Невеста палача

Фортуна улыбнулась ему, две выпавшие шестерки принесли первую победу, Богша скрипнул зубами, подвинул одну монету в сторону соперника. Везение продолжилось, последующие коны сопровождались новыми кругляшками, двигающимися ближе, палач выбрасывал кубики с шестерками, победоносно скалился, раздражая знакомца, к великому ужасу которого, ни один его бросок не оказался выигрышным. В скором времени монеты Богши, все до единой перекочевали к Гордею. Довольная улыбка расцвела на его смуглой физиономии, глядя на кучку денег, он с жаром потирал ладони.

– Чего зубоскалишь? – гневно выпалил Богша, злоба клокотала в груди.

– Чего не зубоскалить? Не я ж продулся! Двоим за вечер! – съязвил палач, сунул монеты в карман.

– Ну, знаешь! – громыхнул приятель, ударил кулаком по столу, вскочил и подался к выходу.

– Богша, постой, ты чего? – крикнул Гордей вдогонку, но тот отмахнулся, и яростно хлопнув дверью, выскочил из кабака. – Ну и проваливай!

– Со мной сыграешь? – вопрос прозвучал где-то рядом, палач обернулся.

Иноземец в странном одеянии стоял подле него, широкополая шляпа по-прежнему бросала тень на незнакомое лицо, смазывая черты. Алчная искра блеснула в глазах Гордея, удача сопутствовала ему в игре, монеты чужака сами покатятся в его карманы, надо соглашаться.

– От чего ж не сыграть, сыграю, – палач кивнул на пустой стул ушедшего переваривать досаду приятеля.

Константин снял шляпу, перчатки, положил на стол, в движениях прослеживались покой и уверенность. Кто-то их выпивох громко хохотнул, стукнул кружкой по дереву, Гордей вздрогнул, резкие звуки всегда его раздражали.

– Правила знаешь? – бесцеремонно спросил он.

– Знаю, – присев, ответил Князь.

– А есть у тебя на что играть?

Колдун вынул из складок плаща довольно увесистый кожаный мешочек, золотые монеты сверкнули в тусклых бликах зажженных свечей кабака, звеня, упали на стол.

– Устроит? – спросил Князь.

– Меня-то устроит, – палач пожирал глазами богатство иноземца, – да только не смогу предложить тебе равного…

– Тогда прировняем твои монеты к моим, – предложил незнакомец.

– А тебе выгода какая, если так?

– Дело не в выгоде.

– В чем же тогда?

– В удовольствии, азарте…

– Ну, если дело в этом, – пожал плечами Гордей, вдаваться в подробности не хотелось, блеск золота отвлекал, – ходи первым.

Уверенным, твердым жестом, Темный Князь взял кости, и, не перемешивая, бросил. Кубики выбили чуть слышную дробь, покатилась, резво перевернулись.

– Ишь ты, – прищелкнул языком Гордей, рассматривая три выпавшие из возможных четырех шестерки, – прытко начал!

– Твоя очередь, – лицо незнакомца оставалось бесстрастным.

Одним грубым движением палач сгреб шестигранники, потряс, швырнул, брови его угрюмо сдвинулись в кучу, ни одной выигрышной цифры не выпало, первый бросок оказался неудачным.

– Нет, так дело не пойдет, – пробубнил он, положил одну монету-чешуйку ближе к иноземцу, – бросай, че ждешь-то!

Игра продолжилась, раз за разом колдун выбрасывал выигрышные шестерки, раззадоривая, раздражая соперника до тех пор, пока не увидел, что тот, разочаровавшись готов отказаться от продолжения. Пришло время ослабить хватку, несколько конов подряд он подтасовывал кости, позволяя сопернику обыграть себя. И как только азартный запал палача достиг необходимого пика, Князь решил изменить условия игры.

– Бросай, – нетерпеливо рыкнул палач, глядя на шестигранники, уныло перекатывающиеся в пальцах незнакомца, бросать игральные предметы тот не спешил.

– Довольно, – резко сказал колдун, отложил кубики в сторону, – рассвет близится, устал я, идти пора.

– Куда идти? – запротестовал Гордей, он горы свернуть готов, нельзя чужаку позволить сорваться с крючка. – Струсил что ли? Боишься, что я все денежки у тебя выиграю?!

– Нет, не боюсь, – от спокойного тона соперника палачу стало не по себе. – Предлагаю сыграть последний раз, да только не по одной монете, а все сразу на кон…

Гордей, не раздумывая, согласился, фортуна благоволит, отчего не воспользоваться. Он достал все имеющиеся деньги, сдвинул в середину стола.

