчитала Шели.
Пять. Эта цифра заставила всех задумчиво переглянуться. Да, уже без малого пять лет члены шестерки считали друг друга своими самыми близкими и преданными друзьями. Их жизнь протекала в совместных развлечениях, и, даже если выпадали загруженные учебой дни, они находили способы делать их такими, чтоб в конечном счете получать от них удовольствие. Например, если Шели и Галь штудировали какой-нибудь нудный предмет на пару, то они заодно не могли не пройтись по училке этого предмета и по всем связанным с ней школьным сплетням.
– Пять, – как эхо, повторила Лиат. – Но мы с тобой, Галь, всех опережаем.
– С нами не потягаешься, – подтвердила та кивком головы. – Мы с тобой, так сказать, с горшка.
– У меня есть предложение, – заговорил Шахар. – Давайте все сфотографируемся. У меня остался лишний кадр на пленке.
– Шахар, ты взял с собой фотоаппарат? – поразился Хен.
– Нет, я просто оставил его в ранце со вчерашнего дня. Я с этим ранцем на спине объездил всю Европу.
– Тогда давайте поищем того, кто бы нас сфоткал, – загорелась Шели. – Вот, кто нам нужен!
И она указала на случайного прохожего, не спеша шедшего мимо сквера, и звонко, но вежливо его позвала. Человек с радостью откликнулся на просьбу ребят, и даже рекомендовал, как им лучше расположиться, чтоб красиво вместиться в кадр. При расстановке Галь небрежно бросила пакет со своими фотографиями в свою раскрытую, валяющуюся на земле сумку…
В конце учебного дня, уже садясь позади Шахара на мотоцикл, на котором они уезжали к ней домой, она их спохватилась и наскоро пересчитала все копии. Одна исчезла.
Глава 2. Влюбленные
Стоял непередаваемо знойный послеполуденный час. Душный свет проникал мириадами иголок через спущенные жалюзи в скромную трехкомнатную квартиру, тишину в которой нарушало лишь тиканье настенных часов. Давно остыл остаток кофе с молоком в стеклянной чашке на кухонном столе. Раковина в ванной хранила следы утреннего умывания торопившейся в школу девушки. До возвращения с работы матери, которая, несомненно, простит ей этот беспорядок, оставалось еще несколько часов.
В полутемной комнате Галь, усиленно обдуваемой вентилятором, спелись на разбросанной кровати в жарком объятии два нагих тела. Пара возлюбленных пребывала в полном слиянии друг с другом, упивалась близостью после временного перерыва. Лучше всего это выражали тихие вздохи и стоны, напряжение мышц, глубокие поцелуи. Они двигались медленно, плавно, словно прикасаясь к стеклянным изделиям. Слов не произносилось. Пылкой страстности тоже не было. Зато был пенящийся и переливающийся поток наслаждения, при котором физическое ощущение времени перестало существовать.
Их разрядка затянулась. Оба были немного утомлены и разморены, и лениво растянулись на постели. Головка Галь прильнула к груди Шахара, и тот ласково перебирал ее пышные волосы. Галь прижималась губами к кисти его руки. Томное молчание длилось. Потом Шахар произнес:
– Мне сегодня было лучше, чем вчера.
– Да, вчера получилось быстро, – согласилась с ним девушка.
– Тебе понравилось, родная? – нежно спросил он, проведя рукой по лицу девушки.
– Он еще спрашивает, – улыбнулась она и поплотней прижалась к его телу. – Обожаю тебя!
Опять наступила тишина, во время которой Шахар пожалел, что он не курит. Сигаретка после спокойного секса была бы ему сейчас более чем кстати.
– Ты – удивительный человечек, – снова заговорил парень, обращаясь к подруге. – Никогда не перестану поражаться тебе. Дать мне при всех столь откровенную фотографию!
– Разве она тебе не нравится? – возразила девушка.
– Это совсем не тот вопрос. Конечно, нравится! Но можно было б подарить ее мне сейчас, когда мы только вдвоем.
