Объединяя времена

Утром после доклада о проделанной работе я вышел в коридор пообщаться с коллегами и перевести дух. В это время ко мне подошла плачущая женщина и в слезах начала благодарить за спасение ее единственного младшего сына. Мне стоило сил успокоить ее. Из ее рассказа я понял, что не так давно у нее умер старший сын, у которого не диагностировали аппендицит. Лечился он также в инфекционном отделении. Умер от перитонита.

Когда ее сынишка выписался, она разыскала меня и с выражением материнского счастья на лице решительно вручила округлый сверток. Я решил не омрачать настроение женщины и принял подарок. Это оказался добротный пятизвездочный коньяк, который с моими товарищами на одном из уик-эндов мы пустили в дело.

Санитарная дружина

Рабочий день подходил к финалу плановых больничных событий. Хирурги собрались в ординаторской, чтобы привести в порядок истории болезни и сделать необходимые назначения постовым медицинским сестрам. Наша тройка из молодых врачей интернов старательно работала авторучками, клепая дневники, записывая проведенные манипуляции и вмешательства. В ординаторскую вошла Жанна Леопольдовна и попросила меня зайти к ней в кабинет. Я не замедлил последовать вослед.

– Из городского отдела здравоохранения пришло распоряжение выделить одного из врачей на швейную фабрику для комплектования и подготовки санитарной дружины к городским соревнованиям, которые будут в апреле, то есть через месяц. Мне направить больше некого. Ты один из интернов у нас в штате больницы, остальные прикомандированы на учебу. До двух часов дня будешь работать в отделении, а потом до пяти готовить санитарных дружинниц на фабрике. Все понятно?

– Да. А где брать учебные пособия, расходные материалы, медицинское оборудование? – решил я уточнить.

– Это все будет на месте. Директор фабрики должен обеспечить. С завтрашнего дня можешь начинать.

На следующий день в четырнадцать тридцать я уже стоял в небольшом актовом зале для проведения фабричных мероприятий. Передо мной на первых рядах сидело около двадцати молодых девчонок, начавших свою трудовую биографию сразу после школы. Директор швейного предприятия при знакомстве пояснил мне, что семейных женщин с детьми, в силу объективных причин привлечь к участию в соревнованиях нет возможности. Ну, а те, у которых дети уже взрослые, оказались либо слабы здоровьем, либо очень заняты. Методическое руководство по предстоящей работе я раздобыл в больнице.

Лица моих учениц композиционно и каждое по отдельности изображали выразительную скуку и полное отсутствие интереса к предстоящему мероприятию.

– Добрый день! – поприветствовал я своих подопечных.

В ответ прозвучало нечто минорное из нескольких голосов одновременно.

Я представился и сказал, что сегодняшнее занятие будет посвящено обретению навыков наложения повязок. Слушатели приободрились, отсканировали меня взглядами, а некоторые даже изобразили интерес. Я начал показывать, как нужно накладывать повязки на пальцы кисти, на саму кисть, на стопу, голову, суставы. Мои подшефные разделились на пары, и дружно начали тренироваться. Они поочередно наматывали бинты друг на друга. Актовый зал стал похож на лазарет. Скука и уныние аудитории куда-то исчезли.

В разгар тренировки появился директор фабрики и, увидев масштабность действия, изобразил лицом и всем своим массивным телом удовлетворение, а затем, подойдя ко мне, произнес:

– Если что- то потребуется, обращайтесь.

– На следующее занятие потребуются шины и носилки, – проинформировал я начальника.

– Распоряжусь. Все будет.

В течение месяца дружинницы переносили «раненых» через препятствия, размещали их в грузовом автомобиле и медицинском уазике, изучили медицинские укладки, надевали противогазы и средства химической защиты на время. К назначенному времени дружина была в полной боевой готовности.