– Давай! – пылко сказал он, звериная ухмылка кривила физиономию.

– Погоди, так дело не пойдет, – лукаво проговорил Константин, хитро прищурившись, – теперь и мне выгодно сыграть хочется.

– Но это все, что у меня есть, – пожал плечами палач.

– Думаю, у тебя есть еще кое-что, способное заинтересовать меня!

– И что же это? – насторожился мужик.

– Девушка, что живет в твоем доме, голубоглазая, светловолосая…

– Даринка? – Гордей догадался, к чему клонит незнакомец. – На нее играть не стану.

– А если добавлю еще золота? – Князь достал мешочек, намного больше первого, потряс им, монеты зазвенели, распустил завязку, высыпал половину содержимого на стол.

– Все одно – не стану, – заупрямился палача, при этом жадно взирая на образовавшуюся золотую горку.

– Как знаешь, – деланно согласился Константин, рисовано положил ладонь на монеты.

Гордей мучительно наблюдал, как от него ускользает шанс, выиграть богатство иноземца, способное обеспечить ему безбедную жизнь. Здравый смысл шептал, что он поступает верно, отказываясь от денег, не рискует лишиться любимой невесты в случае проигрыша. Но алчность, желание наживы, азарт, да и хмель от выпитого за вечер хлебного вина, ударившая в голову, заставляла пересмотреть, изменить принятое решение, согласиться на последнюю игру, и получить все, став удачливым победителем.

– Погоди! – наконец не выдержав, крикнул он, как раз в тот момент, когда незнакомец уже собрался отправлять золотые монеты обратно в мешочек. – Погоди! Согласен!

– Согласен рискнуть, и в случае проигрыша отдать мне девушку, живущую в твоем доме? – громко спросил Князь, привлекая внимание зевак, и без того разместившихся неподалёку от них, и с любопытством следивших за игрой двух противников, на протяжении всего времени, что те играли.

– Да, – выдавил Гордей, нахмурился.

– Скажи яснее, чтобы все слышали и от слов своих ты не отступился, – настаивал колдун, словно подтрунивая над противником.

– Я согласен, – раздраженно выпалил палач, – если продуюсь, отдам выигранные монеты и свою невесту Дарину тебе, иноземец! Но если выиграю, то ты отдашь мне все золото, которое сейчас при тебе, до единой монетки!

– Договорились!

– Первый бросок за мной, – распорядился Гордей, быстрым движением сгреб кубики, принялся усердно трясти их в руках. – У кого больше шестерок выпадет, за тем и победа!

С этими словами он швырнул шестигранники на деревянную поверхность стола, присмотрелся, и чуть не подпрыгнул на месте от радости, обнаружив, что на трех костях оказались заветные числа. Он выиграл! Почти выиграл! Поскольку шанс выбросить сразу четыре шестерки за один кон невелик, если ни совсем невозможен.

– Что ж, – Константин медлил, давая сопернику возможность насладиться мнимой победой, – моя очередь.

Легко подхватив кости одной рукой, не тасуя, колдун небрежно выронил их, кубики рассыпались на плоской поверхности, прокатились и все четыре легли шестерками вверх. Наблюдавшие за игрой зеваки охнули в один голос, устремив взгляды на проигравшего палача, в воздухе повисла гробовая тишина, ждали реакции Гордея. Тот побледнел, рассеянно уставился в черные точки на белых поверхностях шестигранников, не принимая неожиданную удачу чужака.

– Я приду за девушкой через три дня, – голос Князя звучал словно издалека.

Гордей поднял голову, оторвавшись от проклятых игральных костей, вперился затуманенным взглядом в иноземца, не в силах признать поражение.

– Ничего ей не говори, – продолжал колдун, поднимаясь.

Потерянный вид мужика его не смущал, он надел шляпу, натянул перчатки, выпрямился, в глазах не светилось ликования, это продуманная, подстроенная победа, все идет по плану.

– Золото можешь оставить себе, и помни, ты дал слово… теперь Дарина тебе не принадлежит.

Развернувшись, он взмахнул длинным черным плащом и скрылся за дверью кабака. Свидетели игры оставались в недоумении, возбужденно шептались, прихлебывая брагу, палач же сидел неподвижно, деньги утратили значимость, золото поблекло, он проиграл много больше. Гордей чувствовал, как ярость внутри нарастала, закипала, пока ни зарычал, словно зверь, ударенный копьем в сердце, два мощных кулака обрушились на стол, монеты подпрыгнули, деревянная кружка опрокинулась, расплескав остатки хлебного вина.

