bannerbanner
Легко (сборник)
Легко (сборник)

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Я нажал на «repeat»,  послушал еще раз, и еще раз, каждый раз улавливая какие-то новые интонации в ее голосе. Время остановилось и замерло на этом автоответчике, только каленым речным песком запахло из кухни. Я побежал туда  и услышал, как голос Дины сменился голосом Алексея.

– Здравствуйте, Вадим. Это говорит бывший сосед, Алексей. Мне очень нужна помощь. Позвоните, пожалуйста, по телефону…

Я выключил газ, еще раз прослушал сообщение и набрал номер. Прозвучали гудки, затем в трубке раздался незнакомый голос:

– Я слушаю вас.

– Будьте добры, мне необходимо услышать Алексея.

– Почему вы решили, что здесь может быть какой-то Алексей? Кто это звонит?

– Это его бывший сосед. Он сам дал мне этот телефон.

– Сожалею, – ответили на другом конце провода, – но я ничем не могу вам помочь. Думаю, что ваш друг ошибся, когда называл этот номер телефона. Смею полагать, что никакого Алексея здесь нет, и никогда не будет. Всего хорошего.

Трубку положили. Я слушал гудки и видел, как дрожат пальцы, которыми оперся о стол.

20

Он появился вечером. Позвонил, молча остановился в коридоре, прислонился спиной к стене. Удивил странным сочетанием человека-тряпки с поблескивающей металлом волей внутри. Не разуваясь, прошел в комнату и сел на диван, выложив на колени кусок картона с какой-то надписью. Попросил чаю.

– Если можно, то без хлорки.

– Конечно, – согласился я. – Я теперь для чая и кофе воду покупаю. Радуюсь, что воздух бесплатно.

– Не радуйтесь, – хмуро ответил Алексей. – За такой воздух нам доплачивать надо. Хотя здесь, в Строгино, еще ничего.

– А вы теперь где? – спросил я его.

– В Люблино, пока, – ответил Алексей. – Но квартира эта моя.… Тоже пока.

– Что за проблемы? – спросил я, выставляя на стол дымящийся чай, печенье и еще что-то, в чем я не отказывал себе в бесплодном творческом одиночестве. – Опять кто-то донимает вашу компанию излишним вниманием?

– Знаете, почему я пришел просить о помощи именно вас? – спросил меня Алексей.

– Нет, – ответил я. – Единственное, что приходит в голову, это то, что больше вам попросить о помощи некого.

– Может быть, – он  задумался. – Думаю, вы подумали, что я обманул вас и решил не открывать своей тайны?

– Вы недалеки от истины, – подтвердил я.

– Да… – он помолчал, прихлебывая чай. – Так оно и есть. Зачем мне дополнительные проблемы в лице любопытного, назойливого, пусть даже никому не известного писателя? Я не слишком обижаю вас?

– Нет, – сказал я. – Если вы говорите правду, тогда нет. Хотя тот, кто говорит правду, обречен постоянно кого-то обижать. К тому же, пока вы не оригинальны.

– Нет, – не согласился Алексей. – Я – оригинален. Я сделал все, чтобы съехать отсюда. Хотя бы на время. И только потому, что ваше наблюдение могло закончиться трагически для вас.

– Значит, некоторые мои предположения оказались верны? – спросил я.

– Нет. Точнее, да, но только отчасти. На ничтожный процент. Дело в другом. Ситуация изменилась настолько, что я не справляюсь с ней самостоятельно.

– И чем же могу помочь я? – поинтересовался я. – Вы хотите, чтобы я навел порядок в вашей таинственной масонской ложе?

Алексей откинулся назад, вытер лицо платком и зачем-то приподнял и снова положил лицевой стороной вниз картонку. Я стал внимательно рассматривать его и тут только увидел, что одет он как-то необычно, нелепо и безвкусно, хотя одежду эту я видел раньше, и она мне знакома. Ну, конечно! Это была одежда того «сыщика», который уложил меня с помощью газового баллончика в бывшем проезде Художественного театра. Блестящие ботинки с тонкими узкими носами, почему-то голубые носки, клетчатые зеленоватые штаны, розовая рубашка-апаш на кнопках и темно-коричневый пиджак.

– Что? – нервно засмеялся Алексей. – Удивляет мой наряд? Не могу сказать, что моя обычная одежда выглядит более гармонично, но.…   Но это вопрос обстоятельств. Насчет масонской ложи, вы опять не угадали. Тем не менее… дело серьезное. Помогать вы мне не обязаны. Более того, вряд ли вы можете мне помочь. Но вы можете контролировать ситуацию. Вы готовы слушать дальше, или мне пора уже уйти?

