Невеста палача

С трудом поднявшись с земли, тело ломало, болело, между крыльев по-прежнему жгло, венария поковыляла к лесу. Крик дровосека остановил ее, обернулась.

– Постой! – истерично вопил тот, размахивая руками. – Спаси меня! Не бросай!

Он израсходовал всю чешую из тряпичного мешочка на волков, но силу магии, созданную разъяренным и одновременно до смерти перепуганным существом, перебить не смог. Голодные хищники не размыкали созданный круг, пристально следили за жертвой, не давали ступить шагу, в жутком оскале обнажали белые зубы, разодравшие не одну добычу, приглушенно рычали. Они не могли причинить вреда дровосеку в образовавшемся защитном пространстве, но могли дождаться, пока тот его покинет. Несчастный был обречен, прекрасно сознавал это, пытался схватиться за последнюю соломинку, но упускал важную деталь, вина лежала полностью на нем.

Венария скривила презрительную гримасу, молебные стенания недавнего мучителя и убийцы не возымели на нее никакого эффекта.

– Спасай себя сам! – прошипела она и, не обращая больше внимания на крики дровосека, побрела прочь от печального места.

Долгий путь отнял последние силы, но цели венария достигла, родовое гнездо ждало блудную дочь, раскрыв черный объятия, до «разинутой пасти» пещеры оставалось не более двадцати шагов. Собрав волю в кулак, существо намерилось войти в темнеющий зев, но стоило сделать шаг, небо тут же разрезала яркая зигзагообразная молния, загрохотал оглушительный раскат грома, затряс землю. Испуганно шарахнувшись в сторону, венария не устояла на ослабевших ногах, рухнула на каменистую почву. Вскрикнув от боли, несчастная плотно зажмурила глаза, сконцентрировалась, сознание упорно стремилось во мрак.

– Дитя мое! – знакомый многогранный голос, сливающийся с гулом разыгравшегося ветра, пронзил разум существа подобно раскаленной игле.

– Омнис! – потрескавшиеся, пересохшие губы беззвучно обозначили имя создателя, взгляд лихорадочно метнулся из стороны в сторону, на лице читалась откровенная паника.

– Ты боишься? – голос звучал отовсюду, бархатистый, обволакивающий, навевающий тревогу. – Чего ты боишься, дитя? Наказания за бегство?

Венария вздрогнула, ощутила, как бешено заколотилось сердце, закрыла лицо руками, не в силах вымолвить хоть слово. Она же не сбегала, но и не вернулась при первой возможности.

– Отринь страхи, дитя мое, – продолжал Омнис, – все пустое, важно лишь твое возвращение, отныне ты в родной обители.

Слова не успокоили, тревога не отступила. Отняв руки от лица, существо огляделось, повсюду царил мрак, лишь мерная капель, падающая откуда-то сверху, дала понять, создатель переместил ее в пещеру. Она пошевелилась, сделала попытку подняться, и тут же застонала, боль пронзила хрупкое тельце, напомнила о ранах меж крыльев. Стон послужил сигналом, и в тот же миг из небольшой расщелины в стене вырвался пучок огня, частично осветил участок пещеры, за ним вспыхнул другой, третий, огоньки загорались часто и быстро, пока в каменном мешке стало светло как днем. Венария увидела собирающихся вокруг нее сестер, в их глазах светились ужас и сострадание, тихий жалостливый шепот, блуждавший среди подобных ей, донесся до острого слуха. Она поняла, что причиной неприятной реакции послужила ее спина, покрытая запекшейся кровью, и отсутствие немалой доли золотой чешуи.

– Что сталось с твоей чешуей? – вопрос Омниса заглушил перешептывания, существа в раз затихли, ожидая ответа сестры.

– Ее украли, – проговорила та, дрожа всем телом.

– Как ты допустила? – взревел создатель, венарии в испуге бросились в рассыпную, укрылись за ближайшими сталагмитами – Ты покинула обитель, храм магии и я простил тебе, но ты не сберегла то, ради чего была создана! Ответь, что двигало тобой? Что заставило уйти?

– Любопытство, – выдохнула венария и вспомнила Урсуса, дрожь утихла, она гордо вздернула подбородок, голос окреп, громко выпалила, – но я не жалею о совершенном поступке!

– Как смеешь ты говорить мне подобное?

– Не смею! Но говорю, ибо ослушавшись, я познала самое великое чудо!

– Чудо? Величественней магия? – в голосе создателя слышались недоверие и насмешка.