– Проклятье! – заревел он, швырнул кружку на пол и уставился на монеты взглядом, полным ненависти.

Глава 13

Вернувшаяся в Далий, после свидания с Темным Князем, Каллида, пребывала в блаженном состоянии, ожидая скорого появления излюбленного раба. Первое, что она ему поручит, это завоевание новых миров, и начать можно будет с того, откуда прибыл странный предмет, наполненный энергией невообразимой силы.

При мысли о мешочке, дарованном Константином, колдунья бессознательно подняла ладонь, слегка коснулась предмета кончиками пальцев.

– Великолепно! – пробормотала она, прикрыв глаза, наслаждаясь энергетическим потоком, струящимся от мошны.

Уединение ее прервал неожиданно прозвучавший голос мужчины:

– Моя госпожа, с возвращением, ваше присутствие истинное благо!

Каллида повернулась, в глазах блеснули гнев и неудовольствие, при виде Домитиана, вошедшего в покои большого зала, излюбленного места колдуньи, хранившего магические письмена, предметы и зелья.

– Я не звала тебя! – негодующе выпалила она, отвернулась к высокому арочному окну.

Раздражение в голосе жрицы звучало привычно, Домитиан пропустил неприветливый тон мимо ушей, прошел к центру комнаты, к массивному столу из цельного дуба, уселся на один из резных стульев с высокой спинкой.

– Не припомню, чтобы в последнее время я нуждался в приглашении, – с деланной обидой выговорил он, прищелкнул пальцами, и в руке у него тут же материализовался бокал, наполненный алым, словно свежая кровь, вином.

– Ты забываешься, Домитиан! – прошипела Каллида.

С поднятым к верху подбородком, она прошествовала к полкам с древними письменами, рукописи зашуршали под ее тонкими изящными пальцами.

– Не понимаю, чем мог я вызвать подобное неудовольствие к своей персоне? – напрягся мужчина, начиная чувствовать неподдельный гнев колдуньи.

– Тем, что всегда был слишком слаб! – брезгливо выговорила та.

Искомая рукопись показалась средь множества листов пергамента, жрица отнесла ее на стол, развернула, сосредоточенный взгляд побежал по вычурным иероглифам.

– Что это? – спросил Домитиан, старательно пряча досаду, обидные слова женщины неприятно резанули по сердцу, задели мужское самолюбие.

– Древний магический манускрипт, с помощью которого я, наконец, заставлю Армана полностью мне подчиниться, отдать волю и остаться верным на века. Слишком долго он скрывался, чтобы заставить верить тому, что теперь снова готов вернуться.

– Темный Князь дал согласие вновь служить тебе? – удивленный прислужник дернулся на стуле. – Не могу в это поверить!

– От чего же? – хмыкнула Каллида.

– Он долго и тщательно скрывался от подобной участи, а тут вдруг согласился за столь короткий промежуток времени после твоего визита. Это мало похоже на правду, моя госпожа!

– Думаешь, я этого не понимаю, – хитро улыбнулась колдунья. – Мне нужен лишь доступ к его душе через тело. Этим скоро буду обеспеченна. Остается приготовить зелье, прочесть заклинание, и как только мой дорогой Арман выпьет магический напиток, уже ничто не вырвет его из моей власти. Пусть думает, что я попалась на его уловку, так будет легче все устроить.

Прислужник отвернулся, туча негодования и злости наползла на красивое лицо, план жрицы безупречен и в скором времени претворится в реальность, Константин станет в ряды слуг Каллиды, и что тогда будет с ним, с Домитианом? Снова отойдет на второй план, будет забыт, приставлен выполнять грязную, никчемную работенку, ковырять ящерную печень, рвать крылья могильных бабочек для очередного магического зелья? Но это блекнет по сравнению с тем, что жрица перекроет ему доступ к ее безупречному телу, такому сладостному и вожделенному. Да, после любовных игр с колдуньей практически не остается жизненной энергии, жрица высасывает ее посредством интимных утех, но это не имеет значения, неделя-другая восстанавливают утраченные силы. Она приучила его к удовольствиям, похоть не унять, но оно того стоит и делиться он не намерен.

– А как же я, Каллида? – ревниво выпалил Домитиан, расправил плечи. – Столько веков служивший тебе верой и правдой! Отбросишь меня на второй план?

