Жемчужина, выпавшая из короны. Любовный исторический роман

Красиво и очень реалистично!

День был постный, поэтому поужинали гречневой кашей с жареным луком и солеными огурчиками. Ну, водочки выпили, конечно – с морозу-то! Потом гоняли чаи с баранками. Прислуживал сын хозяина, худенький парень лет шестнадцати, с льняными волосами, стриженными под горшок и курносым носом. Отчего-то он был хмур и в глаза не смотрел.

– Почто такой мрачный? – спросил Данила, сам под влиянием обильной еды и водочки находившийся в прекрасном настроении.

Парень промолчал. За него ответил трактирщик:

– Да вот, поучил его сегодня отецким ремешком, а то вожжа моему малому под хвост попала: бродягою захотел стать! Желаю, говорит, весь мир обойти-объехать, море-окиян увидеть да горы огнедышащие. Во сне, говорит, видит! А увиденное в тех снах на парсунах рисует. Я-то, сперва, ругался: зряшное занятие, расход один, но, как проезжающая барыня купила две доски аж за пятьдесят рублев, а через неделю – барин немецкий ещё одну, за тридцать, так перестал. Пущай малюет, хоть и небольшой, а прибыток! А шляться по миру – блажь!

– Правда, живописец? – с интересом спросил парня Леонард, – Как звать?

– Владимиром, – коротко буркнул тот, переминаясь с ноги на ногу.

– Что ж, Володя, покажешь свои парсуны? – улыбнулся Орлов поощряюще.

Владимир пожал плечами:

– Поглядите, коли охота!

В небольшой задней комнате, судя по всему, служившей жилищем и мастерской одновременно, он, зажгя свечи в самодельных деревянных подсвечниках, сдернул мешковину с доски размером примерно аршин на восемь вершков.

Леонард ахнул: яркими красками на доске был изображен тропический остров! Волны набегали на широкий золотой пляж, окаймленный пальмами, в отдалении возвышалась конусообразная гора со снежной вершиною. Два небольших парусника в бухте великолепно передавали масштаб. Остров из его, Леонарда, сновидений! Та самая бухта, где лицедеи высаживались из длинных спаренных лодок, украшенных резьбой!

– Вот ещё, барин, – потеплевшим голосом, видя интерес поручика, сказал Владимир, поворачивая к свету новую доску.

На ней была праздничная толпа украшенных цветами и каучуковыми прозрачными шарами людей, охватывающая полукругом знакомую статую лысого господина в кургузом сюртуке. Частично виднелось и здание с колоннами при красном флаге на крыше. Ново-Мурманск! Детали были выписаны великолепно! Люди были смуглые, женщины с цветами в волосах. Леонард живо вспомнил свой сон про награждение ананасоводов.

Имелось ещё три картины, но изображали они места, незнакомые поручику: мрачные, острые скалы, о которые разбивался прибой; барханы песка, над которыми виднелись яркие купола и минареты города-крепости; озеро, с отражающимся в нем утесом и двумя львами, скрадывавшими на берегу небольшое стадо зебр. Все реалистично и мастерски исполнено.

– Вот… ты все это… во сне? И в зале тоже? – потрясенно поинтересовался Леонард, – А рисовать где учился?

– Самоучка я, – в серых глазах живописца блеснула гордость.

– Ты не самоучка, ты, брат, самородок! – строго сказал поручик, – Вот, эти две парсуны, продашь? Сто рублей даю, серебром!

– Согласен! – кивнул Владимир, вроде даже равнодушно, как будто деньги не интересовали его.

– Тогда подпиши свою фамилию и год обозначь, в уголке. Так положено.

– А какую фамилию писать? По пачпорту мы Обнинские, поелику из крепостных батя выкупился у князя, а по уличному – Смахтины! – наморщил лоб Владимир.

– Пиши обе! – подумав, решил Орлов, – Смахтин-Обнинский!

И парень, окунув малую кисточку в горшочек с черной краской вывел в уголках картин свой автограф.

– Я в Аляску еду, – после недолгого молчания сказал Леонард, – Через всю Россию и Сибирь. В Америку. Хочешь мне послужить? Полмира точно увидишь! А мешать твоим художествам я не стану.