– Да, – венария стояла на своем, – намного величественней.

– И что же за великое чудо ты познала? Ради чего пожертвовала золотой чешуей? Поведай, дитя мое!

– Любовь! – воскликнула венария. – Любовь человека! Истинную любовь отца к своему чаду!

– Лю-бовь?! – протяжно выговорил создатель и расхохотался так громко, что задрожали стены пещеры.

– Любил ли ты нас когда-нибудь? – дерзнуло спросить существо, обиженное пренебрежительным смехом. – Создавши нас, даровал разум, чувства, но обрек на безрадостное существование в мрачных лабиринтах холодной сырой пещеры.

– Твои обвинения справедливы, – хохот прекратился, голос Омниса погрубел, и, к удивлению, всех присутствующих венарий, создатель материализовался перед той, которую Урсус называл именем покойной дочери, Флорией.

Огромный, высокий, достающий до потолка пещеры исполин, внушающий благоговение и трепет, пред таким впору падать на колени, прося милости. Внешне Омнис походил на человека, с одним весомым отличием, тело его гораздо мощнее, крепче, несокрушимее, лицо прекрасно, невозможно отвести взор, большие черные глаза, в обрамлении густых ресниц, блестели, безупречные ноздри на прямом носу раздувались, без единого изъяна, великолепно очерченные губы кривила легкая усмешка. На широкие плечи ему, ниспадали пряди шелковистых темно-каштановых волос, вьющихся от самых корней. Легкая белая накидка, повязанная через плечо, открывала половину могучей груди, доходила до колен и служила лишь для того, чтобы подчеркнуть божественную красоту.

– Ты пробудила мою совесть, – губ создателя коснулась едва заметная улыбка. – Отныне я буду звать тебя Фида.

– Мне уже даровано имя!

– Забудь его, оно в прошлом, – отрезал создатель, протест венарии не пошел в расчет. – Происходящее ранее, отныне утратило значение. Я сотворил вас как сосуды, хранилища магии, не дав ни имен, ни определений, ни достаточного количества знаний. Но время перемен настало. Встань же, Фида, и созови сестер.

Венария попыталась встать, ноги задрожали, стон сорвался с губ.

– Больно, не по силам.

– Встань, дитя мое, – настойчиво повторил Омнис, – раны твои исцелены, боль не потревожит.

Венария умоляюще глянула на исполина, послушалась, уперлась дрожащими руками в холодный каменный пол и оторвала тело от земли. Боль не появилась, существо увереннее стало на ноги.

– А теперь приблизьтесь все, дети мои! – позвал создатель.

Продолжая скрываться за сталагмитами, существа медлили, боязливо выглядывая из ненадежных укрытий. Реакция сестер вызвала у Фиды раздражение, трусливые создания, так всю жизнь и сидели бы в холодной норе, тихо, незамечено, она громко с осуждением крикнула:

– Вы не слышите, сестры, отец зовет вас? Приблизьтесь и исполните все, что он потребует!

– Не пугай их еще сильнее, Фида, – хохотнул Омнис, удивленный воинственностью маленькой венарии, та полна жизни, он не ждал подобного от своих творений. – Не бойтесь, дети мои, решение принято вам во благо.

Послышалось шуршание, маленькие существа выбирались из укрытий, повинуясь инстинктам, окружали Фиду, трепетно, благоговейно разглядывали создателя.

– Мне ведомо, что вы познали свободу вне стен родового гнезда, – сказал создатель, окинув взглядом сгрудившихся творений. – Пещера Каменного Плодородия была создана не только как ваша обитель, но и как защита от внешнего мира, увы, она утратила предназначение. Удерживать вас в лабиринтах я не стану, каждая отныне вольна покидать пещеру по своему желанию. Но печальный опыт в лице вашей сестры, указывает на то, что вам необходима более тщательная защита. Ведь в скором времени многие узнают о силе магии, хранимой в вашей чешуе, и возжелают получить эту силу.

В толпе послышался тревожный шепот, Омнис продолжил:

– Не бойтесь, дети мои, не ропщите, отныне вам дарована защитная магия, сокрытая на кончиках когтей, яд, способный умертвить физическую оболочку, развеять дух, сослать в небытие. Но не пользуйтесь им без надобности, ибо как смерти, так и прощения может заслуживать каждый…

В тот день венарии приобрели страшное оружие, не подозревая, что в скором времени им придется воспользоваться даром создателя.