В городских соревнованиях участвовало около десятка команд. Швейная фабрика по сравнению с гигантами индустрии Полоцка была маленьким предприятием, которое должно было обеспечивать массовку. Грамоты за первые два места уже были заполнены, третью оставили пустой на всякий непредвиденный случай. И вот начались соревнования. Судьи строго фиксировали время. Молодежная сборная швейной фабрики не оставляла никаких шансов возрастным степенным составам команд из других предприятий. Несмотря на ухищрения и недобросовестность судей назревал скандал: нужно было переписывать грамоты. Судейская коллегия, чтобы не упасть в грязь лицом, пошла на ухищрение и срочно заменила состав аптечек. Об изменениях девушек из моей команды не оповестили. Естественно, были сняты баллы, и в итоге команда заняла третье место. Директора фабрики распирало от гордости, а у санитарных дружинниц было смешанное чувство – и разочарование, и досада, и осознание несправедливости. Но ничего сделать уже нельзя было. Вскоре все успокоились и начали принимать поздравления от городского начальства.

Дизель-поезд и стоп-кран

Сумасшедший, влюбленный и поэт – воплощенное воображение. В. ШЕКСПИР

Она была такая же, как и другие дети: играла, резвилась, иногда ссорилась, была подвижной, общительной, не без чувства собственного детского достоинства. Почему родители назвали ее Линда? Как мне удалось выяснить, имя Линда встречается в эстонской мифологии. Линда была женой великана Калева, она же мать героя Каливепоэга. Линда на португальском языке означает предел чего-либо. В Нижегородской области есть река и населенный пункт с таким буквенным сочетанием. В дошкольном возрасте дети по-разному общаются между собой, но большей частью мальчишки с мальчишками, девочки с девочками. Интерес к противоположному полу появляется позже, где-то в младших классах и достигает своего расцвета к совершеннолетию. Однажды Линда ощутила после ссоры матери с отцом и последующего их развода, что мальчишки ей прекратили нравиться, даже стали внушать, если не отвращение, то, по крайней мере, чувство неприязни. А в старших классах у представителей мужского пола стали меняться голоса. Если раньше на уроках пения они вписывались мелодично в общий хор, то теперь наоборот хотелось, чтобы они закрыли рты и не произносили ни одного пискливого звука, похожего на петушиное кукареканье. Юноши стали быстро расти и превращаться прямо на глазах в долговязых и неуклюжих созданий с неумеренным аппетитом. У них начали проклевываться усы, на щеках и подбородках расти волосы. Некоторые стали даже бриться. Девочки же наоборот округлялись и хорошели. Мальчики теперь по-взрослому засматривались на девочек и завязывали с ними дружеские отношения. У Линды была подружка Снежана, к которой она была привязана всей душой. И когда у Снежаны появился мальчик, с которым она стала проводить больше времени, чем с ней, Линда ощутила жаркий прилив ревности. Наверное, в то время она впервые поняла, что влюблена в Снежану. У нее были даже стычки и ссоры с новоявленным другом Снежаны. Когда она поняла, что подруга отдалилась от нее, она словно заболела, стала грустной и рассеянной, но ей удалось превозмочь свои чувства благодаря общению с другими сверстницами. Линда еще не осознавала, что ее совершенно не тянет к отношениям с мужским полом. После окончания школы она долго мучилась в выборе профессии, но, в конце концов, сдала документы в медицинское училище и стала медицинской сестрой. Однажды она пошла в ресторан и там познакомилась с двумя молодыми докторами, проходившими стажировку. Потом решилась пойти к ним домой. Когда после хорошего ужина с вином дело дошло до откровенного сексуального предложения, она вдруг почувствовала приступ отвращения, вскочила, схватила свои одежки и стремглав умчалась с явочной квартиры. Удаляясь, как спринтер по улице, она слышала удивленные голоса молодых людей, выбежавших вслед за ней с целью выяснить мотив ее поступка. На работе в терапевтическом отделении она была на хорошем счету. Когда Линда смотрелась в зеркало, то с удовольствием отмечала у себя, как ей казалось, мужские черты лица. Ей нравились ее прямые брови, ровный без горбинки и не задранный кверху нос, закругленный, но не угловатый подбородок, ровное гладкое пространство щек, сжатые губы, серьезный взгляд. Вскоре она подружилась с новенькой медсестрой, принятой в отделение сразу после училища, и на первых порах помогала ей освоиться на новом месте трудовой деятельности. Ею новая подруга жила в общежитии, а у Линды была двухкомнатная квартира, которую ей оставили родители, уехавшие куда-то в сельскую местность. Линда предложила подружке жить вместе. Но, примерно, через неделю ее квартирантка почему-то вернулась обратно. Было заметно, что между ними загулял холодок. Новая медсестра старалась избегать общения с Линдой. В августе месяце в больницу прибыла целая группа врачей интернов для прохождения практики. Среди них была и Роза Давидовна Шнейдер, будущий психиатр, среднего роста, с маленькими черными волосами на верхней губе и щеках, которые ее не портили, а наоборот придавали некую пикантность. Она иногда консультировала больных с психическими нарушениями в терапевтическом отделении. Роза Давидовна своим профессиональным взглядом сразу выделила Линду среди других сотрудниц отделения, заметив в ней, как она выражалась, поведенческий эксклюзив. Постепенно от отдельных реплик в общении с постовой медсестрой Линдой Роза Давидовна перешла к беседам о жизни, а она умела это делать профессионально. Линда доверительно рассказала все о себе, о своих чувствах и переживаниях. Она привязалась к Розе Давидовне и при малейшей возможности искала с ней встречи. Общение с психиатром становилось для Линды потребностью, которая постепенно превращалась в зависимость и страсть. Ей надо было разобраться в себе. Роза Давидовна объяснила Линде, что у каждого человека, кроме морфологической и анатомической принадлежности к определенному полу существует и душевное или психическое самоощущение. У большинства людей одно соответствует другому, но у некоторых случаются сбои. Это болезнь. Механизм этих нарушений пока не раскрыт.