– Лучше бы ты перестал читать мне нотации, а хоть немного польстил, – осадила его Галь, кокетливо щелкая его по носу.
– Я польщен, – покорно протянул молодой человек.
– Кстати, Шахар, не видел ли ты еще одной копии? – вспомнила она, заглянув ему в глаза. – Я точно помню, сколько всего их было. Одну я отдала тебе. Вторая – здесь, – указала она на этажерку в своей комнате, где уже красовался ее гордый снимок в богатой рамке. – Третью мама собирается отправить бабушке и дедушке. Но четвертой нет. Странно, куда она могла подеваться?
– Действительно странно, – откликнулся ее друг, выслушав ее в недоумении. – Но я честно не знаю. Тебе так важна эта недостающая копия?
– Не то, что бы. Просто обидно, что я потеряла ее.
– Не стоит обижаться. Всякое случается. Может, у нее выросли ноги и она сама отправилась искать для тебя хорошего спонсора, – разрядил обстановку Шахар.
Девушка засмеялась и прильнула губами к его губам. Он страстно ответил на ее поцелуй, и ему снова захотелось секса. Галь отдалась ему с готовностью, на которую ее толкала горячая и верная любовь.
Их многолетние отношения словно служили подтверждением того, что противоположности притягиваются.
Шахар происходил из благополучной, состоятельной семьи потомственных юристов, и был, как и его девушка, единственным ребенком. С первого класса он учился в привилегированных школах и твердо знал себе цену. Эрудированный и развитый не по годам, готовящийся пойти по стопам родителей, он всегда немного свысока взирал на ребячливых соучеников, чем заработал себе прозвище «заумник». Другим его прозвищем было «супермен», может, в силу того, что Шахар являлся еще и обладателем коричневого пояса по каратэ, к приемам которого, правда, никогда не прибегал в личных конфликтах с соучениками, считая, что они все не стоят того, чтоб применять против них те приемы, которыми он владел. Его уважали, даже боялись, но не любили. Сплоченная шестерка, в которую он входил, сформировалась не так скоро, и поэтому какое-то время парень был одинок.
И тут в его жизнь ворвалась Галь. Заметил он ее не сразу, хотя она часто говорила, что влюбилась в него в тот же миг как увидела, что это была судьба. Поначалу он знал о ней только то, что она занимала соседнюю парту с другой, очень некрасивой девочкой по имени Лиат, и всюду ходила с ней вдвоем.
Со временем, Шахар обратил внимание, с каким восхищением Галь его слушала на уроках, как уважительно о нем отзывалась. Живое участие соученицы ласкало самолюбие Шахара, придавало уверенности в себе и откликалось в нем признательностью. Он присмотрелся к ней получше и увидел, что эта девочка была писаной красавицей, и, к тому же, неглупой и способной. Так, на заре своего отрочества, он впервые заинтересовался противоположным полом. Его интерес был еще неопределенным, однако он прикипел к Галь всей душой.
Многие месяцы оба проводили время вдвоем просто как близкие приятели, не выходя ни за какие рамки, пока однажды не случился один очень странный инцидент. На прогулке по центру города, Галь, увлеченная своей болтовней, не заметила под ногами металлической проволоки, брошенной какими-то рабочими, и чуть не упала плашмя на асфальт. Шахар, шедший рядом, подхватил ее обеими руками за талию и инстинктивно прижал к себе.
И тут неясное оцепенение поразило обоих детей. Они были не в силах оторваться друг от друга. Несколько мгновений они так простояли, неподвижно, точно гранитная скульптура, борясь с влечением, толкавшим их в объятия друг друга. По улице шли десятки людей, но мальчику и девочке казалось, что весь мир вокруг стал пустынен. Жезл жизни коснулся их юных сердец, и, движимые порывом взаимной тяги, они впервые поцеловались. Им обоим тогда едва исполнилось тринадцать.