Шли дни, существа часто покидали родовое гнездо, не рискуя отдаляться на большие расстояния. Фида больше остальных стремилась к свету, держалась обособленно, отдаленно от сестер, предпочитая уединение. Она тосковала по счастливым дням, проведенным с Урсусом, образ бывшего опекуна часто вставал перед мысленным взором, навевал печаль. Воспоминания, размышления перетекали к последним мгновениям его жизни, к людям, сотворившим зло, и ее охватывало непонимание. Доброта Урсуса ставилась на одну чашу весов, алчность, жестокость, бессердечие чужаков, причинивших ей боль, на другую. Вторая нередко перевешивала, это пугало Фиду, заводило в тупик. Если люди познают истинную силу золотой чешуи, что станет с миром?

Погруженная в раздумья, Фида сидела на большом валуне, расположенном неподалеку от входа в пещеру. Яркое солнце ласкало теплыми лучами ее задумчивое лицо, легкий ветерок касался расслабленных крыльев, трепал невысокие пучки травы, пробившихся, растущих на каменистой поверхности. Она так сильно погрузилась в размышления, что не обратила внимания на странный шелест за спиной.

– Хватай ее!

Внезапно раздавшийся крик напугал венарию, она подскочила на месте, резко обернулась, к ней тянулась пара огромных рук. Несколько взмахов сильными, окрепшими крыльями подняли ее в воздух, не позволив схватить. Обзор с высоты открыл неприятную картину, Фида окинула негодующим взглядом семерых пришельцев, рассредоточившихся полукольцом недалеко от валуна, недавно служившего ей местом отдыха. Все незнакомцы, кроме одного, чья гнусная физиономия не раз всплывала в воспоминаниях, дровосек, оставленный в окружении волчьей стаи.

– Ты,– прошипела венария, – как ты выжил?

– Узнала, – дрожь в хриплом голосе дровосека выдавала нетерпение, – ты бросила меня! Хотя я молил о пощаде!

– Пощада? – хохотнула Фида, а через мгновение лицо ее исказилось от ярости, – Ни мне, ни человеку, павшему от твоей руки пощады не было!

– Я потерял счет времени, находясь на волоске от смерти! – кричал пришелец, не слушая существо, выкатив глаза, изо рта брызгала слюна. – Эти звери смотрели на меня, как на кусок мяса, скалились и облизывались. Ты хоть представляешь, каково мне было? Но потом они ушли, внезапно ушли, а я все боялся сойти с места, боялся, что волки вернутся и сожрут меня! Они не вернулись, и я поклялся, что отыщу тебя и уничтожу, гадкая тварь! Слышишь? Я уничтожу тебя! Вырву со шкурой твою чешую!

– Ну что ж, – выплюнула Фида, – попробуй!

Венария метнулась в воздухе, устремилась к зеву пещеры, юркнула внутрь, скрывшись во мраке каменной пасти.

– За ней! Ее нельзя упустить!

Чужаки бросились в погоню, у входа в пещеру остановились, замялись.

– Как мы поймаем бестию, Тороп? – вопрос был адресован дровосеку. – В этой норе так темно, что глаза выколи, не понадобятся.

– Сейчас, – Тороп раздраженно сплюнул, извлек из-за пазухи тряпичный мешочек, – вот.

– Что это?

– То, ради чего мы сюда явились.

– Ты же говорил о богатствах, коими можно построить целый град! – возмущенно рявкнул один из соучастников, остальные раздраженно зароптали, поддерживая его.

– И я не врал! У меня чудом уцелела всего одна чешуйка, прилипшая ко дну тряпицы, она обладает чем-то непознанным и сотни таких безделиц положат к нашим ногам все богатства мира! Вот, смотрите!

Дровосек извлек из тряпичного мешочка тонкую блестящую пластинку, растер меж пальцев, приказал:

– Гори!

На ладони незамедлительно всполыхнуло яркое пламя, слепящее, мерцающее, оно танцевало в руке Торопа, не причиняя вреда. Сгрудившиеся вокруг него мужики ахнули, глаза их заблестели.

– Вот о чем я говорил! Как только мы завладеем чешуей твари, любое наше желание будет исполнено! – махнув горящей рукой, дровосек воскликнул, – Вперед!

Союзники последовали за ним, переполненные желанием обладать невероятным чудом, способным в корне изменить их жизни. Но чем дальше уходили в лабиринт, тем опаснее становилась ловушка, затеряться в мудреных коридорах по незнанию легко, и выбраться, распутать дорогу по силам лишь венариям, об этом чужаки не подозревали.