– Я бы поехал! Служить я могу. И стряпать, и… – страстно ответил Володя, но в глазах его плеснула тоска, – Да батя не отпустит.

– А я с ним договорюсь! – весело воскликнул Леонард.

Слуга был так и так нужен, а этот парень ему сразу приглянулся, да и сны он видел те же самые, можно и обсудить иногда.

С трактирщиком удалось договориться довольно быстро. Сначала он уперся:

– Никак невозможно, Ваше благородие! Кто ж, как не Вовка, мне в трактире помогать будет? Да и прибыток от его малевания ощутимый! – он позвенел десятком империалов, полученных только что за две парсуны, – Две дочери у меня, его моложе, на них надежды мало: замуж выйдут – и нету их. А хозяйка моя едва по дому управляется: коровы, свиньи, огород… Хозяйство большое!

– Я тебе его жалование за три года вперед выплачу, – настойчиво предложил Леонард, – А потом высылать будет, сколь договоритесь. Насчет же девок… Выдай их за подходящих мужиков, да и прими зятьев в дело!

Трактирщик зачесал в затылке, активизируя сим массажем скальпа мыслительный процесс.

– Сколько же Вы ему жалованья положите? – спросил он, начесавшись досыта, – Вовка парень расторопный, смышленый да грамотный! Даже и дроби знает. В руках все так и горит!

Сговорились на семи рублях в месяц (да, Читатель, такие были ставки тогда!) на всем готовом. Леонард тут же отсчитал триста рублей золотом и ассигнациями (ассигнации шли дешевле серебра). Корявыми буквами трактирщик написал расписку.

– К сему Елпидифор Смахтин руку приложил, – шевеля губами прочел он последнюю строку, и старательно расписался.

Ударили по рукам.

– Вовка! – мощно воззвал Елпидифор, – Поди сюды!

Сын появился мгновенно.

– Вот, поедешь, значит, с их благородием господином Орловым. Служи им на совесть! – внушительно напуствовал его папаша.

Встав на колени, Владимир поцеловал отцу руку. Тот в ответ перекрестил юношу.

Переночевав, тронулись в путь ещё до рассвета. Владимир взял с собой только сменную рубаху и портки, ну, ещё портянки. Остальной его багаж составляли краски и кисти. Он смирно сидел рядом с Орловым, с любопытством вертя головой.

– Я ведь, барин, нигде допрежь не бывал, окромя нашей деревни-то! – рассказывал он застенчиво, – В 1812 её француз разорил да пожег. Князь с княгинею опосля приезжали, охали, мол, где деньги взять, имение восстанавливать? А батя и подкатился к ним, дескать: выкупиться на волю желаю! За три тыщи серебром князь вольную-то нам и подписал. Батя-то давно трактир держал, на оброке. Ну, сюда перебрались, место бойкое, аккурат четверть пути от Москвы до Калуги, многие ночевать остаются. Трактир – дело прибыльное. Батя, может, даже в купцы запишется!

Данила, тоже внимательно слушавший парня, грустил. После стольких приятных лет необременительной службы денщиком ему теперь придется возвращаться в полк… А до оставки ещё долгонько!

– Часто ты сны-то видишь? – негромко задал самый интересующий его вопрос Орлов.

– Да не так, чтобы… Когда в неделю раз, когда и реже. Иногда и так бывает: как узнаю от проезжающих про красивое место: ну, там, Санкт-Петербург, али Саратов, так молюсь на ночь Пресвятыя Богородице, чтобы хоть на краткий миг сие место увидеть. Получалось несколько раз!

– А как ты знаешь, что именно то самое место видишь? Санкт-Петербург али Москва – города приметные, а, скажем, Саратов? Откуда ты знаешь, что не Нижний Новгород? – каверзно прищурился Леонард.

– Ну, у людей же спросить всегда можно… – наивно похлопал белесыми ресницами Володя.

– Э-хм… Да, действительно! – смутился Леонард, и перевел разговор на другую тему:

– Водку пьешь?

– Нет, барин, не люблю я её!