С тех пор Галь почти неотлучно была рядом с ним, и ее огромные синие глаза глядели на него всегда с обожанием и преданностью. Они удивительно гармонично дополняли один другого. Его уравновешенность и трезвость смягчались ее любвеобилием и импульсивностью поступков. Оба были счастливы, что нашли друг друга, и что их связь была на редкость постоянной в том возрасте, когда многие их сверстники были заняты в основном поисками себя.
Родители Шахара очень хорошо относились к Галь, и часто делали ей всяческие комплименты. Мама девушки тем более крепко привязалась к другу дочери, считая его уже чуть ли не членом их семьи. И Галь, пожалуй, наслаждалась этой идиллией даже больше, чем ее друг, поскольку ее чистая любовь была самым главным в ее жизни.
Вот и теперь, лежа в обнимку с Галь на ее постели, Шахар чувствовал полное удовлетворение. Неважно, что вчера несдержанная девушка, не дав ему времени отдохнуть, примчалась в его объятия, и из-за этого он сегодня проспал в школу! Он понимал, что ее нетерпеливое желание быть рядом являлось проявлением ее пылкой любви и не укорял ее за это. Он сам, за время путешествия, истосковался по стройному телу подруги, по ее поцелуям, и сейчас с безграничной отдачей восполнял упущенное. Небольшая разлука даже пошла ему на пользу: по прошествии трех недель влечение его было намного сильнее обычного. То же чувствовалось и в Галь. Сейчас им было комфортно друг с другом, как никогда.
– Забыл тебе сказать, – вдруг сказал Шахар, возвращаясь к прошлой теме. – Я успел днем съездить в ателье и проявить пленку.
– Что ж ты молчишь? – воспряла Галь.
– Дело в том, что все снимки получились великолепно, кроме одного – нашего общего.
– В скверу? Тот, который снимал прохожий?
– Да.
– Покажи, – попросила Галь.
Шахар встал, порылся в своей сумке, достал бумажный пакет, где лежали негативы пленки со снимками, перебрал их, и, найдя то, что искал, протянул девушке. Галь поднесла фотографию к лицу и скорчила гримасу.
На болезненном красновато-зеленом фоне, расположившаяся на одной скамейке их компания выглядела группой уродливых призраков. Луч солнца, попавший в кадр, словно воспаленный рубец рассекал ее надвое, проходя вертикально посередине. Улыбки друзей напоминали звериные оскалы. Могучие стволы сосен, выглядящие как темные пятна, окружали их подобно тюремным стенам.
– Что это за чертовщина? – отстранившись, пролепетала Галь. – Ты уверен, что в ателье не напортили чего-нибудь с этим кадром?
– Как? Они проявили всю пленку сразу. Все снимки из моей поездки замечательны. Только этот не удался.
– Не удался? Да это – просто ужас! Я не могу на него смотреть! Ради Бога, порви его!
Она настойчиво поглядела на своего друга, в ожидании его дальнейших действий. Тот, верный своей рассудительности, развернул негатив пленки и, приблизив его к свету, поискал глазами последний кадр. Найдя, он повернул его так, чтоб и его подруга могла посмотреть.
– Как же я раньше не заметил? – растерянно пробормотал он. – Как такое было возможно?
На негативе этот кадр выглядел еще страшнее. Изувеченное кровавое бельмо по сравнению другими с четкими, яркими и качественными изображениями.
– Это все – сегодняшняя погода, – попытался найти объяснение этому факту Шахар.
– Нет, это мистика какая-то, – возразила Галь. – Я уничтожу этот снимок, хорошо?
– Как хочешь, – пожал плечами Шахар.
Галь схватила фотографию кончиками пальцев с выражением брезгливости на лице, как если бы держала какую-то противную скользкую тварь, яростно разорвала ее, направилась в туалет, бросила клочки в унитаз и рывком опустила рычаг. Мощная струя воды закружила обрывки бумаги, но они как будто отказывались тонуть, всплывая вновь и вновь на поверхность, обращая к нетерпеливой девушке замоченное изображение перекошенных лиц ее дорогих людей. Только через несколько попыток все они медленно опустились в черную дыру, точно канули в бездну. Галь вернулась в комнату с чувством облегчения.