Я посмотрел на его опущенные веки, он по-прежнему смотрел куда-то вниз, и подумал, что лучше бы он сейчас ушел.

– Помощи я вам обещать никакой не могу, но слушать я готов.

– Спасибо хоть на этом, – Алексей снова глотнул чая. – Но сначала я должен объяснить, почему  я пришел именно к вам.

Алексей замолчал на мгновение, закрыв глаза, как будто справлялся с нахлынувшей на него болью, затем открыл глаза и продолжил:

– В чем-то вы правы. У меня действительно никого нет.

– А ваши друзья?

– А! – махнул рукой Алексей. – Не перебивайте меня. У меня никого нет. У меня нет никаких родственников и нет друзей. Так случилось. Мои родители были людьми необщительными. Одинокими. Возможно, что и сошлись они на почве одиночества. И когда их не стало, это двойное одиночество унаследовал я. Нет. Конечно, и в одиночестве есть свои прекрасные стороны, но от этого оно не перестает быть одиночеством. И вдруг сравнительно недавно, когда жизнь повернулась ко мне самой безжалостной стороной, я обнаружил, что этого одиночества больше нет.

– И какова же моя роль в этой метаморфозе? – спросил я его.

– Самая главная, – ответил Алексей. – Ваша книга.

– Книга? – удивился я.

– Ну, журнал с вашей повестью. Извините, я не могу вернуть его вам.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Когда этот журнал вышел, я скупил некоторую часть тиража. У меня осталось не менее сотни экземпляров.

– Вы сами уменьшили вероятность успеха, – вздохнул Алексей. – Но я прочитал. Не знаю, зачем я это сделал. Возможно, потому, что, обманув вас, обещая скорую встречу, я не захотел быть обманщиком дважды. Я прочитал, и ваша повесть закончила мое одиночество. Она лишила меня его. Вы понимаете?

– С трудом, – признался я.

– Да все очень просто. Вы пишете не повести и не рассказы. Вы пишете исповеди, даже тогда, когда выдумываете все от начала до конца. Можно не соглашаться с логикой изображенных вами событий, могут не нравиться ваши герои, но забыть этого нельзя. Вы выложили всего себя на бумагу, препарировали, раскатали по строчкам текста и подали на стол. Вы знаете, почему вы не популярны? Потому что очень утомительно читать это. С чего вы взяли, что массовый читатель толпами хлынет на операционные столы, где вы обещаете выпотрошить его, даже если после этого он гарантированно испытает нечто? Никому этого не надо.… И если бы не обстоятельства, этого было бы не нужно и мне.… Но я прочитал. И одиночества своего я лишился. Вы понимаете?

Я кивнул, как завороженный глядя на этого почти парализованного собственным бессилием человека, на лице которого горели безумные глаза.

– И вот, – продолжил Алексей, – я лишился одиночества, но приобрел собеседника. Да просто близкого мне человека.

– Вам не кажется, что даже для дружеской близости нужна взаимность? – спросил я.

– Да бросьте вы, – махнул рукой Алексей. – Когда открывается книга, никто не спрашивает согласия писателя. Я сроднился с вами из-за вашей откровенности. Вы сроднитесь со мной, едва узнаете, в какое дерьмо я вляпался. Человек по природе своей склонен к жалости. И у вас, я уверен, будет возможность пожалеть меня. Знаете, что я хотел вам рассказать?

– Что? – спросил я.

Он наклонился и произнес мне в лицо напряженным шепотом:

– В действительности их нет!

– Кого нет? – не понял я.

– Их. Управляющего отделением банка. Маклера. Этого бандита. Юного ди-джея. Этой дамы. Их нет. И они есть.

– Подождите! – запротестовал я. – Я еще не понял, как это их нет, а вы уже добавляете, что их нет, но они есть.

– А вы не спешите, – посоветовал мне Алексей. – Их нет, потому что их нет в природе. Но они есть, потому что они есть. Потому что есть поступки, которые они совершают. Есть одежда, которую они носят. Есть их имена. У них есть друзья. Даже работа! Они обладают всеми качествами конкретных людей. Но их нет.

– Не понял! – раздраженно повторил я.

Алексей сидел на диване и торжествующе смотрел на меня как на школьника, впервые услышавшего от учителя, что земля – это шар, и пораженного этим обстоятельством.