Данила хмыкнул.

– Молодой ты ещё! Подрастешь – полюбишь…

Глава девятая

К обеду доехали до дядиного сельца Балабаново. Одним концом оно выходило прямо к тракту и длинной улицей тянулось версты три на восток, переходя в липовую аллею. Барская усадьба стояла на небольшом холме, у подножия которого раскинулся пруд, живописно окаймленный ивами – целое озерцо, населенное любимыми дядей карпами и карасями. Сейчас, зимой, пруд был расчищен от снега, и на нем катались на коньках деревенские мальчишки. Один из них, издалека увидев приближающиеся сани, рванул к подъезду – предупредить о прибытии гостей. За это полагалась награда: грошик или пряник. Так что, подъехав, поручик обнаружил на крыльце дворецкого Нафанаила и трёх лакеев. Кухаркина дочь, Агриппина, держала на подносе хлеб-соль.

– С приездом, батюшка Леонард Федорович, – тепло поздоровался Нафанаил, спускаясь с крыльца.

Агриппина с поклоном поднесла хлеб-соль. Леонард отломил корочку, окунул в солонку, положил в рот. Вкус родного дома! На секунду стало немного грустно. Проглотив хлеб под внимательными взглядами дворни, поцеловал девушку в сочные губы.

– Ух, ты, симпатичная! – и погладил по голове.

Агриппина тихонько вздохнула и на миг приникла к молодому барину всем телом.

– Здорово, молодцы! – гаркнул Орлов-младший по военному.

– Здра-жла-ваш-бродь! – весело отозвались мужики.

Леонард прошел в дом.

– Что дядя? Матрена Людвиговна? – спросил он, раздеваясь.

Один из лакеев, опустившись на колени, переобул молодого барина в ковровые домашние туфли.

– В добром здравии-с, Леонард Федорович, – отвечал дворецкий, – Сейчас как раз обед, переодеваются они.

Проведя его в столовую, где срочно ставили на стол ещё один куверт, Нафанаил деликатно встал в сторонке, у столика с напитками.

Леонард огляделся. Он не был у дяди несколько лет: то командировка в Великобританию, то война… Ничего вокруг не изменилось. Вот портреты родителей в тяжелых золоченых рамах, вот портрет самого Всеволода Никитича в парадном мундире… Ан, нет! Вот и новое! Сверкающий свежими красками портрет тёти Моти! Живописец явно польстил ей, несколько сгладив острые черты лица и добавив бюста.

За спиной раздались шаги, и Леонард обернулся. В столовую рука об руку входили дядя и его жена.

После взаимных приветствий и поцелуев сели за стол.

– Нафаня! Налей-ка нам ржаной! – распорядился Всеволод Никитич.

Мужчинам проворно налили водочки из запотевшего графинчика. Даме – белого вина.

– Ну, за государя! – поднял обязательный тост хозяин.

Опорожненные рюмки тотчас наполнили снова, ибо между первой и второй перерывчик небольшой. Не закусывая, Орлов старший чокнулся с племянником и женой:

– Со свиданьицем!

На этот раз закусили обстоятельно.

– Какие новости привез, Лёня? – вытер усы салфеткой дядюшка.

Вопрошаемый помедлил, собираясь с духом.

– Я, дядя, вышел в отставку.

– Вот это да! – выкатил на племянника глаза Орлов старший, – Ну, рцы далее!

– Это… Поступил на службу в Российско-Американскую Компанию, уезжаю в Аляску. Собственно, приехал попрощаться…

– А имение? На Мюллера оставляешь? – подался вперед Всеволод Никитич.

– Имение, увы, продадут скоро… за долги. Я хотел Вас просить: возьмите к себе все, что можно из скарба, до моего возвращения!

Новость была ошеломительная, и дядя выпил перцовки, чтобы активизировать скрытые резервы мозга.

– Однако! Ну, имение твое я куплю… наверное. Негоже в чужие руки-то отдавать! А в Аляску ты надолго ли?

– На двадцать лет…

– Н-да-а… Навряд ли увидимся… – покачал головой Всеволод Никитич.