– Ну вот, – проговорила она, тяжко вздохнув, как будто боролась с врагом, – дело сделано.
Шахар тем временем стоял и рассматривал свои европейские снимки. К нему присоединилась Галь, и впечатление от мистически искаженного кадра мало-помалу сгладилось. Перед обоими развернулась европейская пастораль, пестрящая старинными замками, видами городов, машины, в которой путешествовало все семейство Села, и, собственно, сами путешественники. Юноша пожалел, что при нем была только последняя пленка, и что придется подождать еще, прежде чем все снимки из поездки будут проявлены.
– Надеюсь, что все они будут такого же качества, как эти, – выразил он надежду. – Ах, если бы мы были такими же специалистами как тот, что фоткал тебя на пляже! Мы, дилетанты, не умеем просчитывать итог. Выбираешь не ту позицию, ошибаешься ракурсом, и неудачный снимок тебе обеспечен.
– А я не философствую, в отличие от тебя, – пожала плечами девушка. – Если фотография плоха, я ее выбрасываю.
– Ты жестокая, я знаю, – рассмеялся парень.
– Но разве я не права? Я фотографирую то, что дорого моему сердцу, то, что мне хочется унести с собой навсегда, и мне важно, чтобы оно выглядело наилучшим образом. Чтобы и через долгое время, просмотрев свои снимки, я увидела все именно таким, каким оно было тогда. Кстати, – одернула она его, – ты еще не видел всего, что я сотворила здесь, пока ты разъезжал по заграницам!
– Что? – откликнулся заинтригованный Шахар.
И Галь, наградив его шаловливым поцелуем, шустро отодвинула нижний ящик этажерки и достала оттуда два громадных альбома, на обложках которых ярко золотистого цвета багровела надпись на английском: "воспоминания о моих наилучших днях". Один отводился всей шестерке друзей, другой – исключительно ее снимкам с Шахаром. Оба этих альбома являлись детищами ее кропотливой оформительской работы, которой она занималась во время каникул с любовью и полной отдачей. В них она собрала все самые удачные снимки, какие у нее были, начиная с их седьмого класса, рассовала по карманам в хронологическом порядке, и не просто датировала, но и описала где и при каких обстоятельствах они были сделаны.
Из боковых бумажных карманов на внутренней стороне обложки Галь сотворила настоящую сокровищницу мемуаров, положив туда конверты с любовными письмами Шахара, поздравительные открытки друзей к ее дням рождения и их очаровательные записки по разным поводам. Всевозможные блестящие наклейки, пестрые закладки, разноцветные бумажные вырезки в виде бабочек, забавных зверюшек, цветов и природных мест, прикрепленные к листам, дополняли картину.
Перед восхищенным Шахаром поплыли памятные ему фотографии с их веселых прогулок, поездок, вечеринок. Вот Галь в обнимку с Лиат и Шели возле длинного, ломящегося от закусок стола, на вечеринке в честь окончания прошлого учебного года. Вот все три девчонки и он с Хеном вповалку на засыпанной песком широкой подстилке на берегу моря – этот кадр, как он помнил, снимал Одед. Вот фотографии с празднований их именин, в которых принимали участие и другие их одноклассники; со школьных походов на фоне сказочной природы, пустых автобусов и палаточных городков – с них глядели загорелые, потные, но бесконечно довольные лица ребят с рюкзаками на спинах; со дня развлечения в аквапарке, среди которых выделялся снимок Галь, слетающей в бассейн по водному аттракциону – почти отвесной высоченной горке. А вот и они вдвоем – на природе, дома и на школьных мероприятиях – ну, просто пара голубков! На каждой их совместной фотографии рука Шахара была закинута на плечо его очаровательной спутницы, а в улыбавшихся глазах сияла гордость.
Все снимки были крупными и отличались яркостью, четкостью, великолепно запечатленными фигурами, без всякой светотени и других изъянов. Открытые лица, выразительные позы и задорные гримасы, хлещущая через пленку жизнерадостность товарищей сменяли друг друга калейдоскопом.