– Ты же прекрасно знаешь, что Арман во всем превосходит тебя, – просто ответила колдунья, – так чего же задавать бессмысленные вопросы. Если бы ты имел хоть малую часть той энергии, силы и мощи, которой он обладает, разве искала бы я его на протяжении нескольких сотен лет, разве тратила бы попусту время, вместо того, чтобы поглощать и порабощать города и даже миры?

Оскорбления сыпались на голову мужчины справедливо, но отступать он не собирался, распаленный яростью, швырнул бокал в сторону, алые капли запятнали каменный пол, резко встал, твердым шагом приблизился к жрице, грубо схватил за плечи.

– Как могут подобные слова касаться твоих уст? Оставь мысли о Темном Князе, я твой верный раб и полководец! Он не достоин тебя! А я люблю тебя! Слышишь?

Каллида молчала, презрение горело в ее глазах, но мгновение, и на лице расцвела сладострастная улыбка. Она встала на цыпочки, жгучий поцелуй опалил губы прислужника, он жадно принял пламенную ласку, думая, что женщина осознала его важность. Разбуженное желание охватило его, руки сжали податливые бедра колдуньи, притянули ближе. Погрузиться в страсть с головой не позволило тихое гортанное клокотание, долетело до его ушей, он посмотрел на любовницу, неприятный холодок пробежал по позвоночнику, остудив пыл. Жрица смеялась, глухо, надменно.

– Пойми, Домитиан, твоя любовь пустое, мне этого недостаточно, – с подчеркнутой брезгливостью сказала она, оттолкнула прислужника, шагнула назад.

Домитиан растерялся, игра, затеянная колдуньей, не укладывалась в здравом сознании. Он хотел возразить, потянул воздух и замер, в горле образовался удушливый ком, дыхание потяжелело, появилось жжение на губах и в груди, то осознал. В один роковой момент пришло осознание, гнев и ярость сменились страхом.

– Ты отравила меня! – задыхаясь, прохрипел он, ладонь обхватила глотку, словно мог нащупать невидимую удавку. – Как?

– Мой глупый, никчемный Домитиан, – промурлыкала колдунья, наслаждаясь видом растущей агонии жертвы, – ты слишком наивен. Комната переполнена ядами, ты знал это. Мне не составило труда нанести на уста во время поиска древних рукописей.

– За что? – хрипел несчастный, захлебываясь кровавой пеной, хлынувшей изо рта.

– За предательство! – неистово закричала Каллида, лицо изуродовала гримаса ненависти. – Думал, не узнаю, что ты нашел Армана задолго до того, как сообщил мне об этом? Думал, не узнаю, о попытке предупредить его, позволив скрыться? Да только ты просчитался!

– Но я пытался привести… – кровь заглушила слова, потекла по подбородку, Домитиан не смог закончить фразу, упал на колени, умоляюще глядя на жрицу.

Та оставалась непреклонной, стояла, гордо выпрямив спину, вздернув подбородок. Прислужник рухнул на пол, дрожащая рука потянулась к ее ногам, не смог коснуться, агония поглотила, сотрясла умирающее тело, отдавая смерти положенную дань.

Бывший раб затих, мертвенная бледность, стихшие хрипы, возвестили о кончине, жрица склонилась над трупом, небрежно уронила:

– Ты жалок, мой глупый Домитиан. Пришло время уступить место сильнейшему, что, наконец, сможет воплотить мои грезы в реальность. Тем более, твоей никчемной энергии абсолютно ни на что не хватало, а я крайне нуждаюсь в жизненных силах, после того, как побывала в мире теней. Долина мертвых исковеркала мою душу, пожрала энергию, увы, выдернувшая меня оттуда венария не учла подобного, за что поплатилась жизнями соплеменниц. Жаль, конечно, не своей, но это поправимо. Согласен? Молчишь?

Каллида расхохоталась, зная, что собеседник мертв и не ответит ей, склонила голову набок, заглянула в его остекленевшие глаза.

– Прощай, Домитиан, – наигранная трагичность прозвучала в ее голосе.

Труп почернел, мышцы скукожились, превратив кожу в подобие гармошки, одряхлел, ссохлось, и рассыпался прахом, оставив пыльный след фигуры человека на каменном полу. Жрица переступила через пятно, взмахом подола разметав пепел в стороны, снова перенесла внимание на древние магические манускрипты, выделанные из человеческой кожи с символами, написанными кровью, разбросанные по столу. Люди давным-давно превратили большую часть магии в нечто зловещее, способное творить мрачные дела, ублажая их алчные натуры, и Каллида с непередаваемым удовольствием поглощала плоды неосторожности венарий и человеческой подлости, корысти и жадности. Она соберет необходимые ингредиенты для зелья, и, сотворив его, отправится за Темным Князем, последует в любой мир, где бы он ни находился. Константин остался глупцом, считает, что она будет ждать его возвращения. Этому не бывать, она ускорит процесс, больше никаких уловок, обмана, ей нет равных в хитрости.