Не проронившая до сей поры ни слова Матрена Людвиговна тихо радовалась про себя: двадцать лет – срок большой. Племянничек убывает на край Земли, когда ещё вернется, ежели вернется вообще, а значит, проблем с ним не будет в смысле наследства!

В дальнейшем разговоре Леонард изворотливо уклонился от объяснения причин, подвигших его на столь радикальные перемены в жизни. Про Ванду не рассказал – стыдно было. Поедет дядюшка в Москву и сам все узнает. А он, Леонард, будет уже далеко…

Вечером, после ужина, Володя впервые прислуживал новому хозяину: стелил постель, не доверив это горничной, согревал простыни грелкой с углями, помогал переодеваться в ночную рубаху. Свечу поместил в блюдечко с водой – на случай, если барин уснет, не загасив. На ночной столик положил книгу, указанную поручиком, и поставил чашку с водой.

– Что нибудь ещё прикажете, барин? – осведомился он деловито.

– Нет, все отлично… А впрочем… Постарайся сегодня Лондон во сне увидеть! – полушутливо посоветовал Леонард, умащиваясь на мягкой перине.

– А это чего, Лондон? Земля такая? – серьезно спросил Володя.

– Это, брат, город в Англии. Самый, слышь, большой на Земле. Река через него течет, Темз. Я там был.

– Постараюсь, барин, – коротко пообещал Володя и вышел, притворив за собой дверь.

Дворовой девушке Агриппине не спалось. Перед внутренним взором стоял статный молодой барин. Последний раз он был здесь пять лет назад, и запал в сердце девичье! Ни тогда, ни теперь он на неё, конечно, даже внимания не обратил, но сегодняшний поцелуй жег губы. Как же так, уезжает аж на двадцать лет! Оттудова даже и в отпуск не приедешь! Говорят, когда солнышко встает, в той земле, Америке, оно уже садится, во, как далеко!

Агриппине летошний год сравнялось девятнадцать. Барин уж и жениха подыскал, кузнецова сына Леонтия. На следующую осень свадьба… Но Леонард Федорович был ей мил, несмотря на свою полнейшую недоступность, а Леонтий – нет. Конечно, говорят: стерпится – слюбится… А может, удастся Леонарда Федорыча уговорить с собой взять? Стряпухой, али, там, горничной… Лишь бы рядом быть!

Не раздумывая долее, она тихонько, чтоб не разбудить мать, встала, и босиком пошла, стараясь не наступать на скрипучие половицы, в покои гостя.

Морфей уже мягкими крылами навевал Леонарду приятную дремоту. Зевнув, он отложил книгу и задул свечу. В спальне было немного душновато, перестарались, печку топивши. Откинув одеяло так, чтобы были прикрыты только ноги, он закинул руки за голову и смежил веки. Но скрипнула дверь, лёгкие шаги босых ног прошлепали по полу, и в следующий миг он обнаружил себя в объятиях крепких девичьих рук! Соленые слезы упали на его лицо. Вот это да!

– Эй! – негромко позвал он, – Ты кто такая, а?

– Агриппина я, барин! – был ответ сквозь сдерживаемые рыдания.

Леонард растерялся. Агриппина… Ну, да! Кухаркина дочь!

– Люблю я Вас, Леонард Федорович! – страстным шепотом продолжала меж тем девушка, щекоча своим жарким дыханием ухо молодого барина, – Как жить без Вас буду – не ведаю! Возьмите меня скорее, а я молиться буду Пресвятыя Богородице, чтоб дитё Ваше понести… – она принялась неумело, громко чмокая, целовать губы и щеки Леонарда.

Он осторожно обнял её. Крепкое тело круглилось под руками, но не вызывало никаких ответных чувств, кроме жалости к бедняжке. Угораздило же её влюбиться в него, бестолкового!

– Да погоди ты, Агриппина! Не надо, грех это! Да и день постный… Ничего у нас с тобою быть не может, уезжаю я… навовсе, значит. На двадцать лет!

– Ой, барин! Хоть миг, да мой! – руки девушки жадно зашарили по телу поручика, трогая за самые заветные места, но тот оставался индифферентен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.