– Их нет, но они есть, – снова сказал Алексей, наклонился и прошептал мне прямо в ухо. – Это я их создал. Я сделал их из себя!

21

 «Что он понимает?» – подумалось мне. Я все делаю из себя. Я становлюсь больным стариком, когда описываю старика. Я становлюсь волком, когда описываю волка. Я становлюсь женщиной, даже тогда, когда в моих рассказах ее запрокидывают навзничь и насилуют или рвут безжалостно на части. И я чувствую все это. Что он понимает в этом, если даже Ритка бросила меня из-за того, что, когда она звала меня по имени, я поднимал голову от бумаги с пустыми безжизненными глазами, потому что был кем угодно, стариком, волком, женщиной в эти минуты, но не самим собой? Я не мог разорваться надвое. А она не могла жить в пустоте. Что он в этом понимает?

– Это я их создал. Я сделал их из себя.

– Доктор Джекил, несколько мистеров Хайдов и даже миссис Хайд в одном лице? – с сарказмом спросил я его. – Это неоригинально.

– Бросьте! – повысил голос Алексей. – Доктор Джекил и мистер Хайд – это всего лишь идея, которая ничего общего не имеет с действительностью. К тому же, она основана на использовании физического мира. Опять какие-то снадобья и химикаты. Ничего этого не надо. Все здесь, – показал Алексей себе на голову. – И у вас все здесь. Только и различие, что вы выпускаете своих героев на бумагу, а я в жизнь.

– Не хотите ли вы сказать, что выпускаете в жизнь созданных вами фантомов? – удивился я.

– Фантомов? – задумался Алексей. – Нет. Это не фантомы. Это уже не фантомы. Выражения должны быть точными. Ведь слова – это выражения мысли. А мысль – это штука довольно материальная, частица божественного поля, если угодно. Сгусток мыслей – это уже личность. Нет. Они мыслят. Это уже не фантомы…

– И все-таки. Что позволяет вам утверждать, что те люди, которых я видел и даже испытал сомнительное удовольствие общаться с ними,  не материальны? Или, короче говоря, их нет…  хотя они и есть?

– Материальны… – пробормотал Алексей.  – Еще как материальны. И их растущая материальность прямо пропорциональна моей убывающей материальности. Извините меня, я лягу…

Он сбросил ботинки, бессильно опустился на левый локоть, беспомощно закинул на диван согнутые ноги, вытянулся так, что диванная подушка оказалась у него под лопатками, и запрокинул голову назад.

– Устал, – сказал Алексей и закрыл глаза. – Извините, но пока я буду говорить так. Вы знаете, что такое мозг?

– Не больше, чем об этом написано в книгах по анатомии.

– В книгах действительно написано кое-что, но что это значит по сравнению с настоящей картиной? Представьте себе, что строение дерева изучают по сантиметровому спилу, не подозревая о существовании кроны и корней. Безусловно, человеческий мозг – это чудо. Но что значит это чудо, если окажется, что мозг – это всего лишь что-то, удерживающее в себе душу человека так же, как губка удерживает воду? Вот тебе и чудо.… Попробуй, удержи ее…. А если она там не одна? Вам интересно все с самого начала? – вдруг спросил он меня.

– Да, – ответил я с некоторым недоумением, глядя на этого внезапно свалившегося на мою голову, распластавшегося на диване человека.

– С самого начала, – задумался Алексей. – Начну все-таки не с самого начала. Хотя, что есть начало, неизвестно никому. Я рано остался один, и поэтому мне пришлось полагаться только на собственные силы. В армию я не собирался, так как перенес в детстве травму позвоночника, которая до сих пор вызывает у меня сильнейшие боли. В армию я не собирался, в институт идти тоже особого желания не было. Жизнь казалась мне дорогой, которая рано или поздно приведет меня в инвалидную коляску. И вот чтобы этого, может быть, не случилось, я пошел учиться в медицинское училище возле дома. Денег на дорогу тратить было не надо. Да и возможность когда-нибудь поступить в медицинский институт, наверное, все-таки не помешала бы. Так или иначе, я стал студентом медицинского училища. Жить было на что. Я и сам не транжир, да и родители кое-что оставили. Машину собирались покупать на старости лет. Я очень поздним ребенком был. Я подумал и решил, зачем мне машина? Не лучше ли обеспечить себе экономное, но сытое существование лет на десять? А там, глядишь, и до нормальной профессии доберусь? И все бы хорошо, но, не поверите, в училище  я начал лысеть.