Лукавая улыбка заиграла на ее устах, схватила один из манускриптов, свернула в рулон, направилась к стенду с множеством баночек, склянок, колб, наполненных содержимым для магического варева. Золотая чешуйка венарии не помешала бы сейчас, она намного полезней и эффективней, увы, таковой в наличии не имеется, мерзкие твари навсегда перекрыли доступ к Пещере Каменного Плодородия и безграничной силе магии Омниса. Ничего, придет время, и способ отыскать и пещеру, и существ найдется, уж тогда она не упустит шанса заполучить желаемое и истребит ненавистных тварей, всех до единой.

Вспомнив о венариях, Каллида необычайно разозлилась, существа всегда выводили ее из равновесия. Эта их добродетель, искренность, жалость, вера в хорошее, бессмысленная трата времени. Чувства благодарности за спасенную жизнь она не испытывала, тени долины мертвых услужили ей больше, исковеркав душу, наполнив мраком в момент «призыва» Фиды. Ей пришлось повернуть на полпути, отвернуться от света, и тогда-то она осталась совершенно беззащитной к атакам черноты, беспомощной перед страхом и ужасом, утонув в непроглядном сумраке. Магия существа вырвала ее из адских объятий демонов, но кровоточащие раны души не зажили и по сей день. Вместо крови из них теперь сочится мрак, она заполнит им весь мир, заставит страдать каждого, кто встанет на пути.

На полках жрица отыскала необходимые компоненты для зелья, разложила их на столе, руки запорхали в воздухе, заклинание сорвалось с губ. Небольшой черный котелок, с раскаленным докрасна днищем, материализовался под действием слов колдуньи. Посудина зависла над четвероногой чугунной подставкой, запыхтела, стала потрескивать.

Каллида поочередно сложила ингредиенты в котел, прочла наговор из манускрипта, наблюдая, как, клокоча, булькая на дне сосуда, зелье набирается сил. Окончив работу, посудина опустилась на чугун, колдунья взяла пустую склянку, наполнила варевом до краев. Хищная улыбка наползла на красивое лицо, свободная рука инстинктивно потянулась к мешочку на шее, прикоснулась, и, шепча новое заклинание, жрица Далия шагнула в коридоры межмирья.

Ярость клокотала в груди палача, шагавшего домой. Мрачные, раздражающие мысли роились в его голове, подпитывая нарастающий гнев. Как он мог проиграть, да еще кому, иноземцу! Подобное просто немыслимо! Удача была на его стороне, это казалось ясным, словно летний погожий день, ведь все последние броски увенчивались успехом, каждый раз выпадала шестерка, а то и две. Да и последний бросок открыл три победоносные кости, но проклятому чужаку все же повезло больше, повезло так, как ему самому никогда не везло. И теперь придется отдать Даринку, единственную отраду его души. И дернул же черт за язык согласиться на нее сыграть. А этот иноземец будто знал все наперед, будто именно Дарина ему и была нужна, ведь золото не забрал, оставил проигравшему. Зачем, спрашивается, тогда вообще играл? Азарт! Кровь кипит! Все это пустое, словечки для головной мороки, чтобы невесту отнять. К тому же, будто насмехаясь, три дня сроку дал, чтобы помучался мужик подольше, глядя на несостоявшуюся в очередной раз супружницу, а та дороже жизни стала. А может случится так, что забудет за выигранную чужую девку, авось не придет забирать? Хотя, какой там забудет, уж больно взгляд у иноземца прошибной, решительный, как у ведьмака какого-нибудь.

Внезапно родившаяся в голове палача мысль, заставила его резко остановиться, словно прирасти к месту. А ведь и правда, чужак изредка глядел ему в глаза, но каждый раз, случись взглядам скреститься, его пробирали стуженый холод и дрожь, а на лбу моментально выступала испарина. Он списывал подобную реакцию на переживания из-за игры, но так ли это на самом деле. Ему вдруг на память пришел случай из далекого, давно минувшего прошлого, в те времена он был совсем юнцом.