– Куда подевалась эта тварь? – скрипнул зубами Тороп, терпение его было на исходе.

– Эта тварь перед тобой! – крикнула Фида, вынырнувшая из темноты, стены отреагировали на вибрацию голоса, дрогнули, из щелей вырвались языки пламени, пространство осветилось сильнее. – И я не одна!

Семеро чужаков обернулись, почувствовав движение за спинами, воззрившись на зависших в воздухе существ, те проскользнули под потолком, преградили обратный путь. Непредвиденному повороту обрадовался лишь дровосек, глаза алчно заблестели, он запусти руку за спину, ища рапсагит, специально купленный для похода за тварью. Оружие, походившее на тонкое колесо, с натянутой тетивой, закрепленной в нескольких местах, придерживающей сотню острых тонких железных стрел, с крючковатым наконечником, небольшого размера, нацелилось на Фиду.

– Ба, какая удача, скорее доставайте мешки, улов будет крупнее, чем я мог предполагать!

– Не будь так уверен, – огрызнулась Фида, метнулась в сторону, ускользнув от стрелы, несущейся ей прямо в сердце.

– Хватайте тварей! Хватайте! – завизжал дровосек, взбешенный бездействием союзников.

Очнувшись от оцепенения, чужаки ринулись в сторону венарий, существа бросились в рассыпную, но одну удалось схватить за ногу, подтащить, крепко зажав стальной хваткой. Та закричала от боли, почувствовав, как мучитель добрался до крыльев, вывихнул, пресекая попытку вырваться, улететь.

– Не убегайте! Защищайте сестру! – крикнула Фида ретировавшимся венариям, бросилась в атаку.

Вцепившись в волосы нападавшему, выламывающему крылья существу, она с силой дернула, потянула. Тот взвыл как раненое животное, выпустил венарию, отмахнулся, потянулся к источнику страданий. Фида отпрянула, вздрогнула, голень обожгла грубая мужская рука. Взгляд метнулся вниз, сердце на мгновение остановилось, дровосек поймал ее, с довольной злорадной ухмылкой торжествуя призрачную победу. Такого она не ожидала. Ярость огненным потоком ворвалась в сознание, пальцы инстинктивно скрючились, показались острые когти.

– Ты заслуживаешь смерти, – прошипела венария, глядя прямо в глаза врага, резко подалась вперед и полоснула его когтями по лицу.

Тороп закричал, боль от царапин оказалась невыносимой, выпустил существо, прижал ладонь к ране, липкая горячая кровь потекла меж растопыренных пальцев. Ноги подкосились, он рухнул на колени, глаза полезли из орбит, кожа на лице почернела, треснула, по шее вытянулись жилы, похожие на темно-синюю паутину, подобно тоненьким ручейкам, распространились по всему телу. Крупинка за крупинкой, частицы плоти отделялись друг от друга, пока материальная оболочка дровосека не обратилась в прах, оставив дух незащищенным. Перед обезумевшей от страха шайкой чужаков предстал полупрозрачный фантом, корчившийся в муках, но и тот очень скоро растворился в пространстве.

Оцепенение, владевшее пришельцами, отступило, они сбились в кучу, осознав мощь противника, считавшегося жертвой, обнажили имеющееся оружие, клинки, острые недлинные ножи, кто-то умудрился подобрать рапсагит почившего Торопа, применить в защиту, надеясь избежать ужасов ада.

Фида расхохоталась, ее позабавила реакция врагов, ставших мишенью, эта роль предназначалась венариям, но судьба распорядилась не в пользу чужаков.

– Спрячьте это жалкое подобие когтей! – крикнула она. – И убирайтесь отсюда подальше! Магия Пещеры Каменного Плодородия предназначена только для венарий. Любого, кто осмелится прийти сюда, ждет смерть!

По щелчку пальцев Фиды, в коридорах лабиринта ведущих к выходу зажегся огонь, чужаки бросились наутек, воспользовавшись замешательством остальных существ. Вскоре по миру поползли слухи о тварях, кишащих в одной из пещер каменистого нагорья запада, имеющих золотую чешую, исполняющую желания, но обладающих странной силой, зовущейся магией, испепеляющей тело, растворяющей дух одной царапиной жутких когтей.

Повествования, окутанные тайной, проносились сквозь века, передаваясь из уст в уста. Но чем больше времени утекало, тем меньше страху нагоняли сказания о силе венарий, а любопытство подталкивало глупцов и смельчаков к действию. Кому же не хочется завладеть золотой чешуей, если таковая существует, чудом, способным даровать власть над всем миром.