Алексей неловко поднял правую руку и погрузил ее в свою густую шевелюру.

– Не верите, правда? И я не верил. Только волосы начали выпадать целыми прядями, и вскоре я был вынужден носить очень короткую стрижку, чтобы не выглядеть со своей лысиной совсем уж смешно. Трагедия. Трагедия для моих семнадцати лет, особенно в коллективе, где почти все молодые прекрасные девчонки. Чего я только не перепробовал. Каким только дерьмом себе голову не мазал, ничего не помогало. Пока в полном отчаянии не вспомнил однажды своего престарелого отца. Отец мой был человеком  набожным, да не глупым. Понимал, что все мои болячки от их с матерью возраста происходят. И чувствовал, пожалуй, что недолго им с мамкой уже осталось. Все разговоры со мной разговаривал. И все эти разговоры, как я теперь понимаю, своей целью имели только одно: подготовить меня к самостоятельной жизни. Да и машину они вряд ли  на самом деле думали покупать. Мне деньги собирали…

Он замолчал, задумавшись о чем-то. Я подождал несколько секунд и спросил его:

– И что же дальше?

– Дальше? Вы не думайте, я не сплю, – ответил он, – вспоминаю….  Чаще всего отец мой повторял одни и те же слова. Он говорил, что человек может добиться в своей жизни всего, чего хочет. Главное – захотеть по-настоящему. О том, что говорил Христос своим ученикам, «если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда и туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». Может быть, я  неправильно его понял. Может быть, не о той вере шла речь. Но для меня верой всегда казалась вера в самого себя. И я подумал тогда. Если от такого количества веры сдвигается гора, то неужели от сотой ее части не исчезнут мои проблемы? Болезни мои не излечатся? Тут как раз у меня обострение случилось с позвоночником, оформил я академический на год, набрал книжек по психологии, по разным восточным наукам, стал читать. Тогда я очень своему одиночеству радовался. Ведь человек может все. Главное сосредоточиться. Но как уйти от повседневной жизни? А жизнь – это течение: выбраться на берег сложно, а  плыть и еще что-нибудь делать еще сложнее. Утонешь. А меня сама судьба на берег выбросила. Начал я тренироваться.

– С трудом себе представляю, – заметил я. – Как можно тренироваться в исполнении своих желаний?

– А вы напрасно смеетесь, – ответил Алексей. – Это очень просто. Главное, чтобы желания были простые в начале. Через некоторое время я добивался того, чтобы у меня повышалась температура какой-нибудь части тела. Внушал, что руке горячо, и ей становилось горячо. Внушал, что у меня спина мерзнет, и в теплом жилище спина моя мурашками покрывалась. Представлял себе какую-нибудь светящуюся сферу или шар и прогонял ее по всем своим сосудам и чувствовал, как она движется по телу.

– И как же это вам помогло?

– Очень просто. Точнее, не очень просто. Позвоночник-то я себе так и не вылечил тогда, слишком серьезно у меня с позвоночником было. А лысеть я перестал. И с позвоночником я бы разобрался со временем, но это психическое управление регенерацией, времени на это, думаю, десятилетия  нужны, а тогда у меня более интересные темы появились.

– И все-таки как вы вылечили облысение?

– Всего лишь кровь. Самое главное лекарство в нашем теле. После того как я научился управлять притоком крови по сосудам, всего-то и надо было – восстановить снабжение кровью теменной части головы. Луковицы волосяные ожили, и все наладилось. Я и по поводу спины таким же образом облегчение получал, только вылечиться не мог.

– И отчего бы вам не затратить еще двадцать лет, чтобы овладеть регенерацией и вылечить позвоночник?

– Что наше тело? Временное  вместилище божественной сущности? Случайное скопление измененного вещества? Вы считаете, что оно заслуживает нескольких дополнительных лет жизни, когда нечто более непостижимое и важное стоит перед нами?

– Все авторитеты в области управления жизнью, специалисты маркетинга  утверждают, что здоровье – это самое главное.

– Какие они специалисты? Они тренеры по плаванию в реке жизни. Зачем их обучение сидящему на берегу? Вы слушайте и тогда, думаю, поймете. Я вылечил облысение, уменьшил боли в позвоночнике, но я не вернулся в училище. Я увлекся.

– Чем же?