– Я чувствую себя такой, как есть, ничего не собираюсь менять, но я сторонюсь мужчин, они вызывают во мне противоречивые ощущения. Я не могу терпеть некоторые запахи, которые они источают, но мне нравиться иметь мужские черты характера, – делилась своими ощущениями Линда в одной из бесед с Розой Шнейдер. – Выходит, что я не такая, как все, то есть ненормальная, а раз ненормальная, значит, больная.

– Уникальность, индивидуальность, неповторимость это достояние, если помогают приспособиться в обществе и добиться успеха, а если наоборот мешают жить, то относятся к болезненным проявлениям, – поясняла Роза Давидовна.

– Похоже, что жизнь так устроена, что одним все, а другим остальное, то есть отходы от пиршества. Не приспособился – умирай. Я же в школе учила биологию, знаю про теорию Дарвина.

– У людей, как существ обладающих разумом, все не так. Существует целая социальная система помощи детям, старикам, инвалидам, больным. Ты же здорова, имеешь образование, место работы, круг общения. А с личным самоощущением надо тебе, прежде всего, самой разобраться.

Если хочешь, я поговорю с заведующим психиатрическим отделением, и мы тебя обследуем в стационаре.

– О, нет! В психушку не пойду.

– Можно в амбулаторном порядке сделать электроэнцефалографию, обследовать гормональный фон…

– Да, не делайте вы из меня больную! Можно мне иногда только с вами встречаться? – с надеждой в голосе спросила Линда.

– Конечно, можно, – ответила доктор Шнейдер и отдала Линде истории болезни, в которых она оставила свои консультационные записи.

Время летело стремительно. Прошелестел багряной листвой октябрь, стало хмуро, дождливо, зябко и сыро. В ноябре начал периодически выпадать снег и пропадать в слякоти дорог. Зимой большинство врачей-интернов занялось личным самоопределением: девушки выходили замуж, парни женились. Состоялась помолвка и у Розы Давидовны с одним из местных соплеменников. В силу разных причин Линда не смогла уже так часто, как ранее встречаться со своим доктором, поэтому она стала писать ей письма со своими откровениями. Линда не была лишена дара образности, и послания у нее получались яркими и чувственными. Она открытым текстом не писала о своей любви, но эта душевная волна прорывалась почти в каждой строчке лирическим орнаментом. В начале июня группа интернов садилась в дизель-поезд, чтобы выехать в областной центр с отчетами о проделанной работе и полученных практических навыках. Среди них была и Роза Шнейдер. Я со своей женой сокурсницей и другом Ефимом Новоселовым, проходившим подготовку по психиатрии, уселись на скамью неподалеку. После объявления диктора о начале движения поезд медленно двинулся с места и стал набирать обороты. Вдруг через мгновение произошло резкое торможение. Поезд остановился. Через открывшиеся створки тамбурной двери в вагон быстро вошла Линда, отыскала взглядом Розу Шнейдер, подошла к ней и уселась напротив. Из ее глаз текли слезы. Роза Давидовна тоже была сконфужена.