Пришло время, Пещера Каменного Плодородия обнаружилась, начались набеги, венарии оказались вынужденными сражаться с варварами, жаждущими овладеть чудотворной золотой чешуей. Враги умирали, гибли и существа, редко, но этого хватило, и магия просочилась во внешний мир. Подобного не должно было произойти, роковую ошибку способную повергнуть в хаос абсолютно все, чего могла коснуться магия неверных, надлежало исправить.

День суда был определен, под покровом ночи венарии покинули обитель, смертной тенью пронестись по земле, отбирая жизни тех, кому удалось заполучить хоть одну золотую чешуйку.

Одной ночи оказалось недостаточно, пережидая дни в укромных местах, венарии снова и снова тайно отправлялись на охоту. Постепенно нараставшее любопытство заставляло существ прятаться ближе к людям, под крышей, в темных уголках комнат, изучать их. Они непринужденно наблюдали за человеческим поведением, повадками, узнавали о пристрастиях, нередко вызывавших недоумение, иногда одобрение, желание попробовать, повторить. Объятия, ласки, нежность, они никогда подобного не знали, никто кроме Фиды.

Охота кончилась, магия, по мнению венарий, оказалась в безопасности, необходимость вернуться в родовую обитель нельзя было игнорировать. Но Фида не могла последовать за сестрами, жизнь в каменном лабиринте казалась невыносимой после невероятных открытий, сделанных за последнее время. И чудеснейшее среди прочего – книги.

Часто прятавшись в замках, она часами любила наблюдать за читающими людьми, водившими пальцами по незнакомым узорчатым пятнам на белых тонких листьях. Неоднозначная реакция чтецов ее забавляла, те хмурились, улыбались, напряженно вздыхали, перебирая в уме неслучайные мысли. Ей не терпелось узнать, что же владело тем или иным человеком, держащим в руках необычный предмет, называющийся книгой. Но кто мог обучить существо читать? Пришлось воспользоваться магией.

Жажда знаний, проснувшаяся в венарии, стоило ей изучить первую книгу, оказалась неуемной. Интерес вызывали без исключений все учения, она поглощала их с невероятной скоростью, обустраиваясь в библиотеках замков богатых вельмож. Но источники быстро иссякали, приходилось искать новые места, полные непрочитанных томов.

В очередном замке, облюбованном венарией, размещалась библиотека внушительных размеров, хранившая на полках тысячи экземпляров разносторонних книг. Владелец бесценного богатства не слишком часто посещал комнату знаний, Фиде не приходилось прятаться, она беспрепятственно перемещалась от полки к полке, занимаясь любимым делом.

Но в один из дождливых вечеров, огромная дверь библиотеки с шумом распахнулась, помещение заполнили несколько слуг, зажгли множество свечей, растопили камин, а через некоторое время в комнату вошел хозяин, держа за руку маленькую девочку. Подойдя к массивному столу, выделанному из цельного дерева, располагавшемуся в дальнем углу комнаты, он присел в кожаное кресло, усадил малышку на колени, выдвинул верхний ящик стола и извлек крохотную резную шкатулку, покоившуюся на дне.

Фида, притаившись меж книг на верхней полке, с любопытством наблюдала за разворачивающейся картиной.

– Смотри, дочка, – протянул бархатистый мужской голос, – я купил ее специально для тебя.

– Что это? – спросила девочка, нетерпеливо поерзав, наблюдая, как отец приподнимает крышечку. Внезапный приступ кашля отвлек ее, ладошки прикрыли рот, пытаясь остановить хрипы, на пальчиках осели капли крови.

– Ну, ну, моя милая, – отец крепче прижал девочку, стараясь унять боль, рвущую сердце, вытер алые пятнышки носовым платком. – Погляди сюда, то, что хранится в шкатулке не простая вещица, видишь? Это золотая чешуйка венарии. Помнишь, я рассказывал тебе о них? Чешуйка обладает неведомой силой, она поможет тебе, исцелит недуг.

Фида оцепенела от ужаса, охота оказалась неудачной, магия осталась во внешнем мире. Недопустимо позволить человеку воспользоваться даром Омниса, острые когти венарии поползли наружу, но лишь один взгляд на больного ребенка, мирно устроившегося в объятиях отца, остудил ярость существа. Расправив крылья, венария спланировала вниз, взгромоздилась на массивный стол, впилась немигающим взглядом в перепуганного хозяина с дочерью. Девочка от неожиданности вскрикнула, новый приступ кашля сдавил легкие, задушил, с хрипом и стоном воздух вырывался из крохотной груди.