– Тайной личности. Загадкой своего «я». Одной из миллиардов загадок, но от этого не менее непостижимой.

– В чем же эта загадка?

Алексей замолчал, тяжело привстал и сел.

– Хочется полежать, но говорить легче сидя, – сказал он. – Я могу попросить у вас еще чаю?

– Конечно, – ответил я.

22

Я стал готовить чай, иногда поглядывая в комнату. Алексей опять опустился на бок и лежал неподвижно, и мне казалось, что он уснул. Поэтому я вошел в комнату неслышно и постарался не шуметь, расставляя чашки. Алексей не спал. Он открыл глаза и снова тяжело сел.

– Весь секрет в том, что мы слишком сильно привязаны к этой реальности. Наш мозг – это не окошко, открывающееся из другого мира, а тяжелый якорь, не позволяющий парить в мировом эфире….  Но это поэзия. А реальность.… Вот какова реальность. Слышали ли вы о некоторых случаях, которые стали всемирно известны, но так и не были объяснены?

– Что вы имеете в виду?

– Многое.  Женщина получила сильное сотрясение мозга, а когда пришла в себя, обнаружилось,  что она теперь говорит только по-испански, причем на диалекте, который был в ходу лет двести назад.  Ни она, ни ее родные, никто из известных ей ее предков никогда не были в Испании и не знали ни одного слова по-испански. Маленький мальчик, родившийся в индийской деревне, едва научившись говорить, утверждает,  что несколько лет назад, еще до своего рождения,  он жил в  некотором расстоянии от этого места, а затем умер. Он достоверно описывает эту деревню и даже называет имена своих родственников. Все это проверяется, находится жена этого умершего человека, и она все подтверждает.  Французский бухгалтер переносит тяжелую болезнь и в бреду считает себя морским пиратом, оперируя древними названиями такелажа, географическими терминами и историческими датами.  Этот бухгалтер никогда не видел моря и не любил читать книг.  Выздоровев, он ничего не помнит.  Этого достаточно, чтобы вы уверовали в близость таинственного, или мне продолжать дальше?

– Вы как гипнотизер, в самом деле, – улыбаюсь я. – Перечисляете эти таинственные случаи, чтобы ввести меня в экстатический транс? Пусть. Пусть все это так.  Ну и что с того? И я мог бы добавить что-то. Нострадамус, летающие тарелки, Атлантида, привидения, левитация, ясновидение. Но нам-то какое до этого дело?

– Вот-вот, – сказал Алексей.

Он опять сел и взял в руки чашку.

– Вот-вот. Именно так мы и рассуждаем. А еще чаще не верим ни во что. Или говорим: переселение душ, единое поле, теория высшего разума или высшей пустоты, оставляя пустые слова всего лишь пустыми словами. Мы запускаем жалкие механические приспособления в космос, в толщу океана, мы, как подкожные клещи, бурим и уродуем кожный покров гигантского существа – нашей планеты – и не можем понять, что величайшая загадка и отгадка и ключ ко всему здесь! – Алексей поставил чашку и постучал себя по лбу.

– Ну и что же? – я повторил его жест. – Удалось вам разгадать загадку, которая здесь?

– Смеетесь? – Алексей устало усмехнулся. – Смейтесь. Я читал вашу повесть, поэтому обидеть вы меня не сможете. Нет. Конечно, не разгадал. Но я воспользовался.

– Чем же?

– Не знаю, – пожал плечами Алексей, – но я воспользовался. Вначале это было просто. Я стал исследовать себя. Вот что это?

Он взял в руки чайную ложечку и начал покачивать ею над столом.

– Что это?

– Это? Очевидно, это чайная ложечка.

– Нет. Оценивайте предметы по их действию.

– Маятник?

– Да. Действительно. Это маятник. Хотя это условность. Один из способов исследовать самого себя. Хотя маятник и не нужен. Это механический способ. Знаете, есть такие картинки. Смотришь – ничего. Какой-то узор или однородное поле. Но если посмотреть особым образом, изменить угол зрения, фокусировку, то вдруг обнаруживаются какие-то фигуры, которых обычным зрением увидеть невозможно.

– Я знаю, рассматривал.