– Я вас люблю! – сквозь слезы проговорила Линда.

Дальше наступила минута оцепенения у всех, кто наблюдал эту сцену. В вагоне появились в железнодорожной форме двое мужчин и одна женщина, подошли к Линде и спросили:

– Это вы сорвали стоп-кран? Предъявите свой билет!

– Я сейчас выйду, – ответила Линда. Затем, повернувшись к своему доктору, тихо сказала: – Прощайте!

За окном мелькали деревья, лужайки, домики, по небу плыли белые облака. Мы долго смотрели в окна, не проронив ни слова. Разговор что-то не клеился.

Постскриптум

Кто-то из знакомых дал совет матери Линды свезти дочь к деревенской старушке шептунье, как ее называли местные. После длительных препирательств и уговоров девушка согласилась. Бабуля побеседовала со своей пациенткой, напоила чаем, все хорошенько расспросила, оставила на ночевку. Выяснила также, что ее отец часто ссорился с матерью, бил ее до синяков и крови, а потом бросил, найдя себе новую жертву. Психика Линды была травмирована. С собой Линде она дала настой трав, рассказала, по сколько капель надо ежедневно употреблять. Порекомендовала сменить ей место работы и прийти через месяц.

При повторной встрече Линда с трепетом в душе поведала целительнице, что у нее словно пелена упала с глаз, что она совсем по-другому теперь смотрит на мир и видит себя в нем. Вскоре она вышла замуж за одноклассника и родила сына.

Диктофонный центр

Сколько времени необходимо врачу тратить на больного? Начальники от медицины и специалисты по организации здравоохранения устанавливают и обосновывают нормы приема больных в поликлиниках, рассчитывают нагрузку врачей в стационарах и требуют, как показывает жизнь обоснованно, фиксировать каждый момент в контакте с больным письменно. Так сколько же времени нужно врачу на одного больного? На первом этапе ровно столько, чтобы поставить правильный диагноз! Ни более, ни менее. Иногда это может занять одну-две минуты при ранениях с острыми кровотечениями, повреждениях, асфиксиях, когда промедление смерти подобно. В других случаях, наоборот торопить умозаключение не следует, а есть смысл использовать все современные методы диагностики и лабораторных исследований. Далее следует второй врачебный этап траты времени на больного – подготовка к оказанию и само оказание ему помощи. Остановка наружного кровотечение может занять несколько минут, а, например, подбор и пересадка органа несколько месяцев и даже лет. На третьем этапе в послеоперационном периоде или после проведения интенсивной терапии врачу необходимо уделять время мониторингу возможных осложнений и далее контролировать ход выздоровления и реабилитации. Итак, как же дать врачу больше времени для занятия искусством врачевания? Над этим вопросом вдохновенно ломал голову главный врач полоцкой городской больницы имени вождя мирового пролетариата в начале восьмидесятых годов и решил осуществить одну идею, благо были богатые спонсоры в лице руководителей полоцких преуспевающих предприятий. Идея заключалась в создании диктофонного центра. Врачи в ординаторских поочередно должны были наговаривать в микрофоны тексты дневников, эпикризов и при необходимости прочих документов.

Борис Шульман, врач-интерн по хирургии перебирал кипу бумаги, выискивая свою дневниковую распечатку за вчерашний день. Найдя ее, он радостно улыбнулся, так как осталось только прочитать текст, и приклеить. Он начал читать про себя, лицо его сделалось озабоченным, потом взял ручку и начал исправлять орфографические и смысловые опечатки. Печатный текст запестрел от внесенных исправлений.

– Ничего не пойму. Ну, и печатают, – через некоторое время послышался его возмущенный голос. – Жалобы на понес и челую роту.