– Не тронь мое дитя! – закричал мужчина, прижал малышку, защищая.

– Па-па, – сквозь непрекращающийся кашель, едва вымолвила девочка, губы алели, испачканные кровью, она вытерла их ладошкой, протянула отцу, силясь показать, тяжело вдохнула и обмякла у него на руках.

– Каллида! – крик обезумевшего от страха человека пронесся по комнате, он принялся трясти ребенка, но бледное личико ничего не выражало.

– Она мертва, – прошептала Фида.

– Нет! Нет! Она уснула! Спит! Просто спит! – мужчина прижал дитя к груди, слезы катились по щекам.

– Она мертва, – громче повторила венария, но сострадание уже овладело ее чувствами.

– Что же мне делать? Я опоздал! Эта дрянь мне больше не нужна! – он с яростью швырнул на стол резную шкатулку, крышечка слетела с крохотных петель, высвободив золотую чешуйку. – Откуда ты взялась? Это твоя вина, если б ты не напугала ее, я бы успел! – крикнул он венарии. – Теперь все кончено! Кончено! Моя девочка, доченька моя…

Рыдания поглотили слова, мужчина принялся баюкать дочь, словно та действительно просто спала. Фида молчала, в памяти воскрес образ Урсуса, его страдания и сердце существа смягчилось.

– Я верну твое дитя к жизни, – необдуманно сказала венария, – но с одним условием.

Убитый горем отец встрепенулся, с надеждой выдохнул:

– Любое условие! Я выполню все, что пожелаешь!

– Лишь дочь твоя проснется от мертвого сна, я заберу ее с собой.

– Нет! Это немыслимо!

– Решай…

– Но куда? Куда ты ее заберешь?

– Туда, где никто не узнает, что она вернулась из мира теней посредством магии. В безопасное место, сокрытое от любопытных глаз. Дитя будет расти во здравии и покое, но вдали от человеческой глупости. Решай же!

– Выведи ее к свету, – прошептал мужчина, погладил крохотную головку дочери, выбора не оставалось, – верни к жизни.

Венария исполнила обещание, и как только девочка очнулась от мертвого сна, обе исчезли, не услышав клятвы отца, разыскать дитя, не смотря на предупреждения неведомой твари.

Пещера плохое место для пятилетнего ребенка, но девочка не роптала, смиренно принимая волю судьбы. Мир теней притупил память о прошлом, обрывки дней до гибели всплывали несвязными картинками. Она часто бродила по коридорам лабиринта в темноте, четко различая путь, стараясь объединить видения, увы, тщетно.

Фида восхищалась умением детеныша человека, к тому же кроха оказалась на удивление смышленой, а вот сестры негодовали. На возврат души из земель мертвых был наложен строгий запрет, его нарушили, и к прочему, свидетельство маячило перед глазами, в родовом гнезде, подобное недопустимо.

Но что сделано, то сделано, ребенок невинен, постепенно сестры смирились с присутствием девочки, тщательно оберегали тайну, наблюдали, боясь лишь одного, земля мертвых могла оставить отпечаток в душе Каллиды, способный постепенно совратить чистый дух.

Время неуклонно стремилось вперед, девочка росла, Фида обучала ее знаниям, что успела почерпнуть из книг. По началу дитя с трепетом относилась к венарии, покладисто следовало требованиям наставницы, проявляла уважение. Но чем старше она становилась, тем заметнее менялся характер, очевиднее проявлялось хладнокровие, расчетливость, не редко она раздражалась по мелочам, проявляла не свойственную ранее агрессию, хитрила, насмехалась. Ей становилось труднее уживаться в темной, холодной пещере, та была слишком мала для нее, и лишь минула одиннадцатая зима, с того момента, как Фида вернула ее из мира теней, Каллида покинула Пещеру Каменного Плодородия, унося в неизвестность знания существ о мире и одну крохотную, хитро украденную, золотую чешуйку.

Магической пыльцой беглянка воспользовалась по уму, вобрав, пусть малую, долю чар в себя, она принялась старательно развивать колдовские способности. Первое время ей с трудом удавалось подчинить магию, но упорство помогало приобретать навыки, шлифовать их, доводить до совершенства. Спустя год она с легкостью могла заворожить человека, заставить исполнить любую прихоть, ей подчинялись стихии, огонь пылал и затухал по щелчку пальцев, ветер проносился ураганом по направлению перста.