– Ну, вот. Наш разум чем-то похож на это. Сначала вы сосредоточиваетесь и отключаетесь от всех внешних раздражителей. Берете этот маятник или ничего не берете и прислушиваетесь к самому себе.  Погружаетесь внутрь себя. Разговариваете сами с собой. Или точнее молчите сами с собой, отключаясь от всех мыслей. И постепенно обнаруживаете, что ваше «я» состоит из нескольких слоев, составляющих, подсознаний. Как пирожное Наполеон. И эти слои отличаются от вас. Они способны давать самостоятельные ответы на заданные им вопросы. Они способны вспомнить что-то, что вы давно уже забыли. Они помнят каждый миг вашей жизни и, может быть, больше. Они могут пугаться чего-то, что не пугает вас. Совершать поступки, которых вы никогда не совершите.  Именно эти слои руководят вашими действиями в экстремальных ситуациях. Они источники паники, ужаса, ночных страхов и, в то же время подвигов или ваших внезапных и необыкновенных физических возможностей. Я многое узнал, путешествуя внутрь себя.

– И к чему же привели вас эти путешествия?

– Ни к чему, – Алексей поставил чашку и снова откинулся на спинку дивана. – Заяц в состоянии ужаса может упасть на спину и разорвать лапами брюхо лисице. Но стоит обычным инстинктам вернуться в его головенку, как он, конечно же, предпочтет удрать. Вот если бы подсознанием можно было бы управлять…

– И вы попытались это сделать?

Алексей расстегнул рубашку и  нащупал шрам.

– Видите это?

– Да, – ответил я и отчетливо вспомнил девушку в метро с точно таким же шрамом.

– Меня били, – сказал Алексей. – Я жил в обычном доме, в обычном городе, в обычной стране, которая  равнодушна к своим детям. Мне было всего восемнадцать. Мальчишка, в сущности. Я выходил из дома редко. Раз в три или четыре дня. Только чтобы дойти до ближайшей сберкассы, снять небольшую сумму с книжки и купить продукты. Они подкарауливали и били меня.

– Кто они?

– Кто? – Алексей задумался на секунду. – Обычные мальчишки. Подростки. Парни моего возраста. По-своему, может быть, неплохие ребята. Просто их подсознание бурлило. Они что-то чувствовали. Они били меня, как чужого. Знаете, среди животных бывает нечто подобное. Вороны объединяются и изгоняют, а то и убивают ворону-альбиноса только потому, что она не такая. С этим можно было бы смириться, но это не могло продолжаться бесконечно. Да и больно же было, в конце концов. Я уже не говорю об унижении.

– И что же вы сделали? – спросил я.

– Вначале ничего. Старался выходить из дома тогда, когда их не было во дворе. Но это плохо помогало. Всем как-то не было до этого никакого дела, никто не мог или не хотел мне помочь, все взрослые предпочитали этого не замечать. Однажды, чувствуя свою безнаказанность, они даже бросили камень мне в окно. И тогда я…

Он замолчал.

– И тогда вы… – продолжил за него я.

– Я знал, что сам не смогу с ними справиться. В долгие часы, когда медитировал, погружался в глубины подсознания, я мечтал о мести. И еще о друге. Мне самому не хотелось меняться. Мне хотелось, чтобы был кто-то сильный, с большими руками, который расшвыряет этих подонков по подъезду и не даст им глумиться надо мной. Я летал в небесах фантазии. Я придумал ему имя,  историю, всю его жизнь. Я наделил его внушительными бицепсами, добрыми глазами, беспощадным, отчаянным и неустрашимым характером, мгновенной реакцией и абсолютно здоровым телом. В своих фантазиях, конечно.  Я даже беседовал со своим подсознанием, как с ним. И он отвечал на мои вопросы.  Мы общались долго. Полгода. Пока он не вырвался наружу.

– То есть? – не понял я.

– Он вырвался наружу. Скорее всего, тогда его еще не было. Был какой-то контур будущей личности. Они постепенно становятся… людьми. Но они стремительно прогрессируют. Меня крепко побили. Я вошел в квартиру, умылся, с трудом остановив кровь из разбитого носа. Переоделся и сел за стол. Мучительно болела спина. Наверное, я медитировал. Потом все происходило как во сне. Я встал. Вышел из квартиры. Спустился вниз и увидел своих обидчиков. Они пили пиво и что-то бренчали на расстроенной гитаре. Мое появление их удивило. Только это удивление длилось недолго. Я сразу начал их бить. Точнее, не я…. Я смотрел.… Это было упоение местью. Я швырял их об стены. Я разбил об их головы гитару. Хорошо, что я никого не убил тогда. Один из них разбил бутылку и ткнул меня сюда, в горло. Я очнулся в больнице.

На страницу:
5 из 6