– А что тут понимать? – отвлекшись от работы с историями, ехидно ухмыляясь, сказал Сапожков Александр, который как и многие из нас, в следующем году призывался на два года в армию. – Жалобы на понос у целой роты! Ха-ха-ха…

Захохотала вся ординаторская.

– Я чувствую, что ты уже готов к армейской службе, – пытался парировать Борис. – Так что же я диктовал? – Наконец, догадавшись, радостно произнес: – Жалобы на понос и частую рвоту. Исправляем…

– А у меня вместо «эпигастральной» напечатали «астральной», вместо «медиально» «миндально», а червеобразный отросток стал «чертообразным», – начал перечислять ошибки хирург Стасевич.

В это время подошла заведующая отделением и заявила:

– Истории с исправлениями принимать не буду. Или переписывайте от руки, или отдавайте на перепечатку.

Надо отдать должное машинисткам: с каждым днем они делали все меньше ошибок. Там, где они не понимали продиктованной информации, оставляли пробел, чтобы нам можно было вписать слово или предложение от руки. Однако, диктофонный центр, по сути, ничего не решал, а только создавал путаницу. Во всех экстренных случаях истории болезни по-прежнему оформлялись авторучками, масса всевозможных журналов, велась, как и раньше. Напрашивался вывод: ради единственно дневниковых записей и эпикризов содержать такую недешевую структуру не имело смысла. Что стало с этим экспериментальным диктофонным центром мне неизвестно, так как через несколько месяцев я вместе с другими выпускниками отбыл к назначенному месту работы и службы.

Врачебный экстрим

Интернатуру Ефим Новоселов проходил в городе Полоцке вместе с группой однокурсников. Четверка молодых врачей специализировалась по хирургии, один по травматологии, трое по терапии, двое по психиатрии. У всех, кто не подлежал призыву на армейскую службу, было уже определено место работы. Летом после сдачи экзамена по избранной специальности они должны были убыть по предназначению. Общежитие от больницы не предоставлялось, по сему интернам приходилось снимать жилье. Камский и Новоселов за умеренную плату обосновались на соседних улицах. К началу седьмого года обучения они еще не были женаты, но именно в этот период интерны за редким исключением решали свои семейные проблемы. Новоиспеченных докторов пока еще общей практики руководство медицинских учреждений нагружало по полной программе и без всяких снисхождений. Многочисленные общественные поручения, несомненно, затрудняли обретение необходимых навыков, но с этим приходилось мириться, как с объективной данностью. Вместе с Ефимом делу психиатрии обучалась Роза Шнейдер, незамужняя, но уже имевшая на примете соплеменника из местных жителей, который был гораздо старше ее и пережил неудачную пробу в браке. Новоселов переписывался с однокурсницей, которую отправили в другую область. Церемониальное свадебное мероприятие у них было назначено на весну. Камский определил свое семейное положение в начале зимы. Пока вчерашние студенты еще были холостяками, они собирались вместе, на дни рождения. Но это случилось лишь пару раз.

В тот день Камский ассистировал в онкологии вначале на удалении желудка, затем помогал заведующему на операции экстирпации прямой кишки. Всего пришлось простоять за столом около девяти часов. На съемную квартиру Игнат пришел уставший. Поджарив себе яичницу на сале и разогрев картошку, быстро употребил свой энергетик и рухнул на тахту. В это время раздался звонок, но его Игнат уже не слышал, так как был полностью во власти подсознания. Хозяйка, пожилая одинокая женщина, открыла дверь. На лестничной площадке стоял Новоселов. Так как он ранее бывал у Игната и был знаком с владелицей квартиры, то та его пропустила без вопросов. Услышав звук открывающейся двери в комнату, Камский проснулся и посмотрел на своего товарища, который был непривычно взволнован.

– Привет, Игнат!

– Привет!

– Не помешал?

– Мы хирурги привычны к побудкам. Да еще успею до утра выспаться. У тебя что-то случилось?

– Да, в общем, ничего особенного, но неприятно.

– Ну, не тяни, выкладывай! Сейчас я чайку заварю.

Камский отправился на кухню и поставил на плиту греться чайник, Ефим сел на стул за столом в комнате Камского. Через несколько минут Игнат принес две чашки с ароматным напитком и пачку шахматного печенья.