В селе, откуда он родом, многие года случались вычурные дела, то воронья черного полчище, невесть откуда, налетит, тучей кружит на одном месте, то скотина передохнет в одном дворе вся разом, то собаки в одночасье выть начинают. Со временем сельчане привыкли к странностям, и все бы ничего, да только мор среди людей пошел от неизвестной хворобы. Одного мужика в лесу нашли, кожа его белее савана была, и покрыта неведомыми землистыми пятнами, остекленевшие глаза выпучены, кровью налиты, в пустоту с ужасом взирали. Через недолгое время мертвую женщину у реки обнаружили с тем же видом, как у первого покойника.

Оба мертвеца в ссоре были с местным дровосеком, тот без причины всегда странным казался, нелюдимым, дружбу редко с кем-либо водил, часто, бредя по улице, бормотал себе под нос всякую ерунду. Никто никогда на это не обращал внимания, а тут вдруг сельчане насторожились, решили мужики проследить за дровосеком. И как оказалось не зря.

Поначалу особого ничего дровосек не творил, по селу болтался как обычно, бубнил неразборчиво, людей чурался, на закате же третьего дня слежки отправился в лес. Мужики последовали за ним, держались поодаль, чтоб не заприметил.

Шел он долго, едва переставлял ноги, придирчиво разглядывал деревья с пожелтевшей осенней листвой, тянул время. Лишь дневное светило спрятало за горизонт последние лучики, остановился, положил топор на землю, достал из кармана небольшой сверток, вырыл в земле ямку, сунул тряпицу в углубление и принялся закапывать, непрерывно бормоча. Закончив дело, быстро срубил тоненькое молодое деревце, взвалил на плечо и быстрым шагом затопал обратно в село.

Мужики дождались, пока дровосек скроется из виду, раскопали свежую землю, сверток мирно покоился в углублении. Сгустившаяся темнота мрачной пеленой застилала взоры, разворачивать находку не стали, все равно мало что удалось бы разглядеть, отнесли в село, решив поутру разобраться в деталях.

Лишь утренние лучи коснулись все еще спавшей земли, как мужики, подгоняемые любопытством, собрались у избы человека, взявшего сверток на сохранение. Переступив порог избы, разом все замерли, ледяной холод сковал конечности, изморозью побежал по позвоночникам, стоило увидеть лежавшее на полу, почерневшее, бездыханное тело. Недалеко от покойного валялся размотанный сверток дровосека, тряпица хранила отрезанную голову филина, из клюва, выпачканного потемневшей сухой кровью, торчал огромный иссохший паук.

Люди шарахнулись из избы мертвеца, до смерти перепуганные зрелищем, ринулись к жилищу дровосека, вопя до хрипоты: «Ведьмак! Ведьмак!».

Селяне, разбуженные криками, выбегали на улицу, растирая сонные глаза, страхи росли, свидетели на ходу с пылом, запинаясь, повествовали о деяниях ведьмака. Когда схватили дровосека, Гордей наблюдал за возбужденной суетой, стоя неподалеку. Взгляд избитого колдуна блуждал в пространстве, ни на чем не концентрировался, отрешенный, пустой, словно у набитого соломой чучела, но наткнувшись на мальчика, изменился. Гордей ощутил злую, прошибную силу, попятился, его буквально молнией поразило, на лбу и нижней губе выступили крупные бусины пота.

Вечером того же дня ведьмак горел на костре, прах его собрали, развеяли по ветру, спустя недолгое времени жизнь в селе наладилась, но его недобрый взгляд долгое время преследовал Гордея. Жизнь текла дальше, в суете дней воспоминания постепенно угасли, затерялись в прошлом, до сегодняшнего дня, взгляд иноземца поразил его до самой глубины души, как топор, одним махом снимающий голову с плеч, осознание пришло внезапно, никаких сомнений, чужак ведом в колдовстве. И что, он должен отдать невесту нечистой силе? Не бывать этому! Но как же тогда честное слово, данное победителю? Ведь как-никак он проиграл! А что если иноземец явился за Дариной, зная наперед, что она тоже ведьма? Люд на базаре шептался про это, зыркая на нее, пальцами тыкал. Столь ли это важно? Он не отдаст невесту, не вынесет мысли, что досталась другому. Не ему, значит никому! Иного выхода не остается, он вырвет жизнь из девушки, но как это сделать и самому выйти сухим из воды? Если оплошает, всплывет правда о смерти первой жены и ему несдобровать. Но если и так, пусть, Дарине все одно – не жить!