– А у тебя что-нибудь покрепче нет?

– Ефим, ты же не пьешь!

– Есть повод.

– Неужели такой серьезный?

– Стресс надо снять.

– Есть полбутылки водки, со дня рождения осталась.

– Налей рюмку!

Игнат достал из шкафчика бутыль и стопку, налил другу. Тот залпом выпил, поморщился и зажевал печеньем.

– Ну, посвящай в курс дела!

– Понимаешь, несколько дней назад поступил к нам на лечение больной с алкогольным психозом. Употреблял без перерыва больше недели. Амбал, каких я еще не видел. Два с хвостиком ростом, размах плеч чуть ли не метр. В морской пехоте служил. Ну, я снял интоксикацию, прокапали его, контакт доброжелательный установился. Я предложил ему провести несколько сеансов гипноза, чтобы снять зависимость. Он, как мне показалось, даже обрадовался. Все шло как обычно. Я погрузил его в сон, затем начал потихоньку подводить к пониманию вреда алкоголя и отвращения к нему. И вот тут он взбесился, схватил меня за грудки, пуговицы халата сразу посыпались, распрямился и поднял меня, упер головой в потолочный угол. Его глаза были бешеные, безумные, словно что-то ищущие. Со стола посыпалась документация, папки и все что стояло. Я подумал, что все, кранты. На шум прибежала медицинская сестра и позвала санитаров. Вчетвером его едва скрутили и то после введения седативного препарата. Придя в себя, он уже ничего не помнил.

– Да, неприятный момент. Мне Бахтин рассказывал про твой сеанс с Благининым? Там тоже было что-то похожее.

– Ну, так он только матюгнулся.

– Я полагаю, что ты интенсифицируешь процесс. Хочешь сделать все максимально быстро. Надо как-то смягчить методику.

– Да, у меня уже больше десятка успешных результатов.

– Как говорится, человек – это загадка, ответы у которой всегда разные. Тут не угадаешь. Психофизика. Может еще стопочку?

– О, нет! И так нарушил свою жизненную установку. Да, люди непредсказуемы, как и все случайности. Ладно, я пойду.

Друзья расстались. Камский поставил будильник на шесть ноль-ноль и погрузился в сон, чтобы утром в обновленном состоянии духа приступить к делам.

Интерны тоже женятся

Первый и, как оказалось, решительный удар по холостяцкому положению врачей интернов из числа мужчин, набиравшихся опыта в городской больнице, нанес Камский. Он полагал, что неплохо устроился, так как снял отдельную комнату у одинокой уже в годах женщины за умеренную плату в пятнадцать рублей. Но потом начали возникать некоторые сложности: дважды молодой доктор не досчитывался нескольких купюр из своих скромных сбережений, но отнес это на свою забывчивость или неточность при подсчете. Но потом пропала целая треть средств, взятых у родителей для обручальных колец на свадьбу с Сильвией. К этому времени хозяйка подселила к себе свою племянницу непонятного поведения, у которой был ребенок, где-то и кому-то оставленный на попечение. Обеих Игнат несколько раз заставал в нетрезвом состоянии. С хозяйкой состоялся не очень лицеприятный разговор, но в ответ послышалось, мол «деньги надо лучше прятать, а не оставлять в тумбочке». Ситуация прояснилась. Оставаться после торжества на этой жилой площади не хотелось. Сильвия решила пожить некоторое время, пока не найдется подходящее жилье, на старом месте, а Камский перебрался к своему товарищу Ефиму Новоселову.

В тот период, когда Камский ютился у своего друга, все свободное время он отдавал поиску жилья. Ефим в очередную пятницу уехал домой, а возвратился только в понедельник в приподнятом настроении. На правой руке у него сверкало золотым отливом обручальное кольцо.

– Поздравляю тебя Ефим с окончанием холостяцкой жизни! – сказал ему Игнат при встрече.

– Спасибо. А ты, как я вижу, уже собрал вещи.

– А что их собирать, полчемодана.

– Нашел квартиру?

– Да, на краю города и без удобств.

– Не лучший вариант. Может мне уступить вам, а я в ординаторской поживу?